он приходил, нечасто, перед сном оставлял настоящее "на потом" на прощание рукой взмахивал как крылом его голос в висках стучал долотом его волосы медленно начинали седеть а во взгляде все так же звенела медь он привык много ждать, еще больше терпеть действовать напролом я ночами не сплю, вспоминаю о нем и о том, что когда-то мы вместе уснем где-то там, за рекой, мы на берегу том его голос в висках отдает долотом Де Эльдхаер
Следующие несколько дней Бейлиш провел в вязком густом тумане, который каждой ночью становился все гуще и гуще, по мере приближения к постели, на которой спала, теперь уже рыжеволосая, Алейна Стоун. Ночное бдение возле ее кровати стало чем-то вроде повинности, которую он не хотел нести, но ноги, в свою очередь, упорно вели его каждую ночь в комнату этажом ниже. Когда он увидел ее там в первый раз, то он просто стоял рядом, молча, не делая больше ни одной попытки приблизиться, стоял, не шевелясь и почти не дыша, как Безупречный на посту, до тех пор, пока за окном не начало светать. Вернувшись в комнату, не приходя в сознание, он рухнул на кровать и лежал весь день до тех пор, пока за окном не начало темнеть. Он, вроде бы, даже отказался от принесенной Робертом еды. Время от времени, он забывался коротким, тревожным сном, но точно утверждать этого не мог. У него снова возник соблазн вскочить на первую попавшуюся лошадь и уехать как можно дальше от Винтерфелла, несмотря на все угрозы евнуха. Но еще он точно знал, что теперь этого не сделает. По крайней мере, не сейчас. Сейчас другой соблазн был слишком велик. Весь вечер он прислушивался к шорохам снизу, сидя за столом и пытаясь что-то писать, но вместо этого только нервно грыз кончик пера. Когда в очередной раз пришел Роберт, Бейлиш долго не хотел отпускать его от себя, надеясь, что разговор с мальчиком как-то его отвлечет. То, что сказал парнишка, заставило Мизинца в его душе ехидно потереть руки. Санса была объявлена сбежавшей для вступления в сговор с какими-то эфемерными врагами, а вторая Старк сидела под домашним арестом, до выяснения обстоятельств побега ее старшей сестры и факта измены. Весь городок просто гудел от этой новости, северяне разделились на два лагеря: желающих немедленно идти искать Сансу Старк, чтобы под ее эгидой пойти на Винтерфелл и выдворить оттуда Драконью самозванку, и также желающих немедленно искать Сансу, но чтобы отвести ее к Драконьей Королеве и наказать изменников. Сути, правда, это не сильно меняло: даже последний отщепенец на Севере сейчас искал Сансу Старк, которая в это время мирно помогала с ужином Дженне, двумя этажами ниже. Правда, когда та часть Бейлиша, которая любила, когда вокруг начинало происходить что-то, сулящее ему выгоду, замолчала, вторая, более рассудительная половина лорда Петира невольно заволновалась при мысли о том, что кто-нибудь всяко сунется проверить дом Джены, а если в придачу к Сансе тут найдет еще и его, казненного, по общему мнению, за измену, то никто даже разбираться долго не будет и отрубит бедовые головы обеим сестричкам Старк и ему. И в этот раз, пожалуй, уже наверняка. «Эта девчонка, как обычно, принесла с собой кучу проблем», - думал Бейлиш, глотая вино, наблюдая за темнеющим небом за окном. Даже здесь, даже сейчас, она приносит неприятности. У него только-только появился шанс начать все сначала, забыть о том, что случилось в Винтерфелле, и тут – опять она. «Дьявол ее побери», - думал бывший лорд-протектор Долины Аррен. «Пускай катится к черту, видеть ее не хочу», - говорил он себе, сжимая зубы так, что скулы сводило судорогой. Следующей ночью, пролежав без сна несколько часов, сам не понял как, но он снова обнаружил себя возле ее постели. Все больше и больше подозревая себя в душевном нездоровье, он сел на дубовый стул, лицом к спинке, расставил ноги и положил голову