***
Эдди лежит на кровати, глядя в потолок своей комнаты. Он чувствует себя так, будто кругом виноват, и это душит, заставляет нервно сглатывать. Каспбрак никогда не был вспыльчивым и никогда не любил повышать голос. Но сейчас...ему хочется оказаться в глухом лесу и закричать. Очень громко. Выплеснуть всё, что копилось внутри. Да, он жалел, что был груб с матерью, но также считал, что она, в каком-то смысле, этого заслужила. Эдди, действительно, больше не слишком-то хочет есть. Он листает комиксы, пока картинки не смешиваются в голове, больше не отвлекая от накатывающей боли. Каспбрак изо всех сил старается подавить страх. Но он не уходит, мешая дышать. И жалость к себе злит в тысячу раз больше, чем всеобщая тошнотворная забота. Ему нужно с кем-то поговорить. Позвонить Биллу? Сказать, что его друг вскоре отправится вслед за его братом? Да уж лучше стены грызть, чем грузить его подобным. Он заслуживает немного счастливых летних дней, в компании Беверли. Вторым в голове всплывает имя Ричи, но он не может позвонить балаболу. Каспбрак просто не знает, как с ним теперь разговаривать. Тозиер смотрит так, будто понимает его, но жалеть не собирается. Почти не проявляет эмоций, если не считать идиотских шуток, когда Эдди приходит провести время с друзьями. Он не хочет говорить с ним, но оставаться в этой комнате также невозможно. Каспбрак быстро поднимается с постели, не обращая внимания на лёгкое головокружение, и начинает одеваться. Бросив пижаму на не заправленную постель, спускается вниз по лестнице и ищет свои ботинки у входа. Он краем глаза видит мать, уснувшую в кресле перед телевизором, и старается не шуметь. Эдди уже почти переступает порог, как вдруг вспоминает, что не выпил таблетки. Крадётся в кухню, достаёт пузырёк, привычно кладёт на язык две бледно-розовые капсулы и быстро глотает, стараясь не почувствовать противного привкуса. Осторожно открыв дверь, Эдди выскальзывает на улицу и сразу же оглядывается в поисках велосипеда. Мать запретила на нём ездить, аргументируя это тем, что ему внезапно может стать нехорошо. Он упадёт, в добавку ко всему разбив голову. Каспбрак в тот момент раздражённо сжимал кулаки, а сейчас лишь улыбнулся. Возможно, у него немного дрожат руки, но он знает, что ничего такого не произойдёт. Улицы пусты, как и всегда, в выходные. Все наслаждаются сном, упуская красоту раннего утра. Эдди быстро крутит педали, и ветер обдувает его со всех сторон, забирая с собой всё плохое. Он двигается в сторону пустыря, их излюбленного места встреч. Там так же тихо и пустынно, как и на улицах Дерри. Каспбрак видит, как пыль кружится в воздухе, видимая в солнечных лучах, и его ладонь привычно ложится на ингалятор в правом кармане. У астматика так и не хватило смелости его выкинуть. Пару привычных нажатий, и становится легче. В голове стучат тысячи мыслей, когда он набирает номер Тозиера. Эдди впивается зубами в щёку, пока в трубке раздаются длинные гудки. Зачем? Как только он слышит щелчок соединения, то не даёт Ричи вставить ни слова, ни уж, тем более, пошутить. В прочем, астматик не знает, собирался ли тот сделать это, после вчерашнего разговора. — Я на пустыре. Приезжай, и я, может быть, расскажу. — Хорошо, Эддс, — хрипло бросает Тозиер, отключаясь. Наверное, звонок разбудил его, но это уже не важно.***
Они молча сидят рядом, глядя на пыльную местность. Эдди сверлит взглядом их велосипеды, рамы которых блестят на солнце. Он тяжело вздыхает и, наконец, оборачивается к Ричи, который продолжает беспечно смотреть вперёд. — Ты, между прочим, разбудил меня, Эддс. — Знаю, — тихо отвечает Каспбрак. — Это я к тому, что помолчать ты мог бы и со своей мамкой. Она заслуживает воспитательных мер. Так что давай, говори, — отвечает Ричи, видимо, потеряв терпение. Эдди сжимает в пальцах край рубашки и думает о том, почему балабол вообще начал шутить над его матерью. Он не может вспомнить, когда это случилось впервые, и отвлекается на то, как Тозиер вынимает из кармана разноцветной рубашки измятую пачку сигарет. Он быстро подкуривает, и Эдди смотрит, как балабол делает первую затяжку. — Можно...мне? — он задаёт этот вопрос очень тихо, но Ричи всё равно слышит и оборачивается, удивлённо хлопая ресницами под стёклами очков. Каспбраку, вдруг, хочется почувствовать хоть что-то. Он смотрит на балабола, ощущая как на щеках загорается румянец. — Ладно, держи, — выдыхает Тозиер, протягивая сигарету, — Ты ведь знаешь, что это смертельно? Будь осторожен, спагетти, — он испускает смешок, и астматик не может подавить собственную улыбку. С придурком Ричи, оказывается, говорить проще, чем с кем-то ещё. Он подносит сигарету к губам, ощущая как балабол впивается в его лицо изучающим взглядом, и затягивается. Вдруг ощущает, как его лёгкие отторгают никотин, судорожно сжимаясь, и начинает кашлять. Громко и, что уж сказать, унизительно. Ричи хлопает его по спине, отчего всё начинает плыть перед глазами, и уверенно проскальзывает ладонью в карман его шорт, а затем вкладывает в его руку ингалятор. Каспбрак подносит его к лицу, совершая пару нажатий. — Ну ты и идиот, Эддс. Я думал, что ты шутишь, а ты...