***
«Подойди с другой стороны здания к чёрному входу, возможно, потребуется твоя помощь» Эрик сперва не поверил собственным глазам. Номер Левински он удалил в порыве гнева, но история их небольшой переписки сохранилась. Ричи пришёл на матч? Что ему нужно? Здесь же полицейские, которые, скорее всего, знают, что он может показаться! — Солнышко, мы поедем или нет? — мама замерла возле машины. — Да, только без меня, — у Хартманна была минута на то, чтобы принять решение. Любопытство всё же победило. Левински просил о помощи? Это определённо касалось Алана, иначе этот человек ему ни за что бы не написал! Оглядевшись, Эрик приметил нужный поворот и бегом устремился к едва освещённой дорожке. Мама скорее всего проводила его недоумённым взглядом, но он решил, что объяснится позднее. Левински и правда ждал за углом, однако Хартманн его с трудом заметил. Выйдя из тени, Ричи без слов указал в сторону фонаря, рядом с которым толпились четверо. Они стояли всего в нескольких метрах от широкого крыльца: на двери было написано «только для персонала школы». Очевидно караулили команду красных дьяволов и были рады, что первым из всех на улицу вышел именно Алан. У Эрика в груди всё болезненно сжалось, но Ричи рванул вперёд быстрее, чем это успел сделать он. Хартманн до последнего не верил в происходящее. У нападавших в запасе было всего ничего и очень простая задача — отделать тех, кто попадётся под руку, прежде чем покажется охрана. — Пидорас вонючий! Кто-то схватил Алана за шею: он едва успел выставить перед собой руки, падая, и наверняка хлебнул дождевой воды и грязи, соприкоснувшись с асфальтом. Щёку Эрика обожгло, перед глазами всё помутилось. Мозг едва успевал фиксировать удары. Ричи дрался ловчее, несмотря на невысокий рост и худобу. — Ах ты, выблядок! — вслед за упавшим от удара Смитом, раздался крик боли и ненависти, но уши Хартманна, тем временем, вылавливали и другие отдельные слова. — Ну, я тебе устрою! Вы все поплачете! В жопу долбать тебя дружно будут! Ты у меня не просто сдохнешь, ты у меня сам о смерти просить станешь! Гнида, блять, сраная! Эрик видел, как Смит рефлекторно прикрывал лицо, но это помогало слабо, ведь они били ногами по рёбрам и в живот. Ричи уже кинулся на следующего противника, стремясь прорваться вперёд, к Алану. Хартманн скрутил руки парню напротив: тот взвыл от боли и ударил наотмашь мыском ботинка. Пришёл черёд Эрика ощутить всю прелесть обуви с железными вставками. Спустя мучительно долгую минуту кроме боли от случайно пропущенного удара больше ничего не звучало. Обида застилала взор, перемешиваясь со злобой. Она заполняла рот кровавым, с металлическими нотками, привкусом и звенела в ушах. Тело сопротивлялось отчаянно, из последних сил. — А НУ ОТВАЛИТЕ ОТ НЕГО, МУДАЧЬЁ! ЭТО НАШ ПИДОР! — Эрик вдруг отчетливо расслышал голос Джека. Хлопнула дверь чёрного хода, раздался топот многочисленных ног. Несмотря на удары и следующую за ними боль, от неожиданной фразы Громилы захотелось рассмеяться. Атака прекратилась, кажется, нападавший на Эрика переключил внимание, сочтя его «готовым». Драка переместилась ближе к крыльцу. Левински подбежал к Хартманну, схватил того за плечи и с силой вытянул вверх. Эрик даже не поблагодарил, ринувшись вперёд, к остальным ребятам. Про себя он лишь помолился, чтобы тренер дьяволов оказался где-то поблизости. Нужно было прекращать это побоище… Хартманн волновался за ребят и надеялся, что у нападавших не было при себе никакого оружия. Смит лежал на спине и предпринял тщетную попытку подняться. Закашлявшись, он сплюнул скопившуюся во рту кровь. Эрик заметил это и перепугался, что если так продолжится и дальше, то Алан потеряет сознание. С трудом удерживая голову приподнятой, Смит вдруг посмотрел прямо перед собой, словно пытался различить дерущихся. В полумраке было сложно понять, кто где, но Джек удачно выделялся из общей толпы своим ростом. Фила можно было узнать по знакомой желтой куртке. Однако Левински был весь в чёрном и сливался с окружающей обстановкой. Суматоха продолжалась ещё пару минут, а вот передышка Смита завершилась неожиданно. — Поднимайся, блядь! — к нему подошли сзади. Это был какой-то парень в кожаной куртке: он ухватил Алана за волосы на затылке и потянул вверх. Его заплетающиеся ноги с трудом удалось поставить на колени. Смит качнулся