на руки, покоящиеся на спинке, наблюдая. Иногда на его лбу прочерчивалась жесткая вертикальная линия, губы гневно сжимались в ниточку, а на скулах ходили желваки. Но через какое-то время его лицо смягчалось, но как только хозяин это замечал, то снова придавал ему прежний вид. Когда его пальцы начали, наконец, судорожно сжиматься от едва сдерживаемого гнева, он привставал с места, понимая, что если сейчас не покинет ее спальню, то однозначно с собой не совладает и тогда… А что тогда? Он не знал, но не хотел проверять. Когда он закрыл глаза и задремал, он видел свои пальцы, сжимающиеся у нее вокруг шеи, и проснулся от испуга, с облегчением осознав, что это был всего лишь сон. Заскрежетав зубами, он вышел из ее комнаты, но проходя мимо ее постели, не удержался и провел кончиками пальцев правой руки по рыжим густым волосам. Пальцы от этого начало слегка покалывать. Когда Бейлиш лег на кровать он, как ребенок, положил правую ладонь под голову и уткнулся в нее носом и только после этого наконец-то заснул.***
Первая ночь в темнице прошла невесело. Либо она уже успела отвыкнуть, либо когда спишь под открытым небом, это было не так заметно, но Пес храпел так, что сотрясался, наверное, весь Винтерфелл. Каменные стены создавали неплохое эхо, так что рулады, выводимые Псом, били по ушам не хуже колокола. Кроме того, ей не давали заснуть еще некоторые мысли, но винить во всех грехах храпящего Сандора оказалось куда проще, чем думать о том, что в действительности волновало ее больше всего. Тщетно лежа с закрытыми глазами в течение пары часов, она подняла веки и увидела, как прямо напротив влажно блестят глаза Бриенны. - Может быть, стукнуть его чем-нибудь потяжелее? Или можем засунуть ему что-нибудь в рот. - Я не сплю не по этой причине, - ответила Бриенна и села. – Меня интересует другое. - Что, например? – Арья тоже села, намеренно сильно задев локтем Пса. Тот от этого, будто бы назло, стал храпеть еще громче. - Если ваш брат, как вы говорите, может, кхм… - Бриенна заметно замялась, прежде чем произнести дальнейшие слова. – Видеть. Он видел, кто похитил его? И как он оказался в этом погребе? Арья усмехнулась. Это был едва ли не первый вопрос, который они с Сансой задали ошарашенному Брану. И этот ответ разочаровал их больше всего. - Он сказал, что это не имеет значения. - В смысле? – Бриенна недоверчиво дернула глазом. – Такого не может быть. - В случае с Браном как раз может, - вздохнула Арья. - И вы не настояли? – не унималась Бриенна. - Настояли, конечно. Но он сказал, что не помнит. И не видит. Будто туман в голове. - Такое возможно? - Я уже ничему не удивляюсь. Они замолчали. Бриенна поглядывала на Арью исподлобья, будто с опаской. Арье даже казалось, что в перерывах между всхрапываниями Пса, она слышит, как тяжело ворочаются мысли в голове Бриенны Тарт. - Как вы думаете, где она сейчас? – спросила Бриенна едва слышно. Пес в этот момент как специально всхрапнул особенно звучно. - И думать об этом не хочу, - буркнула Арья. – Даже зная где она, отсюда я ей ничем не помогу. Я вообще ничего не могу сделать отсюда, - она нахохлилась и недовольно замолчала, выпятив нижнюю губу. – И Санса – не единственный повод моего беспокойства. - Понимаю, - кивнула Бриенна, ее невыразительные глаза вдруг наполнились сочувствием. – Я тоже много думаю в последнее время, особенно после того, что вы сказали. Об… одном человеке, - сказала Бриенна и замолчала, будто подавившись словами. Арья не могла видеть, но судя по выражению лица Бриенны, она сейчас краснела до кончиков ушей. В Арье вдруг зашевелилось больное любопытство. Странно, обычно ей не было дела до таких вещей, но она ни разу еще не видела, чтобы несгибаемая Бриенна Тарт краснела. Поборов в себе неистовое желание тут же накинуться на нее с вопросами, она, чуть ли не зажимая