Дыши

      Алан откинулся на спинку стула и устало потёр виски пальцами.       Время летело слишком быстро: ему казалось, он только что поужинал, принял душ и уселся за уроки, а четыре часа уже как в Лету кануло. Причем он едва приблизился к намеченной цели и сомневался во всём, за что бы не взялся.       Зажмурив воспалённые и наверняка покрасневшие от хронического недосыпа глаза, Смит замер на минуту, пытаясь осмыслить, что написал.       В комнате было темно. Он сидел возле письменного стола на крутящемся стуле, по привычке поджав под себя одну ногу, и смотрел в единственный источник света — экран ноутбука.       Тихонько пискнуло оповещение о входящем сообщении.       «Ложись спать…»       Алан усмехнулся, разворачивая окно переписки, а по коже между тем пробежалась стайка мурашек. То ли из-за сквозняка от открытого окна, то ли потому что он был рад, ведь Эрик не спал вместе с ним в половину третьего ночи.       Нужно было закончить мотивационное письмо, Смит и так невозможно затянул с его подготовкой, потому что не решался писать что-то шаблонное. Судя по отзывам об университете, он мог претендовать на зачисление благодаря успехам в спорте, и это было единственным, о чём он мог без зазрения совести упомянуть в тексте. Баллы за общий тест едва превышали установленный уровень.       Алан сохранил файл и, недолго думая, отправил его Эрику для проверки. Разумеется, тот не очень подходил на роль критика и судил предвзято, но приём заявок заканчивался к полуночи следующего дня, а тревожить мистера Локерсона, чтобы тот проверил текст в свой выходной было неловко.       Хартманн перезвонил, уже когда Смит курил на балконе. На улице только занимался рассвет; было прохладно и пока ещё довольно темно. Он зябко кутался в толстовку и даже накинул на голову капюшон. Спать хотелось невероятно, но долгожданный звонок Эрика начисто отбил всё желание.       — Отправляй. Лучше, чем сейчас, уже не будет, — не здороваясь, тихим голосом начал тот. — Иногда спонтанность — это хорошо, а каких-то режущих глаза слов я не заметил.       — Я спрашиваю совета у человека, для которого английский — второй язык, — Алану вдруг стало смешно.       — Иди ты, — буркнул Хартманн чуть обиженно, — там не конкурс спеллинг би, да и ты уже не маленький, — спустя секунду он едва слышно хмыкнул в трубку.       — Ты прав… — Смит стряхнул пепел и проследил, как огонёк летит вниз, исчезая в предрассветном тумане.       — Давай спать, завтра тяжёлый день, — услышав, как Эрик зевнул, Алан подавил в себе спонтанное желание сделать так же.       Он вернулся в комнату и ещё раз проверил правильность заполнения анкеты. Затем прикрепил письмо, табель об успеваемости и результаты теста. Кнопку «отправить» нажимал под бодрые заверения Эрика о том, что всё будет в порядке.       После этого Смит попросил подождать, пока он сбегает в ванную, и Хартманн на время отсоединился.       Стараясь по-быстрому умыться и почистить зубы, Алан изо всех сил заставлял себя не думать: «А что если?» Отвратительная привычка рассуждать, пытаясь предугадать сценарий развития событий, частенько вводила в депрессию.       Несмотря на установившуюся в последнее время идиллию, что-то постоянно продолжало тревожить Смита. Сначала он списывал мысли на «эхо» от пережитого стресса, на боязнь напортачить и на собственный характер, вечно мотавший воспалённый разум из крайности в крайность. В течение недели после возвращения в школу он то и дело приглядывался к Эрику и к тому, как тот себя вёл.       Всё было почти прекрасно, но странности заключались в том, что Хартманн частенько «выпадал» из реальности. Поначалу, это происходило во время урока, когда Смит украдкой наблюдал за ним, пытаясь разобраться, что же делает не так. Затем продолжалось, уже когда они были наедине.       После занятий оба возвращались домой в большой компании, поэтому не было возможности спросить у Хартманна в чём дело напрямую. А потом он и вовсе забывал об этом, и всё, вроде как, становилось нормально.       Поскольку родители Эрика по-прежнему отдыхали в Германии, они пользовались случаем и проводили время у него дома. Однако Алан старался не перегибать палку с собственным отсутствием и возвращался не позже, чем отец обыкновенно приходил с работы.       В среднем, они находились вдвоём три-четыре часа после занятий и по большей части страдали фигней, заказывая какую-нибудь вкусную еду, занимаясь просмотром фильмов или игрой в приставку. Первые два дня Смит был счастлив, как ребёнок, которого привели в магазин сладостей и разрешили беспрепятственно брать с полок всё, что вздумается.       