вперед и тут же взвыл от боли: Хартманну показалось, что у парня с головы выдрали клок волос прямо вместе с кожей. — Привет от Рапосо, — процедил незнакомец Алану в ухо. — Я же говорил, что люблю украшать ребят вроде тебя?! Эрика замутило, когда он увидел, как холодное лезвие ножа медленно прошлось вдоль щеки Смита и замерло, острием направленное в висок. Тело потряхивало, рвотные позывы усиливались, все внутренности словно скрутило в тугой узел. Неожиданный удар пришёлся напавшему прямо в спину. Его нож чиркнул по лицу Смита, кажется, рассекая бровь. Алан покачнулся, когда его перестали удерживать, и упал вперёд, щурясь от крови, которая струйкой потекла по виску и попала в левый глаз. — Сучара ебаная! — Левински с завидным упорством принялся колотить незнакомца, забравшись сверху. Эрик подошёл к ним на негнущихся ногах и склонился над Смитом. Позади ещё раздавались звуки ударов, но дьяволы, по всей видимости, одержали очередную победу. Через секунду Алана вырвало прямо на асфальт, и он всхрапнул, так, словно подавился. Хартманн упал перед ним на колени. — Дыши, — заговорил он, приподнимая голову Смита над вонючей лужей. Затем он бережно перевернул парня на спину. — А ну дыши, кому говорю! Голос звучал взволнованно, но твёрдо. Хартманн прикусил губу и похлопал Алана по щекам: тот не открыл глаза, но слабо застонал. Крови было много, Эрик принялся вытирать её рукавом, не раздумывая о том, что запачкается. Кажется, Смит пытался сказать ему что-то. По крайней мере звал по имени, но явно бредил. Из его груди периодически вырывались страшные рваные хрипы. — СКОРУЮ, КТО-НИБУДЬ, ВЫЗОВИТЕ СКОРУЮ! Чужой голос прозвучал так громко, что Хартманну показалось, у него вот-вот лопнут барабанные перепонки. Смит попытался пошевелиться, промычал что-то и обмяк у Эрика на руках. — Блядь, скорее! — Ричи откинул обессиленного парня в кожаной куртке на асфальт, подскочил и кинулся к Филу. Тот дрожащими руками набрал девять один один. Сообщив, что произошла драка, он посмотрел сначала на Эрика, а затем на Ричи, но задавать вопросы не решился. А может, перенервничал. Дейв блевал прямо на стену здания, а Джек придерживал Питера за плечи. Эрик мало общался с ребятами из команды, но сейчас испытывал благодарность за то, что те так вовремя оказались рядом. — Все целы?! — наконец, спросил Фил. Ответом ему послужило неопределенное бормотание. — Надо пойти к родителям. Останешься здесь? — парень обратился к Эрику. Тот не смог ответить — во рту пересохло. Кивнув, он ещё раз поглядел на бледное окровавленное лицо Смита у себя на коленях. Остальные вскоре разбрелись. Фил увёл ребят, а из нападавших сбежали почти все, кроме парня в кожаной куртке, лежавшего в отключке, и ещё какого-то доходяги, который тихонько стонал, не в силах подняться на ноги. — Хуево выглядит, — Ричи присел на корточки рядом. Хартманн вдруг вспомнил, что Левински был рядом всё это время. — Тебе разве можно здесь оставаться? — хриплым голосом поинтересовался он. — Ага. Подожду полицию, дам показания, — будничным тоном ответил тот. — Откуда ты знал, что здесь будет? — Эрик не нашёл подходящих слов. — Заметил. Услышал, что говорили игроки, — Левински уселся прямо на мокрый асфальт, достал из кармана пачку сигарет и закурил. — А полицию не боишься? — Хартманн немного разозлился. Раздражало то спокойствие, с которым Ричи сообщал эти факты. — Боюсь, — неожиданно согласился тот. — Пиздец, как боюсь. — А чего тогда здесь сидишь? — А есть смысл убегать? — Ричи грустно усмехнулся. Они ненадолго замолчали. Эрик, не стесняясь, изучал его лицо: бледное, будто у призрака. Парень сильно похудел, но болезненно не выглядел. К тому же он был абсолютно трезвым и серьёзным. К своему собственному удивлению, Хартманн, кажется, впервые видел Левински настолько адекватным. Он всё пытался понять, какие эмоции испытывает от этой встречи, как вдруг Ричи заговорил. — Извини. — Чего?! — Эрик опешил. — Чего-чего, — передразнил Левински, тихо усмехаясь. — Извини, говорю. Хартманн нахмурился, когда Смит у него на коленях едва заметно вздрогнул. Ему не было никакого дела до извинений человека напротив. Он даже ненависти как таковой к нему больше не испытывал. — Тебе насрать, понимаю, — Ричи вздохнул, словно прочитал все его мысли. — Однако нам обоим не насрать на него. Эрик проследил