Этот псих

На следующее утро Тодд, войдя в автобус, снова влился в относительно радушный поток разгоряченных тел. Воткнул в уши наушники, чтобы обеспечить себе хоть какую-то иллюзию отрешенности в пространстве, где твое личное пространство постоянно нарушали. Эффект «одиночества в толпе» — как установили некоторые ученые-интроверты. Помимо прочего он знал, что вокруг него наверняка происходит множество историй сейчас. Хоть прямо здесь — на отдельно взятом квадрате метр на метр с Тоддом в центре, к которому впритык прижались хозяева вышеупомянутых историй. Например, грустная девушка, посылающая кому-то в чате плачущий эмодзи и символ разбитого сердца. Клерк, вынужденный ехать в офис с ужасной зубной болью, которая перекосила ему рот набок. Пацан-карманник, попытавшийся незаметно просунуть руку в карман пальто женщины средних лет — она тут же отпрянула, сочтя жест за домогательство. Впрочем, потом подмигнула ему, кокетливо сказав, что она не замужем. Водитель громко крикнул: «Пристегнитесь! Щас рванем!» Пассажиры автобуса синхронно то ли фыркнули, то ли вздохнули, готовые покориться неизбежному. В том числе отсутствию ремней безопасности. Существовала вполне объяснимая, удручающая закономерность: если постоянно ездишь на работу в одно и то же время, то будь готов нарываться на одного и того же водителя. На входном турникете Тодд заметил, что водитель — назовем его Фрэнк — подстригся налысо. И теперь, заимев блестящую лысину, которую наверняка помазал специальными маслами, то и дело заговорщически переглядывался с Вином Дизелем на постерах. Актер не выказывал очевидного одобрения новой прическе, не отвечал на довольные улыбки Фрэнка: он в принципе не мог этого сделать, даже если б захотел. Он являлся лишь рассчитанным скоплением различных точек типографской краски, не обладавших мышлением и эмоциями. Операции анализа, сравнения, тем более сопереживания — были им недоступны. Но ослепленного любовью Фрэнка, судя по всему, это никак не смущало. Раздался рев двигателя, с которого явно сняли заглушки, и Тодд ухватился за петельку, висевшую на поручне сверху, крепче упираясь ногами в пол. Он искренне надеялся, что почитатели Вина Дизеля машины тюнингуют не по видео с Ютуба. Резко затормозили на красный свет, всех качнуло вперед. Кто-то со сконфуженным ойканьем толкнул Тодда локтем в спину, прямо между лопаток. Дико больно. — Осторожнее! — Простите, пожалуйста, это все законы физики, а я не имел никакого личного намерения… Глаза Тодда расширились, стоило ему сквозь меланхоличную музыку различить голос. Да быть не может! Быстро вытащив наушники, он развернулся: — Где мои деньги?! — обвинительно-вопросительно. — Это снова вы!! — удивленно-восторженно. Возгласы Тодда и вчерашнего безумца в желтой куртке смешались, будучи произнесенными одновременно. Бротцман, недовольно нахмурившись, поднял голову и молча уставился на стоящего напротив мужчину. На хмурость незнакомец никак не отреагировал, не переставая восторженно светить глазами, словно электрическими лампочками. В этот раз он хотя бы не щеголял снежной раскуроченной королевной, а стал свеж, аккуратен, с идеальной укладкой и отглаженным галстуком в мелкий кактус. Мда, это раздражало. Особенно потому, что Бротцман сам стоял ужасно помятый и замученный очередной бессонницей. Их позы ещё зеркальны: держались за один поручень. Только Тодд из-за разницы в росте доставал лишь до петли, а не до самой перекладины. Это вдруг заставило почувствовать себя маленьким, что раздражало тоже. — Вы так и не занесли наличные, — угрюмо констатировал Тодд, стараясь в неприкрытом позитиве вызвать хоть какие-то угрызения совести. К сожалению, по чужому лицу не пробежало и волны вины; лишь улыбка стала шире, обнажая