— весело заявляет Тозиер, — Надуманная или настоящая, но астма всё ещё при тебе. Он смеётся, а Эдди обхватывает колени руками и утыкается в них лицом, стараясь унять кашель. —Да пошёл ты. Мог бы высказаться до того, как я это сделал, — бурчит астматик, а затем поворачивает голову, косясь на Тозиера одним глазом. — Я подумал, что ты немного устал от напутствий, Эддс, — пожимает плечами и делает новую затяжку. — Я бы устал. Тозиер оборачивается, зачем-то роется в своём рюкзаке и вытаскивает оттуда пару шоколадных батончиков. Эдди непонимающе смотрит, когда тот протягивает их ему. — Не завтракал, испугавшись разбудить любимую мамочку. Ты предсказуем, принцесса. — Не называй меня так, сколько раз тебе нужно повторять? — Каспбрак выхватывает шоколад из рук балабола, и быстро открывает обёртку. — Сколько ни повторяй, я не перестану, потому что это того стоит, — отвечает Ричи, наблюдая, как астматик осторожно откусывает, а затем довольно улыбается. Эдди даже не слушает Тозиера, удивляясь тому, что ему, действительно, хочется есть. Впервые, за последнюю неделю, он поглощает еду с таким аппетитом, будто никогда не ел шоколада. — И долго ты сдерживал аппетит, питаясь лишь жалостью к самому себе, Эддс? — резко спрашивает Ричи, заставляя астматика поперхнуться. Стоило ожидать, что вчерашняя тема всё же поднимется вновь. Впрочем, он обещал поговорить, но не знает, с чего начать. — С чего ты вообще взял, что я себя жалею? — Эдди скрещивает руки на груди. — Придурок. — Да одного взгляда хватает, — спокойно отвечает Тозиер, оборачиваясь к нему. — Или я не прав? Как самочувствие? Тебе уже стало лучше? Каспбрак молчит в ответ, не желая развивать данную тему. Даже если он скажет что-то, Ричи обязательно найдёт способ над этим пошутить. Ему эти шутки, по правде сказать, осточертели, потому что теперь на них не получается махнуть рукой. Вот и поговорили. А чего он, Эдди, ожидал? Дружеской поддержки и сочувствуя? Так от этого тошнит больше, чем от тупых шуточек Тозиера. — Не стало, - отвечает астматик. — Знаешь, я абсолютно не понимаю, зачем приехал сюда или зачем позвал тебя. Наверное, стоит попросить прощения за отнятое время, поскольку мне нечего тебе сказать. Я идиот и, может быть, всё это к лучшему. Вряд ли я могу быть ещё более болезненным, нудным перфекционистом и бесконечным неудачником, чем уже есть. — Наконец-то, признал мою правоту, — пытается пошутить балабол, но выходит как-то коряво и не смешно. — Я говорил всё это не затем, чтобы ты злился. Ну, точнее, за этим тоже, но...я просто хотел, чтобы ты взял себя в руки, Эддс. Перестань наматывать сопли на кулак и поживи уже для себя, в соответствии со своими желаниями. И Каспбраку, вдруг, становится невыносимо стыдно. Стыдно, что он постоянно выглядит так, будто сам выпрашивает жалости окружающих. Стыдно, что постоянно винит всех в том, что они счастливы, несмотря на то, что никто из них не виноват в его болезни. Он тратит остатки своего времени на споры с матерью и поедание себя изнутри. Правдивые слова Тозиера будто дали ему пощёчину, заставляя прийти, наконец, в чувства. — Просто...я не понимаю, чем заслужил это, — шепчет Эдди, трусливо боясь обернуться в сторону друга. — Это несправедливо. — В этом мире нет ничего справедливого, Эддс, — всё так же спокойно отвечает балабол, пожимая плечами. — Взгляни на меня, хотя бы. Я мог бы сейчас лежать в постели твоей мамки, наслаждаясь утренними ласками, вместо того, чтобы утешать её сыночка на пыльном пустыре. Эдди, на мгновение, забывает обо всём на свете и поворачивается в сторону Ричи, не в силах скрыть своё возмущение. Он видит, как балабол давится смешком, и это разряжает обстановку. Мрачность больше не витает вокруг них, подобно оседающей пыли. — Ты такой идиот, Тозиер, — устало отвечает астматик, а затем пихает его в плечо и улыбается. Ричи поправляет очки и смеётся. Впервые за всю неделю, он тоже не ощущает липкого гнетущего страха, который с трудом, но удавалось скрывать. Приподнимает бровь, глядя на Каспбрака, и обхватывает рукой его плечи. — Не могу не согласиться, спагетти, — и они оба продолжают улыбаться, забывая обо всех неприятностях. Улыбка у Эддса по-настоящему охренительная. Такая, что Ричи мог бы целую вечность на неё смотреть.