за его взглядом. Левински осмотрел Алана и в его глазах отразилась такая печаль, что Хартманн на мгновение даже заревновал. Вспомнилось, что Ричи сказал ему на парковке. Он любит его. — Я много дерьма ему сделал, — печаль улетучилась, в голосе Левински осталась лишь тоска. — Ему, тебе… вам. Одно дерьмо, ничего хорошего. А доходило до меня, как до жирафа, знаешь ли. Что виноват во всем только я. Что вы вместе, а я третий лишний. — Алан считал тебя другом, — заметил Эрик. — А ты… — А я вёл себя, как ублюдок, знаю, — Ричи невесело усмехнулся. — Считай эту помощь моим прощальным подарком. Но если ты позволишь, я бы поговорил с ним ещё. Когда он придёт в себя. — Почему ты спрашиваешь у меня разрешения? — Ты его парень или кто? — в голосе Левински было столько возмущения, что Эрик не нашёлся с ответом. От стен начали отражаться огни полицейских мигалок. Вскоре из-за угла показались врачи скорой, миссис Смит и ещё какие-то люди. Ричи приветливо помахал рукой офицерам и поднялся на ноги. Эрик видел, что он остался возле чёрного входа и о чём-то с ними беседовал. Однако времени подумать над его словами у него не было. Алана пришлось тащить до скорой и помогать врачам. Его мама плакала, Эрик успокаивал её, как мог. Ладонь Алана он так и не отпустил до самой больницы.***
Смит никогда не задумывался, что видят люди, находящиеся в полубессознательном состоянии. Слышат ли они, как их зовут? Чувствуют ли, как врачи поднимают и переносят их тело на носилки? Алан приходил в себя дважды. В скорой, по дороге в больницу, и в самой палате, а, может, даже где-нибудь в коридоре. Точно сказать он не мог. Яркий свет люминесцентных ламп слепил, казалось, он стонал и будто сквозь толщу воды всё же слышал голоса врачей. Там вроде бы была его мама. И ещё кто-то. Все быстро и взволнованно о чём-то говорили. Каталку трясло. Пока Алана везли, он попробовал сосредоточиться на собственной боли и почувствовал, будто кто-то держал его за руку. Сфокусировать взгляд не представлялось возможным: в ярком свете различался только чей-то смазанный силуэт. Последние слова перед тем, как Смит отключился, отпечатались в подсознании. «Вам сюда нельзя. Подождите снаружи». Он лежал и думал, что из сопровождающих его в больницу услышал голоса сразу нескольких человек. Это мама с отцом? Кто-то из школы? А, может, Эрик? Мысль зацепилась за имя, и Алан снова отчетливо увидел его лицо, как во время матча. Только ближе, будто стоял прямо напротив. Кажется, Хартманн говорил что-то, но сперва он не мог разобрать даже отдельных слов, только смотрел на шевелящиеся губы. — Не вздумай умирать, Ал, — до Смита, наконец, донесся его тихий дрожащий голос. — Не сейчас. Пожалуйста… Просто дыши! Ты просто дыши, понял? Всё будет хорошо… Всё обязательно будет хорошо! Алан кивал и верил каждому слову. Этот голос звучал слаще любой музыки, хотелось погрузиться в него целиком, раствориться в полушепоте, ощутить запах тела, тепло… Ему было тепло и спокойно.***
— Всем привет, — Виктория процедила эти слова так неожиданно и сухо, что Эрик вздрогнул, прерываясь от собственных тревог, и поднял голову на голос. — Чё как, подруга? — Мару сперва кинулась к ней, но, заметив напряженную морщинку между бровями, тут же посерьёзнела. — Ты чего? — Ничего, — огрызнулась Виктория, снимая куртку. — Плохие новости? — попытался осведомиться Эрик, за что тут же был награжден испепеляющим взглядом. Они торчали в больнице уже несколько часов. К Алану их не пускали, врачи ругались, что приёмное отделение наводнили школьники. Фила и остальных игроков из команды красных дьяволов удалось выставить за дверь только под угрозой вызвать охрану. Ребятам разрешили остаться втроём. Родители Алана были где-то в его палате и беседовали с врачами. Виктория вышла куда-то всего минут пятнадцать назад. Кажется ей позвонили. На улице лил дождь, и она сильно промокла, впрочем, вовсе не это было причиной её гнева. — Ты знал об этом… — она присмотрелась к Хартманну, будто бы ища ответ на ещё не заданный вопрос. — Ты знал, чёрт возьми, и не сказал мне! — О чём?! — он справедливо возмутился. — Его же посадят в тюрьму! — она чуть повысила голос, и Мару тут же коснулась её запястья, накрыв ладонью. — Тише! Кого посадят, Вики? — Ричи! Эрик почувствовал лёгкий озноб. Спина мгновенно покрылась мурашками, вдруг