Моя доля

Оливер не знал теперь, куда ему идти. Любимый человек предал его в тот момент, когда Оливер отказался от всех друзей во имя вечного и преданного служения своему божеству. Он думал, что больше не вернётся в гей-клуб, где каждая пылинка будет вызывать болезненные воспоминания о их первых, сказанных друг другу словах, о ласках, о каждом свидании. Завсегдатаи клуба считали их парочкой и удивлялись, почему после стольких лет Кристиан и Оливер так и не оформили свои отношения, хотя ничего этому не препятствовало. Они жили вместе больше двадцати лет, и их не связывало ничего, кроме постоянного и крепкого чувства со стороны Оливера. Это были отношения, построенные на жалости. Оливер понимал, что Флаке сошёлся с ним только потому, что на кого-то лучше, чем Олли, стриптизер с весьма специфической внешностью едва ли мог надеяться. А Олли влюбился по уши, и любовь не отпускала его до последней минуты. Влюбился ещё с тех пор, когда увидел Кристиана впервые, и это произошло не в гей-клубе, а в стриптиз-баре. Но тогда он был для Кристиана одним из многих зрителей... Оливер отвлекся от своих мыслей и оглянулся. Котенок мягко урчал у него за пазухой, не решаясь как-то ещё напомнить о себе. Но тёплое тельце не могло согреть остывшее сердце. Они стояли на том месте, где Оливер влюбился. Этот высокий дом несуразной формы, занятый ресторанами, шумный перекрёсток, пивная напротив. Да, это то самое место, только при входе в подвальную дверь висела вывеска "Караоке-бар". Никто больше не танцует стриптиз, никто не сможет станцевать его так, как танцевал Кристиан. Оливер тяжёло-тяжело вздохнул и повернул к этой двери. Ему хотелось напиться, чтобы хоть на краткое время забыть о разбитом сердце, о том, что прежние чувства никогда не вернуть. Между ними все кончено. Оливер мужчина. Он не вернётся, не приползет на коленях целовать ноги своему повелителю. Разве у них обоих нет шансов построить новую жизнь? *** Поздним вечером в стриптиз-бар на окраине города зашёл очень высокий молодой человек, на которого все сразу обратили внимание. Несмотря на свою яркую, немного восточную внешность, он обладал очень скромными манерами, и наверное, пришёл сюда впервые. Он занял столик поближе к сцене и сел, повернувшись спиной к остальным. Длинный бокал густого горячего шоколада стоял перед ним только для вида, на самом деле молодой человек пришёл смотреть стриптиз. Сцена занимала три стены, музыканты возились в углу на одной стороне, а два остальных помоста предназначались для танцовщиков. Все помещение было залито мягко-голубым светом, таким, как небо в безоблачную погоду, а к вечеру в зале скопилось много зрителей. Они имели вид такой, как будто ждали чего-то, о чем Оливер никак не мог догадаться, и от этого волновался ещё сильнее. Неужели он попал на поистине необыкновенное выступление. Музыканты заиграли, сначала тихонько и постепенно громкость тяжёлого металла возрастала. Оливер посмотрел туда, откуда по его мнению, должен был выйти танцовщик, и не ошибся. На сцену медленно вышла закутанная в серебряный шелковый плащ фигура. Кончик плоской босой ноги высунулся из-под полы, и этот простой жест заставил зрителей завизжать от восторга. Оливер в недоумении оглянулся, не понимая, что же в этом такого. Фигура замерла, музыканты заиграли что-то быстрое, фигура раскружилась, подняв над собой плащ, и кружилась так быстро, что Оливер не успел заметить очертаний её тела, чтобы понять, кто танцует. Не переставая вертеться, танцовщик выпустил полный душного воздуха плащ и замер, вцепившись в плечи. Это оказался юноша. Длинные золотистые волосы падали ему на лицо, а яркая раскраска на коже скрывала бедность его форм. Олли вздрогнул, он ожидал увидеть соблазнительного сложения девушку в самом маленьком бикини. Юноша поднял голову, пронзив публику взглядом густо накрашенных глаз. Со своего места Оливер не мог разобрать их цвета, но судя по жирным голубым теням, глаза должны быть такие же. Он продолжал смотреть на танцовщика со странным чувством, что сейчас должен быть в совсем другом месте. Природа обделила юношу со всей возможной жестокостью-резкие мазки серебряной краски на бледной коже подчеркивали очертания выступающих ребёр, костлявая грудина тяжело вздымалась после быстрого танца, острый кадык нервно ходил по длинной, слишком толстой для такого хрупкого сложения шее, и только ноги - длинные, стройные и крепкие, были действительно прекрасны. Он долго танцевал вокруг пилона, словно не решаясь забраться на длинный, сверкающий шест, но потом ловко и нежно обхватил его одной рукой и полез, держась на тонких, но мускулистых руках, и время от