Complex Desire

Воскресенье. То же время. То же место. Пергамент не подписан. Ей это не нужно, чтобы знать, от кого он. Она знает этот почерк. Она крутит его в руках, поворачивая, будто рассматривая проблему со всех сторон. В течение нескольких дней ее беспокоит вопрос, должна ли она приходить на этот раз. Часть нее говорит не делать этого. Она только навредит себе, эмоционально, а, учитывая их последнюю встречу, возможно, и физически. Другая часть говорит, что именно поэтому она приходит снова и снова. Ей нужна боль, ей нужно как-то навредить себе. Их небольшая связь приняла дурной оборот с самого начала, но последняя встреча оставила ее по-настоящему потрясенной. Она привыкла к тому, что Гермионе нравится дразнить ее, насмехаться, но никогда не предполагала, что она сделает что-то подобное. Что-то в этом роде. Она даже не была уверена, как назвать то, что произошло. Она больше не хочет делать это с собой, и все же она делает. Она такая, как и всегда, раздираемая двумя противоположностями. Разрываясь между желанием угодить родителям и своими собственными мечтами. Разрываясь между тем, чего она хотела для своей жизни, и тем, что должна была. На данный момент она почти уверена, что эта связь — иллюзия, которая никогда не принесет ей того, на что она надеется. И все же, она аппарирует прямо в "Котел". Ибо, если это не то, что она хочет, это хотя бы что-то. Она нуждается хоть в чем-то в своей жизни. Ладони вспотели, сердце бешено колотится, когда она поворачивает ручку, открывая дверь в комнату номер 7 и замирает. Она не ожидала, что ведьма уже там. Она всегда приходила первой. Гермиона сидит на стуле за столом, с полупустым бокалом вина и задумчивым выражением на лице. Сегодня что-то не так. Она предлагает ей полный бокал вина. Они обе молчат. — Ты была права, — говорит ведьма. — Насчет моих причин. Нарцисса напрягается, дрожь пробегает по позвоночнику. Истина открылась. Она всегда подозревала это, но знать и слышать подтверждение - все еще слишком разные вещи. — Ну, ты забыла упомянуть тот факт, что ты чертовски великолепна, но, помимо этого, ты была права, — добавляет она. Она не может улыбнуться в ответ на комплимент. Другая часть ранит слишком больно. — Итак, что насчет тебя? Почему ты это делаешь? Она опустошает половину бокала, прежде, чем ответить. — Я чувствую необходимость наказывать себя за то, что я не такая дочь, как хотели мои родители, — она глубоко вздыхает. — И я ненавижу себя за то, что была трусом и не смогла противостоять им. «И я продолжаю возвращаться, потому что жажду большего», — это третья причина, о которой она не собирается говорить. Ведьма причиняет ей боль, и, все же, она выбирает ее снова и снова, надеясь, что однажды характер их отношений изменится. Она с силой сжимает бокал в руке. В том, что она сейчас сказала, они не признавалась никому и никогда. Впервые за эту встречу ведьма смотрит на нее. Нарцисса догадывается, что люди не считают ее одной из тех, кто борется с ненавистью к себе. Она опускает глаза, сожалея о том, что только что допустила. Это заставляет ее чувствовать себя уязвимой, пристыженной, и она знает, что Гермиона не будет утешать ее. Ведьма продолжает изучающе смотреть на нее, нахмурившись, и выдает простую оценку: — Ты лесбиянка. Нарцисса не может ни подтвердить, ни опровергнуть правду. Впрочем, ей это и не нужно. То, как она вздрогнула, говорит само за себя. Она сильнее сжимает бокал. Ее челюсть крепко сжата. Если бы не это, ее бы затрясло. Гермиона смотрит на нее с таким напряжением, что Нарцисса задается вопросом, не использует ли она на ней Легилименс*. — Я была твоей первой? Она едва заметно кивает. Гермиона с силой опускает бокал на стол. — О Боже, — шепчет она. — Если бы я только знала… Она начинает говорить, но Нарцисса ее не слышит. Она может слышать только собственное сердцебиение