стало как-то неловко и дико слышать это имя из её уст. — Почему? — Мару принялась за допрос. — Что произошло? Подожди, солнышко, выдохни, не кипятись и расскажи все с самого начала! Хартманн принялся изучать узоры из капель дождя на стекле. Мимо них изредка ходили врачи и Виктория безуспешно пыталась говорить тише. — Ричи в полиции, и он сознался в убийстве! Я понятия не имею, как это произошло, но по словам копов у него не было сообщников: он был в какой-то квартире, где находился его знакомый, и между ними завязалась потасовка… и он… боже правый… — Виктория была на взводе. Она старалась выдерживать ровное дыхание и не повышать голоса, но выходило плохо. Эрик заметил, что уборщик, вытирающий пол в другом конце коридора уже косится в их сторону, прислушиваясь. — Вики… Чёрт подери… Когда это случилось? — спросила Мару, поглаживая девушку по плечу. — А ты! — она вдруг встрепенулась, впиваясь в Хартманна взглядом. — Ты знал об этом?! Тот подумал с секунду, а затем медленно помотал головой. — Дева Мария… — глаза Мару расширились в ужасе. — Почему он не сказал? — Виктория спрятала лицо в своих ладонях. Её плечи вздрогнули так, будто она вот-вот заплачет. — Почему не сказал, что натворил? Эрик ещё раз прокрутил в голове складывающуюся картину. Ричи кого-то убил. И обо всём этом, наверное, было известно и Алану. — Пиздец, — подытожил он. В голове крутилось с тысячу мыслей, Хартманн тщетно пытался представить, как Ричи умудрился убить кого-то, и в каком он был состоянии, чтобы вообще осмелиться?! Выходит, он прятался всё это время совсем по другой причине, и дело было не только в наркотиках! А ведь всего каких-то пару часов назад, Эрик решил, что в нём больше не осталось ненависти. Он отпустил всё это… Решил, что дальше будет разбираться сам, и Левински больше не сможет помешать. К Ричи он испытывал только жалость, усугубляемую тем, что Виктория, которая плакала напротив, так или иначе имела к нему какие-то чувства. — Плевать… — помолчав с мгновение, девушка убрала руки от лица и напоследок похлопала себя по щекам, будто собираясь с силами. — Плевать, — сказав это, Виктория обратилась к Эрику. — Знаешь… это даже хорошо, что я была не в курсе. Иначе я бы снова начала жалеть его и потом проснулось бы это блядское желание помочь… И я бы снова… Девушка скривила губы, будто съела что-то кислое, а затем покачала головой. Хартманн постарался спросить максимально тактично. — Откуда ты знаешь о случившемся? — Мама Алана сказала, а ей сообщила полиция в холле. Об этом теперь только и разговоров… — Виктория повела плечами. — Видимо, будет очередное экстренное совещание в школе. Поползут слухи… Ричи ведь был редактором школьной газеты вместе со мной. То есть слухи были и раньше, но насчёт наркоты, а сейчас… Блядство! — она выругалась, не задумываясь. — Нам всем нужно отдохнуть, хотя я понятия не имею, каким образом, — мрачно подытожила Мару. — Всё в порядке, подруга, — Виктория горько усмехнулась. — В ситуации Ричи уже нельзя было ничем помочь. Кто угодно скорее сделал бы только хуже. Он решил сдаться сам: на мой взгляд — это был единственный правильный шаг, — резюмировал Эрик. — Вы виделись, да? — вроде бы безразлично переспросила девушка. — Фил сказал, что Ричи участвовал в драке. Хартманн кивнул, умолчав о сути разговора. Ему хотелось подумать об этом в более спокойной обстановке. Затем вдруг стало страшно от внезапной мысли, что на месте преступления будут искать отпечатки пальцев, волосы или другие следы… А если Алан окажется в этом замешан? Или, быть может, полиция не станет проводить такой тщательной экспертизы? Он не осуждал ни Левински, не Смита, полагая, что у обоих были какие-то свои причины. Сегодня Ричи не вдавался в подробности, но принял ответственность и помог им. В его словах не чувствовалось фальши, он искренне раскаивался. Вскоре в коридор вышел врач и велел всем ехать по домам. Состояние Алана стабилизировалось. Речь шла о внутреннем кровотечении и сотрясении мозга, но мужчина заверил, что теперь его жизни ничего не угрожает.***