себе рот, молчала, ожидая, когда Бриенна сама осмелится продолжить. - Он… Не такой, как о нем думают другие, - сказала Бриенна, смущенно нахохливаясь, как сова. - Что я такого сказала, что вы об этом подумали? – спросила Арья после пары минут молчания. - Интересы дома, интересы семьи – всегда первостепенны для человека. Но для рыцаря первостепенна честь. И долг. - Но долг рыцаря – защищать свой дом и семью, не так ли? - И своего сюзерена, да, - согласилась Бриенна. – И держать данное слово. - Тот, о ком вы думаете… Не сдержал его? - Я не знаю. - Но он уже нарушал данные им клятвы? - Да, - Бриенна затихла на минуту. – Но что если клятвы противоречат друг-другу? - Значит, их не следует давать, - жестко ответила Арья. - Увы, даже одна клятва может сама себе противоречить, леди Арья, - раздался тихий голос, разносимый эхом, и Арья подпрыгнула от неожиданности. Бриенна, в свою очередь, тоже, а ее правая рука сама собой потянулась к отсутствующему мечу. Рука Арьи нащупала вывалившийся из стены камень. - Кто тут? – крикнула она в темноту. - Ну, зачем же так кричать, вы же перебудите весь замок. Если это, конечно, еще не сделал наш милый, спящий как младенец, друг… - Как вы прошли мимо стражи? – сказала Бриенна. В этот момент они увидели, как полыхнул на стене напротив свет от пламени и закачалась низкорослая тень. - У меня, как у десницы Королевы, есть свои маленькие, извините за каламбур, поблажки. Из-за угла, наконец показался Тирион, держащий в руках свежезажженый факел, изрядно чадивший и дурно пахнущий, но самого карлика это похоже не особо смущало. - Зачем вы тут? – с подозрением спросила младшая Старк. - О, как обычно, для светской беседы. - Не думала, что смогу вести светские беседы с человеком находясь в тюрьме в своем собственном доме. - А вот у меня в этом большой опыт, знаете ли, - усмехнулся Тирион, оглядываясь по сторонам. Заметив держатель для факела, он, было, попытался пристроить его туда, но никак не мог дотянуться. – У меня даже интереснее, меня в темницу бросил мой родной, горячо обожаемый отец. - Хотите поделиться бесценным опытом? – фыркнула Арья, наблюдая за бесплотными попытками Тириона. – Или просто позлорадствовать? - На самом деле, если честно, никому бы не пожелал. Даже Серсее, которая это все в сущности устроила, - Тирион наконец Бросил возиться с факелом и принялся за невысокий табурет, подтаскивая его ближе к решетке, чтобы видеть лица Арьи и Бриенны. - А вот я бы пожелала, - мрачно заключила Арья. - Не сомневаюсь, - Тирион наконец строился на табурете. – А теперь давайте по порядку. Вы считаете, что моя, не обделенная коварством сестра, предала нас и захватила в плен вашего брата? - Как вы ловко все резюмировали. - Это одна из моих сильных сторон. - Это ведь вы говорили с Королевой? Вы знаете ее куда лучше кого-либо, не считая другого ее брата, может быть. Вы не допускаете, что она ведет игру за вашей спиной? - Я бы очень удивился, если бы она не вела. - То есть, вы верите в то, что я сказала? - Хотел бы верить и не хотел одновременно. Если верить этому, то Джон Сноу все еще жив и это не может не радовать. А если не верить, то Серсея все еще ничего не выкинула, что не может не радовать тоже. Но так как, зная Серсею, рано или поздно она все равно что-нибудь выкинет, так что вариант с живым Джоном мне нравится больше всего. - Тогда почему вы молчали? – голос Бриенны был, как обычно, бесстрастным. – Вы ведь могли повлиять на ее решение. Почему вы позволили ей бросить нас сюда? - Из-за Сансы. Арья с Бриенной непонимающе переглянулись. Даже Пес, казалось, стал храпеть чуть тише. - Я не понимаю, - медленно сказала Арья. - Ее бегство было расценено как признание вины. Как тогда, в Королевской Гавани после смерти моего не самого любимого племянника, - лицо Тириона едва заметно скривилось