в своей голове. Все вокруг нее приглушенное, размытое. Сердце начинает биться так сильно, что это ее пугает. Паника поднимается внутри; она сжимает бокал еще сильнее, потому что теперь ее действительно начинает трясти. Этого не должно было случиться. Этого не должно было случиться! Треск. Вскрик. Сбившееся дыхание. Кусок стекла впивается в ее ладонь, глубоко проникая под кожу. Вино смешивается с кровью, становясь одним целым. Гермиона оказывается рядом в считанные мгновения, хватает ее руку и пытается разжать пальцы. — Открой руку! Но она этого не делает. Она еще сильнее сжимает пальцы в кулак. — Нарцисса, что ты делаешь? Разожми руку, ради Христа! — Гермиона почти кричит, в ее голосе явственно различается паника. Так вот оно. То, что она должна была сделать, чтобы ведьма проявила заботу о ней. Пока грусть от осознания этого факта переполняет ее, пальцы начинают дрожать. Ведьме удается разжать ее кулак. — Блядь. В самом деле, «блядь». Кусок стекла почти исчез в ее плоти. По какой-то причине Гермиона быстро выходит из комнаты. Она смотрит на свою руку и видит, что той уже удалось вытащить осколок. Она этого даже не заметила. Вскоре ведьма вернулась с бутылкой огневиски и носовыми платками. Она берет ее руку и выливает на нее немного огневиски. Нарцисса вздрагивает, потому что это действительно чертовски больно. — Прости, — говорит Гермиона. — Но я должна сделать это, чтобы продезинфицировать рану. Как это так, удивляется Нарцисса. Почему она просто не воспользуется палочкой? А потом она понимает, что, должно быть, это маггловский способ лечения ран. Наверное, это то, чему Гермиона научилась, будучи еще девочкой. Эта мысль показалась довольно милой. И заставившей чувствовать себя так, будто холодный острый нож пронзает грудь. Это заставляет ее мучительно осознавать, что она ничего не знает о ведьме, не более, чем то, что пишут о ней так называемые авторы на страницах "Пророка". Они происходят из двух совершенно разных миров, и, независимо от того, насколько они близки физически, большей дистанции между ними и быть не могло. Он обрушается прямо на нее, воздушный замок, который она построила в своей голове за последние несколько недель. Замок, созданный из мечтаний, надежд и безрассудства, в котором она закрыла сказочную идею о них. Вдруг прикосновения ведьмы становятся невыносимыми. — Мне нужно идти, — говорит она и выдергивает израненную руку. — Просто подожди немного, повязка еще не закончена. — Мне нужно идти, — бормочет она и вытаскивает палочку. — Нет, ты не можешь аппарировать так! Позволь мне сделать это… Нарцисса, нет! Ее ноги с силой ударились о твердую поверхность, она врезалась в стену и упала на пол. Поспешное аппарирование никогда не было хорошей идеей. Она видит, что приземлилась в коридоре на втором этаже, а не в своей спальне. — Мама? Это ты? О нет. Сейчас она не может встретиться с сыном, не может позволить ему увидеть ее такой. Она поднимается с помощью здоровой руки и, спотыкаясь, направляется к своей спальне, ни говоря ни слова. Она не смогла бы, даже если бы хотела, из-за всех этих рыданий внутри. Она останавливается посреди своей спальни, сжимая голову руками, желая, чтобы все эти голоса замолчали, пытаясь заставить миллионы самых разных мыслей в ее голове исчезнуть. Она просто не знает, как справиться с таким большим количеством эмоций. — Мама, садись, — говорит ей сын. Она даже не заметила, что он последовал за ней. Он ведет ее к кровати и помогает сесть. Он тяжело дышит. — Кто сделал это с тобой? — он берет ее раненую ладонь. — Мама, кто сделал это с тобой? — спрашивает он снова, но она только качает головой. Она не может сформулировать ни одного предложения прямо сейчас, не может уловить ни одну ясную мысль, кроме… — Андромеда. Ее сестра была единственной, кому она могла когда-либо выплакаться. Беллатрикс