Потом снились какие-то сны. Сумбур из ярких образов, подобных кадрам какого-то кинофильма, отснятого на старую пленку. Алан видел маму, ещё молодую, какой он запомнил её из детства. Они жарили барбекю на заднем дворе в доме бабушки. Та ещё была жива. С ними была их старая собака. Смит даже играл с ней и отчего-то рассказывал всем про Эрика. Тот присутствовал в каждом сне, собственно, именно поэтому Алан и понимал, что видит грёзы. Эрика попросту не могло быть в его прошлом, но, видимо, подсознание решило иначе. Иногда Смит слышал, как его звали. Врачи или мама, он не помнил точно, но кто-то приходил. Боль во всем теле постепенно ушла, спустя какое-то время Алан пришёл в себя, не открывая глаз. Первым, что он услышал, был ритмичный писк капельницы и назойливое щелканье неизвестного больничного прибора. Когда он очнулся в следующий раз, уже ставшие привычными звуки удалось отодвинуть на задний план, чтобы усилием мысли заставить себя открыть глаза. Когда это удалось, кто-то, сидящий рядом, подался вперед всем телом. На пол что-то упало, следом тут же раздался судорожный всхлип. — Мам? — губы слиплись и высохли, язык словно присох к небу. Первым, что Смит смог выговорить, обращаясь к ней, была просьба дать воды. Женщина тут же приложила к его губам специальную трубочку. Он втянул жидкость, глотая так жадно, словно только что пробежал марафон по Сахаре. — Солнышко моё… Напившись вдоволь, Алан повернул голову и действительно увидел маму: невыспавшуюся, с мокрыми дорожками от слез на щеках. Она выглядела устало и болезненно. — Сколько я тут… провалялся? — слова давались с трудом, но радовало, что Смит уже был способен ясно мыслить. — Пять дней, — тут же ответила женщина. — Ты приходил в сознание, но из-за сильного сотрясения врачи решили подержать тебя на лекарствах ещё какое-то время. — А как… ребята? — спрашивая, Алан пытался прислушаться к собственному телу и для начала постарался пошевелить пальцами ног. — Всё в порядке, они отделались лишь царапинами, — мама погладила его по волосам, убирая чёлку со лба. — Как ты себя чувствуешь, милый? Ему было сложно ответить на этот вопрос максимально точно. Строго говоря, он сам ещё не вполне понял. — Голова слегка кружится, — честно ответил Смит. — Как папа? — Приходил с утра. Уехал на работу. — Сейчас утро? — парень попытался улыбнуться. От мысли, что он не знал даже какое сейчас время суток, стало смешно. Пять дней прошло! Ушёл на игру и очнулся уже в конце марта! — А кто ещё приходил? — Смит заметил цветы и открытки на больничной тумбочке слева. — Ребята из команды, Виктория… с ней была какая-то девочка, — охотно начала мама. — Мару, — заключил Алан. — Они даже приносили какие-то продукты, но мне пришлось всё забрать домой, я боялась, что испортится. К тому же врачи запретили кормить тебя домашней едой из-за желудка… — мамин голос значительно погрустнел. — А что с моим желудком? — Было кровотечение… врачи очень переживали за твоё состояние. — Мам… а… — Смит замялся, — а ещё кто-нибудь был? Кажется, она поняла, о ком речь, и встревоженно нахмурилась. — Алан, дорогой, тебе сейчас нельзя волноваться, — её сухая теплая ладонь накрыла предплечье сына. — Уже волнуюсь, — из-за странного ответа пришла очередь хмуриться ему. Женщина тяжело вздохнула, закусив губу, и Смит перехватил её руку. Он постарался, чтобы этот жест был похож на ободряющий, и сам не знал, чего ожидать в ответ. — Он вчера был, — ответила она тихо. — И приходил каждый день в вечерние посещения, но старался не сталкиваться с твоим отцом. Я предупредила. — Вы общались?! — Алан подался вперёд, но мамина рука вовремя легла к нему на плечо, предотвращая спонтанный порыв. — Вот этого я и боялась, дурная твоя голова, не дёргайся так резко, тебе сейчас нельзя! — уголки её губ потянулись наверх несмотря на то, что брови все ещё оставались нахмуренными. Выражение лица вышло забавным: недовольство, смешанное с облегчением и боязнью ругать. Спустя мгновение мама не выдержала тяжелого, укоряющего взгляда Смита и продолжила. — Эрик приехал с тобой и со мной в больницу. Потом, пока я решала вопросы с врачами, он сам вызвал твоего отца. Звонил лично. Он был тут с ребятами и… — она тяжело вздохнула. — Если бы не он… Боже упаси, что бы случилось. В груди забился радостный трепет. Алан вспомнил ощущение, как кто-то держал его за руку… неужели это был он? Всё это время, неужели?! — Виктория с подружкой услышали про драку и побежали к главному входу. В суматохе я даже не поняла, что случилось, только заметила, как Эрик ещё до этого побледнел и умчался куда-то. А сама уже чуть