Моя доля

Будильник поднял меня совершенно против моего желания. За окном было так темно, как будто стояла середина ночи. Хотелось уткнуть лицо в подушку и спать ещё. Я с трудом держал глаза раскрытыми, но всё таки нашёл силы оторваться от кровати и включить свет. Ох, и резануло же по глазам! Я жил в приличном расстоянии от школы, хорошо, что уроки начинались поздно, и, если я собирался спокойно, но приходил незадолго до звонка. Пока у меня не было друзей, незачем было приходить в школу так рано. А вчера я так хотел увидеть Рихарда, что поставил будильник на пол часа раньше. Но сейчас так хотелось спать, что я вообще про это забыл. После нескольких литров ледяной воды моя сонная рожа приняла более или менее человеческий вид. Вот где этот гад, который сказал, что парни за ночь не портятся?! Завтракал я почти всегда бутербродами, потому что готовить что-то поплотнее было лень и некогда, а на перекус покупал какие нибудь булочки в пекарне рядом с домом, потому что там они были не в пример дешевле и вкуснее, чем в школьной столовой. Да, а вы думали, что качки питаются одним мясом? А я так нет. Запив бутерброд одним глотком воды, я поспешно собрался, закинув в рюкзак кое-какие тетрадки(учебники я не носил уже несколько лет подряд, потому что в школе ими пользовались очень редко. А если что, всегда найдётся парочка, у которой два учебника!) На пути к двери написал Рихарду, что скоро буду, и у нас было прилично времени, чтобы побыть вдвоём. Дорога в школу лежала через вечно грязный и неухоженный сквер, где круглый год все тонули в грязи. Сегодня он выглядел особенно мрачно, хотелось как-нибудь побыстрее миновать его. Я так торопился, что забыл дома наушники, а без них идти быстро было трудно.Слишком непривычно слышать вместо музыки, звучащей где-то в мозгу, шорканье машин по асфальту и свист ветра. Я шел, опустив голову, стараясь перебирать ногами как можно быстрее. Никогда еще расстояние до школы не казалось мне таким далеким. Вдруг меня повалил сильный удар в затылок, и от шока я почти не почувствовал боли. Очевидно, все это время кто-то крался за мной. Я попытался вывернуться, но неизвестный держал меня меня руками и ногами, я понял, что лежу, уткнув лицо в грязный колючий снег. Пытался отбиваться, но тщетно, в то время как меня тащили к обрыву. Холодная рука схватила мои руки за запястья и сложила за спиной. Я вмиг позабыл все приемы самообороны, которым меня учил отец. Брыкаюсь изо всех сил, но зимняя одежда сковывает движения. Маньяк ничего не говорит, только слышу, как часто и взволнованно он дышит. Несколько сильных ударов - и я уже не могу сопротивляться. Затуманившимися глазами смотрю вниз - да, мы на краю обрыва, внизу мерцают разноцветные огоньки еще спящего города, и эти яркие разноцветные искорки втыкаются в мозг, как иголки, их созерцание доставляет физическую боль. В глубине головы стоит тяжелый гул. Маньяк с силой пихает мою обессилевшую тушу, ставит на четвереньки, и схватив за волосы, одновременно сдергивает с меня брюки, задницу обдает холодом. Кажется, я знаю, что сейчас будет. Колени подкашиваются, гудят и трясутся руки но насильник с силой и злобой бьет меня, заставляя стоять. Резкая, безумная боль насквозь пронзает меня. Слезы брызнули и обожгли избитое лицо, ощущение такое, как будто меня насадили на ручку лопаты. По внутренней стороне бедер медленно полилось что-то липкое и горячее. Маньяк с отвращением отпихивает меня, и пока я лежу на полусгнившей траве, несколько раз несильно бьет куда-то в область желудка. Вижу, как удаляясь, мелькает в темноте парка его длинный силуэт. Он идет спокойно, как будто просто гуляет. Не знаю, сколько времени я пролежал, заходясь в судорожных рыданиях . Слезы лились ручьем, я захлебывался и задыхался, плакал от того, что было ужасно больно. Наконец, дрожащими руками натягиваю брюки, боясь прикасаться к коже, и с трудом поднимаюсь. Рюкзак каким-то чудом удержался на спине. Нет сил куда-либо идти, в школу особенно. Хорошо, что утро такое темное, я наверно по уши в грязи. Только сейчас вспоминаю про Рихарда, он наверняка ждет меня и волнуется. Достаю телефон, действительно, он уже забросал меня сообщениями. Пытаюсь что-то ответить, но дрожащие пальцы нажимают не на те клавиши, я не могу набрать ни слова и оставляю эту затею, увидев,что