На третий день он заподозрил неладное, и началось всё с банальной мелочи.       Алан невольно старался быть к Эрику ближе. В школе его не так удивляла отстранённость: всё-таки приходилось руководствоваться правилами, предписывающими надлежащее поведение учеников, которым не позволялось тискаться по всем углам (хотя Смиту, признаться, хотелось). Но Хартманн сжимал его ладонь, если тот брал его за руку, и не вздрагивал, когда он приобнимал его за плечи на переменах. Тем не менее Эрик в последнее время всегда как будто напрягался. Словно прикосновения были ему неприятны.       Сперва Смит, само собой, растерялся.       Оказавшись у Хартманна дома, в тот злополучный день, они пообедали и по привычке улеглись на диван в гостиной. Эрик начал делать какое-то домашнее задание. Алан лежал напротив, расслабленно развалившись на подушках, и наблюдал, как тот смешно шевелит губами, проговаривая про себя прочитанный текст. В какой-то момент ему захотелось обнять его, что он, разумеется, и бросился осуществлять, не колеблясь ни минуты.       Смит переполз на его половину, уютно устроившись между ног, и подсунул свою голову под учебник, который Хартманн держал в руках.       Эрик глянул на Алана тепло, с лёгкой улыбкой, в результате чего в груди мгновенно словно айсберг расплавился. Он обнял его, обхватив руками, и удобно устроил свою голову на животе. Хартманн не возражал. Его пальцы через какое-то время стали поглаживать чужие волосы, а затем и кожу шеи под затылком. Ото всех этих нежностей Смит разомлел и едва не уснул.       Затем ему захотелось большего. Он стал гладить живот, подцеплять пальцами низ футболки Эрика и слегка касаться обнаженной кожи. Парень не протестовал ровно до того момента, как рука Смита не оказалась у него в трусах.       Кажется, он тогда сказал, что не очень хорошо себя чувствует, и что ему нужно понять этот проклятый параграф по истории. Алан, разумеется, прекратил все дальнейшие действия, тем не менее продолжая лежать на его животе, словно приклеенный.       С того самого момента тревога закралась в его голову и прочно обосновалась там вплоть до сегодняшнего дня. В пятницу вместе с этими сомнениями относительно поступления в университет появились и другие.       «А что если?»       Это были блядски упрямые предположения, словно сорняки в разуме. Части из них Смит напрочь отказывался верить, но они просачивались в мозг несмотря ни на что.       «А что если я ему надоел?»       От этой мысли было холодно и страшно. Не хотелось даже думать, что Алан впустую просрал столько времени, имея возможность поступить иначе. Размышляя, когда нужно было действовать и просить прощения, он вдруг осознал дикую мысль, что Хартманн остался с ним из жалости. Лишь потому, что Смит так упорно просил его об этом, только и всего.       Алан сплюнул зубную пасту и прополоскал рот чистой водой. Закрыв зеркальную створку шкафчика, он уставился на собственное отражение, в который раз повторяя себе не сходить с ума.       Возможно, Эрик просто устал.       В последнее время на него навалилось довольно много работы в классе по живописи. Виктория уговорила на помощь в оформлении спортивного зала для грядущего выпускного, и два раза на этой неделе Хартманн задерживался там вместе с ней едва ли не до полуночи.       Но мысли о том моменте, когда Смит хотел его и получил отказ, не давали покоя.       Вернувшись в комнату, он первым делом перезвонил Хартманну и улегся в кровать. Тот ответил не сразу: голос в трубке показался совсем заспанным. На секунду стало стыдно, что он так его тревожил. Но они ведь оба не могли уснуть, не услышав голоса друг друга? Или так думал только Смит?       — Слушай… Прости, что я так. Мне нужно было готовить всё это заранее, — он не удержался, начав с извинений.       — Ал, не бери в голову, — снова долгий зевок. — Завтра встречаемся в двенадцать?       — Да, Фил за рулем, подхватит нас. Потом заедем в супермаркет, закупимся. Джек говорил, что у него будет больше тридцати человек!       — Угу, здорово…       — Ты хочешь спать или чем-то расстроен? — быстро спросил Смит, сообразив, что снова сморозил глупость, и зажмурил глаза от досады.       — С чего ты взял? — вроде бы чуть бодрее ответил Эрик.       — Показалось, что ты какой-то… не такой, — он запнулся, проклиная себя, что не может подобрать нормальных слов. Дела снова шли наперекосяк.       — Всё в порядке, — Эрик вздохнул и добавил. — Просто сегодня годовщина смерти Штефана.       Алан раскрыл глаза в немом изумлении, ожидая, когда тот продолжит. Но Хартманн предательски молчал.       — О… Прости… — он закусил губу, не зная, что на это ответить. — А почему ты сказал об этом только сейчас?       — А надо было? — в голосе Эрика вдруг послышался какой-то лёгкий оттенок иронии.       — Ну… я бы хотел знать.       — О том, что сегодня умер мой бывший, и что я думаю об этом? — едко заметил Хартманн. — Что я не могу забыть этого дня? Что мне вот уже третий день снится повторение тех событий?       — Вот уже третий день, значит? — на одном дыхании произнёс Алан, ощущая, как грудную клетку сдавливает от обиды.       — Всё это неважно. Не бери в голову, давай лучше спать, — быстро пробормотал Эрик.       — Спокойной, — Смит не успел договорить, он уже повесил трубку, — ночи…       Сердце застучало, как ненормальное, в горле мгновенно пересохло. В голове вертелись эти проклятые «три дня».       А может, он был таким с самого начала недели, а Смит, дурак, не заметил? С другой стороны, откуда ему знать? Они обсуждали Штефана Вебера так давно, что он и думать забыл о его трагическом самоубийстве.       Перевернувшись на бок, Алан попытался воскресить в памяти то, что Эрик рассказывал. Он упоминал, что прошло уже два года с тех пор. Почти половину этого времени Хартманн провел вместе с ним. Разве он не забыл всё это?       Перед глазами предстала фотография, стоявшая у Хартманна в спальне, и в сердце тут же остро кольнуло. Разумеется, Смит заметил, что Эрик убрал фото после того раза, что они поссорились. Но он до сих пор помнил, что подумал, когда смотрел на лицо этого мальчика.       Штефан очень неожиданно напомнил ему самого себя. Они не были похожи, как две капли воды, но что-то во взгляде показалось общим. Может, виной тому были тёмные волосы и карие глаза? Или то, что Смит хватил лишку на той вечеринке у Эрика, заявив, что нравится ему именно поэтому?       В то время они даже не были вместе.       Алан ожидаемо провалялся с этими дурными мыслями ещё пару часов до тех пор, пока не услышал, как отец, кашляя, прошлепал босыми ногами мимо его комнаты по коридору.       Он заснул, когда рассвело, и проснулся под оглушительную трель телефона.       — Алло? — спросонья, Смит схватил телефон и ответил, не поглядев на имя звонившего.       — Ал, блядь, ты что, проспал?! — голос Фила окончательно привел его в чувство.       Он убрал телефон от уха и уставился на дисплей, ужасаясь количеству уведомлений и времени.       — Я заеду за тобой через двадцать минут, давай живей, шевелись! Ноги в руки и погнали! — его возбуждённый голос доносился из трубки, пока Алан усиленно тёр глаза.       Собираться пришлось на скорую руку. Он покидал в рюкзак запасной комплект белья, лишнюю толстовку, не забыл плеер с планшетом и выскочил из комнаты в ванную, помахав матери, с удивлением следившей за ним из кухни. Она только успела крикнуть, чтобы он не пил слишком много.       Через пятнадцать минут Смит уже сбегал по лестнице на улицу.       Фил ждал возле машины, вместе с ним была Мару: она радостно помахала рукой с пассажирского сиденья. Они обменялись фирменным рукопожатием, и Алан забросил рюкзак в багажник и устроился сзади, стараясь пропустить мимо ушей смех девушки, которая заметила, что он выглядел как-то странно.       До дома Эрика добрались довольно быстро, и Смит даже толком не успел сообразить, как его встретит. Весь ночной разговор сейчас вдруг стал словно нереальным: даже показалось, что Алан сам себе его придумал.       Но, увидев бледное и какое-то, будто осунувшееся лицо Хартманна, он убедился, что всё было взаправду. Эрик действительно грустил из-за смерти Штефана. Действительно молчал и делал вид, что всё в порядке, не сказав ни слова за всё это время.       Смит подвинулся, позволяя сесть рядом, но не потянулся за поцелуем. Когда он осознал, что Эрик даже не попытался сделать этого сам, его задушило новой волной обиды и негодования.       Положение спасли брат с сестрой, затеяв какой-то спор. Всю дорогу, что они ехали до крупного гипермаркета, который располагался в пригороде, ребята с увлечением обсуждали всякую ерунду, засоряя эфир своим бурным смехом и шуточками.       Алан то и дело украдкой поглядывал на Эрика, думая, о чём бы спросить его, и про себя жалел, что ему не с кем посоветоваться.       Некого спросить, что он делал нет так?       Ни маму, которая и так достаточно от него натерпелась, ни Викторию, которая только-только начала налаживать свою личную жизнь и отвечала на неуклюжие ухаживания Джека. К Мару лезть вообще не хотелось: сейчас она казалась слишком жизнерадостной. Сарказма Фила Смит немного побаивался…       А его «бывший» лучший друг находился под домашним арестом. Недавно Алан узнал, что суд над Левински состоится через два месяца. До этого времени ему позволили занятия в школе, но, судя по информации, которую мистер Локерсон передал из учительской, Ричи решил остаться на «домашнем» обучении.       