не поехала в эту чертову пиццерию… — мама всхлипнула, стискивая ладонь Алана. — Ну что ты… Ты же не виновата… — начал было тот. — Алан… Я твоя мать! Я чуть с ума не сошла, когда узнала, что случилось. Если бы не Эрик, я бы уже лежала с ударом в соседней палате! Смит не знал, что сказать. Мама тоже замолчала, продолжая сжимать его ладонь и смаргивая подступающие слезы. Оглядевшись по сторонам, Алан заметил, что гостинцев от одноклассников было куда больше. Перед ним стоял небольшой стеллаж, на котором красовался выигранный кубок. Заметив, куда он смотрел, мама тут же заулыбалась. — Твой тренер сказал, что ты вернёшься с ним в школу. Это было так трогательно, что я чуть не разрыдалась у него на плече… — она смутилась. — Боже, Ал, я так рада, что ты пришёл в себя… Поговорить больше им не дали врачи. Начался утренний обход, и лечащий доктор Алана снял показания приборов, отключив капельницу. По его словам, Смит уже был в относительной норме. На вопрос о том, когда же его, наконец, выпишут, и врач, и мама лишь покачали головой. Через час Смита, наконец, оставили в покое, дав лекарства, от которых тут же начало клонить в сон. Проснулся он когда на улице уже стало смеркаться. Уходя, мама раздвинула жалюзи на окне, чтобы можно было смотреть на улицу, и обещала принести ему мобильный телефон. Коротая часы до её прихода и уставившись в потолок, Алан пытался шевелить руками и ногами. Вставать было немного страшно. Мышцы атрофировались и сделались ватными: он попросту боялся упасть с кровати. В этот вечер Эрик, разумеется, не пришёл. Наверное, мама сказала ему, что Алан очнулся, и он не увидел в этом необходимости. Вечерний обход закончился разговором с врачом о последствиях драки и о том, что пользоваться техникой Смиту разрешено только для звонков на короткий промежуток времени. После предупреждений мужчина выдал ему старый кнопочный мобильник с чёрно-белым дисплеем. От принятых лекарств Алан снова довольно быстро уснул и открыл глаза уже ночью с диким желанием сходить в туалет. На этот случай врач оставил судно и специальные ходунки. Последними он собирался научить пользоваться с утра. Однако бунтарский нрав Алана рассудил иначе. Сначала он медленно сел. Ощутив головокружение, подумал, не справить ли нужду здесь же, по совету врача. Но стыд заставил свесить с кровати ноги. Не то чтобы Смит не знал, как пользоваться этой штуковиной, чтобы поссать, но ему было противно от мысли, что он проведёт в компании собственной мочи всю оставшуюся ночь. К тому же, по его собственному разумению, он был не таким уж немощным, и поэтому должен был хотя бы попробовать подняться. Это удалось осуществить со второй попытки. Он чуть было не съехал на ватных ногах с матраса, но вовремя ухватился за ручки ходунков и застыл в этом положении на некоторое время. С непривычки ноги неприятно гудели. Ходунки были на колесиках, с тормозами на ручках. Смит сжал их, удерживая равновесие, и посмотрел в сторону двери в туалет в палате. Отдышавшись, он покачал головой, и, рассудив, что ему пора как следует размяться, упрямо зашаркал ногами в сторону выхода из палаты. В коридоре Алан столкнулся с дежурной медсестрой, которая сначала осведомилась о самочувствии и предложила свою помощь, а затем, понимающе улыбаясь, рукой указала направление к общему туалету. Справив нужду, Смит вернулся в коридор и остановился возле большого окна, из которого открывался вид на проезжую часть. Прислушиваясь к ощущениям, он подумал, что должен попробовать сделать пару шагов без этой проклятой каталки. Вернуться к палате удалось, придерживаясь за ходунки лишь для виду. Сон поглотил Алана почти мгновенно, а к утру он пришёл в себя с четким осознанием, что из этой больницы выйдет тем же днём. К счастью, в обед позвонила мама: она сообщила, что у неё не получится прийти до вечера. Врач, пришедший осматривать Смита, согласился, что тот может выписаться при условии продолжения лечения в домашних условиях и просил посещать госпиталь раз в неделю для проверки состояния и сдачи каких-то анализов. Поскольку согласия родителей на выписку Алану не требовалось, он самостоятельно собрал документы и вещи и уже спустя полчаса стоял возле стойки администратора на первом этаже, подписывая необходимые бумаги. Врач настоял, чтобы вызвать ему такси прямо до дома. Похоже, мужчина