Моя доля

POV Кристоф Два дня в больнице показались мне двумя годами. У меня отобрали все, что могло хоть как-то развлечь меня, и, оторванный от благ цивилизации, я занялся тем, чем и все остальные больные - принялся думать. Поначалу это было мне совсем непривычно, потому что раньше я просто не находил времени лечь и подумать об отношении окружающих ко мне, что всегда было интересно. И теперь, когда я мог посвящать этому занятию целые дни, я понял, что никто и не думал навещать меня, никого не волновала моя пропажа. Я рассчитывал, что Лоренц хотя бы позвонит моей матери, но от неё не было ни слуху, ни духу. Даже от друзей, которые, как я думал, никогда меня не бросят, не приходило сообщений. Одиночество было мне очень непривычно, и единственную надежду я возлагал на Пауля. Целыми днями пялясь в гудящий потолок, я понял, что уже скучаю по нему. Часто, закрыв глаза, я пытался вспомнить лицо человека, который спас меня. Пауль учился с нами несколько лет, но я никогда не разговаривал с ним. У Пауля был Рихард, у меня была своя компания, и я, даже презирал их двоих. Встречая Пауля каждый день, я так и не запомнил его лица, а теперь пытался наверстать упущенное. Зажмуриваю глаза, пытаясь восстановить в памяти эти обаятельные черты. Круглое лицо, толстые щеки, тонкие розовые губы, тщательно выбритые виски, мягкие тёмные волосы и эти глаза... Они улыбались даже тогда, когда Пауль грустил. Его нельзя было назвать красивым, но я понял, что против своей воли попал под чары обаяния этого человека, который как будто распространял вокруг свет и тепло. Я так хотел увидеть его, что невольно стал думать о нем целыми днями. Я спрашивал у медсестры, когда сюда пускают родственников больных, и ответ поверг меня в уныние. Мне оставалось только по-прежнему смотреть в потолок. *** В то утро за окном было темно, и деревья громко шумели мокрыми ветвями под ветром. Какая-то птица старалась перекричать ветер, и единственная нота, которой она владела, тонкая и резкая, засела в мозгу, как заноза. Я спал плохо, и сны все были какие-то странные и неприятные. В тишине палаты тревожное дыхание больных перекликалось с ветром. Мне почему-то сделалось страшно, хотелось уткнуться носом в подушку и с головой зарыться в одеяло, но меня забинтовали так, что я мог только неподвижно лежать на спине. Я решил ждать сна, и чтобы успокоиться, стал думать о Пауле. Не знаю, от чего это зависело, но всегда, когда я вспоминал его, становилось так хорошо, как никогда не было с моими друзьями.. Пока я представлял его приятное, милое лицо, меня охватила блаженная сонливость, сморило и я незаметно провалился в тёплый и глубокий сон. *** Мне снится бурная горная река, пересекавшая лес, и вид этой белой реки привёл меня в восхищение-я никогда не видел такой красоты. Мы с Паулем сидим на берегу и смотрим на красивых серебрянных рыб, время от времени выпрыгивавших из воды. Их золотые глаза отстраненно скользят по нам. Иногда мы смотрим друг на друга и смеемся, то ли потому что взгляды эти слишком серьёзны, то ли на нас была странная одежда, словно сшитая из кусков железа и рыболовных сетей. Но у меня на душе так светло и хорошо, что я тянусь к Паулю, и обняв за шею, целую в тонкие губы. На вкус они сладкие, как карамель, и это мне очень нравится. Его лицо освещает эта прекрасная улыбка, он сияет изнутри, как солнце. В лесу холодно, и я чувствую исходящее от Пауля тепло. Низкое вечернее солнце, искрясь за тёмными деревьями, роняет несколько лучей на макушку моего возлюбленного (да, во сне нас связывает любовь). Лицо Пауля начинает светиться, его круглая голова окружена мерцающим золотистым сиянием. Я осторожно протягиваю ему испачканную золой костра руку, и чувствую себя грешником, за которым пришёл ангел. Пауль берет мои чёрные, словно обожженные руки и целует их. Потом аккуратно избавляет от неудобной одежды, которая действительно состоит из железных пластин и цепей. Я понимаю, что это броня-броня, делающая меня таким, как все. Ее носят взрослые, мои друзья в школе. Благодаря ей становишься безликим, легко поддаешься чужому влиянию, теряешь индивидуальность. Теперь я сижу перед Паулем обнажённый, но настоящий - со всеми моими талантами и недостатками. Он протягивает мне на острой палочке зажаренную в костре лягушку, и я, не сопротивляясь, ем ее, удивившись, что она такая вкусная. Я съедаю ее всю, тонкие кости хрустят на зубах, и когда от лягушки ничего не остаётся, Пауль целует меня ещё раз, берет за руку и встаёт, чтобы отвести куда-то. Ощущение тёплой ладони, обхватившей мою руку, такое реальное, что