времени отводя в сторону то одну ногу, то другую. Коротенькие шортики непонятно как держались на тонкой талии, и соблазнительно натягивались на плоском заду при каждом движении. Танцовщик старался быть сексуальным, и ему это удалось - вскоре Оливер уже не мог отвести от него глаз. Извиваясь вокруг шеста под тяжёлый металл, где пелось что-то про то, как страшно ангелам жить на небе, юноша забрался на перпендикулярную перекладину, и, совершив непонятное движение, перевернулся и повис головой вниз, удерживаясь на переброшенных через перекладину коленях. Оливер едва мог дышать от восторга, он был готов бросать этому юноше цветы за его гибкость и ловкость. Между тем танцовщик долго висел, притянув большие руки к плоскому узловатому животу. Кровь прилила к его набеленным щекам, длинные волнистые волосы висели мочалкой, а судя по лёгкой улыбке длинных малиновых губ, танцовщик явно наслаждался эффектом. Зрители едва дышали, сдерживая крики восторга, но юноша извернулся и принял вполне естественное положение, обвившись вокруг шеста. Он рассеянно, чуть полуоткрыв рот, смотрел в публику и поводил узкими бедрами, а длинными тонкими пальцами ласкал сам себя. Трогал маленькие острые тёмные сосцы, проводил по выступающим ключицам, облизывал губы, несомненно, доводя кого-то из публики до оргазма. Живут без солнечного света, Они от нас подальше где-то. За звёзды могут ухватиться, Чтобы об землю не разбиться. Мы посреди небесных круч, И видны, когда нет туч. Мы в одиночестве дрожим. Бог знает, мне не быть таким! - задумчиво пели музыканты где-то в глубине зала. Оливер пожирал танцовщика взглядом, руки его уже потянулись в карман, чтобы запихнуть всю получку за пояс шортиков этого божества, но юноша словно почувствал этот взгляд и пошёл к Оливеру, грациозно ступая на кончики босых ног. Когда он стоял совсем близко, Оливер поразился, насколько же юноша высокий. Он гордо и развратно смотрел на растерянного Оливера с высоты почти двухметрового роста и внезапно поставил ногу на столик. Оливер вздрогнул и подался назад, но юноша вцепился в ирокез на тщательно выбритой голове и наклонился к Оливеру, похотливо проведя языком у него перед глазами, и пораженный мужчина отметил, что лицо танцовщика совсем юное, почти детское, ему едва ли есть восемнадцать лет. Даже толстый слой грима не мог этого скрыть. А глаза.... Они нежно-голубые и странно... Взгляд совсем не сфокусирован, рассеян. И это ангельское, нежное создание, едва вышедшее из детского возраста... От изумления Оливер приоткрыл рот, и не заметил, как кончиком ноги юноша упёрся в его нижнюю губу. Не отпуская Оливера, танцовщик взял с соседнего столика плоскую бутыль с желтоватым напитком, опер ее о колено, и струя спиртного полилась по стройной, чуть подрагивающей ноге прямо в рот изумленного Оливера. Тот давился, но чувствовал, что не сможет выпустить эту сильную ножку. От шока он почти не ощущал резкого вкуса текилы и не сглатывал, дорогой напиток лился по его чёрной бородке, золотистыми каплями оседал на белой рубашке.. Но танцовщик резко, как будто с отвращением, выпустил голову Оливера, вернулся на сцену, и, двигаясь в ритм с музыкой, ушёл за кулисы. И Оливер, глядя на узкую спину с выступающими позвонками, услышал, как с тихим звоном разбивается его сердце... *** Это была их первая встреча, но конечно, Кристиан ее не запомнил, как не хотел запоминать ничего,что было связано с его молодостью. Он ничего не рассказывал возлюбленному о своем детстве, и для Оливера Кристиан был человеком без прошлого, и не зная того, что было раньше, так и не смог разгадать его характер. он был уверен только в одном - Кристиан его не любил. И все же Оливер столько лет жил бок о бок с ним, хотя знал, что чувство его, честное и преданное, не подкрепляется взаимностью. Почему он не смог уйти? Неужели любовь была такой крепкой, что удержала? Теперь Оливер ни во что не верил. Оказывается, столько лет он потратил совершенно зря... Оливер встряхнул головой и неохотно спустил котенка с рук. - Прости, - прошептал он, - надеюсь, ты попадешь в хорошие руки. Пушистый комочек шерсти на мокром асфальте жалобно пискнул, но Оливер уже уходил, не оборачиваясь, чтобы сердце не разорвалось от жалости. У мужчины было слишком доброе, любвеобильное сердце, и все всегда этим пользовались. Хватит. Ему надоело это терпеть. Оливер вошел в бар, тихо проскользнул на боковую лестницу, поднялся до самой крыши, где находился японский ресторан. Как тень, прошел мимо недоумевающего официанта, встал на подоконник и распахнул окно. Все произошло слишком быстро. Его не смогли остановить. Теперь Оливеру было уже все равно.