Моя доля

POV Тилль -Тилльхен, ты, правда не пойдешь кататься с нами? - подкупающе спрашивает мама, одетая в новый, пахнущий спортмагазином лыжный костюм. Я отрицательно качаю головой. Мне нехорошо, немного першит в горле. Я вообще хотел остаться стеречь дом, но мама решила, что я слишком мало времени провожу на свежем воздухе и уломала меня поехать на этот скучный лыжный курорт. Кататься на лыжах я не умел, к тому же незадолго до поездки простыл и теперь целыми днями болтался в гостинице: или залипал в телефоне в номере или смотрел телевизор в холле, а во время рекламы болтал с постояльцами. Да, зимние каникулы проходят как нельзя интереснее. -Ну не хочешь, так не иди, - говорит мама с обидой, но не может удержаться и целует меня. -Опять прыщи? - вдруг сердито спрашивает она, взяв меня за подбородок, - все, ты с этого дня на диете! Я отхожу и бормочу: -Ладно, мам. Я может приду посмотреть как вы катаетесь. -Отец уже заждался, - вспоминает она. - Приходи, а то совсем зелёный стал, хоть подышишь, ключ у тебя есть. Все, я побежала. Спустя несколько секунд я стою в номере перед закрытой дверью и понимаю, что без мамы очень очень скучно. Без отца нормально, а вот без неё - нет. Сидеть в номере, где есть только две кровати и стол со спортивными журналами, я не хочу и иду в холл. На улицу тоже не пойду, даже смотреть. Слишком не люблю снег, а сегодня ужасный снегопад, за окнами все белое. Как им только разрешают кататься в такую погоду?! Проходя мимо буфета, с тоской смотрю на выставленные в витрине булочки. Как же я люблю выпечку... Но жить с любовью к сладкому и аллергией на него, осложненной переходным возрастом-ужасно. Мама все надеется сохранить для кого-то мою привлекательную, как она считает, внешность. Но у меня все лицо скоро будет покрыто рябинами. Мимоходом взглянув на себя в зеркало, вздыхаю и прохожу в холл. Здесь ещё пока никого нет, и включать телевизор совсем не хочется, поэтому я залез в мягкое, слишком удобное кресло и приготовился дремать. Но от искушения понаблюдать за постояльцами не могу, и скоро в холл заходит человек, которого трудно не запомнить. На вид ему лет сорок, но выглядит он старше. Худощавый, но крепкий и невысокий. Густые каштановые волосы, слишком длинные для мужчины, волнами спускаются на грудь. Длинная козлиная борода на квадратном подбородке заплетена в две тоненькие косички, уже в этом есть что-то нестандартное, делающее моего нового знакомого похожим на рок-звезду. Такое ощущение, как будто я видел его где-то в интернете, когда искал себе на плеер хорошую музыку. Но лицо у него определённо неприятное. Глаза холодные и светлые, взгляд прямой и жёсткий. Губы такие тонкие, что кажутся сердито поджатыми. Все у него в лице сердито-упрямое и не вызывает симпатии, но мужчина, вполне искренно улыбнувшись, подходит и садится рядом. -Это ты вчера так классно пел в караоке? - в низком сиплом голосе слышится что-то похожее на уважение. Я киваю, пытаясь вспомнить, что же вчера такое пел. Были два глотка шампанского("Ты большой, тебе можно", - сказала мама и насильно влила в меня шампанское, хотя я не хотел). Может после них меня развезло, я вскочил на сцену и дурным голосом, без стыда и совести проорал в микрофон на несуществующем языке все песни, которые были на плеере? Хм, во всяком случае, моим пением, никто, кроме мамы, не восхищался. Хотя вчера мне удалось вычислить всех рокеров из этой гостиницы, потому что они в восторге подпевали, лезли на сцену и даже заказывали песни. Но одетого в черное мужчину с такой характерной внешностью, как у моего соседа, я не помню. -Меня зовут Питер Тегтегрен, - приветливо говорит он, протягивая руку. Я пожимаю: сухая, мозолистая и холодная. -Ты наверное знаешь меня, рокер, - на жестоком лице появляется улыбка, но при виде моего сосредоточенного лица (я пытаюсь как можно быстрее вспомнить рок- музыканта с такой сложной фамилией), пропадает. -Солист группы Pain, - разрешает он мое недоумение. - Будем знакомы. -Тилль, - я вежливо улыбаюсь. Сказать по правде, я немного боялся Петера(фамилию его я тут же забыл, а спрашивать неловко). -На свете столько хороших рок-групп, что невозможно знать все, - оправдываясь, говорю я. -Ну вот, теперь будешь знать ещё одну группу. Потом в классе расскажешь, что видел рок-звезду. Он хохотнул и спросил, могу ли