ID работы: 6292220

Моя доля

Rammstein, Lindemann (кроссовер)
Слэш
NC-17
Завершён
65
Размер:
162 страницы, 41 часть
Описание:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено в любом виде
Поделиться:
Награды от читателей:
65 Нравится 68 Отзывы 20 В сборник Скачать

Часть 11. Чёрные стекла

Настройки текста
POV Кристиан Оливер с трудом поворачивает ключ в двери, потому что на руках он держит меня. Бармен подмешал в мохито что-то такое, от чего мысли остались ясными, но ноги совершенно отказались повиноваться, поэтому всю дорогу до дома Олли нес меня на руках. Мне немного совестно и жаль его, потому что, несмотря на худобу, я далеко не такой лёгкий, как кажется. Оливер бережно, как драгоценность, укладывает меня на диван рядом с книжным шкафом, раздевает, потом укутывает в пушистый розовый халат, а сам идёт на кухню заварить себе какой-нибудь чаечек(чай он пьет литрами), и что-нибудь успокаивающее для меня. Мне надо уснуть сейчас, чтобы придти в школу без следов тяжелого похмелья на лице и в голове. Зеркальные очки спасают, но когда на фоне безумной головной боли стоит непрерывный гул голосов, я начинаю кричать. К тому же мое состояние ухудшалось тем, что в гей-клубе я видел двух моих учеников - Тилля и его приятеля, Рихарда (вот уж этого невозможно не запомнить). Я нисколько не был удивлён, увидев их там. Несомненно, это Рихард предложенил другу устроить свидание в таком месте, потому что Тилль, как мне казалось, скромный и домашний ребёнок. Но такие как Рихард могут развратить кого угодно. Я знал этих ребят не так долго, но раскусывал человека с первого взгляда. А Тилль с Рихардом - они всегда парочкой, всегда вместе, вечно о чем-то шепчутся, обнимаются украдкой. Хех, думают, что никто не видит, что их связывает нечто большее, чем дружба. Нет, они настолько скрытные, что никому не расскажут, что видели меня в гей-клубе. Странно, в начале работы я думал, что Тилль натурал, но оказалось, что нет. Такие, как он, редко оказываются натуралами. Значит, у меня ещё есть надежда... Да, Тилль мне сразу понравился. Было в нем что-то сильное, нетронутое, заглушенное воспитанием и скрытным характером. С Рихардом было больше шансов на взаимность, но он не вызывал такой симпатии. Поначалу меня интересовала только молодость Тилля, и то, что он ещё девственник(это было видно в его обращении с Амелией). Но когда я присмотрелся к нему повнимательнее, он стал интересен мне как человек. Было в нем что-то, отличавшее его от сверстников. Да, в школу я пришёл с целью заполучить что-то молодое и свеженькое, а не с целью давать знания. Диплом учителя выправить было не трудно(у Оливера большие связи), а от природы мне достался хорошо подвешенный язык. Но была ещё одна цель, ради которой я попрощался со своей прежней беспорядочной жизнью. Я хотел посмотреть, изменилось ли что-нибудь в том, как молодёжь относится друг другу с тех времен, когда я сам ходил в школу? Потому что время, проведённое в школе, было самым страшным в моей жизни. А все началось с очков. Сколько я смотрел на людей в очках, то все больше убеждался, что они отгораживают человека от мира. Они уродуют, вызывая бесконечные насмешки со стороны окружающих, заставляют их поверить в то, что очконосец умен(особенно хорошо разбирается в точных науках), что это зубрила, маменькин сыночек, и вообще живущий в книжном шкафу ворох старого тряпья, питающийся молью и никогда не прикасавшийся к представителю противоположного пола. Я родился с ужасным зрением. Лет до пяти, пока родители не поняли, что нужно помочь, мир виделся мне размытым и неясным. Я не имел точного представления о внешности окружающих и о обстановке, в которой жил. Все знали, что я плохо вижу, но я сам не решался в этом признаться. Я не был ни дальнозорким, ни близоруким, потому что и вблизи и вдали мог различать только цвета, но не формы, и не страдал от того, что мои родители и друзья в детском саду - цветные размытые пятна, обладающие человеческими голосами. Мой недуг не особенно пугал их, потому что я научился доверять глазам и рукам, и безошибочно брал карандаш нужного цвета или тарелку с супом. В детском саду был один мальчик, который носил очки. Я не мог этого видеть, но слышал насмешки, обращаемые в его сторону. Однажды, с типичной для детей бестакностью, я спросил у него:"почему над тобой смеются?" "потому что я ношу очки", - был ответ, и меня поразила грусть, звучавшая в голосе человека, который имеет возможность видеть мир таким, какой он есть. "и зачем они?" - удивился я. "чтобы лучше видеть" "а дай примерить!" - вдруг попросил я. Когда эти