Дыши

      Алан проснулся от странного щекочущего ощущения где-то в районе виска. Мозг никак не мог сообразить, что происходит: какой-то частью сознания он до сих пор находился во сне, и поэтому это чуточку раздражало.       Нахмурившись спросонья, Смит сделал единственное, на что был способен — перевернулся на другой бок и запихнул голову под подушку. Сработал рефлекс, выработанный годами от резкого писка будильника для пробуждения в школу.       Окончательно разбудил чей-то тихий, но заразительный смех.       — Эрик! — выдохнул Алан, резко открывая глаза.       Лицо Хартманна нависло прямо над ним: кончики волос щекотали кожу. Кое-как сфокусировав зрение и усиленно поморгав, Смит различил, что тот смешно складывал губы трубочкой и сдувал спутанные волосы с его лба.       — Доброе утро, — он снова рассмеялся и упал сверху, придавив весом собственного тела.       Алан издал жалобное «кха», так как спросонья ещё не был готов к подобным нагрузкам, а Эрик уже обхватил его руками и ногами, кутая в одеяло, под которым мгновенно сделалось жарко. Абсолютно не в силах сопротивляться сейчас, Смит полежал так ещё какое-то время, не без удовольствия кряхтя, улыбаясь и крепко зажмурив глаза.       — Как спалось? — наконец, спросил Хартманн, чуть ослабив хватку, и выпрямился, по-прежнему сидя на нём сверху, словно на поверженном сопернике.       — Ну… — Алан попытался быть откровенным, однако Эрик прервал.       — Ты просыпался ночью несколько раз, — поглаживая его ладонями, он настороженно нахмурил брови. — Перестал вздрагивать только под утро. Как ты себя чувствуешь?       — Это никак не связано с тобой! То есть с нами… То есть с тем, что было, когда ты… — Смит запутался с выражением собственной мысли.       — Я понял, — Хартманн слез и устроился на боку рядом, подложив руку под голову. — Но сейчас как? Я специально тебя не будил, думал, ты хоть немножечко отдохнешь.       — Сейчас лучше… — Алан настороженно уставился на стену и книжный шкаф в противоположном конце комнаты.       — Ты чего? — Эрик удивленно проследил за его взглядом.       — Это… — задумчиво начал он. — Как-то странно. Будто что-то изменилось?       — Вот же смешной, — Хартманн расхохотался. — Я шторы открыл.       И тут до Смита дошло. Вся комната казалась другой, потому что наполнилась светом. Серые стены сразу стали выглядеть на несколько оттенков светлее. Белая мебель резко контрастировала со встроенным шкафом из темного дерева. Все вокруг словно увеличилось в размере, даже дышалось как будто легче.       Переведя взгляд к окнам, Алан оценил их внушительный размер и едва не присвистнул.       — А раньше почему… — он осёкся.       — Не знаю. Просто захотелось! — Эрик пожал плечами и вскочил с кровати. — Я сделал для тебя завтрак и… — он немного виновато потупил взгляд.       — Что?! — Смит насторожился, приподнялся на локте и огляделся.       — И ответил на телефонный звонок.       — Не понял, а что в этом такого? — Алан недоумённо изогнул бровь.       — С твоего телефона, твоей маме, — спешно добавил тот.       Смит хмыкнул, улыбаясь, и Хартманн, следящий за его выражением лица, просиял.       Раньше было странно осознавать, что кто-то ответит на звонок за него. Это даже показалось бы дикостью… Но сейчас он не видел ничего зазорного в том, что Эрик снял трубку. Вдруг подумалось, что после вчерашнего они настолько сблизились, что такие мелочи вообще не должны были смущать.       — Все окей, — Алан улыбнулся шире. — Что она хотела?       — Спрашивала, когда ты будешь дома. А я сказал, что ты ещё дрыхнешь. После вчерашнего… — Эрик прикусил губу, давясь от приступа хохота. — Последнего я добавлять не стал!       — Оу… — Смит тоже многозначительно усмехнулся. Однако, поднимаясь в этот момент с постели, внезапно ощутил резкую, почти режущую боль в заднице.       Видимо, смена выражений лица стала очевидной и для Хартманна.       — Ты как? — настороженно поинтересовался тот.       — Херово, — выдохнул Алан, пытаясь отыскать позу, в которой было бы удобно сидеть.       Так и не найдя оной, он решил сразу же подниматься. Кровь прилила к щекам, разом вспомнились все подробности вчерашней ночи. Эрику, кажется, тоже.       Он пошёл за ним следом. Смотрелись они не иначе, как два идиота: оба не знали, что говорить, но Хартманн нашелся первым.       — Сходи в ванну, погляди… что там. У меня есть одна мазь… Или хочешь я сам посмотрю?       — Не надо! — мгновенно вспыхнул Смит, с чувством какой-то отдаленной горечи понимая, что ещё не готов к НАСТОЛЬКО близким интимным отношениям.       — Чего я там не видел?! — попытался было пошутить Эрик, но испепеляющий взгляд Алана, кажется, стал для него яснее некуда.       От слов они быстро перешли к действиям.       Сполоснувшись в душе, Алан вышел и развернулся спиной к кабине, ориентируясь на зеркало, которое находилось внутри и позволяло удачно разглядывать себя в полный рост.       — Ну, что там? — Эрик заглянул было в щель в дверном проёме, но Смит резко выпрямился.       Его щёки, кажется, стали пунцовыми.       Едва платиновая шевелюра пристыженно скрылась за дверью, он снова наклонился, раздвигая ягодицы и пытаясь оценить масштаб трагедии.       — Я вообще-то мазь принес, Ал… — обиженно донеслось из-за полуприкрытой двери.       — Блядские помидоры… — не найдя подходящих слов, Смит выругался.       — Что там?! — голос Эрика мгновенно сменился в тональности.       — Все красное и щиплет так…       — Дай посмотрю, вдруг там разрывы?! Может, надо ко врачу.       — КАКИЕ ЕЩЁ РАЗРЫВЫ?! — взвыл Смит, выпрямляясь как раз в тот момент, когда Хартманн скользнул-таки в ванную и остановился возле душа с какой-то коробочкой. — ЭРИК, БЛЯДЬ!       — Что Эрик?! — вдруг возмутился тот. — А ну поворачивайся, блядь, и не смей орать! Кому я вчера говорил, что третьего раза не надо?! А? Супермен треклятый, — он возмущенно развернул Алана спиной и толкнул в шею так, что у того даже не нашлось слов возражения. — Да что мне сделается, Эрик? Да что такого, мы же со смазкой… — передразнивал он, по-хозяйски присаживаясь на корточки и осторожно дотрагиваясь до ягодиц пальцами. — Ой блядь…       — Сука… — только и выдохнул Смит, придерживаясь рукой за дверцу душа.       — Стой так, я намажу.       Минута, пока Хартманн вскрывал коробочку с каким-то чудодейственным средством, показалась вечностью. В голове крутились риторические вопросы, ответы на которые не требовались в силу очевидности происходящего. Произрастающие из этих вопросов мысли перемешивались со жгучим желанием материться на все лады от того, что Алану было блядски невыносимо стыдно.       Стоять так, даже перед близким человеком, доверяя ему собственную задницу, было до отвращения неловко.       — Не зажимайся, — скомандовал Эрик, отчего у Смита на лбу, кажется, выступил пот.       — А может, я сам? — мольба осталась без ответа. Он вздрогнул, когда почувствовал, как Хартманн распределяет вокруг ануса нечто липкое, по консистенции напоминающее смазку, и выругался, закусив губу.       — Оба хороши, — тихо пробормотал Эрик, а затем сдавленно рассмеялся. — Идиоты…       Алан не выдержал и поднял взгляд к зеркалу. Собственная нелепая поза, и Эрик, сидящий позади на корточках, привели его в состояние, близкое к истерике. Он тоже начал смеяться, уткнувшись лбом в собственную руку. Хартманн не выдержал и присоединился, в конце концов, закончив размазывать по промежности целебное лекарство.       Он осел на пол, сотрясаясь в приступах хохота, и уронил тюбик с мазью. Алан наконец-то выпрямился, пытаясь перевести дух. От смеха из глаз даже брызнули слёзы.       — А вчера так не болело, — заметил он, уже когда они вместе чистили зубы.       — Это потомуфто с непривыфки, — ответил Хартманн, не вынимая изо рта зубной щетки.       Смит прополоскал рот и вытерся полотенцем, размышляя о том, как их угораздило сделать это целых три раза? Они ведь легли спать довольно рано, но задачу со сном удалось решить только через несколько часов, в течение которых они занимались сексом и ласкали друг друга, как одержимые.       Алан был словно пьяный от всего, что вытворял Эрик, а особенно от мыслей, что он отдаётся ему, причем с таким желанием, что до сих пор даже перед собой было неловко.       — У меня так не было, потому что ты кончил довольно быстро, — заметил вдруг Хартманн, и Смит обиженно пихнул его в бок.       — Эй! — в ответ на деланное возмущение, тот снова рассмеялся.       — Глядя на твой случай, можно сказать, что мне ещё повезло.       Алан нахмурился, и Эрик ободряюще похлопал его по плечу.       — Не волнуйся, в обоих случаях было офигительно! — заключил он и чмокнул Смита в щёку. — Просто мы с тобой новички. Все приходит с опытом! — закончив свою мысль философским высказыванием, Хартманн поманил за собой на кухню.       Пока они расправлялись с яичницей и бутербродами, запивая всё это горячим кофе, Алан и не заметил, как его многострадальной заднице стало полегче. Но вместе с этой утешающей мыслью быстро пришла другая. На глаза попался мобильный: Смит вспомнил, что сегодня придётся возвращаться домой, и его плечи безвольно поникли.       — Ты чего? — Эрик собрал со стола грязную посуду и сложил её в раковину, собираясь мыть.       — Домой надо… — обречённо протянул Смит.       — Я сказал твоей маме, что ты будешь после обеда.       — Ну, считай, что мне уже пора выходить…       — Ал, — Хартманн тепло улыбнулся. — Ты ведь выходишь завтра в школу?       — Ага, — ещё больше помрачнел тот.       Как только Смит представил, сколько работы навалится после этого события, ему чуть не сделалось дурно.       — Будем вместе, чего ты, — Эрик всеми силами старался поддержать: Алану даже стало совестно за собственный мрачный настрой.       — Извини, я скучал по тебе и ребятам, но не по остальному, — Смит упёр голову в собственные ладони и усиленно потёр глаза. — Я как капризный ребенок, которому дали лакомство, но запретили съедать целиком.       — Ты не наелся, что ли? — рассмеялся Хартманн, звеня посудой в раковине. — Что за гастрономические аллегории? Выше нос! Всё хорошо!       — Ты прав, — Алан улыбнулся, наблюдая за Эриком. — Просто хочется всего и сразу. Но только с тобой.       Кажется, Хартманна немного смутила чужая откровенность. Он усмехнулся и сделал вид, что всецело поглощен усердным вытиранием чистых тарелок. Смит слез со стула и подошёл сзади, сцепив ладони в замок на его животе и утыкаясь в плечо подбородком.       — Всё теперь изменится, Эрик, — улыбнувшись, он, словно маньяк, снова вдохнул в себя его запах.       — Угу, — буркнул тот, ёжась от такого жеста. — Щекотно…       Алан помог расставить тарелки по местам, и затем поднялся наверх, чтобы собрать вещи. Думать о плохом в сложившейся ситуации действительно казалось каким-то кощунством. Он переоделся в одежду, в которой приехал из больницы, и покидал остальные шмотки в спортивную сумку.       «Однажды рискнув, можно остаться счастливым на всю жизнь?» — подумал он неожиданно.       Что же это для него значит?       Что такое этот порыв, которому он поддался когда-то? Кто для него Эрик? Он перевернул всю его жизнь вверх дном, и это больше не казалось такой уж трагедией.       Алан не был готов утверждать, что понял себя до конца: все-таки ему не так давно исполнилось восемнадцать. От этих размышлений было волнительно и смешно, но самым главным, как ему казалось, было то, что он ни капли не сомневался в искренности своих чувств.       Алан любил Эрика и прямо сейчас ощущал это острее, чем когда-либо.       Оглянувшись напоследок в комнате Хартманна, он ещё раз обратил внимание на раздвинутые шторы. На мгновение показалось, что Эрик таким образом тоже подвел невидимую черту, шагнуть за которую значило измениться окончательно и бесповоротно.       Если бы их жизненные пути можно было обозначить простыми линиями, то именно сейчас они пересеклись и тесно сплелись между собой. Так крепко, что не разорвёшь.       — Собрался? — Хартманн показался в дверном проёме. — На такси поедешь или на автобусе сам?       — Сам, — отозвался Смит, взваливая сумку на плечо. — Проводишь?       Эрик радостно кивнул, спускаясь за ним по лестнице.       — Буду писать каждые пятнадцать минут! — заверил он, наблюдая за тем, как Алан зашнуровывает кроссовки.       — Даже когда спишь? — хохотнул тот.       — Даже когда сру, — Эрик прыснул со смеху, а Смит поднялся и заключил его в крепкие объятия.       — До завтра, — шепнул он, целуя куда-то в шею.       Уже выйдя из дома, он обернулся пару раз: когда спускался по лестнице и когда выходил за ворота. Эрик махал рукой и от этого жеста сильно щемило в груди.       — Соберись! Вы же увидитесь завтра, — пробормотал Алан себе под нос, спускаясь по дорожке к шоссе.       Ему было крайне необходимо бубнить что-то успокаивающее, чтобы не думать, какая обстановка может ждать дома.       Он очень хотел поговорить с отцом, и скучал по тому времени, когда между ними были доверительные и беззаботные отношения. Когда вместе подшучивали над мамой и бегали по квартире, прячась по комнатам, если она собиралась за что-то наругать. Когда смотрели фильмы или баскетбольные матчи… Порой всё это было по-детски глупо, но именно эти глупые и смешные моменты всплывали в памяти сейчас и бередили душу.       Именно Джозеф Смит, несмотря ни на что, сделал Алана тем самым человеком, каким он был сейчас.       Именно Алан сам должен был объяснить, что его отец не виноват, и он вовсе не воспитал его плохим! Алан по-прежнему его сын, носит его фамилию и, чёрт возьми, любит и уважает свою семью!       Он хотел быть честным и оставаться с родителями в тех же отношениях, что и раньше, не стыдясь своей любви, словно он сделал что-то плохое.       Мама ведь приняла Эрика?       По крайней мере, в глубине души жила надежда, что благодаря его откровениям, ей будет легче подготавливать отца. Они хоть и условились, что тому нужно время — Смит не хотел вести себя как ни в чём не бывало, делая вид, что Хартманна в его жизни нет. Однако от мысли, что на достижение взаимопонимания могут уйти годы, было чертовски грустно.       Входная дверь в квартиру оказалась запертой на защёлку с внутренней стороны, и это значило, что все члены семьи находились дома. Алан помялся на пороге, спрятал ключи, а затем осторожно постучал.       — Привет, — с трудом отлепив язык от неба, произнёс он, увидев в проёме отца.       Тот выглядел болезненным и уставшим. Смит вдруг заметил седину на его висках и попытался припомнить, а была ли она раньше, или же он попросту не обращал внимания, что его старик всё-таки поддается влиянию прожитых лет?       — Здравствуй, — к удивлению Алана, отец ответил спокойно, кивнув и делая шаг, чтобы сын мог пройти внутрь.       С другой стороны, он же не собирался захлопывать перед ним дверь родной квартиры?       — Алан! — в коридоре показалась мама.       Стиснув его в объятиях одной рукой, другой она тут же перехватила спортивную сумку.       — Ой, тяжелая какая! Там же всё надо перестирывать! — она скинула её на пол и по-хозяйски расстегнула молнию, начав оглядывать содержимое.       — Мам, не нужно. Я сам разберу!       Они неловко столпились в коридоре, когда женщина вдруг выудила на свет выигранный кубок.       — Джозеф, ты глянь только, что притащил наш чемпион! — сказав это, мама вручила награду в руки отцу с гордой улыбкой.       В это время Смит успел стянуть кроссовки и даже повесил куртку на вешалку, с опаской ожидая реакции. Мужчина молча повертел кубок в руках, чуть в замешательстве нахмурил брови, а затем тут же передал его Алану.       — Поставишь на полку, к другим, — как-то скомкано пробормотал он. — Ханна сказала, что игра была тяжелой? — в голосе угадывалась неловкость и нерешительность. — Я не смог прийти из-за работы.       — Д-да… ерунда! — кивнул Смит, забирая приз у него из рук и судорожно пытаясь припомнить родителей на трибунах во время матча.       Они с отцом выглядели, словно два старых знакомых, которые неожиданно встретились посреди улицы. Не общавшись н-ное количество лет, оба не знали, с чего начать и как поддержать нелепую беседу. Поэтому, едва обмен любезностями был произведен, они тут же начали искать пути к отступлению: отец сослался на какой-то важный телефонный разговор, а Смит увязался за матерью в ванную, чтобы помочь ей разобрать вещи.       Их следующая встреча состоялась за ужином, где Смит впервые за долгое время оказался со всеми за одним столом.       Было странно. Мама крутилась вокруг них с посудой. Что Алан, что отец, — оба пытались то и дело помочь ей, чтобы не оказаться в стороне. В конечном счёте она рассмеялась, велев обоим не двигаться, не отсвечивать и не путаться под ногами.       Смит ковырялся вилкой в тарелке с салатом, в то время как мама раскладывала всем картофельное пюре, пытаясь завязать какой-нибудь ничего не значащий разговор. Сперва всё само собой свелось к обсуждению погоды, затем больницы и того, как Алана лечили врачи. Судя по реакции отца, мама пересказывала это уже в который раз, и ему стало неловко.       — Солнышко, — спустя какое-то время, когда они поели, она все-таки обратилась к сыну. — Мы с отцом видели результаты твоего теста… — она вытерла губы салфеткой, при этом будто бы собираясь с духом. — Вся эта суета не дала нам шанса нормально обсудить твоё дальнейшее направление в учёбе…       Раньше, в моменты, подобные этому, Алан мечтал, чтобы на кухне под ним разверзся портал в ад, куда он не преминул бы прыгнуть. Но сейчас Смит отчётливо понимал, что и ад не смог бы стать альтернативой. Уже нечего было надеяться, что у него получится спустить что-либо на тормозах, раз он решил быть честным.       Вздохнув, Алан отложил вилку и, чуть отодвинув от себя тарелку, встретился взглядом с отцом. Тот выглядел заинтересованным — это даже вселило некоторую уверенность в том, что Смит может и должен начать говорить.       — Я собираюсь подать заявление в государственный университет Сан-Франциско, — когда Алан произнёс то, чего так боялся всё это время, с души словно камень свалился.       — Так далеко?! — первой молчание нарушила мама. — А что ты собрался там изучать?       — Попробую на филологию, — ответил Смит, спрятав одну руку под стол и стыдливо скрещивая пальцы.       Отец молча сканировал его взглядом. Это было похоже на испытание: он часто делал так, чтобы удостовериться в твердости намерений сына. Именно поэтому нужно было сохранять уверенность: в осанке, в выбранных словах, даже в собственном голосе. Дрогни он, и его авторитет, и так равнявшийся нулю, навсегда будет потерян.       — Но мы с папой думали, ты подыщешь какой-нибудь колледж в Нью-Йорке… — тем временем продолжала мама. — Всё-таки другое побережье, на целых четыре года вдали от нас… И папин бизнес…       — Мам, это очень уважаемое заведение! Там хорошая учебная программа, к тому же Эрик тоже поступает туда, поэтому я думал, что мы… — речь была прервана. Отец отбросил салфетку куда-то на стол и поднялся.       — Джозеф! — возмущённо воскликнула мама.       — Так вот в чём всё дело! — он перевел взгляд с неё на Алана и обратно. — Выдумал смотаться хрен знает куда, чтобы там развлекаться за наш счёт? В игры эти свои подростковые играть, когда у самого ни гроша за душой?! — его глаза словно налились кровью.       — Я не собираюсь играть в игры, я учиться хочу! — с обидой в голосе выпалил Смит. — И не развлекаться, а получить образование, чтобы сделать что-то в этой жизни!       Отец выслушал его и выровнял дыхание. Мама взяла брошенную им салфетку и осторожно сложила, сделав так, судя по всему, просто, чтобы занять руки.       — Твой выбор основывается исключительно на решении этого немецкого избалованного пидораса, а не на рвении к знаниям, — поджав губы, припечатал отец.       — Он не избалованный… — выдохнул Алан, когда перед глазами все начало застилать красным туманом.       На мгновение стало страшно, ведь так он себя чувствовал только когда злился перед тем, как напасть на кого-то. Не хватало ещё подраться с отцом в собственной квартире…       Смит всеми силами старался себя успокоить, делал глубокие вдохи и медленные выдохи. Пытался думать о чём-то хорошем. Например, о сегодняшней ночи с Эриком.       — Будь последователен в своих действиях, Алан, — отец задвинул стул и ухватился за его спинку. — Ты и так сделал слишком много вещей, за которые нам с матерью придётся краснеть по гроб жизни. И, заметь, я не предъявляю тебе никаких претензий! Даже освобождаю от домашнего ареста, пускай! — он вдруг махнул рукой. — Но изволь в ситуации с твоим дальнейшим будущим решать нам с матерью!       — Я решу сам, — Смит упрямо покачал головой. — Я найду способ, папа.       — Вот ты как заговорил, значит, — тот вздохнул и посмотрел на мать. — Ну что, довольна? — не дождавшись от неё вразумительного ответа, он развернулся и скрылся в коридоре со словами: — Денег от меня на это пусть не ждёт!       