***
Жалкое, даже душераздирающее зрелище. Драко сидит один в "Дырявом Котле", в компании бутылки огневиски. Ее каблуки стучат по полу, когда она приближается к нему, но он не замечает. Лишь тогда, когда она садиться, он отрывает взгляд от своего стакана. Она видит отчаяние и растерянность в его глазах, и не может ничем помочь, но хочет извиниться. Он интересуется, за что. - За то, что разбила семью. - Значит, ты больше не вернешься к отцу? - Нет, я подала на развод. Только что я говорила с Люциусом. Он только кивает. То чувство, когда ничто не имеет значения, она знает слишком хорошо, и ей больно видеть его в нем. - Мне так жаль, дракончик, - медленно она касается его руки, сжимает ее. Он смотрит с удивлением. Ее собственный сын ошеломлен тем, что она утешает его. Какой же холодной, безучастной матерью она была? - Тебе не за что извиняться. Я злюсь на отца, а не на тебя. Я тоже читаю газеты. Дрожь пробегает по ее телу. Он считает, что это стало причиной их развода. Ну конечно. Почему он должен думать иначе? Она не может позволить ему продолжать в это верить. Она должна начать быть честной с людьми в ее жизни, и с сыном в первую очередь. Люциус уже знает, что у нее кто-то есть, и он без колебаний использует это против нее, чтобы перетянуть Драко на свою сторону. Лучше, если он узнает правду от нее. - Нам нужно поговорить, Драко, - она крепче сжимает его руку. - Все хорошо, мама, - качает он головой. - Я понимаю, почему ты ушла. - Нет, ты не понимаешь, - она сглатывает. - То, о чем Люциус попросил меня, было ужасно, но я бы ушла от него так или иначе, и ты заслуживаешь знать, почему. Ты заслуживаешь узнать меня. - О чем ты говоришь? - Не здесь, Драко. Давай поговорим в более спокойном месте. Он соглашается. Они бросают на стол пару галеонов и уходят. Под "спокойным местом" она подразумевает дом Энди. По-крайней мере, там она чувствует себя в безопасности. Она берет его ладонь и аппарирует в гостиную. Они прибывают, и он отдергивают руку, немного усиливая плохое предчувствие. - Ты тут живешь? - Да, это дом Андромеды. - Я знаю. Я был здесь однажды. Действительно, она и забыла. - Хочешь чаю, Драко? Наверное, мне нужно поставить чайник. Она идет на кухню и берет чайник и две чашки. Они звенят друг о друга в ее дрожащих руках. Неужели она правда это сделает? Неужели действительно сейчас откроется сыну? - Мама, - он кладет руку на ее предплечье. - Забудь о чае. Давай просто сядем и поговорим. Драко садится на диван, а она ставит стул напротив него. - Похоже, нам понадобиться кое-что еще для разговора. Он вытаскивает небольшую бутылку огневиски из внутреннего кармана пиджака. - Ты носишь с собой алкоголь, Драко? - спрашивает она раздраженно. Что происходит с ее сыном и как она это упустила? - Суровые времена требуют суровых средств, - он делает глоток и протягивает ей бутылку. Она решает, что он прав, и тоже делает глоток. Драко смотрит на нее с ожиданием, и она понимает, что этот разговор не будет таким простым, как тот, с Андромедой. Он не поможет ей, задавая наводящие вопросы. Теперь она здесь взрослая. - Я никогда не думала, что придется говорить с тобой об этом, потому что не думала, что мне вообще когда-либо придется об этом говорить. Есть кое-что, что я подавляла в себе всю жизнь, а теперь, ну, я просто больше не могу. Он по-прежнему ожидающе смотрит на нее. Это заставляет ее сердце забиться быстрее. Она пытается подобрать верные слова, чтобы облегчить эту новость, но, в конце концов, приходит к выводу, что лучше сказать прямо. Она набирает в грудь воздуха и не смотрит на него. - Я лесбиянка. Она задерживает дыхание, ожидая реакции Драко, но он молчит, и она чувствует себя замершей во времени. Когда она смотрит на него, то видит суровое выражение, брови сведены вместе. Они не могут долго смотреть друг на друга, и он тянется к огневиски. Они некоторое время молчат, пока Драко не начинает говорить. - Значит, Андромеда была права. - Что ты имеешь ввиду? - Когда я пришел за ней той ночью, она сказала, что ты никогда не любила отца. О Боже. Если бы сестра была здесь прямо сейчас, она бы ее ударила. Как можно говорить ребенку нечто подобное? - Я не знала, что она такое сказала. Впрочем, тогда и она ничего не знала. Его пальцы дрогнули, удерживая бутылку, он нахмурился еще