Брошенные дети

Где-то на Земле стоит на переломанным мертвым человеком ангел - точнее, уже пародия на него. В его венах вместо сияющей благодати - наркотики и алкоголь; в голове вместо небесных дум: тоска по дому, по человеку, что мертв, по его брату, что, кажется, тоже мертв, по Отцу, и, кажется, по крыльям. Земля хрустит под коленями и разрывает кожу в кровь. Ради этого он пал? Ради всего этого? Вспомнить бы цель, вспомнить бы, с чего так все начиналось: Ад, старый сарай, демонский нож в груди... Надо бы подняться - с серого и безмолвного неба льется кислотный дождь, огнем обжигая кожу и сжигая рубашку из фланели, превращая ее лоскуты. Мягкая фланель на ангеле вместо тяжелых армейских небесных лат давно была этаким символом погибающего мира: где же это видано, чтобы солдат носил гражданское? И где это видано, что гражданская одежда защищала лучше обмудирования? Дождь, смешиваясь с землей, образовывал грязь ярко-желтого цвета - смотреть противно, а тошнота так и норовит прокатиться по горлу, оставив приторный привкус железа. Теперь везде всех окружают неправильные до ужаса цвета: красный огонь, оранжевые и желтые лужи, серые небеса. Падший вдруг чувствует остатками Благодати огонь внутри Земли, как он плещется там, сжигая все внутри и пытаясь выбраться наружу. И недочеловек-уженеангел списывает это на побочки от желтого тумана в голове. У ангела есть дела поважнее. Например, скорбить, сгибаясь в муке, по любимым цветам: яркому зеленому и яркому голубому. Труп у колен смотрит выцветшими глазами на ангела осуждающе - ну, конечно. Ведь умереть должен был ангел, а не человек. У небесного солдата горчит на языке мысль о том, что именно его смерть должна была быть правильной - раз ангелы сбежали, оставив Землю, значит, должен был умереть и он, раз убежать не решился. Ангел тысячу раз сбивал колени, пытаясь дозваться до братьев; миллион раз срывал голос, крича на Отца, но простой вопрос: "за что?" продолжает кислотой разъедать мозги. Да, он сотни раз проклятый сын. Да, он нарушил все обещания и обеты, посрамив Небесной герб и собственные крылья с клинком. Но разве он заслуживал это? Разве заслужил стоять над своим подопечным, который стал ангелу другом и самым родным братом, сгибаясь от боли в больных ребрах, и практически ослепнув и оглохнув от собственного осуждающего голоса внутри? Ангел дрожащей рукой тянется к кобуре человека, что висит у него на бедре. Пистолет приятно ложится в руку, и ангел трясёт головой. Как низко он пал, Отец, как ты мог позволить... Металл дула оружия холодит подбородок; ангел жмурится и глубоко вздыхает, замирая. Земля продолжает стонать и извиваться от огня внутри нее, и, несмотря на то, что сильнее пламя разгореться не может, прозвучавший выстрел служит спусковым крючком для потока обжигающего огня, что сносит все живое. Все, что до этого было в живых, сгорает за одну минуту.