очень любила ее, отчаянно защищала, но она никогда не знала, как ее успокоить. — Мама, прошу, успокойся, — он кладет руку ей на плечо, слегка сжимая. Его усилия приятны, но этого недостаточно. Ей очень нужна поддержка, но она никогда не знала, как утешить его, а теперь и он этого не знает. — Пожалуйста. Андромеда, — выдыхает она. — Как мне ее привести сюда? — беспомощно спрашивает он. — Я могу связаться с отцом. Он сказал, что сегодня у него много важной работы, но, я уверен, он мог бы… — Нет! Мне нужна моя сестра. ** Драко уходит, и она может только надеяться, что он найдет способ связаться с ее сестрой. И даже более того, она надеется, что он будет уважать ее желания и не приведет Люциуса. Она, скорее, предпочла бы остаться рыдать здесь, в одиночестве, чем оказаться с ним рядом сейчас. Сама мысль о том, чтобы лежать рядом с ним этим вечером, проснуться рядом с ним, видеть, как он листает "Пророк" и читает, что его жена... Она бежит в ванную и ее выворачивает. После она остается сидеть на полу, мысли медленно растворяются в голове, пока не остается только одна: как она может продолжать так жить? Она не знает, сколько просидела вот так, только чувствует, как тело начинает неметь. Где-то через это онемение ей кажется, будто она слышит голоса. Далеко-далеко. Драко. Да, это голос Драко и чей-то еще, но она не узнает его. Она вздрагивает, когда кто-то касается ее лба, гладит щеки пальцами, вытирая слезы и убирая боль, как когда-то, когда они были детьми. Когда они были детьми? - Энди? - она возвращается к реальности. - Да, я здесь, сейчас. При этих словах она снова начинает плакать. Только теперь, когда ее сестра рядом, она понимает, как сильно ей ее не хватало. - Дай мне посмотреть, - Андромеда берет ее раненую ладонь и осторожно снимает повязку. - Ничего страшного, небольшое заклинание все исправит. Тергео, - и кровь исчезает. - Эпись. Вот, теперь вставай. Пойдем, давай сядем в более удобном месте.

***

Андромеда Тонкс сидела в своей гостиной с книгой в одной руке и стаканом колы в другой. Она полностью сосредоточилась на чтении. Это то, что ей редко удается, но сегодня в доме тихо. Она отдала Теда его крестному отцу. Она очень любит мальчика, но иногда ей нужно немного времени, чтобы побыть одной. Сегодня вечером был как раз такой случай, пока не раздался звонок в дверь. Еще звонок. И еще. — Да что случилось? — она отложила книгу и стакан с освежающим напитком и направляется к двери. Когда она открыла ее, то увидела светловолосого молодого человека в костюме и галстуке. — Теперь ты можешь отпустить звонок. Прошло уже много лет с тех пор, как она видела его фотографию в "Пророке", но она абсолютно уверена, что это он, и он никогда не был в маггловском доме раньше, никогда не пользовался дверным звоном. — О, верно, — он убрал палец и сложил руки перед собой. — Миссис Тонкс, я Драко Малфой, сын Нарциссы. Прошу прощения, что явился в Ваш дом без предупреждения. Я понимаю, что мы никогда не встречались и сейчас уже очень поздно, и было крайне невежливо с моей стороны явиться сюда, но могу ли я попросить Вас о помощи? Да, без сомнения, он — сын Нарциссы. — Что случилось, Драко? Он прочистил горло. Ей было забавно смотреть, насколько ему неуютно. — Понимаете, дело в моей матери. Сегодня она вернулась домой очень расстроенной и она ранена. Она спрашивала о Вас. Это становится интересным. Сразу столько любопытной информации в одном предложении. Насколько она помнила, Нарцисса редко выходила из себя. Должно было произойти что-то совершенно из ряда вон выходящее. И как такая леди, как она, могла получить травму? За все тридцать лет она ни разу не звала ее. — Я хотел позвать отца, но она не хочет его видеть. Она запрокинула голову, громко рассмеявшись. — Конечно же, не хочет! — она не отреагировала на замешательство, написанное на лице бедного