сильнее. Он злится, она это видит. - И когда же ты узнала? - спрашивает он. На мгновение ей хочется ему солгать. Проще было бы рассказать простую историю о том, как недавно она встретила кого-то, кто заставил ее прозреть, но Драко не так глуп. - Я знала всегда. Он резко опускает бутылку на стол, встает и направляется к двери, не оглядываясь. Ее грудь сжимает, накатывает страх. - Драко! - выдыхает он. - Драко, подожди! Она хватает его за руку, останавливая. - Пожалуйста, давай поговорим об этом. Если у тебя есть какие-то вопросы, я на них отвечу! - Отпусти меня! - его тон самый холодный из всех, что она когда-либо слышала, и она дает ему уйти. Кажется, будто время остановилось, когда она смотрит, как он открывает дверь. - Пожалуйста, не уходи, Драко! - ее горло сдавливает, она едва может говорить. - Драко, прошу тебя! - умоляет она, но он просто закрывает за собой дверь. И она ломается.***
- Эй, детка, все будет хорошо! - Энди поглаживает ее волосы, как тогда, когда они были детьми. Нарцисса лежит в ванне, на щеках видны высохшие дорожки пролитых слез. Вода уже давно остыла. Здесь Андромеда и нашла ее, вернувшись домой. - Прекрати так печься обо мне. Я уже не ребенок, - она отталкивает руку сестры. - Нет ничего плохого в том, чтобы принять утешение, знаешь ли. И плакать - это нормально, Цисси. - Я не плачу, - настаивает она. Голос надтреснутый, губы дрожат. - Драко вернется. Просто ты разрушила образ его семьи, который он выстроил в своей голове. Дай ему немного времени. Энди может быть права. Она надеялась, что сегодня они действительно поговорят об этом, поговорят обо всем, но, вероятно, она ожидала от него слишком многого. Она просто так боится потерять сына. И ради чего? Ради женщины, которая держит ее на расстоянии, которая отталкивает ее в тот самый момент, когда она открывает свое сердце? - Я просто такая идиотка, Энди. Я была слишком глупа, думая, будто она действительно может меня полюбить. Меня. - Прекрати себя принижать, бога ради! Ты не идиотка, и, я думаю, что у Гермионы есть к тебе чувства. - Она ничего не ответила на мое письмо, Энди. Ничего, - она откидывается назад, обессиленная. - И все же. В этом нет никакого смысла. То, что она сделала в тот день, люди не делают просто, чтобы проявить доброту к кому-то, к кому ничего не испытывают. У вас с ней не самый простой расклад. Она просто ищет отговорки. Не сдавайся. - Да все равно, - она закрывает глаза, а, вместе с ними, и тему. Ее нервы слишком слабы сегодня, чтобы продолжать этот разговор. Андромеда оставляет ее в покое и идет спать. Она погружается в воду, задерживая дыхание, пока легкие не начинают гореть от отсутствия кислорода. Она выныривает, жадно хватая ртом воздух. О, черт, кто-то стучит в дверь, беспрестанно. Она не хочет больше никого сегодня видеть, но, если стук не прекратится, это разбудит Энди. Она выходит из ванны, накидывая халат. Ее мокрые волосы оставляют дорожку капель за собой, когда она спускается по лестнице. Она открывает дверь, не задумываясь, и... - Гермиона! У девушки растрепанный вид. Ее волосы взъерошены еще больше, чем обычно, лицо ничего не выражает, взгляд расфокусирован. - Ты пила? - спрашивает она, пока Гермиона проходит внутрь мимо нее, снова разворачиваясь к ней после. - Всего пару глотков. Не имеет значения. Послушай, Нарцисса. Я хочу извиниться за свое поведение. Я не знаю, о чем я только думала. Я просто... - Прекрати меня игнорировать! Гермиона смотрит на нее, и Нарцисса видит, как ее стены рушатся. - К черту все! Гермиона хватает ее за талию и шею и целует ее, с силой. Это долгий, томительный поцелуй. Они сжимают друг друга, двигаются, запинаясь, пока ее спина не упирается о кухонный стол и Гермиона подсаживает ее. Она задыхается, полы ее халата расходятся и Гермиона не упускает шанса проскользнуть языком в ее рот. Она обвивает ноги вокруг нее, притягивая нечеловечески близко, слабая пульсация между ног уничтожает последние капли здравого смысла. - Пойдем наверх, - удается ей сказать, прежде, чем не стало слишком поздно. Она не хочет, чтобы сестра увидела их. Она прислоняется к двери спальни, в предвкушении наблюдая, как Гермиона снимает рубашку, расстегивает штаны, и они соскальзывают к ее ногам. Шатенка притягивает ее к себе и они падают на кровать. Гермиона садиться