при упоминании Джоффри. – Королева просто хотела посадить вас под домашний арест, но побег и убийство стражника… - Вы хотите нас убедить, что если бы мы были зайками, то нас бы не тронули? – Арья чувствовала, как начинает закипать. – А знаете почему Санса решила сбежать? Потому что мы слышали ваш разговор! Тирион, казалось, выглядел удивленным. - Чей это наш? И какой разговор? - Не знаю чей! – эмоции брали верх над разумом и Арья начала бездумно кидаться в Тириона словами, как камнями. – Вас было трое, или четверо, я не знаю! Вы обсуждали, как хотели схватить меня и мою сестру, чтобы мы… чтобы мы… - она начала задыхаться от возмущения. - Я не имею к этому никакого отношения, - спокойно сказал Тирион. - Хотите сказать, вас там не было?! - Я не буду ничего утверждать, потому что я не знаю, о каком конкретно разговоре вы говорите… - Как же вы все любите уходить от ответов! - Это политика, леди Старк. «Еще один политик. Достали уже со своей политикой», - подумала Арья и сказала вслух: - В пекло вашу политику! Нам нужно вернуть Джона. Время уходит, с каждым днем он все ближе к Королевской Гавани. Помогите нам. - Боюсь, мне не хватит роста, чтобы дотянуться до Эурона Грейджоя и перерезать ему горло. Возможно разве только, если он заснет… Ну, или я встану на табуретку… - Кончай придуриваться! – Арья чувствовала, как чешутся руки швырнуть что-нибудь в Тириона. Чтобы унять этот зуд, она вцепилась в решетку пальцами. – Ты знаешь, что нужно сделать! Переубеди ее! - Кто я такой, чтобы перечить Королеве? - Ее десница! Если не ты, то кто?! - Чтобы она посадила меня в подвал рядом с вами? У меня до сих пор ломит спину после темницы Красного Замка. - Нам не выиграть войну без Джона. - Я знаю это не хуже вас. - И ничего не делаете?! - Попробуйте переубедить ее сами. Завтра. Она придет к вам. - Для чего? – настороженно спросила Бриенна. Тирион вздохнул. - Боюсь, беседа будет не очень приятной… Арья вдруг похолодела. - Сансу нашли? - Еще нет. О ней бы я и хотел поговорить. - Что с ней сделают, когда найдут? Что сделают с нами? – спросила Бриенна из-за спины у Арьи. - Королева поступит мудро, - уклончиво ответил Тирион. - То, что мы сейчас здесь – это тоже мудрый поступок? - Возможно и так. В любом случае – в замке, под охраной, ей будет куда безопаснее. Вы же знаете про Ходоков? Армии в боевой готовности, а тут пропадает наследница Винтерфелла. И непонятно в чьих руках она сейчас находится. - Я так понимаю, вы бы предпочли держать ее в своих руках. Тирион потупил взгляд. - Я тоже беспокоюсь за нее. -Судя по вышесказанному – больше всего вы печетесь за свою шкуру. - От моей шкуры не будет проку, если она будет висеть рядом с кабаньей головой на стене. - Тогда нам от вас нет никакой пользы. - Я нашел вашего брата. - Тоже мне, вы не его искали, а шли пьянствовать. - Это не меняет дела. Скажите мне, где Санса. Арья фыркнула. - И какую пользу нам должно это принести? - Я помогу ей. - Дайте угадаю – приведете ее на ковер к вашей Королевишне? Чтобы она униженно попросила пощады для оступившегося семейства Старков, да? - Вы хоть понимаете, как опасно сейчас вне замка? Даже в замке. - Рядом с нашей доброжелательной Королевой? Еще бы! - И вы хотите, чтобы ваша сестра сейчас имела дело с белыми ходоками? С ними, в отличие от Королевы, не договоришься, знаете ли. Они методов современной дипломатии не признают. - За мою сестру не волнуйтесь, - сказала Арья, напротив, чувствуя, как скрутило живот от страха за Сансу. – Она… Она разберется, - сказала она почти уверено, а ее глаза, выдавая ее с головой, суматошно забегали по стене за спиной карлика. Тирион это, к сожалению, заметил. - Так вы не знаете где она? – пораженно спросил он. - Вас это не касается, - чересчур быстро ответила Арья. Тирион покачал головой. - В таком случае - все еще хуже.***