зубы, и Бротцману положили руку на плечо с радостными словами: — Мне кажется, наши встречи нельзя назвать совпадением! Тодд повел плечом, попытавшись её скинуть. Безуспешно. — Это просто случайность. В любом случае, где мои… — Тодд — надо же, запомнил имя — если бы вы только представляли, сколько значения имеют подобные случайности, совпадения. Поверьте, всё взаимосвязано. — Уберите руку и скажите, гд- Но его, кажется, вовсе не слушали. — Так уж произошло, что сегодня утром я получил новое дело, и теперь их у меня целых два, представляете! Но официально — только одно. Поэтому я готов сотрудничать, если желаете. Мне как раз понадобилась бы консультация кого-нибудь, вроде вас. — Баристы? — Хотя бы просто человека, но баристы даже лучше. — Извините уж, но нет. У меня свои дела, своя работа. — Всё равно возьмите на случай, если передумаете. — Не успел Тодд моргнуть, как ему в ладонь что-то впихнули. — Это деньги? — Нет, визитки. Раскрыв пальцы, Тодд с опаской оглядел содержимое: квадратный желтый стикер с надписью «прив как дела?» и купон на вторую пиццу в подарок. — Эм… — Ах, подождите, это не то. Сейчас найду. Закончились, наверное. Незнакомец поспешно охлопал себя по карманам куртки, по штанам, еще по голове почему-то. — Вы же знаете, что век переписок на бумаге давно прошел и можно пообщаться в интернете? — Мм? — он все еще рылся в своей одежде. — Конечно же знаю. Это просто начало, хм. Чего-то. Я нашел эти бумажки сегодня под дверью. Не представляю, кого могут интересовать мои дела. — Друзей, например? Может, кто-то хочет с вами подружиться? Купон — это подарок. — Подружиться? Ээ, сомневаюсь, — он с натяжкой рассмеялся, но затем, согнув в колене одну ногу и ощупав край своего носка, снова просветлел. — Нашел! С триумфом он вытянул из-под резинки носка небольшой прямоугольничек и пихнул его Тодду, пробормотав «Специально для вас». Точнее, попытался пихнуть, а Бротцман брезгливо попытался уклониться, но автобус подскочил на лежачем полицейском, и они чуть не столкнулись носами, едва удержавшись за поручень. — А за чай когда отдадите? Только не говорите, что в следующий предначертанный раз. — Вы абсолютно правы! Схватываете на лету. Если вселенная что-то решила, то мы точно с вами увидимся вновь по причине возврата денежных средств, в чем я сомневаюсь, или по какой-либо другой, может быть, более важной. Однако прошу прощения, мне надо выходить. — Здесь нет остановки! Протиснувшись мимо оторопевшего Тодда, безумец нажал на кнопку аварийного торможения и открытия дверей. — Это как посмотреть! — звонко крикнул из-за плеча и был таков. Водитель проводил его смачными матюками. Тодд разочарованно покачал головой самому себе. Оплату не вернули, утро утратило спокойствие, превратившись в сумбур. Искренне хотелось верить, что этот псих ему на глаза снова не попадется. Слишком уж непонятный, эксцентричный. Плюс болтает столь быстро и бредово, что в голове в миг вскипает. В ней и без того забот достаточно. На улице кто-то громко, недовольно крикнул «Полегче, шумахер!», на что лысый фанат Форсажа выразительно бибикнул и резко газанул. Тодд по инерции попытался опереться другой рукой, чтоб вконец не свалиться, но понял, что в руке этой что-то лежит. Оказалось, визитка. С номером телефона на белом фоне и мелкой черной надписью комик-сансом: Дирк Джентли. Холистический детектив :) Автобус тряхнуло вновь, из-за чего на Тодда навалилось тяжелой массой сразу несколько пассажиров — не сумев устоять, он плюхнулся на колени сидящей в кресле пожилой женщине. Начал было извиняться, но она сладко улыбнулась ему вставной челюстью и незаметно, как ей казалось, положила руку на его бедро. В свою очередь Тодд приложил все доступные ему жизненные силы, чтобы не заорать.