между ее ног. Ее дыхание сбивается, она так сильно нуждается в ней, но она не хочет, чтобы все было только для нее. Всегда все было для нее. На этот раз она хочет быть тем, кто отдает. Они сражаются за господство, целуя, облизывая, кусая, пока Нарцисса не разворачивает ее, прижимая к кровати. Она накрывает ее, собственная влага капает на горячую кожу под ней. Нерешительно, она расстегивает переднюю застежку на бюстгальтере Гермионы. Терпеливо, девушка позволяет ей рассматривать себя, касаться. Красивая. - Такая красивая, - шепчет она. Розовые соски напрягаются при ее прикосновениях. Она захватывает губами один, лаская другой пальцами. Ведьма извивается под ней, ее терпение на исходе, и она толкает ее дальше, вниз по телу. Она чувствует себя неуверенно, она никогда не делала этого раньше. Сердце бьется где-то в горле, и она касается ее языком. Когда с губ девушки слетает первый звук, она расслабляется. Ее возбуждение растет вместе с возбуждением Гермионы, и она тянется вниз, чтобы прикоснуться к себе. - О, черт возьми, женщина! Нарцисса вспоминает, что за ними стоит зеркало. Она гладит себя, дразнит свой собственный вход и проскальзывает двумя пальцами внутрь. - Боже! - Гермиона сжимает ее волосы, прижимая ее лицо между своих бедер, сильно, ритмично двигаясь навстречу. Нарцисса улыбается тому, как ей удается оставаться главной даже когда она под ней. Она почти вырывает ее волосы, сжимая ее голову между бедер, она дрожит и Нарцисса стонет вместе с ней, когда она кончает. Кто бы знал, что отдавать настолько приятно? - Тебе было... хорошо? - она ничего не может с собой поделать, и спрашивает. Гермиона смеется. - Более чем. Ты была совершенно естественна. Слава Богу. Она выдыхает с облегчением и откидывается назад, довольная собой. - Что, по-вашему, Вы делаете, мисс? Мы еще не закончили. Раздвинь ноги, - Гермиона оказывается сверху. - Шире, - требует она между поцелуями. Она вздрагивает, когда их ядра соприкасаются. Они двигаются вместе, тесно прижимаясь, соединяясь. "О Боже", - выдыхает она ей в шею. Это высказывание значит больше, чем просто физическое удовольствие. Пока удовольствие в ее теле растет, происходит что-то еще. Что-то, что заставляет ее глаза увлажниться, что-то, что вызывает желание полностью раствориться в другой женщине, когда они достигают оргазма. Они поворачиваются на бок, не выпуская друг друга из объятий. Они смотрят друг другу в глаза, и Гермиона играет с ее волосами. - Ты чертовски меня пугала, - признается она. - Я тебя пугаю? - Нарцисса более, чем удивлена. Гермиона, определенно, пугает ее всю дорогу. Она никогда не думала, что это происходит взаимно. - Чем? Своим именем? Своим участием в войне? - Это, безусловно, породило бы много разговоров, может быть, даже неприятностей, если бы люди узнали, с кем я, но меня не волнует общественное мнение относительно моей жизни, - Гермиона берет ее руку и целует. Нарцисса видит, как она изо всех сил старается найти нужные слова. Проходит некоторое время, прежде, чем Гермиона шепотом продолжает. - Что меня пугает, так это твои чувства. Я не ввязываюсь в отношения. Нарцисса в этом не виновата, но она смеется. Это так чертовски по-чистокровному, что, в широком смысле, означает "я не ввязываюсь в любовь". - Ты никогда не была влюблена? - спрашивает она. - Была, но она выбрала кого-то другого, и я потратила годы жизни впустую. С тех пор у меня только встречи на одну ночь и короткие романы. Кто бы мог подумать, всегда такая уверенная в себе Гермиона Грейнджер боится, что ее чувства ранят. - Если это хоть немного поможет, в моей жизни нет никого другого, - говорит Нарцисса. Гермиона искренне улыбается. - И я... Что ж, я уже не в самом расцвете сил. Я потратила много времени. И я не собираюсь тратить еще больше на отношения, к которым не отношусь серьезно. Гермиона понимающе кивает. И Нарцисса оставляет все так, как есть сейчас. Она не хочет оказывать слишком большое давление. Когда Гермиона встает какое-то время спустя, она не может сдержать накатывающий страх. Он, должно быть, отразился на ее лице, потому что, прежде чем выйти за дверь, девушка говорит: - Я просто иду в ванную. Нарцисса расслабляется и уютно устраивается под одеялом. Прежде, чем провалиться в сон, она чувствует, как теплые руки обвивают ее тело.