Мгновения

Спал я хорошо, а проснулся вообще в отличном настроении. Потом, правда, вспомнил, что загремел в больницу и радость моя немного утихла, но в уныние я всё равно не впал. Дотянувшись до телефона, я с удивлением обнаружил, что всего полседьмого утра. Всё мои соседи ещё дрыхли, Коул во сне улыбался во все тридцать два зуба. Я широко зевнул, улёгся поудобнее и попытался снова заснуть, но сон не шёл. Пролежав некоторое время с открытыми глазами, я аккуратно потянулся и сел на койке. Освещение на улице выключили, город окутала серая дымка. Казалось, сам Лондон ещё не проснулся. Я посёрфил в интернете, поплевал в потолок, а потом принялся буравить взглядом Коула. Он выглядел счастливым и безмятежным, хотя лицо у него было странного желтоватого оттенка. Его светлые волосы смешно торчали в разные стороны. Я подумал, не разбудить ли мне его, но потом решил, что это будет некрасиво. Мне скучно, но это не значит, что Коул должен из-за этого вставать ни свет ни заря. Он проснулся позже, ровно в семь. Что удивительно, во все последующие дни Коул поднимался точно также, словно внутри у него был будильник. Сел на кровати, тихо зевнул и на ум у меня пришло банальное сравнение с котёнком. Потом Коул минут пять, не меньше, расчесывался. Я подтрунивал над ним, что он прихорашивается, будто девчонка. Не подумайте, я ничего против них не имею, просто Коул выглядел ну очень забавно. Дальше проснувшиеся старики очень любезно пустили нас в уборную вперёд себя. С ней, кстати, очень повезло. Считай, она находилась непосредственно в самой палате — небольшая пристройка, к которой помещался туалет, душ и раковина. Кроме того, к стене был прикреплён поручень, а в углу стояла тумбочка, на которую можно было положить мыльно-рыльные принадлежности. По окончании банных процедур мы удостоились самой настоящей чести — на нас пришёл посмотреть доктор. Как по мне, ему нужно было либо идти в баскетбол, с таким-то ростом, либо служить в Королевской Гвардии. Надо же, столько возможностей, а он выбрал больницу. Пока доктор беседовал с Коулом, я шёпотом поделился своими наблюдениями с соседом.  — Просто у Гарри доброе сердце, — доверительно сказал мне Дерек и хрипло рассмеялся. Совсем скоро я понял, в чём соль, но пока только задумчиво хмыкнул. Оказалось, что доктора зовут Гарри Харт и он отправляет меня на УЗИ и гастроскопию. От этого слова у меня неприятно кольнуло в животе, а судя по сочувственным взглядам, которые бросили на меня старики, я понял, что ничего хорошего от этой процедуры ждать не придётся. УЗИ было обыкновенным, мне вымазали живот холодной слизью и долго водили странным приспособлением типа валика. Очевидно, проводил мне этот осмотр аспирант, потому что лицо у него было таким сосредоточенным, будто он операцию на открытом сердце проводит. Пару раз он пребольно тыкал меня валиком в бок, но, в целом, всё прошло хорошо. Мне дали вытереться, сказали не переживать и отправили восвояси. Вообще, тут весь персонал постоянно твердил, что меня подлечат, всё будет в порядке и волноваться вообще не стоит. Гастроскопия была куда более болезненной. Как меня не успокаивали и сам врач, и его ассистентка, я ревел белугой. Во-первых, было жутко больно (насколько-даже описывать не буду. Просто возьмите шланг, запихайте через глотку в желудок и всё сами поймёте), а во-вторых, я думал, что сейчас просто задохнусь и умру. К счастью, я остался жив. Когда меня, трясущегося и вытирающего слёзы, посадили на койке и вручили большую салфетку, чтобы я вытерся, я чувствовал себя настоящим героем. Бредя до своей палаты и путаясь в лабиринте коридоров, я был счастлив, как никогда. Счастье моё длилось недолго — до вечера мне было запрещено есть и пить, ободранное горло нещадно болело до такой степени, что было больно глотать, а в довершение всего зашедший с обходом доктор Харт заявил, что у меня язва двенадцатиперстной кишки. Ну, по крайней мере, я был жив. *** Коул, видя мои страдания, решил немного меня подбодрить.  — Знаешь, — начал он, подсев ко мне на койку, — мне тоже поставили диагноз. Я мотнул головой, мол, слушаю.  — У меня дискинезия желчевыводящих путей, — еле выговорил Коул. — Так что вот так, будем срок вместе коротать. Я слабо усмехнулся, тут же поморщившись от боли в горле. Всё-таки хорошо, что у меня появился друг. *** Под вечер в коридоре что-то загромыхало, и вскоре к нам зашла медсестра, Катя перед собой тележку, набитую медикаментами.  — А вот и новенькие, — заулыбалась женщина. — Фелпс и Анвин? Мы с Коулом синхронно кивнули.  — Вам капельницы назначили, — медсестра запорхала по палате, расставляя бутыльки с растворами в специальные подставки.  — Катетера у тебя нет? — спросила женщина, доставая что-то, похожее на петлю.  — Нет, — промямлил я, не совсем уверенный, насчёт чего она спрашивает.  — Тогда через иглу… — пробормотала медсестра, прикрепляя к длинной пластиковой трубке иголку. После этого она накинула мне на предплечье, повыше вены, затянула.  — Сжимай и разжимай кулак, — наказала она, а потом отправилась к Коулу. Я сделал, как мне было велено, а потом и медсестра вернулась. Она протерла мне место, куда намеревалась вставить иглу. Я отвёл глаза, встречаясь взглядом с бедным Коулом. Несчастный, похоже, боялся всех этих манипуляций. Чтобы показать другу, что это не так уж и страшно, я подмигнул ему, так что и сам не заметил, как игла вошла под кожу.  — Вот и всё, милый, — ободрила меня медсестра и ласково провела по руке. К Коулу она отнеслась с такой же добротой и друг мой прямо расслабился. Меня от капельницы стало постепенно клонить в сон, Коул тоже скоро засопел. Я провалился в поверхностный сон, а очнулся от того, что рука жутко заболела. Я тихонько зашипел от боли и мой сосед тут же встрепенулся.  — Прокапало о тебя уже. Терпи, сейчас медсестра придёт. И в самом деле, скоро меня избавили от капельницы. Очередной день в госпитале подходил к концу.