подозревал, что Смит собрался куда-то ещё, хотя тот всеми силами старался делать вид, что действительно стремится выписаться просто потому, что соскучился по дому. Мама оставила немного денег на случай, если Алан захочет купить что-нибудь в торговом автомате. Этой суммы как раз хватало на такси. Распрощавшись с врачом и поблагодарив медсестер, Алан вышел из здания больницы, сразу же прыгнув в заказанную для него машину. — Простите, — он наклонился вперёд к открытому окошку возле водительского сиденья. — Мы немного сменим адрес. Дело в том, что у меня нет ключей, и мама велела ехать к тёте. Как только Смит назвал улицу, и автомобиль тронулся с места, он с наслаждением откинулся на спинку сиденья, со спокойной душой наблюдая пейзаж за окном. Он уже не так волновался, наверное, потому что сотни раз всё обдумал. В голове немного спуталось, а в теле ломило из-за непривычной после долгого расслабления нагрузки. Но в целом Смит был уверен, что поступал правильно и следовал зову сердца. Он пообещал себе, что позвонит маме через пару часов, чтобы та не переживала, если не обнаружит его в госпитале. Поднимаясь по подъездной дорожке, Алан гадал, дома ли родители Хартманна, ведь если да, то ситуация выходила неловкой. Он нажал кнопку звонка на калитке, отмечая, как дрожали при этом пальцы. От перенапряжения или от нервов? Замок резко щёлкнул. Парень вздрогнул, толкая вперёд ручку, и оказался на территории участка. Ему стало интересно, видел ли Эрик, кого впустил? За шторкой на входной двери не было заметно ни единого движения. Жалюзи на кухне оказались опущенными. Если бы Смиту не открыли замок на калитке, можно было подумать, что в доме вообще нет ни единой живой души. Поднимаясь по ступеням крыльца, Алан пытался вспомнить, когда был в доме Хартманнов в последний раз? Снег уже сошёл, в проталинах местами было видно зеленую траву лужайки. Всё происходящее тут казалось давно забытым сном, однако, обстановку дома, а особенно его запах, Смит помнил весьма отчетливо. Он постоял перед дверью несколько секунд, выравнивая сбившееся от долгого подъёма дыхание. Сперва даже немного потемнело в глазах, отчего пришлось упереться ладонью в дверной косяк. Но, отдышавшись, он, наконец, нажал на кнопку звонка. Дверь распахнулась сразу же. Это дало понять, что Эрик стоял за ней всё время, что Алан поднимался. Видел ли он? И почему не открыл, дождавшись, пока Смит одолеет эти треклятые ступеньки? — Ты что тут делаешь?! На нём были знакомые серые спортивные штаны и чёрная растянутая домашняя футболка. Взлохмаченные платиновые волосы с заметно отросшими темными корнями сливались с общей бледностью лица. От его вида, и от того, что Алан находился так близко, защемило в груди. — Привет, — умудрился-таки выдавить он и растерялся с ответом на вопрос. — Сбежал. Ну, то есть выписался! Но раньше времени, а врач вроде не был против, поэтому я решил поехать к тебе. Ну, то есть не совсем поехать… Своим неожиданным появлением Алану удалось повергнуть Эрика в лёгкий шок. На его лице несколько секунд отражалась бурная мыслительная деятельность и, по всей видимости, попытки решить, какой же линии поведения ему придерживаться на этот раз. Смит был рад, что застал его врасплох, но и сам находился в замешательстве. Губы против воли растянулись в улыбке, но он тут же осёкся, опасаясь, что Хартманн воспримет это как насмешку. — Я хотел тебе кое-что сказать, — робко начал Смит. — Могу прямо тут, на крыльце? Эрик нахмурился, оглядывая Алана с головы до ног, а затем едва заметно кивнул и вышел за пределы дома. Когда он остановился, тихонько прикрыв за собой дверь, Смит отметил осторожность, с которой парень проделал все эти движения. Это вселило в Алана небольшую уверенность, и он отвернулся, уставившись на ступени крыльца. Как назло, предательски закружилась голова. Захотелось найти хоть какую-нибудь опору, чтобы не свалиться с крыльца вниз в такой важный момент. Не сообразив ничего лучше, Смит плюхнулся на ступеньки и упёрся локтями в колени. Эрик остался позади и не произнёс ни слова. Наверное, спросить ему хотелось многое, однако, Алан ведь сам попросил право голоса. — Знаешь… — он усиленно потёр лицо руками. — Я сейчас так боюсь, что скажу какую-нибудь глупость… Хартманн не ответил и осторожно уселся на ступеньку рядом. Смит нервно