Между ними

Тук-тук. Застывшая статуя с лучезарно-притворной улыбкой на бледном лице и стертыми в пыль стремлениями. Тук-тук. Отчаянно потерянный и загнанный в угол зверь, задыхающийся от одиночества и чужих лиц. После нескольких настойчивых стуков, деревянная дверь медленно открывается, и сквозь нее протискивается тот, присутствие которого — столь волнительно и странно, что вызывает какие-то смешанные неопределенные эмоции. Она сидит в центре небольшой уютной комнаты в светлых тонах и уже в десятый раз пытается начать собирать свой чемодан. Руки просто не поднимаются это сделать. Головой она прекрасно все понимает: что нужно, пора, ничего не исправить, это шоу, а тело отказывается слушаться. Поэтому Лада в очередной раз закрывает ладонями глаза и тяжело выдыхает. Почему же это так сложно: отпустить все? — Можно я войду? — едва слышно говорит Илья, наблюдая за каждым ее мимолетным движением. — Зачем ты спрашиваешь? — также негромко отвечает вопросом на вопрос Лада, даже не поднимая на него глаз и совсем не шевелясь. Илья мнется у двери, не решаясь пройти дальше в комнату и не знает, с чего начать. Сказать, что ему жаль, или то, что ему будет ее не хватать, или просто подойти и крепко обнять, прижав к себе. На сцене все было так просто, несмотря на то, что они находились на глазах у миллионов и под пристальным взором наставников. Самое настоящее должно оставаться за кулисами, за изящными масками и идеально выверенными движениями. Но все совершенно пошло не так, и их настоящее осталось в том неоновом номере, на кассе с пакетиком чипсов и ментоловой жвачкой. Так получается? Лада молчит и опускает глаза в пол. Ей больше не хочется улыбаться, как обычно. Она кричит молча, ломая хрупкие бледные кости изнутри и пытается сдержать эти чертовы слезы, которые предательски выступают на глаза, каждый раз, когда она начинает обо всем этом думать. Ее начинает раздражать эта повисшая в пустоте тишина его спокойствия, безразличия или вообще, чего бы то ни было. Холодный со всеми. Наконец, их взгляды пересекаются, и чувствуется молчаливое доверие между двумя совершенно разными по энергетике людей, отчаянно заблудившихся и плутающих в собственных иллюзиях. Статуя. Зверь. Прелин осторожно подходит ближе и заключает Ладу в теплые аккуратные объятия. Между ними было столько безумия всю эту неделю, что, кажется, сейчас этого явно не хватает, но резкость в данный момент — неуместна. И Касинец благодарна за то, что он это понимает и не говорит лишнего. С полуслова. С полвздоха. Падать нестрашно, когда он находится рядом и сможет поймать. — Мне будет очень… — Илья делает паузу и утыкается в хрупкую ключицу, — тебя не хватать. Ты же знаешь, что стала для меня очень близка. — Мы хорошие друзья, — с фальшью в голосе произносит Лада и пытается выдавить из себя подобие непринужденной улыбки, но это дается слишком сложно и неестественно. — Ладушка. — Медленно и будто пробуя на вкус, он растягивает ее имя, приглаживая непокорно выбивающиеся из прически кудряшки. Ее губы впервые за вечер трогает искренняя улыбка, непохожая на маску, которой она привыкла прикрываться, когда ей страшно или она чего-то не понимает. Есть в нем все-таки то, что каждый раз трогает ее до глубины души и заставляет быть самой собой. С ним всегда просто и легко, что бы не говорили все остальные. Илья хочет сохранить все таким, какое оно есть сейчас, словно боясь разрушить то, что и так идеально. Ему нужно запомнить ее такой же сильной, какой она была на сцене. Ему нужно запомнить ее такой же слабой, какая она сейчас у него в руках. И отпустить. Лада стирает тыльной стороной ладони скатывающуюся слезу и шлет к черту все происходящее, все запреты, все сказанные слова и все, что она чувствует. Ее улыбка с привкусом весеннего солнца и глаза бездонного неба.