***
— Не смей. Харада вопросительно повел бровями. — Что? — Не смей курить, пока я ем, иначе я тебя сброшу с этой крыши. — Ты этого не сделаешь, — надменно фыркает парень, однако убирает из зажатых жёлтых зубов сигарету обратно в полупустую пачку. Фёкла в первые за долгое время наслаждалась нормальной едой — теплой и сытной. Щеки, как у хомяка, раздуты, губы измазаны чуть острым соусом. Она быстро жуёт и глотает, почти не чувствуя вкуса, будто страшится, что еду у неё отберут. — Ты не подавишься? — безмятежно улыбается Харада одним уголком губ. Он полулежит рядом с ней, почти у самого края, хромая нога свисает и качается над высотой в три этажа. Фёкла безразлично поводит плечами, тяжело глотает плотный ком под добродушный смех напарника. — Это так иронично: с одной стороны ты повелеваешь юрэями, приносишь удачу, как кукла Дарума, а с другой — страдаешь от голода и безденежья, так страдаешь, что унижаешься перед теми, кого презираешь. — И что? — спрашивает Фёкла, сквозь набитый рот. — Я не стану отказываться от того, что мне добровольно отдадут. — Они тебя подкупали. — Люди постоянно совершают «безвозмездное» добро, в душе ошибочно ожидая ответной услуги. Почему? Почему я должна платить за то, что дают мне добровольно и, на словах, бесплатно? Что им мешает открыто заключить со мной договор, м? Вопрос риторический, Харада знает, что ей не нужен ответ. Они замолкают. Вдалеке вспыхивают первые огни. Солнце перестает согревать, вынуждая искать иные источники тепла. Воздух становится менее душным, но пахнет так же смрадно, как днём — гарью, выхлопными газами, солью и чем-то сладковато гнилым. — Как вы здесь живёте? — Ты спрашиваешь про трущобы или про Йокогаму в целом? — уточняет Харада, который почти засыпает, когда она прерывает тишину. — В Йокогаме. Место для отчаянных. Хуже девяностых. — А что с ними не так? — По словам моей… моего брата, девяностые в СССР были крайне тяжёлыми. Харада выпрямляется, смаргивая остатки сна. Глаза внимательнее осматривают девушку: её лицо, фигуру, открытые участки кожи на руках. — Сколько тебе лет? — Я 1946 года рождения. Считай до 2001, я не собираюсь стареть за те года, которые тут не проживала. — Ты старуха! Черт… — хватается за обезображенный лоб мужчина, взъерошивая волосы. — Теперь понятно почему ты такая вредная и ворчливая. — Ты смеешь предъявлять претензии к моему характеру? — смеётся Фёкла и впервые за весь вечер смотрит напарнику в глаза. — Харада, всё это время ты крайне неуважительно относился к женщине, что годится тебе в бабушки. Ты оскорблял, манипулировал, угрожал и рукоприкладствовал. Тебе не стыдно? — Выгляди на свой возраст, если ждёшь почтения… Как ты останешься молодой? Это связано с… — Харада указывает на её волосы. — Да, — безрадостно подтверждает девушка, возвращаясь к почти пустому контейнеру для еды, где ещё находилась горка риса с овощами. — Это невероятно. Харада потянулся вперёд, к густому водопаду волос. Пальцы не успевают их коснуться — крепкая хватка вокруг его запястья заставляет приосаниться, сжать губы от боли. Аквамарин в глазах Фёклы недобро пылает, пока губы сдержанно произносят: — Никогда не касайся волос чудотворца. Она отпихивает его от себя. — Это священная реликвия? — язвит парень. — Голова — самое драгоценное и интимное место тела человека. Береги её, друг, а не член. Харада фыркает. — Так у тебя есть брат, и ты из СССР. Русская, значит. — У меня была старшая сестра и младший брат. Брат, возможно, жив. Не знаю, я не интересуюсь его жизнью. — Но он же рассказал тебе о девяностых. — Тот, кого я имела ввиду, не мой кровный родственник. Больше духовный. — Побратимы церковью? — Что? Нет, церковь тут не причём. Хотя, может быть, он был бы и не против провести адельфопоэзис, но я не верю в его единого Бога. Второй раз за день Харада в ступоре замер. Правда, Фёкла и раньше говорила странные вещи, но её безверие как-будто пробило новый уровень странностей. — Фёкла, в какого Бога ты веришь? — Я сторонница буддизма. Мне близка теория циклического перерождения, но не более. — Хочешь сказать, что рая и ада нет, нет Бога. Что душа