сглотнул, но расценил это как хороший знак, хотя сердце в груди заколотилось, как бешеное. — Мы с мамой недавно наткнулись на мой выпускной альбом с прошлого года. Это своеобразная школьная традиция — каждый год делать фото учащихся и писать какие-нибудь умные мысли о себе… — заикаясь, начал он. Эрик откинулся на ступеньки позади, вроде бы, выражая готовность слушать дальше. — Я решил перечитать то, что писал там в последний раз… перед тем, как встретил тебя, — выдержав паузу, Смит продолжил. — Там было про то, что я ненавижу выбор, и когда в моей жизни происходит смена обстоятельств, до последнего момента сомневаюсь и теряюсь. Поднялся ветер, и Алан заметно поежился. Затем он выдохнул и разжал, наконец, едва не посиневшие от напряжения пальцы рук. — Эрик, когда я встретил тебя… когда узнал лучше и принял… На самом деле я жутко испугался, — Смит сглотнул и продолжил мысль. — Но признать это у меня не хватило смелости, и я слишком быстро принял возникшие между нами чувства. По правде, я был от них в ужасе. А потом, когда начались проблемы у Ричи, я слишком поспешно решил, что могу ему помочь… — Алан осекся. — Эрик, я, наверное, плохой человек… но я действительно не знаю, что мешает мне быть честным. Быть собой. Я ведь, блядь, даже не представляю, как это? Быть собой? Может, я просто не понимаю, кто я? Молчание после монолога Алана затянулось. Надо было что-то добавить, но он вдруг растерял все свои мысли. Прошибла мелкая дрожь, Смит испугался, что вновь наступит на те же самые грабли. Хотелось умолять Хартманна на коленях сказать хоть что-нибудь. Как понять, что происходит? Он пытался просить прощения или снова оправдывался? — Если бы это было так просто, — Алан горько усмехнулся. — Если было бы так легко сказать тебе, что я облажался. Что столкнулся с переменами, встал перед выбором и спрятал голову в песок, как последний трус… — он покачал головой. — В моих мыслях всё всегда выглядело куда более искренне. К горлу подступил ком, а в глазах стало предательски горячо. Эрик вдруг поднялся со ступеней, а спустя мгновение скрылся за дверью. В эту секунду внутри Смита словно что-то оборвалось. Он опустил голову на сложенные руки, надеясь, что отморозит себе зад и умрет прямо здесь: эгоистично, как последняя сволочь, которая не успела сказать самого главного. На его плечи бесшумно легло что-то тёплое. Ноздри втянули знакомый запах, от которого едва не повело. Вслед за вязаным кардиганом спину накрыла ладонь Эрика. Он сел на ступеньки чуть выше, но все равно так близко, что Алан ощущал его тепло. Он больше не смог сдерживаться и обернулся: Эрик смотрел на него спокойно и немного грустно. От тёплого прикосновения покалывало между лопаток, но весь мир Смита будто восстал из пепла за одно мгновение. Нижняя губа задрожала, и он робко коснулся Хартманна ладонью. Затем стиснул ткань толстовки, которую тот накинул, когда ходил за кофтой. — Эрик… — по щеке скатилась слеза, Смит стыдливо вытер её и уткнулся в Хартманна лбом. — Эрик… Его имя, его запах, его тепло — всё, что было нужно для того, чтобы жить. — Прости, я так облажался… Тот осторожно погладил его по спине. — Прости, что я не был честным… Я столько натворил, столько ошибался… Я такой дурак… и я так тебя люблю, господи… В этот момент рука Эрика дрогнула и замерла на полпути от поясницы к плечу. Он едва заметно вздохнул, а затем коснулся макушки Алана губами. — Пойдём лучше в дом, тут холодно, — хрипло произнёс он, придерживая Смита за плечи. Тот поднял голову и посмотрел ему в глаза: холода не было, впрочем, как и особой радости. — Ничего, что я зайду? — до сих пор не верилось, что он всё высказал, но легче не становилось. — Ты звонил маме? — похоже, Эрик был непреклонен в возвращении Смита с небес на землю. Алан вдруг вспомнил, что Ханна Смит считала Хартманна образцом ответственности и прекрасного воспитания. — Я ужасный сын, — горестно покаялся он, переступая порог чужого дома. — Не ужасный, — тот неожиданно усмехнулся. — Но лучше позвонить, она ведь очень за тебя волнуется. — Я позвоню, — Алан остановился на возле двери и перехватил Хартманна за руку, когда тот её закрыл. — Стой. Они замерли друг напротив друга: Смит ждал хоть какой-то реакции, и она, наконец, последовала. Эрик снял с его плеча спортивную сумку, а затем притянул к себе и крепко обнял.