Первым, что он услышал утром спустя пару дней – был женский смех откуда-то снизу. Этот смех полоснул ему ножом по ушам, он тут же засунул голову поглубже под подушку и снова попытался заснуть, но смех преследовал его даже там, только звучал он уже в его голове. Он не запомнил, как прошли последние дни, он помнил только ночи. Каждую ночь он как искусный вор прислушивался к каждому шороху за дверью, научился отличать шаги всех живущих в доме, голоса, даже смех. Он знал, что Джены подолгу не бывает дома, знал, что теперь здесь заправляет какая-то девочка чуть старше Роберта, которая помогает Сансе на кухне и учит ее нехитрым премудростям. Знал, хоть и никогда ее не видел. Роберт исправно приносил ему свежие новости, но даже увлеченный своими мыслями Бейлиш заметил, что мальчишка заметно осунулся и погрустнел. Но думать почему это случилось у него не было ни малейшего желания. В конце концов – какое ему дело до проблем крестьянских мальчишек? Каждую ночь, как только шаги за дверью затихали, он ужом проскальзывал в комнату к рыжеволосой лгунье, назвавшейся Алейной Стоун, и подолгу смотрел, как колышутся рыжие волосы от легких дуновений ветерка. Иногда он протягивал руку, чтобы аккуратно дотронуться до них, иногда заправлял их ей за ухо. Один раз он легко провел кончиками пальцев по ее шее, возбужденно почувствовав, как под кожей испуганно бьется тонкая живая жилка. Санса издала какое-то слабое мычание, с трудом напоминавшее стон и зашевелилась. Бейлиш быстро убрал руку дожидаясь, пока девушка затихнет и перевернется на другой бок. Он много раз думал о том, чтобы оставить ей какой-то знак. Записку, кольцо, брошь, что угодно, хотя бы легкий поцелуй в висок. Но чего он хотел этим добиться? Страха? Понимания? Прощения? Он не знал. Когда Роберт в очередной раз зашел осведомиться чего ему надо, он бесцветным голосом, если его полухрип-полушепот можно было назвать бесцветным, попросил побольше вина и огромный кусок мяса, кинув парнишке монетку. Когда Роберт вернулся, он, наплевав на все предосторожности, дал ему еще несколько, попросив раздобыть где-нибудь хоть какую-нибудь книгу. Хоть на валирийском. И ванну. Нужно было хоть как-то отвлечься. Кусок мяса так и остался нетронутым до вечера, а в книге, которую Бейлиш до этого читал не раз и находил не очень интересной, было пролистано всего лишь несколько страниц. Именно пролистано, а не прочитано, потому что после каждого предложения мысли его улетали куда-то далеко. Зато вино к вечеру было выпито почти все, его даже слегка покачивало, когда он вставал из ванной, так, что он чуть не споткнулся о борт. Он глупо хихикнул, подумав, что бы было, если бы она пролилась. С потолка бы потекла вода и они все, включая Сансу, рванули бы сюда, чтобы посмотреть, что произошло, и каких размеров сделалась дыра в крыше, что столько воды попало аж на первый этаж. А увидели бы его – голого и пьяного, лежащего на полу и при этом глупо хихикающего. Такого даже казнить жалко. «Надо взять этот способ отступления себе на заметку», - подумал он. – «Если дела пойдут совсем скверно. Может тогда хоть не сразу казнят, а сделают придворным дураком». За окошком уже стемнело, пока он задумчиво писал что-то на пергаменте, потом он вдруг резко смял его и швырнул в стену, отпив большой глоток вина. Еще спустя пару минут он взялся за новый. Иногда, когда он писал, он так злился, что перо протыкало пергамент насквозь или оставляло на нем безобразные кляксы. Так грязно и неаккуратно он не писал с тех пор, как только научился писать, тогда он тоже чертовски злился на мейстера и на Эдмура, у которого начало получаться куда быстрее и аккуратнее, чем у него. С тех пор он всегда неаккуратно писал, когда злился. Но тогда, в детстве, он быстро взял себя в руки, потому что хотел доказать старому