Хартманн страдал, и Алан в какой-то степени был тому причиной. Вся ситуация бесила, холодная отстраненность раздражала и выводила из себя.       Машину тряхнуло на какой-то колдобине, и Эрик случайно задел ладонь Алана.       Смит опустил взгляд, когда тот робко ухватил её. Затем, вздохнув, крепко сжал. В тот же самый момент Фил объявил, что они приехали.       Следующий час пролетел незаметно. Ребята совершили рейд на полки с продуктами, закупили кучу пластиковой посуды и не забыли о хозяйственных мелочах, вроде тряпок и мешков для мусора, в которые планировалось спрятать все следы пребывания в доме после вечеринки.       Эрик помогал молча: сортировал продукты, раскладывал их по пакетам и изредка отзывался на комментарии Мару. Пару раз он даже вызывал её бурный хохот какой-то вовремя отпущенной шуткой.       Алан же терял нить беседы и постоянно раздражался. Будто сам не знал, чего хотелось. То ли внимания и простого разговора, то ли чтобы Эрик убедил, что его «страдания» по бывшему никак не связаны с их настоящим…       Смиту было стыдно, потому что он, по сути, ревновал к уже умершему человеку. К памяти, которая сейчас терзала того, кого он любил сам. И он совершенно не понимал, что ему с этим сделать. Внутри словно кипятилась вулканическая лава, которая вот-вот рванёт.       К вечеру, когда они расположились в большом доме Джека, удалось немного отвлечься. Несмотря на предупреждение матери насчет алкоголя, Смит всё же не удержался от пары банок пива. Ему заметно полегчало, мысли как-то рассеялись, и он стал общаться с ребятами. Все обсуждали игру, вспоминали, как сложно было на тренировках. Их незаметно окружила толпа из желающих узнать подробности потасовки, случившейся после матча возле стадиона Карнесекка. Смит увлёкся, наперебой с Филом рассказывая о драке всё, что помнил.       Потом кто-то утащил его покурить на крыльцо, всучив в руки стакан с водкой, разбавленной газировкой.       Когда приехала Виктория, Джека словно ветром сдуло: остальные ребята долго смеялись, что парню придётся учиться быть джентльменом и не харкать на землю через каждое незаконченное предложение.       Дейв вдруг поинтересовался, куда делся Эрик.       — Не знаю… остался в доме? — Алан вдруг огляделся и вспомнил, что не видел Хартманна вот уже с полчаса.       — А как у вас? — от неожиданности вопроса он даже несколько стушевался.       — Что… у нас?       — Вы же помирились? — Дейв сделал глоток из бутылки с пивом и смачно рыгнул.       — Кажется, помирились, но сегодня у меня возникли сомнения на этот счёт! — на плечо Смита опустилась тяжёлая рука Фила. — Ну что, Ал, поболтаем, как подружки?       — Уже успели поругаться? Он сказал, что ты не понимаешь его тонкую творческую натуру? — Дейв ржанул.       — Да, видимо, он поэтому ходит по дому такой кислый, — Фил еще сильнее сжал плечо Алана и настойчиво покашлял.       Брат Мару намекал пойти за Эриком, чтобы узнать в чём дело, но Смит поймал себя на мысли, что не очень-то и хочет.       Ему было обидно. Он наслаждался вниманием и долгожданной славой, которую их команда заслужила немалым потом и кровью, в то время как его парень убивался по бывшему.       Алан выругался и стряхнул руку Фила с плеча.       — Скоро вернусь, — бросив ребятам, он стремительно вошёл в дом и стал протискиваться сквозь толпу в коридоре, пытаясь отыскать Хартманна и не оглохнуть от громкой музыки.       Разумеется, на первом этаже его не было. Смит вышел на задний двор и поискал возле бассейна, нарушив идиллию нескольких целовавшихся там парочек. От тёплой воды поднимался пар, вся поверхность была предусмотрительно усыпана розовыми лепестками. Алан едва не возмутился вслух, проклиная всю эту гребаную романтику и возвращаясь обратно в гостиную, но затем увидел мелькнувшую в толпе платиновую шевелюру.       Эрик поднимался на второй этаж.       К слову, дом хоть и был приличных размеров, но из тех, что богатеи строят, чтобы не показаться излишне вычурными и приблизить себя к классу выше среднего. Просторная кухня, совмещенная со столовой, гостиная, в которой, кажется, уместился бы целый бильярдный стол, небольшая прихожая с гардеробной. А второй этаж — только спальни, кабинет и детская комната. (Вроде бы у Джека были две младших сестренки).       Алан заходил поочерёдно в каждую дверь, даже не стесняясь застать там кого-то. Все мысли были заняты речью, которую он собирался произнести для Эрика вслух.       