***

Предсказуемо, но кофейню пришлось открывать в одиночку. В очередной раз. Растаман Ларри Стивенсон, который должен вроде как быть напарником Тодда и помогать по будням, появлялся на работе исключительно по своей прихоти. Почти две недели минуло с назначения Бротцмана, а парня он видел от силы раз семь. И то Стивенсон заваливался под обед или вечер, исключительно чтобы поболтать, по его наречию — «перетереть» с коллегой о жизни в различных её ипостасях. Тодд не вполне представлял, как при столь занебесном уровне пофигизма Ларри удалось заиметь должность заместителя и на протяжении года получать зарплату ни за что. Хотелось то ли завидовать ему по-белому, то ли дать медаль, «дать пятюню» и прочее — потому что его способность к выживанию при безграничном наплевательстве — вполне граничила с понятием «искусства». Однажды Тодд задумался об этом в присутствии Ларри и вслух невольно вырвалось: — Я вроде тоже изворотлив, с головой на плечах, но все равно живу в дерьме… Стивенсон затянулся и, выдохнув дым, закинул ноги на единственный столик для посетителей, предусмотрительно отодвинув салфетницу ботинком. Прирожденный джентльмен. — Бля, бро, слишком сложно плетешь. Ты лучше послушай вот чего. Один кореш мой, который на Звездные Войны залипает и сынка Хана Соло, как там его… — Кайло Рена? — Во, точно! Короче, дружбан мне рассказал, что когда джедаи из Анклава делали себе световой меч, то шли в пещеры на планете Дантуин. Ха, типо как даун. — Он хрюкнул от смеха, подавившись дымом. — Значит заходили они, медитировали, подключались к своей этой Силе и находили нужный для меча кристалл. Чувствовали, какой подходит именно им. Эксклюзивчик космический. Прям как когда ищешь конверсы на распродаже, а у тебя одна стопа на полтора размера меньше другой. Но вдруг ты находишь подходящую пару с одинаковым рисунком, орешь во всю глотку «вау!» и уссыкаешься от своего счастья до конца дней своих, а потом передаешь эти кеды поколениями, пока не сносятся, сечёшь? Даже искренне напрягшись, Тодд не сёк совершенно ничего. С двадцати до двадцати пяти лет готов вечно проповедовать свое видение жизни любому, кто захочет слушать. Обычно после тридцати ты оказываешься больше в роли слушателя, но в ушах словно пробки из накопленного самомнения, сарказма и скептицизма, которые заглушают многие рациональные вещи. Или аналогии Ларри были слишком глубоки для мгновенного восприятия и понимания. — Вряд ли это я сложно плету, — подколол Бротцман, не зная, что еще ответить. Ларри вытащил из мешковатой худи эклер, который вроде как ранее был в мусорке — Тодд выкинул сегодня просроченное — откусил сразу половину и, начав жевать, невнятно пояснил: — Короче, ты сам идешь, смотришь и выбираешь, что лично тебе подходит. Повинуясь чутью или что там у тебя есть. Если выберешь верно, согласно совести, твои силы увеличатся, камень даунов тебе их преломит, трансформировав в луч радуги, и ты будешь всех мочить и жить счастливо. А если выберешь дерьмо — оказываешься в дерьме. Всё от твоего выбора зависит, чел. Мда, словно Тодд не понимал этого. Концепция выбора и его последствий у него давно накрылась как ноутбук, на который пролили чай, заранее покрошив на клавиатуру крошек. Материнская плата отказала, мозг закоротило: в итоге не можешь понять, делаешь ты плохое или же хорошее. Полная путаница понятий вплоть до их подмены. Снова взглянул на худощавого белобрысого коллегу ростом со шпалу — ноги на круглой столешнице едва умещались, свешиваясь пятками с другой стороны. — Всё равно не представляю, почему тебя до сих пор не уволили и где ты вечно пропадаешь. — Пыхаю дома, бро. Подгоняю некоторым авторитетам тачки, всякое разное, что попросят. Неплохо платят. Даже очень. С боссом тоже связи. Я выбрал такую жизнь, и всё у меня на мази. — Поэтому ты сейчас жрешь просрочку? — Ага. Они синхронно заржали. — Больной. — Ага, чел. — Ларри задорно ухмыльнулся с самокруткой во рту, обнажив сбитые кривоватые резцы. Почему-то Тодду стало спокойнее. На секунду даже подумалось, что Стивенсон мог бы стать ему другом, если б укуривался поменьше. Вернувшись