после смерти рождается вновь в новом теле? — Я ничего такого не заявляла, — отчеканила девушка, вздыхая. По выражению её лица и глаз, что выражали усталость и скуку, Харада понял, что с подобными «идиотскими» вопросами она сталкивается не в первый раз. Он решил поменять свой подход. — Что же происходит с душами на самом деле, по твоему мнению? — Это больше теория. И она такова: от веры человека зависит то, куда он попадет. Я нередко видела, как души перерождаются. Доступно ли мне видение этого процесса от того, что я верю в него — мне неизвестно. Но должна же я объяснить исчезновение иных душ после их успокоения. Ничего не исчезает в никуда, Харада. Нет пустоты. Её ощущает мозг — он не способен познать Большее, но душа не такая. Ей открыты многие пути, но видит она лишь тот, в который верит, в котором уверена. Так что, если существует Бог, или существо, что притворяется Творцом-создателем, души верующих непременно попадут к нему на Небесный суд. Я утолила твоё любопытство? — Да, но… Скажи, а ты знаешь, когда человеку предстоит умереть? — вопрос, который Харада не мог не задать. С каждой полученной информацией Фёкла по-новому трансформировалась в его восприятии. Он уже не был уверен, кем она являлась, как следует с ней себя вести: как с человеком, которому просто доступное бо́льшее, или как с существом, имеющим божественное происхождение. Фёкла была и тем, и другим, и чем-то третьим. Что ещё интересно — все ли представители её вида были такими же. Фёкла не спешила отвечать на вопрос. Она сложила весь мусор в пакет, вытерла лицо салфеткой и потянулась к полупустой бутылке с молоком, пока Хараду постепенно съедали сомнения. Он уже не хотел знать ответ, а она, как будто учуяв его неуверенность и зарождающийся страх, начала говорить: — Могу, но ты не хочешь знать день своей смерти. Просто пойми, смерть — устрашающая сама по себе, она не станет пугать тебя больше, когда придет твоё время. Смерть — это долгий сон, за которым всегда следует пробуждение. Харада кивнул и поднялся. Его кожа покрылась мурашками от холода или услышанных слов. Никогда и никому он в этом не признается. Страх, ужас, апатия, безысходность — аура, которая окружала его спутницу, как вонь от протухшего мяса. Она всегда ощущалась, трогала что-то внутри, изворачивалась. Невидимая, но подсознательно ощущаемая. Из-за неё, а не из-за паршивого и наглого характера к ней относились с агрессией и ужасом — он шёл к ней комплектом. У Фёклы билось сердце, но полноценно живой она не была. Харада понял это, догадался. Теперь он видел истинное положение вещей, однако ожидаемого спокойствия за этим не последовало. Хотелось побыть одному, отдохнуть, переварить информацию. В своей грубой манере он неуклюже спросил: — Ты долго будешь здесь сидеть? Темень уже, пора возвращаться. — Иди, я хочу побыть здесь ещё немного. — Уверена? Место небезопасное для вечерних прогулок пенсионеров, — попытался пошутить парень. — Да, но перед тем, как ты уйдешь, скажи. Как ты передал деньги Джидо. Ты не поделился со мной планом, помнишь? — Я снял наличные и разбросал деньги по первому этажу. — Ты не придумал ничего лучшего?! — возмутилась Фёкла, оборачиваясь к нему лицом. — О, да расслабься. Главное — результат, — беззаботно отвечает Харада, покидая крышу. Фёкла вздыхает и морщится от терзающей её мигрени. Харада был и оставался проблемой. Глупой, самоуверенной и жадной в своих амбициях и стремлении сбежать из этой дыры. Девушка не могла его винить, когда сама ничего кроме отвращения не испытывала к этому городу, но не готова была терпеть безрассудство. Потом они вернутся к этому. Полный желудок поднимал настроение. Прихваченная с собою куртка не давала телу замёрзнуть. Относительная тишина. Она могла провести всю ночь здесь, на крыше полуразрушенного заброшенного здания, наблюдая за тысячами разноцветных фонарей вдалеке, думая о чем-то своем. К несчастью, обстоятельства были иными. — Ода, я хочу с тобой поговорить. — Фёкла-сама. Гангстер незамедлительно материализовался рядом на почтительном расстоянии. «Он совсем не меняется», — лениво подумала девушка, не зная, как