стекла оказались у меня на глазах, помню, как подкосились ноги. Я увидел, что у моего собеседника есть глаза, нос, рот и уши, что сидим мы на прямоугольном ковре с извивающимися узорами, что помещение - это коробка, и осознание того, что мир вокруг имеет четкие контуры, сразило меня. Я смотрел и не мог насмотреться, но скоро почувствал жуткую головную боль. Что-то подсказывало, что ее породили очки, я поспешил их снять и вернулся в свой нарисованный акварелистом-абстракционистом мир. Да, абстракция, одним этим словом можно описать, как я представлял и видел все вокруг. В детстве я очень любил рисовать, но все, кто видел мои рисунки, приходили в ужас. Остальные дети рисовали, пытаясь передать на бумаге то, что видели и сделать изображение максимально похожим на реальность, я же просто водил карандашом по бумаге, не имея ни малейшего представления, как рисовать людей, дома и деревья. Да, я рисовал то, что видел, и мои рисунки были набором разноцветных пятен. Уже тогда родители поняли, что со мной что-то не в порядке. Им вообще было на меня плевать, потому был младший брат, которого любили, о ком заботились. Меня они считали неудачным (я не блистал ни здоровьем, ни миловидностью, хотя собственного лица я вообще не видел), но все - таки исполнили родительский долг и на шестилетие купили мне очки Помню, как меня водили к окулисту, в тёмной комнате на стене висело что-то блестящее и белое (потом я узнал, что это таблица с буквами, на которой проверяют зрение), как он спрашивал:"а это что? А это?" А я уверенно отвечал:"не вижу", не имея понятия о том, что именно он спрашивает. Наверное, он первый начал надо мной смеяться, потому что я даже не знал букв. А потом он долго кричал на мою мать, говорил, что я мог ослепнуть... Вот, я забыл сказать : после того как тот мальчик дал мне свои очки, прошло немного времени и мне снова захотелось их примерить. Страшную головную боль я забыл, но чёткая картинка комнаты в детском саду запомнилась. Я хотел опять увидеть контуры предметов и носы на лицах людей. Как я, позже отметил, желание надеть очки тогда для меня было равнозначно тому желанию, которое испытывает впервые в жизни получивший дозу наркоман. И помню, какое удовольствие я испытал, когда увидел настоящий облик мира. Правда, теперь я думаю, что цветные пятна - это и есть реальность, а то, что создают линзы-иллюзия. Я до сих пор не знаю, как должен выглядеть мир, потому что с детства у меня не составилось о нем правильного впечатления. Я немного походил в очках, и меня вдруг потянуло к зеркалу. На меня смотрел ужасно худой и высокий для своего возраста ребёнок, с густыми черными волосами и очень внимательными голубыми глазами, впереди которых были огромные круглые стекла в толстой оправе. Пухлые розовые губы растянулись в улыбке, и я увидел свои маленькие молочные зубы, круглые и очень белые. Тогда я не знал, что красиво, а что некрасиво, но увиденное в зеркале мне понравилось, а когда я посмотрел на отца, мать и брата, они не понравились. Но головная боль скоро вернулась, и она была такая сильная, что я заплакал и как можно быстрее стащил с себя очки. Уже тогда они стали ассоциироваться с болезненными ощущениями. Сначала приятно, потом больно-я запомнил этот закон и надевал очки только по большой необходимости, каждый раз с радостью возвращаясь в мир цветных пятен. Но со временем мне приходилось снимать их все реже и реже, и когда я освободился от очков только ночью, то понял, что детство ушло. Детство, в котором не было любви, а только цветные пятна. К головной боли я привык, но самое страшное началось когда настала пора идти в школу. Меня постоянно спрашивали, почему я ношу очки ; смеялись, когда я снимал футболку ;просили помочь с домашним заданием, причём в самой грубой форме (несмотря на то, что я был самым тупым в классе. Я с трудом удерживал в голове алфавит и позже всех научился считать). Меня били, обливали компотом, забрасывали мой рюкзак в мусорное ведро или прятали его так, что на поиски я мог потратить пол-урока; несколько раз пытались разбить очки ; а пенал отбирали и вовсе на каждом уроке - словом, со всей свойственной детям жестокосердностью издевались, как могли. Сначала я плакал, жаловался, но никто не хотел меня слушать и тем более давать совет, как быть, учителям вообще было плевать. Они говорили, что я сам нарываюсь. И тогда я понял, что в борьбе с противниками надо применять их же методы. Я научился так же "остроумно" огрызаться, всегда носил с собой какую нибудь тяжёлую энциклопедию, и на любое приставание у меня находился подходящий ответ. Я