Тот нашёлся в комнате родителей, и Смит сразу понял почему. Едва он вошёл, то сразу поразился размерам книжных шкафов, тянувшихся вдоль всей стены, и занимавших пространство от пола до самого потолка. С другой стороны комнаты располагалась широкая двуспальная кровать, заправленная каким-то роскошным пуховым одеялом.       — Не знал, что отец Джека так любит книги, — задумчиво произнес Эрик, разглядывая одну из полок.       Смит сделал шаг вперёд и тихонько прикрыл за собой дверь. В его руках до сих пор был пластиковый стаканчик с какой-то дрянью.       — Ты не выйдешь к нам?       — Нет, Алан, я пообщался немного, но сегодня я пас, — Хартманн вытащил какой-то большой, тяжелый с виду фолиант и стал разглядывать его, раскрыв наугад где-то посередине.       — Слушай, — возмутился Смит. — Тебе не кажется, что это уже слишком?       — Я что, кому-то мешаю? — Эрик поднял на него задумчивый, печальный взгляд.       — Да никому ты не мешаешь! Я просто не понимаю, как можно было неделю убиваться неизвестно по чему, не посвящая в это меня?!       — Неизвестно по чему? — переспросил он.       — Блядь, а я откуда должен был об этом знать?!       — А что бы ты мне сказал? — Эрик поставил книгу на место. — Посоветовал бы не вспоминать Штефана? Но я не могу!       — Ахуенно! — Алан гневно махнул рукой и случайно расплескал жидкость в стакане. — Да просто ты кругом ничего не видишь! Я убивался всё это время, думал, что снова где-то облажался! — пластик между пальцами начал хрустеть.       Эрик нахмурился, его лицо исказилось, словно он только что съел что-нибудь кислое.       — Кому из нас еще убиваться, — поджав губы заметил он, замирая в шаге от Смита.       — Вот так, да? — тот разгорячился. — Может, мне не стоит тогда убиваться о наших отношениях? Пожалеть несчастного суицидального мальчика? Заказать ему поминальную службу? Ах да, я забыл! Самоубийц не чествует католическая церковь!       — А ну заткнись!       Хартманн подкрепил свои слова смачным ударом в челюсть. Алан пошатнулся, схватившись за щеку, и выпрямился, с трудом соображая, что сейчас произошло.       Ощущения приходили медленно, словно он всё это время находился где-то в стороне, и наблюдал за происходящим, как в замедленной съёмке. Хартманн тяжело дышал, глядя прямо Смиту в глаза. Его ноздри гневно раздувались, а зрачки расширились, словно у хищника, вот-вот готового напасть.       Ладони Алана рефлекторно сжались в кулаки, и пластиковый стаканчик с алкоголем сломался окончательно. Остатки жидкости вылились на ковер.       Они оба молчали, каждый в шоке по своим причинам.       — Я лучше пойду, — пробормотал Смит, стремительно разворачиваясь, и затем быстрыми шагами покидая комнату.       Ладонь болела, он, кажется, каким-то образом умудрился порезаться об пластик. В голове было пусто и как-то глухо. Смит ничего не слышал. Не разбирая дороги, он нёсся на первый этаж, толкая всех, кто попадался под руку.       Оказавшись на свежем воздухе на заднем дворе, Алан вдруг заметил бутылку лимонной водки, одиноко примостившуюся возле бассейна. Недолго думая, он подхватил её и пошёл вперёд, к домику, в котором хранились садовые принадлежности.       Участок Джека, несмотря на внушительных размеров дом, был небольшим. За хозяйственной постройкой высился забор, увитый диким виноградом. В это время года он ещё не начал цвести. Между стеной и досками было пространство шириной метра в полтора, в котором кто-то расположил крохотную лавочку. Алан заметил урну с пепельницей и решил остаться здесь, чтобы перевести дух.       Руки дрожали, с ладони тоненькой струйкой капала кровь. Он рефлекторно слизнул её языком и сел, вытащив из кармана пачку сигарет. Спустя какое-то время попытался прикурить, но огонёк от зажигалки всё время прыгал перед глазами, ослепляя.       Вспышки пламени казались похожими на крохотные взрывы в его голове.       Что же он наделал?       Зажав сигарету зубами, Смит открутил пробку бутылки и выдохнул, приготовившись сделать глоток. Надо было успокоиться. Трясло так, словно он пробежал марафон. Ощущения путались, становилось страшно.       Господи, он что, правда хотел его ударить?       Водка обожгла горло, Алан фыркнул, сглатывая и пытаясь подавить рвотный позыв. Он вдруг подумал, насколько жалко, должно быть, сейчас выглядит.       — Идиот…. Смит, ты такой мудак… — ругал себя он, кусая губы и то и дело затягиваясь.       