я невольно открываю глаза и ничуть не жалею об этом. Рядом с моей койкой сидел Пауль и держал меня за руку. Я улыбаюсь, глядя на его розовое, утомлённое лицо. Он наверное запыхался, когда шёл ко мне - узкая крепкая грудь редко, глубоко вздымается. Наверное, у меня в эту минуту было такое блаженное лицо, что Пауль не выдержал и улыбнулся тоже. У него на языке вертелось много вопросов, я видел это по желтым искрам, вспыхивавшим в взволнованных темных глазах. -Я скучал. Все время думал о тебе, - я крепче сжал пухлую ладошку. Если бы я был здоров, то не сказал бы так, но болезненное состояние вынуждало меня говорить то, что накопилось в сердце за время, когда Пауль отсутствовал. -Очень хотел тебя увидеть. И вот, дождался... Он наклонился, чтобы расслышать мой шепот, и я вспомнил сон. Мне захотелось узнать, что я почувствую, если он меня поцелует. Да, я хотел поцеловать его, и шанс нельзя было упускать. -А ещё я видел странный сон, - прошептал я Паулю в ухо. Он с интересом заглянул мне в глаза. Я должен рассказать этот сон, потому что Пауль поймёт меня! Потому что из-за Пауля я стал таким же как он, и теперь ругал себя за то, что смеялся над Тиллем и Рихардом. Пауль очень внимательно выслушал меня, нахмурился, а потом произнёс: -Съесть лягушку во сне - значит в реальности провести несколько счастливых часов. И ты проведёшь их со мной. Он обернулся, больные по-прежнему спали, медсестра отошла. И тогда Пауль склонился к моему лицу, обдав меня родным, теплым запахом. Его губы накрыли мои, вобрали их в себя, я чувствовал, как язык Пауля прикоснулся к моему. Этот неожиданный поцелуй оглушил меня, перечеркнул мою прошлую жизнь. Я понимал, что сон сбывается, потому что железная броня отпадала от моих плеч с почти слышимым звуком. Я не знал, как отвечать на это, но глухой стон вырвался из моих уст. Пауль оставил мои губы и принялся целовать щеки, глаза, шею, нос, лоб, руки... Я не мог пошевелиться и ужасно страдал от этого. Мне хотелось прижать Пауля к себе, обвить его руками и ногами, так же крепко поцеловать в ответ, но я не мог. -Пауль, - прошептал я, пока он ненасытно целовал мои руки, - если я выздоровею, то мы всегда будем вместе. Он посмотрел на меня так, что я прочитал в его взгляде слова, которые должны навсегда соединить нас, но они так и остались невысказанными, потому что сзади раздался изумленный возглас: -Пауль?! И я знал, кому принадлежал этот голос. Человеку, который научил Пауля тому, что настоящяя любовь не имеет гендера. Если бы не Рихард, я бы никогда не был счастлив так, как теперь. Я нашёл в себе силы приподняться и тепло улыбнулся парню. Незаметно придерживая за руку бледного как смерть Тилля, Рихард стоял, окружённый моими одноклассниками во главе с Лоренцем. Вот их я точно не ждал. *** POV Рихард После уроков Лоренц отловил всех, кто собирался убежать, в гардеробе, построил парочками, и, взяв Амелию под руку, повел нас в больницу. Тилль шел рядом со мной, понурый и грустный. В печальном взгляде ясно читалось, что сейчас он больше всего на свете хочет сбежать из-под конвоя. Как ребёнок, он тянул меня за руку, умоляя тихонько скрыться, пока Лоренц не видит. По правде сказать, такое поведение моего возлюбленного мне не понравилось. Довольно больно, как мне показалось, я дёрнул его за руку: -Тилль, я конечно понимаю, что ты не хочешь, боишься, но так или иначе ты должен попросить у Кристофа прощения! Я хочу увидеть в тебе мужчину, а не мешок с пылью! Сделай это, если ты меня любишь, я хоть пойму, искренен ты со мной или нет! -Рих, тише, - Тилль испуганно оглянулся и посмотрел на одноклассников. Одни были в наушниках, другие весело болтали и никак не могли нас слышать. Тилль исподлобья посмотрел на меня, обиженно вытянув губы уточкой. Конечно, ему было неприятно такое слышать, но теперь он осторожно взял меня за палец и всю дорогу шёл молча. Да, иногда он ведёт себя как пятилетний, и в этом есть что-то трогательное. Перед больницей нас уже ждал отец Амелии, и его белый халат на фоне растаявшего снега и коричневой полусгнившей травы напоминал одеяние ангела. Амелия отцепилась от Лоренца, мы растянулись по коридору и под предводительством девушки и ее отца пошли в палату Кристофа. С порога больницы на нас пахнуло холодным, пахнущим каким-то моющим средством воздухом. Медсестры в розовых, белых и зелёных халатах быстро и бесшумно носились по гладкому полу и посматривали на нас с подозрением. Тилль боялся поднимать на меня глаза, он то бледнел, то краснел и хотел быть где угодно, только не здесь. Когда мы зашли в палату, где должен