Хостеру Талли, что он не хуже его родного сына. Правда, конечно, не только Хостеру. Но ему с детства было важно быть не хуже других, тех, кому повезло родиться под крылом у великих предков. Он всю жизнь посвятил тому, чтобы доказать себе и всем, что он чего-то стоит, а она смешала его с грязью. Перо тихо хрустнуло у него в руке, сломавшись почти посередине и Бейлиш в гневе отшвырнул его куда-то в стену, задев рукой чернильницу. Та, весело звякнув, отлетела куда-то в угол каморки, залив черным сероватые простыни. Но Бейлишу было уже все равно. Он с трудом встал и, покачиваясь на обманчиво нетвердых ногах, цепляясь за все, до чего мог дотянуться, двинулся к выходу из каморки. Будь он чуть трезвее, он бы прислушался к звукам снаружи, прежде чем открыть дверь, но сейчас это больше не имело значения. Он почти кубарем скатился с небольшой лесенки в несколько ступенек и держась по очереди то за одну стену, то за другую, двинулся по привычному маршруту к излюбленной им комнате. Ночь была ясной, свет от полной луны, лившийся из окна, отлично освещал открывшуюся ему картину. Девушка на кровати все так же спала, мирно положив руку под голову. Джена сегодня видимо долго топила очаг, потому что в комнате было очень жарко. Санса спала почти скинув с себя одеяло, оно закрывало только часть живота и одну ногу. Другая была оголена по самый верх бедра, а короткая ночная рубашка задралась и сбилась где-то на талии. Одно плечо тоже оголилось и беззащитно торчало из-за слегка спутанных рыжих волос хозяйки, мирно спавшей на боку. Он замер, опершись на дверной косяк. Его губы, еще пол минуты назад сжатые в твердую тонкую линию, стали опять мягкими и безвольными. «Зачем я снова пришел?» - подумал он, рассеяно. Чтобы стоять и смотреть на нее спящую? Как озабоченный юнец? Зачем ты вообще сюда шел? Хотел разбудить ее? Высказать ей все, что думаешь о ней? Сказать, как сильно ты ее ненавидишь? Идиот. Она улыбалась во сне. Чуть заметно, уголки губ были совсем немного приподняты. Она часто причмокивала губами во сне, отчего они всегда оставались влажными и блестящими, на них слабо бликовал лунный свет, так, что хотелось дотронуться до них пальцем. Он почувствовал ком в горле и сглотнул, схватившись за него руками. Ладонь нащупала грубую, давно не снимаемую повязку, под которой все еще зудел шрам. Не болел, а мерзко зудел, как муха, бьющаяся о стекло, как напоминание о том, как он получил этот шрам и кто его оставил. А она лежала сейчас здесь, живая, с улыбкой на красивом юном лице, когда он был давно мертв. Она не видела его мертвого, но она знала это – и все равно улыбалась. Смог бы он так же улыбаться во сне, если бы знал о том, что она мертва? Интересно, кто ей сейчас снится? Какой-нибудь Лорас Тирелл, однозначно. Или кто там ей еще нравился из тех, кто посмазливее? Кто угодно, только не он. Только ведь он, как и Лорас Тирелл – мертв. По крайней мере для нее. И это ничуть не мешает ей спать. И сладко причмокивать алыми влажными губами во сне. Он вдруг вспомнил вкус этих губ. Не хотел, но вспомнил, именно тогда, когда попробовал их в первый раз. Перед ним в пьяном мареве снова встала та самая картина. Нет, самого поцелуя он почти не помнил, но помнил, как шел из Зимнего сада обратно в свои покои, время от времени, будто бы случайно прикасаясь ладонью к губам, сам не зная для чего. Будто бы хотел удержать это ощущение еще на чуть-чуть, словно оно было бабочкой, которая в любой момент вспорхнет с губ и улетит. А после он убирал руку в карман, потирая пальцы друг о друга, чувствуя остатки тепла на них, смущенно и довольно посмеиваясь себе в бороду. Он бы позволил убить себя еще раз, лишь бы никто никогда этого не узнал. Когда он, наконец, вошел к себе в покои, он бросил мимолетный взгляд в большое зеркало с резной позолоченной рамой и