Через несколько секунд раздался громкий хлопок: судя по всему, отец решил расположиться у себя в кабинете, оставив их в гробовой тишине.       Алан сдерживался минуты три: сперва, чтобы восстановить сбитое дыхание, а затем, чтобы в пылу охватившей его обиды не наговорить глупостей матери, которая была ни в чём не виновата.       — Слушай, я…       — Подожди, Ал, — женщина устало вздохнула и потерла виски пальцами. — Дай мне минутку, сообразить…       Она тоже поднялась из-за стола и начала собирать грязную посуду. Смит молча вызвался ей помогать, на этот раз не встретив никакого сопротивления.       Каждый из них был погружён в собственные невеселые мысли. Смит размышлял о будущем, которое они с Эриком с таким упоением рисовали друг для друга этой ночью. Оказывается, их мечты рушились, не выдерживая проверку реальностью, словно карточный домик от дуновения ветра. Перед глазами вдруг отчётливо предстало, что будет, если Смит не станет перечить отцу…       Не очень хотелось развивать эту мысль, но воображение само собой подсовывало перспективы одна другой мрачнее.       Закончив уборку, мама достала с полки пачку сигарет и задумчиво повертела её в руках. Затем вдруг подняла голову и посмотрела на сына, печально улыбаясь.       — Пойдем-ка к тебе! — толкнув его в спину ладонью, она кивнула в сторону коридора.       Уже в комнате Алан растерянно наблюдал, как мама подхватила со спинки стула его толстовку. Накинув ту на плечи, она приподняла оконную фрамугу и встала рядом, ожидая, пока Смит наконец-то сообразит, что происходит.       — Ну давай, руку подай, мне не так удобно сюда лазить, как тебе! — она чуть усмехнулась.       Алан спохватился и выбрался первым, помогая ей.       — Фух! А тут свежо! — женщина взбодрилась, плотнее кутаясь в кофту, и достала пару сигарет из пачки, предлагая ему. — Будешь?       — Я же… — сомневаясь долю с секунды, тот решил, что недели воздержания достаточно, и последовал за ней, затягиваясь от поднесенной к лицу зажигалки.       Его слова насчет того, что всё изменится, приобретали форму во всех проявлениях жизни, даже сейчас.       — Никогда не думал, что мы будем курить вместе, — честно признался Алан, упираясь в железные перила и разглядывая дом напротив.       В кармане штанов тихонько пискнул мобильный: посмотрев на входящее сообщение, Смит глупо улыбнулся и сразу же принялся набирать ответ. Эрик написал целый абзац добрых слов поддержки и понимания. По телу разлилось сладкое, согревающее тепло, и Алан ненадолго забылся.       — Ты действительно уверен, что хочешь быть с ним и ехать так далеко? — мама отошла к стене и размяла шею ладонью.       — Да, — Смит отправил набранное сообщение и спрятал телефон.       — Что ты будешь делать? — мама грустно улыбнулась.       — Напишу мотивационное письмо. Попробовать стоит.       — Знаешь, я столько всего передумала в эти дни… Пока общалась с твоим отцом, пока читала всякие дурацкие статьи в интернете… Ты даже представить себе не можешь, сколько женщин пишут о своих сыновьях на разных тематических форумах! — она затянулась, замолчав на мгновение, и посмотрела на горящий уголек своей сигареты. — Я недавно сказала какой-то женщине в супермаркете, когда была в очереди: «Представляете? У меня никогда не будет внуков!»       Смит не выдержал, наблюдая за её меняющимся выражением лица, и прыснул со смеху. Глядя на него в ответ, мама усмехнулась, но тут же погрустнела.       — Тебе же будет так тяжело, солнышко…       — Нет, мам, — он покачал головой, — это легко, если оба уверены, что поступают правильно. Если хотят быть вместе и через многое прошли, чтобы это стало реальностью. Разве нет?       — Ты уверен, — она снова тепло улыбнулась, а затем добавила: — Вы оба уверены.       — А о чём вы с Эриком говорили, когда были в больнице? — вдруг поинтересовался Алан.       — О тебе, дурачок, — мама переместилась к перилам и прижалась к нему плечом. — Я рассказывала, какой ты у меня замечательный сын, а он соглашался.       — Ты рассказывала Эрику обо мне?! В своей привычной манере? — к щекам Смита прилила краска.       — Не волнуйся, всё компрометирующее ты расскажешь ему сам, — мама стряхнула пепел и положила голову к сыну на плечо.       — А как ты думаешь? — спустя минуту молчания спросил тот.       — Что именно?       — Ну… получилось бы у меня? В Сан-Франциско.       — Ал, я не знаю, правда, — она отстранилась и опустила взгляд. Её лицо было печальным.       Смиту вдруг стало стыдно. Насколько же его матери было тяжело! Ей не хотелось, чтобы он уезжал, она разрывалась между ним и отцом, и Смит буквально вынуждал её сейчас обнадеживать с идеей сбежать из дома. И не с кем-нибудь, а с парнем, что в общем-то случается не так уж часто…       — Пиши свое мотивационное письмо, — мама вздохнула, затушила сигарету и полезла обратно в комнату.       — Спокойной ночи, мам, — тихо пробормотал Алан, оставаясь на балконе.       — Спокойной ночи, сын, — она так тихо выскользнула из комнаты, что он даже не услышал, как закрылась дверь.       Подумав немного, Смит затушил успевшую истлеть сигарету и тоже ушёл.       