трактовать особенность местных призраков выглядеть нормально, подобно человеку, спустя такой большой промежуток времени. Ода был напряжен. Конечно, он чувствовал каждый оттенок её меняющегося настроения. — Я не собираюсь ругаться на тебя. Это должен был сделать Сергей. — Прошу меня простить. Я повел себя непрофессионально. — Мужчина сгибается в поклоне, на что Фёкла раздраженно отмахивается. — Что Серёжа тебе доверил? — Сергей-сама и я составляли расчеты в… астрономической обсерватории. Я помогал определить местоположение вашего мира. — Что по итогу? От Одасаку повеяло тревожными волнами. Фёкла подняла на него обеспокоенный взор. — Что вы узнали? — Сергей-сама предполагал горизонтальное местоположение вашего мира против нашего. Но потом он понял, что ошибался. Он… Вертикальный. Как будто за стеной. Фёкла уже не могла плакать, переживать и удивляться. Она заранее ожидала наиболее негативный исход. «За стеной». Если бы её мир находился по горизонтали, на одном потоке с Голкой, было бы проще вернуться домой, подав сигнал кому-то из ближних. Её преградой стало бы время и пространство между мирами. На вертикали, даже если миры находятся в одном пространстве, занимая общее место, сигнал отправить не получится из-за «стены», Завесы, что разделяла их не только пространством и временем, но и материей и энергией. Она была пленкой, которая не давала мирам касаться друг друга, уничтожать. Это был один из способов Вселенной вмешать в себя большое количество миров, что, подобно клеткам, формировали её бесконечное тело. Это был и конец. Нет больше смысла надеяться на лучшее. Но если нет надежды, что ей делать теперь? Весь её труд, её люди и достижения — всё пошло под откос и из-за чего?! Что теперь ей делать с душами тех, кого она потащила вслед за собой? Здесь не было её вины, но это не снимало с неё ответственности за их судьбы. Вкус горечи осел на её языке. Голова снова загудела. Одасаку подходит чуть ближе и осторожно кладет астральную руку на её плечо в безуспешной попытке приободрить. Кожу сковывает холод, но Фёкла не дёргается, только поворачивает голову вбок. Они встречаются взглядами. — Что тебя гложет? — Вопрос, который Одасаку следовало задать ей, а не услышать в свой адрес. — Меня? — уточняет он, по привычке контролируя выражение своего лица. — Ты хотел написать книгу, но с нашей встречи не написал и слова. Это не камень в твой огород, но я должна понимать, что происходит в твоей голове. Воспринимай меня как врача, если стесняешься. Ты ведь не смущался, когда позволял себя осматривать терапевту? — Только когда был подростком, — криво улыбается Одасаку, получая слабую улыбку в ответ, — это долгая история. — У нас вся ночь впереди.***
— Ты загнал себя в непростую ловушку, Ода. Сколько живу, но такое ещё не встречала, — слабо посмеялась Фёкла, когда Одасаку закончил свой рассказ о войне Мимик с Портовой мафии, о своей центральной роли в ней, о безвозмездной помощи Осаму Дазая, гибели сирот и его безжалостной мести. О том, почему он больше не имел права писать. — Пожалуй, — просто кивнул Одасаку. Теперь он сидел там, где ранее полулежал Харада, смотря куда-то глубоко в себя. — «Человек, что убивает людей, не имеет права писать о жизни» — так ты сказал. Это… забавно. Скажи, ты планируешь написать хэппи энд? — Я не задумывался, как закончить ту книгу, когда был жив, а теперь не уверен, что правильно помню сюжет. Надо её перечитать. — И всё же. Ты говоришь, что убийца не может писать о жизни людей. Но ведь и писатель не только созидает, но и убивает свои творения. — Думаю, что убийство реального человека гораздо серьезнее, Фёкла-сама. — Для меня отличий не так уж и много. В конце концов, многое из того, что я фантазирую, воплощается в реальность. Но давай подойдём к этой ситуации с другой стороны. Раз ты «не имеешь права писать о жизни людей», пиши о их смерти. Думаю, это отличное начало. — Девушка улыбнулся, но улыбка её тут же померкла. Она увидела взгляд Одасаку со странной смесью жалости, ностальгии и меланхолии. Почти как у Эриха в период начала их знакомства. — Что не так? Одасаку неуверенно