За домом послышался женский визг, вслед за которым раздался всплеск воды. Алан нахмурился, чувствуя, как алкоголь медленно, но верно оказывает должное действие. А может, всё дело в адреналине? После стрессовой ситуации тело всегда кажется неповоротливым и тяжелым. Будто чужим.       Он вытащил из кармана телефон и уставился на уведомления с Фейсбука.      Заинтересовавшись на секунду, кто мог писать ему так поздно вечером, он открыл социальную сеть и увидел, что мистер Локерсон поделился какой-то ссылкой.       Пальцы потянулись к иконке телефонной книги: он не без труда отыскал его номер и нажал на значок вызова, ещё не вполне понимая, зачем это делает.       Послышались длинные гудки.       Сигарета истлела до фильтра и обожгла пальцы. Смит ойкнул, выбросил бычок и притушил остатки уголька подошвой кроссовки.       — Алло? Алан? — кто-то обратился к нему из динамика.       — Да? — непонимающе отозвался он, пытаясь сообразить, почему голос ответившего принадлежит кому-то другому. — А где мистер Локерсон?       — Джеральд в душе, я увидел, что ты звонишь, дорогой, что случилось? Почему так поздно?       Когда Алан, наконец, распознал голос мужа Локерсона, к его лицу тут же прилила краска.       — Ал? Ты ещё там? Всё в порядке?       — П-простите, с-сэр, — выдавил он. — Случайно набрал номер.       — Я слышу какие-то крики, ты не дома? — невинно полюбопытствовал Холден.       — На вечеринке…       — О, как это мило, — он легко рассмеялся. — Надеюсь, у вас там нет ничего запрещённого?       Алан покосился на бутылку водки.       — Никак нет, сэр.       — Брось ты, я знаю, чем вы там занимаетесь, — в голосе мужчины послышался сарказм. — Отчаянная молодёжь, мы сами такими были. Сколько вина выпито! Сколько сказано слов, за которые потом пришлось пожалеть…       — Холден… — вдруг, смущаясь, позвал Смит.       — Да, дорогой?       Он проникся к мужу Локерсона симпатией ещё с момента их встречи. Редко бывало так, что Алан встречал того, кто внушал уважение не только видом, но и словами.       В тот день он находился с их семьёй словно в убежище. Во многом так было потому, что они не осуждали и понимали. Именно это и натолкнуло Смита на мысль спросить совета.       — Вы с Джеральдом часто ругались?..       — Ой, что ты! По молодости даже дрались!       — Д-дрались?       — Конечно. У него был прямо-таки взрывной темперамент.       — А из-за чего?       — Из-за девушек. Как бы смешно не звучало: пока мы не осознали, что нравимся друг другу, оба ухаживали за одной и той же местной красоткой! — Холден заливисто рассмеялся в трубку.       — И как вы… — Алан запнулся. — Простите, что спрашиваю так прямо…       — Дай угадаю… Поссорился со своим парнем? — мужчина прекратил смеяться и его вопрос прозвучал вполне серьезно.       — Угу… — Смит взялся за горлышко бутылки, откручивая крышку одним пальцем.       — А что случилось, милый? — Холден смягчил голос. Вдруг сделалось донельзя стыдно из-за чужой открытой заботы.       — Да так, сказал глупость, не подумав, — пробормотал он, делая маленький глоток, и поморщился.       — Глупость поправима, Алан.       — Я пока не знаю, как именно, — у него начал развязываться язык. — Я вообще не понимаю, как это произошло… Знаете, я так переживал, что виноват, а оказалось, он убивается по своему бывшему!       — Они тяжело расстались? — осторожно полюбопытствовал мужчина.       — Он умер, — припечатал Смит.       — Бог мой…       До него вдруг дошло, что он жаловался мужу своего учителя.       — Холден, простите меня, я несу чушь…       — Ни в коем случае, Алан! Расскажи мне всё!       — Не могу, сэр, — к горлу подкатил ком. — Я думаю… может, мне стоит пойти и все исправить? Ведь так?       Холден, видимо, сообразил, что Алан не скажет больше ни слова, и грустно усмехнулся.       — Ну что ж, юный Ромео… Если ты чувствуешь, что готов извиниться, то иди!       — Спасибо, — Смит задумался на долю секунды. — Сэр, правда спасибо, вы мне очень помогли.       — Боже правый, не стоит… — в голосе Холдена чувствовалась улыбка. — Ты чудесный молодой человек, Алан. С характером и искрой! Я желаю вам всяческого счастья и заглядывайте к нам в гости!       Смит ещё раз поблагодарил мужчину и отключился.       На улице становилось прохладно: даже выпитая водка не делала ситуацию лучше, скорее наоборот. Голоса на заднем дворе стихли: либо парочки разошлись по углам, либо Алан пропустил апокалипсис. Хотя последний, скорее, вовсю бушевал у него в груди.       Всё опротивело разом. И сигареты, и бутылка, которая вдруг сделалась виновницей всех бед. Смит вконец разозлился, схватил её и со всей силы бросил прямо в забор напротив.       Раздался оглушительный звон битого стекла.       