Выходить на кухню он не решился: не хотелось лишний раз попадаться на глаза отцу. К тому же маме было непросто, и продолжать какой-либо разговор сейчас просто не имело смысла.       Он лёг на кровать, вытянувшись звездой, и тяжело вздохнул, в который раз убеждая себя, что всё наладится. Им всем просто нужно запастись терпением, и вообще здорово, что он делал так, как чувствовал и никому больше не врал.       Рука сама собой потянулась к телефону. Очень захотелось услышать голос Эрика. Алан внезапно ощутил какую-то физиологическую потребность в этом, словно Хартманн был для него чем-то сродни потребности в воздухе или в сне.       — Привет, — шепнул он, когда тот взял трубку. Конечно, ему бы больше хотелось обнять его, сказав это лично, но приходилось довольствоваться малым.       — Как обстановка? — деловито осведомился Эрик.       Звук его голоса показался сонным, чуточку охрипшим и жутко приятным. Тембр отзывался мурашками по пояснице: Смит закрыл глаза, едва ли не растворяясь в нахлынувших эмоциях.       — Алан, приём, ты там? — Хартманн тихонько усмехнулся, и на заднем плане стих звук работающего телевизора.       — Маму очень жалко, — честно признался тот.       В глазах защипало, в голову снова ударило, что он плохой сын. Вместе с тем в глубине души вдруг проснулся стыд, наверное, вызванный словами отца, который спрашивал, довольна ли мать, вот так метаться между ними…       — Расскажи, что было? — Эрик говорил тихо, почти шепотом, отчего приходилось прижимать трубку к уху.       Они проболтали несколько часов, до тех пор, пока Алан не начал зевать и клевать носом. Фактически Хартманн его и усыпил: он отключился, едва успев попрощаться с ним и стянуть верхнюю одежду.       Утро наступило незаметно. Благодаря ночным разговорам, Смит открыл глаза, чувствуя себя отдохнувшим, полным сил и энтузиазма.       В школу вдруг захотелось как никогда раньше. Само собой, из-за Эрика, но Алан помнил и о друзьях, то и дело представляя, как встретится с ними и наконец-то по-человечески поблагодарит за игру. Они заслуживали похвалы гораздо больше, чем он.       Мама порадовала хорошим настроением и вкусными оладьями на завтрак, а отец, к счастью, уже уехал в офис. Смит собрался довольно быстро и выскочил из дома счастливый, словно ему снова было четырнадцать.       В автобусе не было конца и края радостным встречам и разговорам. Те, кто подсаживался по пути, толпились возле сидения Алана и грозились занять свободное место, которое он изо всех сил берег для Эрика. Но когда в салон вломился Джек, сопротивление было сломлено. Он сгреб Смита в охапку, плюхаясь рядом, и радостно завопил что-то о его возвращении в строй.       Плохие мысли о вчерашнем вечере были вытеснены другими, повседневная суета захватывала, не давая шанса задуматься о чем-то своём.       Эрику пришлось помахать рукой из другого конца салона, потому что ни Виктория, ни Мару не давали покоя до самой школы, каждая наперебой рассказывая о том, как много он пропустил.       Гурьбой высыпав на площадку перед входом, они были вынуждены разбежаться в соответствии с расписанием, чему Алан в итоге даже обрадовался. Найдя Эрика, он ринулся к нему напролом, расталкивая остальных.       Для окружающих они, наверное, выглядели так, словно встретились после очень долгой разлуки. Он стискивал его в объятиях, смеясь и целуя в щеку до тех пор, пока Хартманн мягко не отодвинул в сторону, красноречиво кашлянув.       — Алан! — до них, наконец, добрался Фил. — Слушай, мы тут обсуждали поход в пиццерию, пока тебя не было…       — Сходили уже? — осведомился тот, отлипая от Хартманна и краем глаза отмечая, что толпа вокруг них отчего-то не становится меньше.       — Нет, мы придумали круче. У Джека дома не будет родителей на этой неделе. Закатываем вечеринку по случаю победы, вы с нами?       Смит не поверил собственным ушам, едва ли не захлебываясь от восторга. Фил звал туда их двоих. Значит, остальные ребята были не против?! Мгновенно накрыло осознанием, какой же Хартманн всё-таки крутой, ведь он нравился буквально всем!       Алан улыбался, как ненормальный, с трудом веря, что Джек даже не скривился при мысли о шумной компании и парочке влюблённых парней в его доме.       — Конечно мы идем! — воскликнул он и, не скрывая гордости, взял Эрика за руку. Наверное, на его щеках сейчас можно было жарить яичницу.       — Ал, мы опаздываем, — вдруг строго заметил Хартманн, глядя на часы. — Идём.       — Знаете, — Фил пошел вместе с ними. — Вы только лишний раз не оглядывайтесь, а то, не ровен час, они достанут мобильники, чтобы сфотографировать.       — Кто это «они»? — настороженно поинтересовался Эрик.       — Фанатки ваши, — старший брат Мару хмыкнул и тут же разразился звонким, заразительным смехом.       — Погоди, что? — Алан недоуменно обернулся и расширил глаза в неподдельном ужасе, сжимая ладонь Эрика крепче. — И правда! — немного тише заговорил он, оторопело глядя вперед. — Откуда они?! Толпа каких-то девочек-младшеклассниц…       Хартманн искоса посмотрел на него и тепло улыбнулся. Фил боднул плечом, продолжая смеяться, и затем громко обозвал их педиками, вызвав позади приглушенный приступ хихиканья.       — Сам ты педик, — ответил Смит, когда они вошли в здание.       Его жизнь определённо налаживалась, и от этой мысли стало хорошо и спокойно.