мальчика. — Она действительно звала меня? — спросила Андромеда со слезами от смеха на глазах. — Да, несколько раз. — Прекрасно, — она вздохнула и взяла его за руку. Он вздрогнул от этого прикосновения и вопросительно приподнял брови. — Аппарация, Драко. Ты ведь слышал об этом, не так ли? — Да, конечно, — он покраснел и аппарировал их. Они оказались в вестибюле особняка Малфоев. Драко стал подниматься по парадной лестнице, и, на мгновение, она остала, замирая, чувствуя внутренний трепет от великолепия этого здания. Холодного, пугающего великолепия. У нее нет ни малейшего представления, как кто-то может жить здесь, не замерзая, однако, судя по тому, что ей известно, семья Малфоев уже давно покрылась льдом. Когда они поднимаются по многочисленным лестницам, Драко спрашивает: — Что Вы имели ввиду, когда сказали, что мама очевидно не будет звать моего отца в такой ситуации? — Он ее никогда особенно не интересовал. — Конечно же, это не так! Мои родители любят друг друга. — Они чистокровные, Драко. Ты действительно веришь тому, что твоя мать говорит о своем браке? Назови мне хоть один чистокровный союз, который возник из-за любви. Браки такого калибра образуются., — прежде, чем она успела продолжить демонстрировать свои знания о традиционных чистокровных браках, она услышала плач и рыдания. Душераздирающие. Впервые с того момента, как Драко появился на пороге ее дома, она почувствовала нечто вроде беспокойства. Она никогда не слышала, чтобы ее сестра так плакала. Когда они входят в комнату, ее сердце пропускает удар. Она не ожидала, что будет так потрясена открывшейся картиной. В конце концов, это ее младшая сестра, которую она не видела более тридцати лет. И уж точно она никогда не видела ее такой. Ее волосы были в полном беспорядке, макияж потек от рыданий, и она заметила рану, о которой говорил Драко. — Нарцисса, это я, Андромеда. Она осторожно приближается к ней, потому что видит, что ее сестра находится где-то в своем собственном мире. Ее взгляд устремлен куда-то за границы видимого. Когда она не отвечает, Андромеда опускается на колени перед ней. Ее глаза расширяются от удивления, когда она рассматривает травмированную ладонь. Как у Нарциссы Малфой оказалась на руке маггловская повязка? — Что это? — спрашивает Драко, указывая на повязку. — Понятия не имею, — она лжет. У нее такое чувство, что во всем это этом есть что-то, о чем Нарцисса не хотела бы рассказывать сыну. Она снимает повязку и произносит исцеляющее заклинание. — Я займусь ей, Драко, — она смотрит на племянника, и он понимает, что ему пора удалиться. Когда она ушла из дома, Андромеда пообещала себе никогда не оглядываться назад. Она никогда не позволила бы никому из них вновь войти в ее жизнь, и, когда ее попросили придти сюда, она сделала это только из-за несчастного взгляда мальчика, постучавшегося в ее дверь. Но вид сестры в таком состоянии что-то затронул внутри нее. Она прислоняется лбом ко лбу Нарциссы и поглаживает ее щеку большим пальцем, вытирая слезы и убирая боль, как раньше, когда они были детьми. Когда Нарцисса успокаивается, она подводит ее к кровати и они сидят рядом в неловком молчании. Теперь, когда слезы высохли, момент покоя и утешения превратился в странную смесь близости и отдаленности одновременно. Столько всего нужно сказать, но пока говорить нечего. Андромеда прокашлялась. — Хочешь поговорить об этом? Что случилось? — Я даже не знаю, с чего начать, — пожимает плечами Нарцисса. — Люциус что-то натворил? — Нет, это я. Ее глаза широко распахиваются, и дыхание Андромеды сбивается от волнения. — У тебя внебрачная связь? О, слава Богу! — Что?! — Ну, ты ведь никогда не любила Люциуса, верно? Ты должна была бросить его еще тогда. — Да, ты права. Я никогда его не любила. И да. У меня роман. — Ладно, так в чем проблема с твоим романом? — Что ж, это началось