замер. Он не считал себя красивым с самого детства, с тех пор как женщина, которую он любил, отвергла его. Но сейчас, взъерошеный, с красными от мороза щеками, с седыми волосами в бороде, и в заляпанным снегом камзоле, он показался себе самым красивым человеком на свете. Его отец часто говорил ему в детстве, что если хочешь сделать человеку плохо – сначала сделай хорошо, а потом верни, как было. Санса вернула. И о том, как она это сделала, теперь до конца жизни ему будет напоминать тот безобразный, зудящий тупой болью шрам на шее. Два шрама, от матери и от дочери. Варис был прав – он просто идиот. Он гордился своим незаурядным умом и хитростью и попался как простой деревенский дурачок. Нет, больше этого не будет. Никогда не будет. Он сделал шаг вперед, покачнувшись, пытаясь сохранить равновесие, нащупал правой рукой грубую столешницу дубового стола, чуть не своротив его, даже не подумав о том, сколько шума издает. Пальцы наткнулись на какие-то столовые приборы, на ложку, вилку, на еще теплую миску и вдруг нащупали рукоять какого-то до боли знакомого предмета. Мизинец проскользил по лезвию, слегка зацепив его, от чего на нем выступила кровь, но Бейлиш даже не заметил. Он стоял, опершись на правую руку, сжимающую рукоять столового ножа с выщербленной местами грубой деревянной ручкой и тяжело дышал, пытаясь придти в себя. Сознание возвращалось неохотно, практически совсем не возвращалось. Чем дольше он стоял, тем гуще заволакивал его взор бордовый туман, через который не проступали больше беззащитные плечи, оголенное бедро и блестящие губы. В голове долотом бились слова: Благодарю вас за ваши уроки, лорд Бейлиш. «Сука, сука, сука», - бывший лорд-протектор сжимал зубы так сильно, что они едва не крошились. – «Я сказал тебе, что любил тебя. Я сказал это при всех. Я умолял», - стучалось у него в голове, когда он сделал первый маленький шажок к ее постели, не выпуская нож из руки. Ты могла бы сделать это тихо, сама. Или вдвоем с сестрой. Просто придти ко мне ночью и перерезать мне горло в собственной постели, но даже этого я не заслужил. Ты опозорила меня, как твоя мать опозорила. Еще один маленький шажок, он уже мог дотянуться до нее рукой. Я сказал тебе правду, там в Богороще. Вот, что ты сделала с моей правдой. И потом еще и смела обвинять меня во лжи. Он замер над ней, нависнув над ее головой, держа правую руку опущенной, грудь его тяжело вздымалась, пока чей-то чужой голос, очень похожий на его собственный, истошно орал у него в голове. Теперь ты довольна? Видишь, что ты сделала? Ты этого хотела, да?! Хотела, чтобы я умолял?! Ну уж нет. Теперь твоя очередь умолять. Только я не дам тебе слово, нет. У тебя нет ни лордов Долины, чтобы они смотрели на то, как ты ползаешь передо мной на коленях, ни Северных лордов, чтобы бесстрастно смотреть, как я выношу приговор. У тебя никого нет. И не было. Кроме меня. А теперь и меня нет. Дрожащей рукой он медленно начал поднимать нож. Лицо Сансы в лунном свете было спокойно и бледно, будто бы кровь уже покинула его. Только уголки губ свидетельствовали о том, что жизнь еще теплилась в ее лице. Нож уже был на уровне ее горла, когда тень от руки незадачливого мстителя упала ей на лоб. Санса вдруг зажмурилась, заерзала, будто смахивая надоевшую муху, и открыла глаза. Бейлиш встретился с ней взглядом, и все мышцы в его теле вдруг стали такими же деревянными, как рукоятка сжимаемого им ножа. Санса рассеяно моргнула, медленно, неторопливо, совсем не испуганно, как можно было бы ожидать. Потом моргнула еще несколько раз, уже быстро-быстро и вдруг сонно, но абсолютно искренне улыбнулась. - Я думала, что ты больше не придешь, - сказала она, едва слышно, высвобождая руку из-под одеяла, робко протягивая ее в его направлении. – Останься, пожалуйста. Мне больше не с кем о тебе поговорить.