Пурпурная пуля

— Тебе следует переодеться. Твои штаны не в самом лучшем виде, да и рубашка. — А чья вина, по-твоему? Не я зажал свой член ногой и разбрызгал все на лицо, — хмыкнул Пак, идя чуть позади. — И у меня нет одежды. Всё, что было, отобрали ещё после поимки. Спасибо, что хоть что-то оставили. — Зачем им твоя одежда? — Хрен знает, но вряд ли там было что-то важное. Скорее просто выкинули. Чонгук вздыхает. Он привык всеми командовать, но Чимин словно что-то скрывает и прячет за обезоруживающей улыбкой. Делиться одеждой Чон не привык и отдавать свои смокинги на растерзание похотливому мальчишке не собирался, даже если тот сейчас смотрит с мольбой, но в глазах — чертята. Вздохнув снова, он тащит блондина за собой и впускает его в гардеробную, зажимая у двери. — Только попробуй испортить мои вещи, и я испорчу тебя, — предупреждающе прошипел он мальчишке на ухо. — Может, тогда сам переоденешь меня? А то я могу что-нибудь порвать случайно, — в ответ шипит Чимин, но из хватки выбирается, тут же отстранняясь в сторону от брюнета, поправляя воротник. Чонгук хмыкает и бросает ему в руки первые попавшиеся вещи, после вышел из помещения, небрежно хлопнув дверью. Чимин ждёт непонятно чего и скидывает с себя испорченную рубашку, отправляя её в груду валяющегося грязного белья, нащупывая туго затянутые бинты. Ему было тяжело и больно наклоняться, чтобы снять штаны. Кое-как удаётся стянуть их с бедер, а дальше никак. Парень облокачивается о стену, тяжело дыша, и откидывает волосы назад, стараясь не двигаться, чтобы унять боль. Дверь со скрипом открывается, входит Намджун. — Чонгук попросил помочь тебе с переодеванием, — низко, но довольно приветливо произнёс он. — Самому не судьба, да? — издаёт болезненный смешок блондин и получает едва заметную улыбку. Намджун оказался куда более дружелюбным, чем из себя представлял. Его речи были полны философских мыслей, хотя внешний вид нисколько не указывал в нем мудрого и совсем не легкомысленного человека. Волосы у него были светлыми, глаза глубокими и задумчивыми, а ещё Чимину показалось, что в них не было той живой искры, присущей людям, словно мужчина изжил все свои эмоции и растерял их, а потом вновь обретал. Намджун просил не обращаться на «вы», возможно потому, что все они в будущем станут друг другу больше, чем коллеги, скорее близкими товарищами. — Я по профессии следователь, здесь — сутенер. Тэхен, ты его видел, владеет несколькими отелями, тем самым принося семье прибыль, хотя он трахает шлюх чаще, чем работает. — Интересно, — протянул Чимин, не без помощи собеседника садясь на прямоугольной формы тумбу. Джун нагибается, цепляя пальцами штанины и аккуратно стягивает тесные штаны с тонких ног с разбитыми коленками и всевозможными гематомами на бёдрах и щиколотках. — А я? — Чимин усмехнулся. — Кто я здесь? Кем являюсь? — Не я решаю, кем ты будешь, а Чонгук. Я могу лишь предположить. В данный момент, ты для него как бельмо на глазу, которое нужно немедленно убрать. А под «убрать» я имею в виду найти тебе применение. Он не любит ничего не делающих людей. — Будто я бездельник, — Джун хмыкает на заявление мальчишки и не отвечает, застегивая ему штаны, посвободнее тех, которые были испорчены. Чимин внимательно наблюдал за его эмоциями, но не решался заглядывать глубже, боясь, что Нам заметит его подозрительный интерес. Его горло нещадно болело, поэтому приходилось постоянно хрипеть. Одевшись, Чимин выходит в коридор. Намджун кратко изъясняет ему правила, настаивает на принятии кодекса молчания. Пак вяло соглашается. Он уже прекрасно знает о всех этих законах и традициях, чтимых мафиози. Правила мало чем отличались от все тех же японских или китайских омерт, как, например, без приказа вступать в столкновения с членами других преступных групп, посягать на женщину другого члена семьи и так далее. Просты до безобразия, но за невыполнение жестокая кара. Однажды Чимин нарушил запрет, за что отец запер его в кладовке с ядовитыми змеями, склоненными к агрессии при виде человека. Мальчик надолго и твёрдо запомнил, что нельзя нарушать правила, потому что наказания могут быть куда хуже, чем это. — Мы заждались, — когда они входят в просторный зал, русый парень поставил недопитое вино на стол и вперся взглядом в Чимина. — Какая честь, — съязвил блондин, расстегнув две верхние пуговицы на рубашке, которая была довольно велика ему как в плечах, так и в длине рукавов. — Вот это бесстрашие, — Тэхен улыбается, признавая в мальчишке себя, такой же смелый, выглядит надменно. — Довольно, — обрывает Чонгук, усевшись в свое излюбленное кресло. Его советники усаживаются на диван, Чимин предпочёл остаться на месте и решил сесть, только если его попросят. Чон же смерил его нечитаемым взглядом, но давая осознать, что все они здесь из-за мальчишки. Пак не любил чрезмерное внимание к своей персоне и ненавидел, когда его пытаются изучить, словно его подозревают во всем, а такое явление сказывается на человеке не самым лучшим образом. Он становится уязвимее, осторожнее, боясь, что его разоблачат в чем-то и тогда не избежать проблем. Вообще Чимин хороший актёр, но когда идёт не по плану (теряется смысл слов), то приходится импровизировать. — Начнём с того, что через несколько дней состоится встреча с Кинсяти. Если все пройдёт хорошо, договор будет заключён, поставка оружия увеличится вдвое, что принесёт нам ещё большую прибыль. Кинсяти также заинтересованы в порошке, который мы поставляем, и хотят проверить его действие в своих научных экспериментах. — И что они нам взамен на наркотики и оружие? — спросил Намджун. — Деньги, реликвии, автомобили — они готовы отдать все, что у них есть за несколько килограммов кокаина, — Чонгук встал, но вздохнул и вновь уселся в кресло. — Однако Кинсяти из тех, кто любят проверять все до малейших деталей. Они до ужаса осторожны и внимательны. Нужно организовать каким-то образом встречу, чтобы не спугнуть их. У кого есть предположения? — Можно направить от двух семей по человеку. Для пущей уверенности позволить японцам осмотреть нашего на наличие оружия, запрещённых веществ, в общем все, что может вызвать угрозу жизни. Убедившись, мы обменяем товар на деньги и со спокойной душой разойдемся, — внезапно, не дав никому из присутствующих открыть рот, вклинился Чимин, которому надоело изображать декор на фоне высокой лампы. Все уставились в его сторону реально заинтересованным взглядом. Тэхен, у которого, кажется, была идея, решил не озвучивать свои мысли, а Намджун удовлетворённо хмыкнул, кивая. — Значит тебя и отправим, — усмехается Чонгук, глядя на Пака, и тот поперхнулся воздухом. — Что? — воскликнул Чимин, явно не ожидав внезапного выпада Чона. — Твоя идея не дурна и может сработать. — Но почему я? — Это будет твоим завершающим этапом на испытательном сроке. Нам нужна харизма и знание японского языка, и ты идеально подходишь на эту роль, — Чимин хочет воспротивиться, но Чонгук одним взглядом ставит точку в их разговоре и встаёт. Стук тяжёлых мужских туфель разрезает воздух. Чимин сглатывает, робея. Чонгук возвышается над ним опасной тенью, и его взгляд пригвождает к полу. Пак чувствует себя букашкой на его фоне и делает шаг назад. Огромные часы с маятником пробивают семь часов вечера, и на устах Чона расцветает ухмылка. — «Надеюсь, ты помнишь», — читается в его взгляде.