разумом из прошлого в настоящее, Тодд мотнул головой и решительно намочил под краном тряпочку, собираясь прибраться. По неизвестным причинам уборщица вчера вечером так и не пришла. Он смахнул пыль с кассы и прилавка с холодильной мини-витриной для пирожных; со стойки у стены, где находились оборудование для готовки, куча бутылочек с сиропами и пакетов молока; протер маленький деревянный стол из Икеи со стульями оттуда же и наконец — жемчужину помещения, стоявшую в самом дальнем углу около входа в кабинет босса — виниловый проигрыватель Thorens. Швейцарский король, у которого на протяжении десятилетий аудиофилы и разномастные меломаны со всего мира, включая Тодда, валяются в ноженьках. Полуавтоматический, на деревянном основании, с парой кнопок: включения и выбора скорости вращения. Слегка покоцанный, но в идеальном состоянии. Тонарм двигался плавно, игла не затупилась. Он стоял на тумбочке, обе полки которой почти до отказа были забиты конвертами с пластинками. Угадайте, чьими пластинками? Ага, то-то же. Говоря откровенно, для Тодда, бывшего музыканта с чувствительными ушами и идеальным слухом  — наличие коллекции винила, а главное проигрывателя, на который он в жизни не накопит — стало чуть ли не решающим фактором, почему ему захотелось попасть именно в эту кофейню, а не в Старбакс через улицу. У него самого дома была вертушка — довольно бюджетный вариант с пластмассовой защитной крышкой для непривередливых слушателей, но куда ей рядом стоять со швейцарцем? Поэтому неудивительно, что личная коллекция Бротцмана потихоньку заполнила предоставленные судьбой пустоты. Он перетащил из дома некоторые пластинки, чтобы хотя бы музыкой скрасить часы без клиентов. Вышло по паре представителей большинства музыкальных направлений, нежно любимых Тоддом: начиная с задорного и шумного панк-рока, надрывного хардкор-панка, загадочного пост-панка — заканчивая мелодичной классикой рока, многослойным прогрессивом и небольшой примесью мрачноватого, манящего готик-рока. (В самые дальние концы полок он втайне запихал пару альбомов с электроникой и поп-музыкой — они компрометировали выверенный музыкальный вкус Тодда, но ведь нужно включать иногда что-то ненапряжное? просто для фона? Ну да, давай, оправдывайся.) Вот и сейчас Тодд решил создать себе настроение: подойдя к проигрывателю, аккуратно стер пыль, выбрал пластинку, любовно проведя пальцами по тонким бумажным корешкам. Вытащив из конверта, проверил на свету на предмет наличия пыли и повреждений — иначе звук может ухудшиться — аккуратно пристроил винил на центральную ось, пока не щелкнуло тихо. Поставил иглу на первую дорожку, включил и… О, да. Несравнимо. Бархатный, глубокий, почти душащий своей насыщенностью звук с едва слышимым потрескиванием множился и расслаивался в зависимости от количества задействованных иструментов. Первое время очень сложно было не упасть в экстатический обморок лишь от того, как ярко вдруг проявились каждый хитрый гитарный рифф, каждый удар по барабану, каждый вздох или вкрик, прежде неразличимые даже на кассетах. А когда партии наконец накладывались, создавая непревзойденную гармонию, Тодда разносило на части — он сопливился, неподвижно обливаясь слезами на хлипкой табуретке и медленно умирая внутри, пока трек не заканчивался. И все последующие за ним одиннадцать или двенадцать. Виниловая запись — прямой аналог произведения, когда любой, даже самый улучшенный .mp3 или .flac — лишь плоская тень, призрачный отголосок того наслаждения, которое тебе может доставить любимая песня. Бротцман даже изменил отрицательное мнение о некоторых творениях на положительное, стоило ему услышать их физическую запись, выписанную резвой иголочкой на виниловой смоле. Ох, все-таки пропащие люди, эти меломаны. На лицо против воли вылезла глупая довольная улыбка, пока Тодд, едва кивая головой в такт звучащей на средней громкости музыке, разбирал кассовый аппарат, чтобы вставить новый картридж для чеков. Хотелось, конечно, просто сесть около богоподобного швейцарца, растопырив уши, и отдаться ему (в самом духовном бисексуальном смысле), но работать