коснулся рукою волос. Фон его духа покрыла мелкая рябь. — Думаю о своем втором желании. Дазай ищет близости со смертью. Он жаждет её, потому что считает её единственной возможностью прекратить ощущать пустоту и усталость от жизни. Мне не следует влезать в вашу жизнь, но в вас я замечаю тот же взгляд, что и у него. — О, я чувствую твоё беспокойство. И могу заверить, что не планирую совершать с ним двойной суицид. В конце концов, смерть, как ты верно заметил, это избавление от тягости жизни, а твой друг, что ничего кроме жалости и раздражения вызвать к свой личности не способен, одна из тех самых тягот, которые я бы предпочла не испытывать на той стороне. Ну а если моё общество его подстегнет на более активные поиски освобождения своей бессмертной души, то, может, это и к лучшему. Самоубийство — не грех, его случай тому показатель. — Вы его ненавидите. — Это так заметно? Не обижайся, Ода, но Осаму мне противен из-за многих причин, но основная кроется в его энергетическом фоне. Убийство даже животного оставляет на человеке свой отпечаток, а он убил около сотни, и, что-то мне подсказывает, не все из этих людей заслуживали быть убитыми. Мне становится дурно в его компании. Это как запах, я чувствую, в каких условиях он убивал, и чувствую, что желали ему жертвы в момент гибели. Я не невинная овечка, но за своим «кладбищем» я ухаживать умею. — Тогда чем я отличаюсь от него для вас, Фёкла-сама? Я убийца, как он. Взгляд Фёклы внимательно его осмотрел, проникая в сердцевину. Чувство дискомфорта захватило Одасаку, когда он почувствовал себя обнаженным перед ней, но он старался выдержать это, не закрываться. — Ты адекватен, а он нет, — спустя, казалось, вечность ответила Фёкла, — я чувствую, тебя мучают мысли. Ты хочешь что-то спросить. — Что случилось со мной, Дазаем и человеком по имени Анго Сакагучи в вашем мире? — Я знаю не так много. Известно, что вы трое были друзьями, встречались в барах, пили и принимали наркотики, состояли в литературном кружке. Ты умер раньше своих лучших друзей от лёгочного кровоизлияния. Осамо и… Агно, нет, Анго — спустя несколько лет в один год. Осаму совершил двойное самоубийство, Анго убила аневризма. Фёкла поднялась на ноги. Её нижняя часть тела затекла и замёрзла. Пора было возвращаться на базу. — Если проводить параллель и взять во внимание, что я уже мёртв, значит ли это, что Дазай и Анго скоро погибнут? — Ода следовал за ней, как отброшенная от тела тень. — Этого нельзя отрицать, но разве ты не должен знать это? Ты ведь на другой стороне бытия, как и я. Кому как не тебе лучше видеть, когда умрет твой друг. — Но я не вижу. — Это либо очередная особенность местных душ, либо признак дефектности. Надо будет тебя осмотреть, когда появится свободное время. — Я бы не хотел становиться обузой. — Не говорили ерунды. Души — моя специальность. Я обязана следить за здоровьем тех, за кого поручилась. — Из чувства долга? — Конечно, нет. Это — инстинкт.***
Фёкла вернулась на базу, когда молочная половинка луны прошла половину пути. Поход домой она провела в разговорах. Ода спрашивал её обо всем, искал параллели между мирами, интересовался и жизнью той, что его приютила. При упоминании Эриха, их нового-старого союзника, Фёкла, ранее скупая на эмоции, ожила. Она говорила о нём с блеском в глазах и улыбкой, что безрезультатно старалась сдержать. — Судьба указала ему на лучшую дорогу при его рождении, не иначе. Он самый счастливый и везучий чудотворец среди всех имеющихся. Представляешь, его душу поровну поделили два «камня». Пятьдесят на пятьдесят! Редкое явление, оно означает, что человек живёт в гармонии с собой. Она почти не имеет «орнамента», не каждый может этим похвастаться. Твердолобый баран, как и я. В начале нашего знакомства возомнил себя моей нянькой. Намаялся, но не бросил, хотя другой бы на его месте поступил иначе. Он — Онегин. Знаешь, мы давно уже не живём вместе, но, готова поспорить, он до сих пор одевается как на парад, независимо от причины, побудившей его выйти на улицу. Помню, когда «он» был «ей», то тратил почти час на макияж и ещё пол на выбор одежды, и всё для