стал самым опасным человеком в школе, все стали избегать "этого очкарика", со мной без устали проводили воспитательные беседы, вызывали родителей, но я был уже сам по себе и давно положил фаллоимитатор на их мнение. Разумеется, друзей у меня не было, да я и не знал, что это такое. Во всяком случае, я добился своего - меня боялись, ненавидели, и соответственно, не трогали Я учился плохо, ни о чем не заботился, придумывал врагам разнообразные казни(уже тогда я стал интересоваться пытками и убийствами), а где-то в 14 лет убил своего младшего братика. Да, своими руками. Меня заставляли следить за ним, но я относился к этому безответственно, потому что ненавидел его. Часто, пока родителей не было дома, я бил его, упражняясь перед школой, а он, конечно, жаловался, и мне сильно попадало. Конечно, это только подогревало моё желание избавиться от надоедливого отродья. В школе был кабинет кулинарии, где занимались девочки, и мне удалось стащить оттуда нож, хороший, острый, каким разделывают мясо. Несколько дней подряд я таскал нож в школьной сумке, отыскивая на районе самые безлюдные места, и однажды мне удалось подсчеречь брата, когда он гулял с друзьями. Я спугнул мальчишек, сказав, что Франца срочно зовёт мама, а сам отволок недоумевающего брата в наиболее тихое место-кладбище, и, так ничего и не сказав ему, завалил на землю(стояла золотая осень, и густые кусты нас скрыли) и убил. Просто ввел нож в грудную клетку, там, где должно было быть сердце. Мне повезло - он умер быстро и молча, хотя поначалу сопротивлялся. Я даже умудрился не испачкаться. Худоба прозволила мне пролезть в промежуток между чугунными прутьями ограды. Возвращаться домой не было смысла, и я пошёл в ближайший макдоналдс, надеясь, что там меня возьмут на работу и можно будет спокойно работать там до самой старости, не заботясь об образовании. Странно, но впервые за столько лет я почувствал себя спокойно. Никаких угрызений совести и душевных мук. В макдоналдс меня взяли кассиром, я соврал, что закончил школу на одни двойки и проще пойти работать, чем продолжать образование. Работа была тяжёлая, зарплата - маленькая, но я был вполне доволен. Потом один подозрительный тип предложил разделить с ним картошку макси и поведал, что хочет предложить мне пойти работать в один бар стриптизером, мол, у меня хорошие данные, я молод, миловиден и длинноног(оказалось, что он видел, как я отжигал на дискотеке в ночной клубе на Рождество) Я согласился, терять было нечего. За особенно удачные номера я получал по несколько тысяч евро в течении вечера. Жить стало гораздо веселее, но любви я так и не встретил, и тоже от этого не страдал. Девчонки меня никогда не интересовали, зато парни... Вот это уже другое дело, особенно если повыше и покрепче. Но очкарик с торчащими рёбрами никому не нравился, и тогда я прихватил со своей работы самый экстравагантный наряд и приехал в гей клуб. И в первый же вечер я встретил там Олли. Эта двухметровая, украшенная сверкающей лысиной фигура уже на входе бросилась мне в глаза. Он кругами ходил по клубу, выиискивая человека, которому не нашлось пары. Я вел себя нагло и соблазнительно, с первого взгляда понял, что Оливер - редкий скромник. У него расширялись зрачки, когда он смотрел на меня, и в этот же вечер у нас был секс. После нескольких минут неуклюжего кувыркания на кожаном диване мы поняли, что должны быть вместе... *** Всё это я вспоминал, лениво пролистывая ленту в Инстаграме. Что-то заставило меня отыскать страницу Тилля. - Крис, держи, - он протянул чашку с каким-то душистым отваром, закутал мне ноги (как ты узнал, что мне холодно?), и устроился в углу дивана в обнимку с кружкой своего любимого чая. Тишина, уют, за окном идёт снег... Идеально... Я медленно потягивал горячий отвар с приятным травяным запахом (кстати, это было вкуснее, чем мохито) Найти страницу Тилля оказалось нетрудно (всех остальных ребят я для безопасности добавил в чёрный список, чтобы они не догадались, кто их учитель на самом деле). Мальчик оказался онлайн, и я стал просматривать его немногочисленные фотографии. В жизни он гораздо симпатичнее. А тут у него на всех фото одинаково унылое лицо, выразительные зеленоватые глаза грустно глядят в камеру из-под красивых насупленных бровей. Не красавец, но чувствую, что он нравится мне все больше и больше. Сегодня вечером, умело накрашенный, он был особенно хорош. Но взаимности от такого не скоро добьёшься. Но ведь можно обойтись и без этого.. Я припоминаю его адрес и понемногу в моей голове созревает план....
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.