Из-за музыки, звучавшей из дома тише, соседям это, скорее всего, было слышно. Алан покосился на осколки, поднялся с лавочки и, шаркая ногой, постарался сгрести их, чтобы кто-нибудь не порезался. А затем вдруг нервно рассмеялся от собственного поведения.       В этом же весь он! Разобьёт и потом начнёт думать, что мог кому-то навредить…       Алан вернулся в дом только после того, как нашёл веник и собрал всё стекло в мусорный пакет, с которым прогулялся до баков за забором участка. Заодно он неплохо проветрил голову и даже почувствовал себя чуточку лучше.       Часы показывали уже половину второго ночи.       В гостиной остались только самые стойкие, хотя музыка по-прежнему долбила так, что уши грозились свернуться в трубочку. Смит пожелал уснувшему диджею сладких снов и сделал её чуть тише. На него никто даже внимания не обратил.       На кухне ворковали Виктория и Джек. Алан прошёл мимо незаметно, боясь спугнуть, и мысленно пожелал подруге удачи. Громила был хорошим парнем. Глупым, быть может, и порой, чересчур прямым. Но преданным, как собака. Наверное, если бы он попал к «той самой» девушке, та раскрыла бы его потенциал как следует. Может, Виктория станет для него той самой музой, ради которой Джек свернёт горы?       На втором этаже было гораздо тише. За двумя дверьми слышался смех, но Смит не стал проверять кто внутри, направившись прямиком к родительской спальне. Отчего-то он был абсолютно уверен, что Эрик по-прежнему там.       Зайдя, он первым делом проверил замок с внутренней стороны и запер дверь. Затем огляделся, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте.       Всё оказалось так, как он и предполагал. Хартманн спал на кровати родителей, улегшись поверх покрывала и подложив под голову какую-то декоративную подушку из множества валявшихся в изголовье. Со спины было едва заметно, как он дышал.       Алан подошёл тихо, прокравшись на цыпочках до самой кровати. Потом забрался на неё, тихонько подполз ближе и вытянулся сзади, утыкаясь в затылок Эрика носом.       Тот вздрогнул во сне, и Смит робко положил ладонь к нему на талию.       Ему не хотелось, чтобы Хартманн просыпался. Алан был в растерянности: сам себе казался каким-то побитым щенком, вернувшимся к любимому хозяину в поисках ласки и внимания. Мысли путались, едва он закрывал глаза, все шло кругом.       Эрик неожиданно вздохнул, перевернулся на спину, а затем и на другой бок, лицом к нему.       Их взгляды встретились.       Алан сглотнул, прикусывая дрожащую губу и опасаясь, что его сейчас прогонят. Но вместо этого Хартманн протянул руку и коснулся его щеки кончиками пальцев.       Смит замер, боясь даже вдохнуть, и ощутил это прикосновение словно электрический разряд.       — Я тебя люблю, — одними губами прошептал Эрик, и Алан тут же притянул его к себе в объятия.       По-прежнему молча, он вжался носом в его шею, ощущая, как чужие пальцы зарылись в волосы на затылке. Спустя минуту Хартманн заговорил.       — Мне надо было сказать это, извини. Надо было сказать раньше, чтобы ты не мучился догадками, — шёпотом начал он. — Но я испугался, что тебе будет больно. Знаешь, я ведь до сих пор думаю об этом и везде боюсь облажаться. Это странно звучит, но позволь мне объяснить, — Эрик вдохнул, словно собираясь с силами. — Мне страшно, что я делаю точно также, как в прошлом. Размеренно разрушаю чужую жизнь… Как это было со Штефаном, который просто не выдержал давления со стороны, а я сделал вид, что не заметил, как ему было сложно, потребовав своё, понимаешь? — он шмыгнул носом, но Алан не поднял головы, зажмурившись, и слушал дальше. — Я знаю, что ты сильный человек и с тобой такого не случится. Но я до одури боюсь, что однажды тебе всё это надоест, и ты просто уйдешь…       — Я не хочу уходить, — пробормотал Смит, крепче прижимая Хартманна к себе. — Эрик, я хочу с тобой быть.       — Разве у тебя был выбор? — грустно усмехнулся он. — Я же первый начал. Ты мне ужасно понравился, и я влюбился, как дурак, хотя всеми силами старался не допустить ничего подобного! У тебя ведь никогда не было парней. Ты даже не смотрел в их сторону до меня…       — Посмотрел, когда появился ты, — начал было Алан.       — Из-за моей наглости, — закончил за него Эрик. — Потому что я сделал первый шаг, а что если нет?       Смит всё-таки поднял голову и посмотрел в его чуть покрасневшие глаза. Хартманн не плакал, однако его лицо было искажено гримасой боли.       — Почему ты думаешь, что у меня не могло возникнуть чувств? — вдруг поинтересовался Смит. — Да, я немного дубина, ведь не каждый день мне встречались такие красивые парни! К тому же… Я тоже тобой заинтересовался.       — Как друг? — печально выдохнул Эрик.       — Нет. Не как друг. Друзья не испытывают неловкости рядом. Друзей не хочется целовать и быть ласковым с ними. Не так, как… хотелось с тобой.       — Ал…       — Я тоже тебя люблю, — нащупав его ладонь, Смит поднёс её к лицу и поцеловал тыльную сторону. — Прости, что я такой невнимательный. Я ужасно глупый. И безрассудный. Говорю ужасные вещи, за которые потом стыдно…       Рука Хартманна задрожала, и он прижал её к своей груди, прислонив к сердцу, которое билось, словно отбойный молоток.       — Я хочу быть с тобой. Хочу, чтобы это было честно, по-настоящему, понимаешь?       Эрик едва заметно кивнул, и они ненадолго замолчали.       — И в университет с тобой хочу, только боюсь жутко. Я в себе не уверен. И не только в вопросах образования, поэтому... Говори мне всё, что думаешь и чувствуешь. Так я лучше пойму, как мне себя вести, и не буду таким ублюдком.       — Ты не ублюдок, — с укором заметил Хартманн.       — От меня, наверное, разит? — Алан улыбнулся, замечая, как парень кивает в ответ.       — Никуда не уходи! — скомандовав это, он заметно повеселел и подскочил с кровати.       На их счастье, родительская спальня совмещалась с просторной ванной комнатой, в которой Смит нашёл все необходимые умывальные принадлежности. Затем, обернувшись, он заметил сумку Эрика и свой рюкзак, заботливо оставленные в углу. В груди все болезненно сжалось.       Хартманн предполагал, что они останутся здесь. Ждал, что Смит придёт, несмотря на ссору…       Вернувшись в спальню, Алан обнаружил Эрика всё в той же позе, на боку.       — Эй, эй, — он подполз, переворачивая того на спину, — так лучше? — склонившись над его лицом, Смит осторожно поцеловал парня в губы.       — Угу… — пробормотал Хартманн, притягивая к себе за шею и целуя в ответ.       Они продолжали мучать друг друга невинными ласками ещё какое-то время, прежде чем Алан начал их раздевать.       — Неловко, что мы в родительской комнате… — прошептал Эрик, помогая снять с себя футболку.       — Эй, мне уже всё равно… — с жаром прошептал Смит, склоняясь над чужим желанным телом и завороженно разглядывая молочно-белую, бархатистую на ощупь кожу. — Ты такой сексуальный… — заметил он и в ответ на собственное смелое заявление и, кажется, залился краской.       Хартманн стал расстёгивать на себе джинсы. Алана вело от выпитого, но он, как умел, помогал им избавляться от одежды. Тихо посмеиваясь, они, наконец, разделись и даже решили забраться под одеяло. Эрик толкнул Смита на спину и неожиданно ловко развёл его ноги в стороны. Тот не успел заметить, как чужая голова оказалась под одеялом, а влажный горячий рот тут же опустился на член.       — Господи боже, — одними губами прошептал Алан, хватаясь за подушки и бёдрами подаваясь навстречу.       Эрик сосал так уверенно и настойчиво, что едва звёзды перед глазами не кружились. Алан потянул парня за плечи, испугавшись, что кончит раньше, но тот быстро оказался на нём верхом.       — Хочу тебя так, — склонившись над ухом, Хартманн прикусил нежную кожу шеи рядом.       — Тебе не будет больно? — робко поинтересовался Смит, хватая парня за бедра и упираясь возбуждённым членом куда-то в промежность.       — Хочу так, — настойчиво пробормотал Эрик, помогая рукой и медленно насаживаясь.       — Ч-чёрт… — выдохнул Алан, которому стало ещё жарче.       — Д-да… — согласился Эрик, снова склоняясь надо ним и глубоко целуя в губы. Кажется, так он пытался подавить собственный стон.       Смит старался двигаться как можно медленнее, чтобы не сделать больно. А когда Хартманн сел полностью, он не удержался и сильно прикусил ему губу.       — Эй… — прерывая поцелуй, Эрик выпрямился и упёрся руками Алану в грудь.       У того не осталось подходящих слов, чтобы описать то, что он перед собой увидел. Вдруг показалось, что Эрик похож на ангела.       В темноте оставалась заметной только белоснежная кожа и платиновые, чуть взлохмаченные волосы. Голубые глаза блестели, отражая уличный свет. Он двигался медленно и дышал так томно, что Смит боялся, как бы Хартманн не делал это от боли. Но когда тот начал постанывать, Алан отдался болезненной, возбуждающей тяге целиком. Он шептал столько нежностей, сколько, наверное, не припомнил бы ни в одном прочитанном романе. Откуда они взялись? Почему хотелось называть Эрика так ласково? Почему он так любил его в это мгновение?       Эрик был чудом. Одним из тех, что случаются, когда меньше всего ждёшь и потом оборачиваются в лучшие события из всей грёбаной жизни.       Алан будто задыхался от любви к нему.