того, чтобы сходить выкинуть мусор в бак, что от дома стоит в двух сотнях метров. Ещё и меня пытается перетянуть на эту бессмысленную сторону моды и гламура, будто мне некуда тратить время. Год назад ему дали первого ученика. Скромная роль учителя лингвистики, но видел бы ты, Ода, каким счастливым он был в тот момент. Слова лились изо рта, как вода из разбитого кувшина, пока они наконец не дошли до старого здания. Фёкла замолчала, в один миг возводя старые стены. Ода прочувствовал это сразу. Понял, что они вернулись на поле боя. — Остаток ночи я собираюсь проспать. Завтра мы посетим агентство, где работает твой друг. Я надеюсь, что эмоции тебе ещё подконтрольны. Ты нужен мне рядом, Ода, на моей стороне. Одасаку молча поклонился в ответ. Девушка продолжила: — Мне не нравится, что происходит на базе. Такие люди, как эти, не любят долго ждать. Они захотят заполучить под контроль мою способность всеми возможными способами. Наверное, это моя вина — мне не следовало к ним прибиваться, не говоря уже о том, чтобы делиться чудесами, которые они не заслуживают. Я с уважением отношусь к твоей позиции, Ода, но если на меня нападут — тебе придется меня защищать.***
Это была первая ночь, когда Фёклу никто не будил, не терзал кошмарами и галлюцинациями, когда холод был терпим, клопы почти не кусали. Фёкла проснулась ранним днем и незаметно для жителей постройки поспешила покинуть территорию безымянных. Души-шпионы докладывали ей о недовольстве главы и накале между гангстерами. Не только она была тому причиной. В городе снова царил беспорядок, что напрямую или косвенно касался и их. Приставленная к Хараде охрана также доносила интересные известия. Парень начал говорить с ними. Не видя, но зная о них, он вознамерился использовать души как одностороннее радио. Харада планировал новый поход в казино следующей ночью, жаловался на проказы приставленной охраны, что шутки ради срывали в ванной его полотенца, передвигали с места на место обувь и издавали странные шумы рядом с ним. Стандартно. Фёкла отправилась в город, плохо помня, где находится агентство, в котором остановился Эрих. Петляя меж улицами, расспрашивая прохожих, что неловко пытались избавиться от компании иностранки, которой не могли помочь ей из-за языкового барьера, Фёкла вконец заблудилась. Казалось бы, хуже и быть не может, но в очередной раз жизнь доказала ей — может. Виктор отправил сигнал о том, что Эрих покинул агентство. — Блядь, что тебе не сидится! — ругалась девушка, уже давно ничего не стесняясь. Обессиленно она села на скамью в каком-то парке и постаралась расслабиться. Нужно было понять, как следует поступить дальше. Вернуться на базу или продолжить поиски? — Добрый день, госпожа. Взгляд Фёклы мог бы убить, а её выражение лица оскорбить, но мальчик в одежде пастуха продолжал ей глупо улыбаться. — Вам чем-то помочь? — спросила она, недовольно складывая на груди руки. — Прости, но я вас не понимаю. Вам нужно пройти со мной. — Мальчик указал на себя. — Я Кенджи Миядзава. — Одасаку, как по японски будет «Куда ты хочешь меня отвести?» — Доко ни икимасё: ка. — Доко ни икимасё: ка? — запинаясь, спросила Фёкла. — …Хе-хе, у вас забавный акцент. Идёмте в агентство, вас уже все заждались. Рампо-сану пришлось долго вас искать. Вы от нас прятались? С лицом, что не выражало какую-либо конкретную эмоцию, Фёкла отрицательно покачала головой, затем встала и пошла вслед за чудаковатым мальчишкой. Опасности она от него не ощущала. Скорее напротив, он показался ей доступной целью, что можно было играючи прибить, если такая необходимость возникнет.***