был лежать Кристоф, я раньше всего увидел тёмную макушку Пауля, склонившуюся над одной из коек. Я никак не ожидал увидеть его, и возглас:"Пауль!" сам сорвался с моих губ. Мы подошли к койке, Пауль застеснялся нас и хотел убежать, но Кристоф потянул его за руку, умоляя остаться. Я едва узнал Кристофа-его красивое лицо заплыло красно-синими синяками, на скулах и лбу тёмные червячки засохшей крови, бесформенные разбитые губы, рука в гипсе, но само выражение лица было таким счастливым и светлым.... Он смотрел куда-то мимо нас всех, а Пауль скромно опустил глаза в пол, делая вид, что он не причём. Было нетрудно понять, что между ними произошло что-то глубокое... Неужели Кристоф, тот Кристоф, который смеялся над нами с Тиллем, говоря, что мы-геи, сам... Я обернулся, чтобы посмотреть, как на это отреагирует Тилль. Он, бледный как мел, мёртвой хваткой вцепился в мою руку, во взгляде остановившихся на Кристофе глаз было что-то жуткое, вокруг век уже явственно проступал зелёный оттенок. Я вовремя понял, что Тилль близок к обмороку, и когда он начал клониться в мою сторону, едва успел подхватить его. Никто не бросился нам на помощь, наоборот, я слышал смех, направленный в нашу сторону. -Ещё хоть кто-то фыркнет, - со всей возможной злобой процедил я, - тот окажется на месте Кристофа! Ребята отступили, а я в полном отчаянии смотрел на бесчувственное лицо и не знал, что делать. Здесь был отец Амелии, который умел все, были медсестры-но где они все?! Что мне делать?! -Давай я помогу, - услышав голос Лоренца, я чуть ли не с ужасом вздернул на него глаза. Нет, Тилль, я не отдам тебя этому чудовищу... -Я умею, - Лоренц садится рядом со мной на пол, кладёт голову Тилля себе на колени, и я с сжимающимся сердцем смотрю, как огромные руки учителя, громко шлепая, бьют по пухлым щекам моего любимого. Несколько таких сильных хлопков-и Тилль уже уставляет на меня рассеянный, ничего не понимающий взгляд. -Господин Мюллер, - обратился Лоренц к отцу Амелии, - можно попросить вас заварить кофе? Этому молодому человеку срочно нужно выпить немного очень крепкого кофе. -Господин Лоренц, мне не нужно, - еле слышно бормочет Тилль. Услышав это, наклоняюсь к нему и пытаюсь поднять. Тиллю тоже не хочется валяться на холодном полу. Наконец, нам с Лоренцем удаётся поставить его на ноги. На щеки Тилля понемногу возвращается румянец. Я нежно обхватываю его талию и подвожу к Кристофу. Но сам не отхожу. Тилль смотрит на Кристофа, Кристоф на Пауля, Пауль на меня и так по кругу. Тилль хочет попросить прощения, но эти спасительные слова никак не решаются сойти с губ. Я обнимаю его крепче, но молчу-Тилль должен сказать это сам. Мой дорогой, я знаю, что просить прощения, когда действительно виноват - ужасно тяжело, но я никак не могу помочь. -Тилль, давай, не бойся, - шепчу я. Он ничего не отвечает, тонкие губы дрожат, под красными веками набухают слезы. Тилль отталкивает меня, и опустившись перед койкой на колени, с трудом выдавливает, стараясь сдержать слезы : -Прости меня.. И тут же разражается горьким плачем. -Пойдем, солнышко, - шепчу я и пытаюсь отцепить его от Кристофа, - ты все сказал, пойдём. Но Тилль не хочет уходить. Он ждёт ответа. -Это ты меня прости, - отвечает Кристоф спустя недолгое время, ласково проводя по голове моего милого, - не переживай, я же живой. И вообще, я скоро из школы уйду. При этих словах глаза Пауля становятся круглыми и счастливыми. Кажется, я понимаю, что произошло. -Мы пойдём, - говорю я обоим парням и веду Тилля к двери палаты. -Господин Лоренц, мы пойдём, сами видите, Тиллю плохо стало, - как можно вежливее обращаюсь я к учителю, продерживая Тилля за плечи. Он низко опустил голову, чтобы никто не видел его слез, и изредка хлюпал носом. -А вы очень чувствительны, Линдеманн, - Лоренц и сейчас не может удержаться от издевки, - кстати, вот и ваш кофе. Пейте, а то до дома не дойдёте. -Спасибо, - шепчет Тилль, принимая из рук учителя стаканчик с кофе. Отпив немного, он морщится, но Лоренц уговаривает его выпить эспрессо. Учитель смотрит на меня с укоризной-мол, я вывел твоего возлюбленного из обморока, а ты мне даже "спасибо" не сказал. И не скажу никогда. Сколько бы вы не прикидывались добреньким, я вас все равно ненавижу. -До свидания, - грубо бросаю я. Амелия выводит нас из больницы, и на свежем воздухе Тилль наконец-то обретает человеческий вид. -Этот кофе... Он такой горький... - говорит он, уронив голову мне на плечо. -Я тут недалеко торговый центр вижу, пойдём, куплю тебе что-нибудь, хоть заешь. Он поворачивается ко мне и впервые за весь день улыбается.