***

      Было много разговоров, но на него практически никто не злился. Ричи не ожидал, что вымотается скорее от пересказа одной и той же истории по многу раз, нежели чем от нервов.       Он вообще не переживал. С раскрытием настоящей правды стало фантастически всё равно на последствия. Левински был готов даже к самому худшему из существующих раскладов. Какой-то коп после очередного допроса сказал, что Ричи светит минимум десять лет в колонии.       Было жаль маму, ведь для неё это стало ударом. Ричи старался находиться рядом, говорить с ней как можно больше, объяснять, что с ним всё будет хорошо. Хотя женщине с трудом верилось, что такое может быть, особенно в колонии, Левински же, наоборот, находился на той стадии принятия всех свершившихся с ним бед, что уже видел свет в конце тоннеля.       После того, как Левински заявил, что состоял в насильственных отношениях без согласия, государство выделило ему психолога. Ею оказалась женщина средних лет, очень внимательная к деталям и с тихим, приятным голосом. Левински рассказывал ей всё. Они проводили встречи два раза в неделю, и, кажется, психолог убедилась, что ей говорят правду. Возможно отношение Ричи к происходящему поменялось благодаря этой женщине.       Фактически он находился под домашним арестом до выяснения всех фактов дела. Сам суд должен было пройти как минимум через пару месяцев. Забавно, что полицейские и психолог вместе настояли на том, чтобы Ричи не забрасывал учёбу.       Он занимался удалённо, выполняя задания и тесты, которые высылали на электронную почту. Изредка общался с заместителем директора по видеосвязи. Взрослые очень хотели, чтобы Левински не просто закончил школу: все вокруг почему-то верили, что он закончит её блестяще.       Звучало парадоксально, но кое-что Ричи и вправду удавалось. Он занимался усерднее, потому что это помогало сосредоточиться. Разговоры с психологом с каждым разом проходили все откровеннее и на душе становилось легче. Он прекратил раздражаться по поводу и без, начал читать книги. Мама устроилась на работу и часто куда-то ездила, кажется, навещала сестру.       В один из вечеров, пока её не было дома, Ричи затеял генеральную уборку всей квартиры. Психолог посоветовала перебрать все вещи, вспомнить каждую, оценить её значимость и избавиться от лишнего. Вернувшись на следующее утро, мама с энтузиазмом подключилась к процессу и вместе они собрали несколько коробок с барахлом. Левински отмечал румянец на щеках женщины, то, что она стала чаще шутить, несмотря на сложившуюся ситуацию.       Ричи разгребал хаос в квартире, избавляясь от хаоса в мыслях, и морально готовился к тому, что будет в совершенно другом месте. Он осознавал, что его ждёт и, пожалуй, был даже рад, что всё сложилось именно так.       — Смотри-ка, — как-то заметила мама. — Альбомы с вашими комиксами.       Ричи принял из её рук старую папку, забитую листками, и улыбнулся.       Им с Аланом было лет по десять, когда они придумали целую вселенную в ответ на уже существующие популярные франшизы. Им хотелось создать что-то своё. Хотели даже денег на этом заработать и пытались продавать собственноручно нарисованные комиксы в школе, но спрос оказался невелик. Неудивительно. Ричи рассмеялся, разглядывая нелепые фигуры героев, замечая нелогичные сюжетные повороты и невероятные ляпы, которые могут допустить только дети, обладающие безграничной фантазией и верой в чудеса.       — Что будешь с ними делать? — полюбопытствовала мама.       — Отберу самые колоритные и оставлю Смиту в подарок, — Ричи настолько погрузился в этот процесс, что не заметил, как женщина ушла и вернулась с чашкой чая для него.       Он просидел за комиксами до поздней ночи и отложил в сторону десять страниц, связанных между собой одинаковым сюжетом.       Там было что-то про лётное училище, в которое попал мальчик сирота. Потом на здание, где обучались дети, напали злые пришельцы, и двое героев расправились с ними, стреляя гигантскими лазерными лучами из боевых космических кораблей.       Он сложил листки в конверт из плотной крафтовой бумаги, надписал: «не бойся мечтать» и отложил в сторону.       В эту ночь ему даже не хотелось ложиться спать. Ричи сидел на подоконнике, курил и тихонько слушал музыку. В плейлисте были все песни, что некогда играли существенную роль в его жизни. Те, что так или иначе откликались музыкой или смыслом лирики. Кажется, словно они, вместе с воспоминаниями, текли по венам, сквозь всю кровеносную систему. Левински в какой-то мере проживал все значимые моменты заново.       Он лёг на рассвете и уснул практически мгновенно, однако спал чутко и открыл глаза через несколько часов от скрипа дверного замка.       К ним кто-то пришёл таким ранним утром?       Он прислушался к тихому, взволнованному голосу мамы и ещё к чьему-то, куда более низкому и очень знакомому.       Выходить сразу почему-то показалось неприличным. Ричи выждал минут двадцать, но мочевой пузырь решил за него. К счастью, мама и ее утренний гость находились на кухне и ему удалось тихонько проскользнуть в туалет.       — Как Ричи? — он услышал приглушённый мужской голос.       — Он просто невероятный молодец, а я жутко нервничаю. Видимо, за нас двоих…       — Не волнуйся, я нашёл толкового адвоката.       — Он и слушать об этом не хочет. Сказал, что это его вина, и что не стоит преуменьшать проблемы с зависимостью. Уверял, что будет лечиться…       — А что психолог? Тот ублюдок ведь его мучал! — тихий голос перешёл на взволнованный шёпот.       — Она говорит, Ричи прекрасно осознавал всё, что с ним происходило. И поступил так, потому что хотел спастись. С его головой всё в порядке.       — Я в этом не сомневаюсь. Когда он приехал, я так растерялся… потом долго думал о вас и о себе.       — Мне страшно, Тэдди.       — Я понимаю, милая. Я поэтому приехал. Прости… Мы должны ему сказать. Я должен извиниться…       На этой фразе Ричи не выдержал и буквально пулей вылетел из ванной.       Он не поверил собственным глазам, когда увидел на кухне отца. Тот тоже смотрел на него с неподдельным изумлением и поначалу жутко смутился. Мама расплакалась. Все замерли в какой-то странной, несвойственной им ранее неловкости.       — Ну привет, — первым нарушил молчание Ричи.       — Ричард, я должен объясниться… — серьёзно начал отец.       — Наверное, — согласился тот и перевёл взгляд на маму. — У вас всё хорошо?       — Да! — сквозь слёзы и улыбку ответила та и всхлипнула. — Да, солнышко моё!       Она первой кинулась его обнимать, и парень ответил, искоса поглядывая на отца. Тот подошёл и замер в нерешительности, но Ричи смог ухватиться за рукав его кофты и подтянул к себе.       — Простите меня, — растроганно заметил отец.       — Господи, Тэдди, — мама продолжала рыдать, и плечо Ричи уже начало намокать от её слёз.       Он молча обнимал их обоих, ощущая такой огромный прилив энергии и сил, что едва не сиял от счастья. Отец сбивчиво говорил, как сильно он их любит, мама твердила, что всегда это знала, а тот отвечал ей, что не заслуживает их обоих.       В сущности, Левински было всё равно, что именно каждый из них может сказать в своё оправдание. Они ругались так давно и так долго, что уже забылась сама причина. Наверное, из-за того, что случилось с Ричи, они и сошлись…       Мама предложила позавтракать и, когда все выразили согласие, отец увёл Ричи поговорить. Чтобы не тревожить окрылённую счастьем маму, они пошли в его комнату.       Было немного странно наблюдать, как отец осматривается в квартире, в которой ни разу не был. Тут довольно многое изменилось до его прихода, и Левински был отчасти рад, что всего бардака и хаоса мужчина не застал. Хотя ему захотелось поведать, как они выживали, начистоту.       — Ричи, я должен сказать это тебе лично, — отец откашлялся. — Я знаю о том, что произошло. Сюзи мне всё рассказала.       — Вот как, — парень забрался на расстеленную кровать с ногами.       — Можно? — мужчина указал на краешек матраса, не скрытый под одеялом.       — Валяй, — Ричи улыбнулся.       — Послушай… мама говорит, что ты против адвоката, — отец присел.       — Государство же выделит, у нас нет денег, пап.       — Я понимаю, но это мой старый знакомый, — начал было тот.       — И я понимаю. Вам с мамой надо начинать новую жизнь. А меня вполне устраивает и то, что есть сейчас.       — Но ты собираешься сесть в тюрьму! — шокировано пробормотал отец.       — Я много об этом думал, и совершенно не против такого развития событий, — заверил его Ричи. — Вам это кажется ужасом, но по сравнению с тем адом, в котором я жил последние полгода… Это ерунда. У меня будет время подумать, а у вас — начать заново. Когда выйду — обязательно навещу.       — Господи, — мужчина смотрел на сына, словно не веря собственным глазам. — Как же так…       — Ты её любишь? — Левински сощурился, внимательно всматриваясь в отцовские черты лица.       — Конечно люблю! — тут же воскликнул тот.       — Тогда делай, что считаешь нужным. А сейчас пошли завтракать. И пожалуйста, — Ричи замялся, — не поднимай эту тему при маме больше. Она и так слишком нервничает. Суд состоится после моего выпускного.       — Значит, я на него всё-таки успею, — отец с грустью улыбнулся и притих, глядя в окно. — А ты повзрослел, — он встретился с ним взглядом.       — Я выбрал для этого худший из вариантов, — Ричи усмехнулся, зная, что мужчина не оценит шутку.       — Какой есть, — тот вздохнул. — Ладно, я тебя понял.       — Где вы? — в комнату заглянула мама. — Я пеку блинчики! Идите на кухню!       Ричи пропустил отца вперёд и ненадолго задержался перед зеркалом в ванной. На него смотрел похудевший, но уже не казавшийся призраком, парень. Круги под глазами ушли, но на виске появилась едва заметная седая прядка волос. Её недавно заметила мама. Шрам белесой полосой пересекал щёку, но уже почти не беспокоил. Кошмары тоже ушли, даже не пришлось принимать никаких таблеток.       Левински больше не хотел дозы: в памяти ещё было свежо то полубезумное состояние, в котором он навредил лучшему другу. Он больше не хотел быть таким.       Всё ещё в поисках себя настоящего, Ричи ощущал полноту жизни несмотря на обстоятельства. Ему хотелось двигаться дальше. В тюрьму ли, на исправительные работы — будь что будет.       Он никогда не боялся мечтать и верил, что в конечном итоге всё сложится хорошо.