исключительно из-за секса, но теперь я думаю, что хочу большего. — А он нет? — Нет, — голос Нарциссы дрогнул. Андромеда едва может усидеть на месте, чувствуя, что есть что-то интересное в этой связи, о чем сестра пока не рассказывает. На мгновение Нарцисса задается вопросом, стоит ли ей продолжать лгать, но потом добавляет: — Она не хочет. — Она? — Да, — шепчет ее сестра. — А твои чувства к прекрасному полу возникли недавно? — Нет, — Нарцисса снова говорит шепотом и, внезапно, многое для Андромеды обретает смысл. Нарцисса отводит глаза, но чувствует на себе горящий взгляд Энди. — Значит, ты лесбиянка. Нарцисса вздрагивает. — Андромеда, пожалуйста!.. — Ты глупая девчонка! — Прости?.. — Это ужасно, прожить столько лет в браке с человеком, которого ты не любишь, но, в самом деле, не хочешь ли ты мне сказать, что вышла замуж за мужчину, предпочитая при этом женщин! Ну вот, опять. Она снова вздрагивает. — Знаешь, ты действительно должна научиться это контролировать. Прекратить вздрагивать, когда кто-то говорит, что ты… — Прекрати это, ради Мерлина! - это уже слишком. То, каким спокойным тоном говорит об этом ее сестра и то, что она даже не ставит под сомнение этот факт, должно заставить ее почувствовать облегчение, но все происходит слишком быстро. — Хорошо, — Андромеда поднимает руки в знак капитуляции. Она вздыхает. — Почему ты вышла за него, Цисси? — Что мне оставалось делать? — отвечает она, защищаясь. — Знаешь ли, у меня особенно не было выбора. — Нет, он был. Ты могла сказать «нет». Ты могла уйти. Я… — Я — не ты! Я не такая сильная. Мне не все равно, что люди думают обо мне, — Нарцисса закрывает рот рукой. Слезы возвращаются. — Боже, Энди, в моей жизни теперь такой беспорядок, — невнятно шепчет она сквозь ладонь. — Я не знаю, как все исправить. Когда она покинула свою семью, будучи подростком, ей казалось, что ее жизнь разваливается на части. В этот момент Андромеда внезапно понимает, что не потеряла все, когда ушла, а получила все. На мгновение она задумывается, была бы ее жизнь такой же, как у ее сестры, реши она тогда остаться. — Ты уверена, что для нее это просто секс? Нарцисса усмехается. — Я даже не уверена, что для нее это секс. Мне кажется, ей просто нравится делать мне больно. Андромеда приподнимает бровь. — БДСМ, сестренка? Весьма извращенно, — она одобрительно кивает головой. — О, ради Салазара, Андромеда! — Нарцисса вздыхает и вытирает глаза руками. — Я не это имела ввиду. — О, — произносит Андромеда, разочаровавшись в том, что история не становится более пикантной, чем уже есть. — Я хотела сказать, что ей нравится делать мне больно эмоционально, играя со мной, унижая меня. — Похоже, она сильно обижена на тебя. — На меня, на Беллатрикс, на все чистокровное сообщество. — Ты расскажешь мне, о ком мы говорим? Я никому не скажу, Цисси, — добавляет она, будто прочитав мысли сестры. — Гермиона Грейнджер. Глаза Андромеды расширились от шока. — Я даже не знаю, что сказать. Я бы никогда не подумала, что она из тех, кто мстит. Так или иначе, что ты собираешься делать теперь? — Ничего, — отвечает блондинка. — Сегодня все закончилось. — Я имею ввиду твою жизнь, Цисси. Что ты собираешься делать с ней? Нарцисса ошеломленно смотрит на нее. Вопрос совершенно нелепый. Что, черт возьми, она должна делать? — Тот же ответ — ничего. Я буду продолжать жить, как и раньше. У меня есть семья, богатство, власть. У меня хорошая жизнь. У тебя хороший фарс, хочет сказать Андромеда, но она этого не делает. Ее сестре уже и так достаточно больно, насколько можно судить. И она видит, что та пока еще просто не готова. Андромеда задается вопросом, будет ли она готова хоть когда-нибудь. - Что ж, ладно, если ты так говоришь. Что-то в голосе Андромеды, в ее лице, заставляет сердце в груди сжиматься. Однако, сегодня она не решается выяснить, что именно.