— Ребят, я привел сестру Эриха-сана. — Неужели? Стоило Фёкле столкнуться с десятком глаз, смотрящих на неё с интересом и опаской, как она вмиг почувствовала себя уязвимой. Девушка исподлобья следила за ними в ответ. — Фёкла-сан? — подошёл к ней мужчина в очках и с заплетёнными в конский хвост длинными волосами. Едва ли он смотрел на неё иначе, но в его взгляде, помимо прочего, девушка видела осуждение. — Это я. Кто вы? — Детектив Куникида Доппо, — представился мужчина, переходя на школьный английский. Он вежливо ей поклонился. — Мы ждали встречи с вами. — А ведь ты был тогда, но не вышел ко мне, — подметила Фёкла, считывая исходящую от детектива ауру. — Верно, — подтвердил Куникида, никак не меняясь в лице, — вы должны нам помочь. Брови Фёклы опасно поднялись вверх. Глаза прищурились, а губы растянулись в привычной дьявольской улыбке. — Я уже что-то должна? — пропела она. Куникида встретил её твердым взглядом и непоколебимым духом. Офис затих, слушая их разговор затаив дыхание. Только Рампо, что с первого взгляда узнал пришедшую грубиянку, смотрел на них, чуть скучая, поедая снеки. — Эрих-сан заключил с нами договор: мы предоставили ему убежище, а вы — помощь нам. — Если это действительно так, то будет по вашему. Но сперва я услышу подтверждение ваших слов от Эриха, — нарочито почтительно кивнула Фёкла. — Ваш брат придет только вечером. Фёкла раздосадованно цокнула. — Как жаль. А ведь я просила дождаться моего прихода. — Не вам судить приказы старших детективов. Для общего блага прошу вас пройти в кабинет директора. — Указываешь мне? Воздух лопнул от резкого треска. Стеклянные дверцы шкафов, заполненных документами, треснули. Объемный неровный кусок от них отвалился и разбился. Несколько сотрудников испуганно ойкнули. Даже Куникида вздрогнул от резкого звука. Он подумал: «Эрих-сан не преувеличивал про её тяжёлый характер». — Прошу всех присутствующих успокоиться. Размеренный голос директора разбавил возникшее напряжение, но не искоренил его до конца. Он вышел к Фёкле из тени. Из-за его спины тихо, как зайчик, пробежал к своему столу Рампо с широкой улыбкой. Две хмурые фигуры, высеченные словно из камня, встали друг напротив друга, как будто соревнуясь, кто из них окажется крепче. Поверхностное впечатление: на деле каждому был интересен другой. Фёкла мысленно подсчитывала унесённые жизни человека напротив. Директор читал страницы личности девушки по её осанке, движениям, взгляду глаз и сжатым в кулаки рукам. — Эрих-сан находится под нашей опекой. Вам не о чём беспокоиться. Пока он не пришел, прошу вас составить мне компанию в моем кабинете. Нам нужно многое обсудить. Когда голос директора агентства замолк, все с любопытством стали ожидать реакцию девушки, которая, к удивлению большинства, восприняла слова директора спокойно. — Хорошо.***
Личность директора пришлась ей по нраву. Он говорил внятно, холодно, но вежливо, опуская незначительные детали и переходя сразу к сути. Спустя час Фёкла уже знала обо всем: о том, как Эриху впервые за долгое время не повезло в жизни, а именно — попасть под машину и принять лечение эспера с достаточно противоречивой, но интересной способностью. С потайным беспокойством она приняла весть о третьем чудотворце, которого Эрих обнаружил несколько дней назад. И с учёным интересом — непростое состояние девушки по имени Йосано. — Мне нужно знать возраст, рост, вес и хронические заболевания девушки, также я должна настоять на её личном осмотре. — Это займет время. Как только мы доставим её из больницы, мы вам сообщим. — Только, прошу, через Эриха. Должна вас предупредить, я пока не могу здесь находится на постоянной основе. Я так же, как и Эрих, пообещала свою помощь другим людям. — Я понимаю ваше положение. — Как Эрих «лечил» Йосано? — Каждый раз он оставлял нам воду с восемью каплями астры. — Он рассказал вам об астре? — Только общее. То, что объясняет её влияние на здоровье человека. Фёкла кивнула, покусывая щеку изнутри. Надо было всё хорошенько обдумать. В последнее время у неё путались мысли. Долги, что скинул на неё Эрих, не способствовали их упорядочиванию. Её отвлёк радостный гул, на который директор отреагировал незамедлительно. Он вышел, оставив её в одиночестве, чтобы затем привести того, о ком она думала в последнее время. То, как директор представлял опеку агентства, ей не понравилось. Эрих выглядел непривычно грязно и трагично: порванная одежда испачкана сажей, словно он вылез из печи. Руки в тонких порезах и крови. В крови была и его голова, волосы от неё слиплись. Он хромал, но смотрел на неё с щенячьей любовью и радостью. Она была рада наконец-то коснуться его.