я для него спеть. Выбор был однозначен, потому что отсиживать зад перед телевизором или стоять под снегом я не хотел. Главное не ломаться, хотя очень хочется сказать, что я не умею петь. Он проводит меня в свой номер. Уже без боязни иду за ним, потому что рокеры обычно добрые и безобидные, в противоположность стереотипу, который о них придумали. Номер у Петера такой же, только в углу стоит синтезатор. -Не могу без него, - говорит музыкант, - днём, пока никого нет, всегда играю, чтобы не потерять форму. -Вот как, оказывается, музыкантам тоже надо держать себя в форме? - искренне удивляюсь я. -Ага. А ты, как я, вижу спорсмен, - он с уважением смотрит на мои бицепсы и явно хочет их пощупать. -Нет, это все отец тащит меня в спорт, а мама несколько лет подряд заставляла ходить на уроки игры на пианино. -А сам-то ты что больше любишь? - усмехнувшись над моим воспитанием, спрашивает он. -Я немного пишу стихи, - виновато говорю я и краснею. -Не знаю, чего тут стесняться, по-моему, это здорово. - Он устраивается за синтезатором и достает ноты какой-то песни. - Раз ты учился музыке, значит, умеешь петь по нотам. -Да какое! - Хочу сказать я, но вовремя затыкаюсь. Если буду ломаться, меня выгонят. Поэтому скромно встаю сзади Петера и смотрю в ноты, непонятные, как алгебра. -Не бойся, я буду подпевать, - говорит он, наигрывая вступление. Я хватаюсь за спинку стула, и, спохватившись, очень фальшиво начинаю петь, прислушиваясь к голосу Петера, который знает эту песню наизусть, а мне она абсолютно незнакома. Я краснею, от стыда хочется провалиться сквозь землю, но Питер оборачивается и говорит : -Да не стесняйся, я знаю, как вы все поёте в ванной. Это я неправ, лучше спой то, что знаешь. Я, глядя в окно, мурлыкаю вступление первой вспомнившейся песни группы Oomph! На родном языке петь гораздо проще, а песню я знаю наизусть, хотя без наушников, без минусовки, конечно, неловко. Пою, как мне кажется, свободно, без единой фальшивой ноты и даже лучше, чем их солист. Меня понесло, как вчера на караоке, и за Oomph! последовало несколько произведений классики мирового рока, я знал даже русские песни, чем несказанно удивил Петера. Наконец, он хлопает меня по плечу, призывая остановиться. -Да у тебя классный голос, - говорит он, предлагая мне сесть на кровать. - Такой знаешь, густой, насыщенный, и твое "ррр" мне особенно понравилось. Тебе только потренироваться, и ты сможешь без микрофона покорить стадион. -Я бы очень хотел стать рок-певцом, - опустив глаза, говорю я, - но дело в том, что родители никогда не одобряли моих интересов. У меня в комнате даже ни одного плаката нет. -Сочувствую, - вздыхает он, - но мне кажется, тебе надо поменьше их слушать и делать то, что тебе нравится. Но об этом потом. Ну что, теперь уже сможешь петь по нотам? -Да, - говорю я уверенно, но только Петер садится за синтезатор, по громкой связи объявляют, что там, где катались мои родители, сошла лавина. Я бледнею, ноги подкашиваются.. -Простите, господин Тегтегрен, - говорю я, - но там мои родители, мне нужно идти. - я едва-едва могу говорить спокойным тоном. -Тилль, я с тобой, - он открывает дверь и торопливо идёт к выходу вместе со мной. Мы стоим у раскрытых дверей на снегу. Я ужасно нервничаю, горло опять начинает болеть. Петер обнимает меня, становится немного теплее, но его кожаная куртка задубела на морозе. Ожидание кажется вечностью, и Петер приказывает мне сидеть в холле, а сам стоит и смотрит в белую пелену-снег так и метёт. Я не знаю, сколько времени было, когда показались первые спасатели с носилками, и сразу побежал к ним. На носилках были незнакомые люди в разноцветных лыжных костюмах, лица закрыты капюшонами и очками-я боюсь не узнать своих родителей. Черт, сколько же их, и не все живые. А мои?! Они живы или мертвы?! Вдруг что-то тянет меня к одной из насилок, я вцепляюсь в нее, спасатели невольно останавливаются. Разноцветный костюм, капюшон, очки - вдруг мне кажется?! Осторожно снимаю закрывающие половину лица очки... Побелевшее лицо мамы, капелька крови застыла в углу рта.. И голос спасателя : -Ее уже не спасти. Петер едва успевает подхватить меня... *** Я просыпаюсь. Рихарда нет рядом, но слышу его шаги на кухне. В который раз этот страшный сон... И каждый раз переживаю его как в реальности... А ведь так оно и было на самом деле.