все равно не успею придти к первому уроку. Безумно хочется повернуть домой, но я иду, пополам согнувшись и волоча ноги по хлипкой снежной каше. Ноют ноги, болит живот, жжет задницу, голова раскалывается, чувствую, как шишка набухает на затылке, но все равно иду. Каждый шаг давался ужасной болью, хотелось свалиться в снег и умереть там. *** Странно, но я пришел к середине первого урока,а первым уроком была история. Черт, чуть ли не каждый день эта история, куда нам ее столько, я же сейчас смотреть не смогу в эту гнусную рожу, наверняка Лоренц никаким антипохмелином не сможет заглушить то, что он вчера делал. Вахтерша смотрит на меня с ужасом. "Перестаньте на меня таращиться, я знаю, что ужасно выгляжу, лучше пропустите меня ", - думаю я и так быстро, как могу, прохожу мимо нее. От духоты накатила тошнота, а живот прихватило так резко, что я рухнул на скамейку в гардеробе и долго сидел скрючившись. Поспешно повесив заляпанную мокрой, холодной грязью куртку, я проковылял на четвертый этаж, хорошо, что на пути не попался никто из учителей, потому что при ярком свете я смог рассмотреть ободранные в кровь ладони и брюки в светло-коричневых пятнах засохшей грязи. Надо бы зайти в туалет и умыться, но мне так плохо, что я плетусь к кабинету и вваливаюсь в класс. Урок прерывается, все смотрят на меня в немом удивлении. Даже Лоренц, в растерянности, которую я прочитал в его глазах, не сразу смог выдать: - Где вы были, Линдерман? (ох, и какое же удовольствие ему доставляет коверкать мою фамилию.. Да сколько можно, я Линдеманн, черт тебя побери!) И почему вы в таком виде? Давайте сюда дневник и возвращайтесь, когда приведете себя в порядок. Я нехотя лезу в рюкзак за дневником, хотя доставать его нет смысла, потому что нет никого, что прочитал бы это замечание и отругал меня. - Хватит копаться, нельзя ли побыстрее? - в его голосе издевка, ему доставляет удовольствие унижать меня на глазах у всего класса. Ребят, ну хватит на меня смотреть, мне и так плохо. Если бы я хорошо себя чувствовал, то на просьбу достать дневник ответил Лоренцу так же грубо и нагло, как это делали остальные парни (из-за подобного красноречия они наживали много проблем). Наконец я достаю дневник, скромно кладу его на край стола, а сам выхожу в туалет. Хорошо,что до него недалеко идти, потому что, только успев войти, я растянулся на холодном кафельном полу. Хватит лежать, говорю я себе, но пересилить слабость не получается, я подтягиваю колени к груди и лежу. На пол рядом со мной падает полоска света из открывшейся двери. Пытаюсь встать, но тень вошедшего, увенчанная знакомым ежиком, говорит мне, что можно не бояться. Рихард присаживается на пол рядом со мной, подставляет руки под кран, и мокрыми, холодными ладонями обтирает мне лицо, поправляет волосы. Сморщившись, я смотрю в его сосредоточенное, нахмуренное лицо, глаза мрачные и встревоженные. Потом с трудом ставит мою размякшую тушу на ноги и упорно пытается застирать брюки. - У тебя брюки сзади в крови, Тилль, - шепчет он. Рихард и так все понял. Дрожащими руками держусь за раковину,чтобы снова не упасть. Ледяной водой Рихард брызгает на затылок, где уже налился здоровенный синяк. Он стоит, крепко прижавшись ко мне и придерживая одной рукой за талию, и меня начинает тошнить от запаха его одеколона. Что я так раскис, в самом деле... Наконец, когда я, по его мнению, стал нормально выглядеть, Рихард обнял меня, его пушистые волосы приятно щекотнули шею. - Пойдем, - доносится до меня душистый шепот. Он кладёт одну мою руку себе и на плечо, и мы вместе проходим в класс и скромно садимся за нашу заднюю парту, все подозрительно на нас косятся, а Кристоф, ужасно болтливый и приставучий парень, начинает донимать меня вопросами, что случилось. А что, не видно?! Весь урок проходит мимо меня, но чтобы не нарваться, я механически списываю у Рихарда то, что диктует Лоренц, по своему обыкновению, гуляя между рядов. Не только история, все уроки прошли мимо, но к концу учебного дня мне стало уже получше. Рихард за меня беспокоился и хотел проводить до дома, но я почему-то решил сегодня побыть один. Рихард обиделся, когда уже в гардеробе я сказал ему это, обида выступала в тонких поджатых губах и сдвинутых бровях. Но я все-таки подождал его и на школьное крыльцо мы вышли вместе.