тоже нужно. Выдвинул лоток с деньгами, и на руку выпала та самая монета: видимо, положил около остальных, и она завалилась, куда смогла. Кворк—шворк или как там. Покрутил её в пальцах, прежде чем запихать на полку под крышкой прилавка: все-таки она выглядела дико странной хренью. Даже интересно стало, откуда она досталась тому чудаку. Тут дверь в кофейню открылась. Тодд дежурно улыбнулся, приветствуя, но что-то не сложилось… Высокая фигура посетителя, облаченная в черное пальто и фетровую шляпу в тон, не спеша приблизилась. В тени, которую на лицо бросали полы головного убора, показались очертания худого лица с морщинами, аккуратная бородка и усы с едва заметными проблесками седины. На вид лет сорок. А еще — самое главное — повязка на правом глазу. Тодд аж оторопел: казалось, что к нему прямо с экрана вышел персонаж из клишейного нуарного детектива. Хрипловатый, тяжелый голос: — Я проделал очень долгий путь. Мне хочется пить. Бротцман встрепенулся. — Да-да, что закажете? — Латте. — Сейчас сделаем. Повернувшись к кофемашине, начал разогревать молоко, параллельно включив перемалывание кофейных зерен; по воздуху сразу поплыл приятный насыщенный аромат. «Добавьте побольше мороженого». — Без проблем. Сироп какой предпочитаете? — он улыбчиво обернулся через плечо, на мгновение глянув на мужчину. «Карамельный, если есть». — О, его-то как раз в избытке, — со смехом заметил Тодд, смешивая в стаканчике компоненты, но затем напрягся. Замерев, скосил глаза, чтобы еще раз увидеть нижнюю часть лица клиента. — Вам без сахара? «Да». — Так я и думал, — воскликнул с притворной бодростью, добавляя шарик пломбира в сливочно-кофейную массу. Нет, ему не показалось: когда клиент говорил, его рот не двигался. — К оплате один доллар. Ничего перекусить не возьмете? — спросил Бротцман, внимательно отслеживая движения чужих губ. — Не возьму. — О, теперь ты заболтал. — Доллар, значит… — пробормотал визитер, залезая рукой в карман пальто. А затем закаменел, всем телом вытянувшись и глядя перед собой в пустоту. Тодд увидел, как единственный глаз широко распахнулся вместе с приоткрывшимся ртом, лицо словно опало к низу… — Сэр, что с вами? … Потом скривилось в неопределенной страдальческой гримасе. Кажется, блеснули подкатившие слезы. Тодд всеми силами старался не растеряться, потому что не понимал, какого хрена происходит. — С вас доллар, сэр. Но мужчина продолжал стоять, как истукан, застыв то ли в благоговении, то ли в восторге, то ли в благоговейном восторге, беззвучно открывая и закрывая рот. Ни на что не реагируя. Бротцман нахмурился. Вроде человек прилично выглядел, но теперь выходит, что это небось очередной жмурик с поехавшей крышей? Его прекрасно приготовленный, ароматный латте остывал с быстротечностью, с которой какой-нибудь гедонист прожигал свою жизнь, чтобы потом перед самой смертью осознать бесполезность проведенных в удовольствии мгновений; Тодд вспомнил о тех кошмарных случаях, когда гедонист, забыв об окружающих, позволил какому-нибудь латте или не дай бог капучино, остывать — в одиночестве, в совершенной ненужности где-то на подоконнике или на столе… Нет, такое терпеть непозволительно. Он помахал ладонью перед лицом мужчины — ничего не изменилось, до сих абсолютно зомбированное отрешенное выражение. — Послушайте, сэр, — твердо начал Тодд. — Либо платите, либо уходите. Иначе я буду вынужден… — но продолжить ему не дали. «Какой же я был дурак», — громко, отчетливо и без сомнений внезапно раздалось прямо в голове Бротцмана, хотя это точно была не его мысль. Он мигом поднял взгляд на мужчину с бородкой — параллельно с этим незнакомец сдвинул в сторону повязку. Зрачок в скрытом ранее глазе начал увеличиваться в размере и расплываться по слизистой, пока не заполнил чернильной чернотой её целиком. Резкая вспышка — она ослепила, в ушах начался дикий звон; ноги Тодда подкосились, заставляя его упасть на пол. Когда Бротцман, промаргиваясь, силился подняться, чтоб осмотреть помещение, мужчина в нелепой шляпе уже исчез. Тонарм на виниловом проигрывателе с шорохом ходил вхолостую: музыки не было. Пластинки тоже.