***

Чимин копошится у двери уже десять минут. Вся его уверенность улетучилась, а сам парень дрожал. Он не хотел заходить, но знал, что если не зайдёт, то вряд ли потом отвертится. Парень робко постучался, делая самоуверенный вид. Он вошёл, презрительно усмехаясь, стараясь показать свое величие и непоколебимость, хотя у самого подкосились колени. Чонгук в домашнем шёлковом красном халате, украшенном золотыми узорами, ждал его почти на пороге, так что Пак неосознанно уткнулся носом ему в грудь, не ожидав перед собой преграды. — Что же ты так долго? — Заткнись. Блондин входит в комнату и замечает посередине огромную даже для двух человек кровать. Вся комната была в багровых тонах, лампы напоминали канделябры и слабо освещали. Под ногами махровый ковёр, пахнет сандалом. — Впечатляет? — промолвил Чонгук за спиной. — Что тебе от меня нужно? — Чимин обернулся, хмуря брови. — Зачем весь этот интерьер? — Потому что я так захотел, — голос Чона становится на тон громче и жёстче. Глава семьи подходит к замеревшему мальчишке, цепляя пальцами его подбородок. Тот дёргается, ощущая холодные губы на своих, но так и остаётся на месте, словно его ноги намертво приклеили скотчем к полу. Он не поддаётся навстречу и не отвергает. Сердце совершает кульбит. — Я хочу сделать тебя своим, — вот так вот, наглым тоном и образом произносит брюнет. Чимин поднимает на него глаза, и в них пляшут чертята. — Я не сплю ни с кем без личной выгоды. — Тебе нужно только получать удовольствие. С этими словами мужчина ослабляет пояс на халате, из-за чего разрез на груди становится больше. Чимин облизывает губы и часто моргает. Сандал. Этот возбуждающий запах, который витает в воздухе, забивается в лёгкие, пуская разряды по телу. Чонгук видит его состояние и довольствуется тем, что плавными движениями расстегивает пуговицы на своей же рубашке, которую мальчик надел, мысленно смеётся над тем, что его тело такое миниатюрное по сравнению с ним. Оголенные плечи манят. Пак не двигается, как манекен, с которого снимают детали одежды, только ещё и осыпают кожу слабыми поцелуями-полуукусами. — Я не вещь, чтобы мною владеть, — Чимин упёрся ладонями в его грудь и неожиданно оттолкнул, приложив силы. — Сказал бы прямо, что хочешь затащить меня в постель. — Но ты ведь знал о моих целях, — парирует Гук. — И все равно пришёл, зная, что тебя ожидает. Не значит ли это, что ты жаждал встречи? — Какая тебе разница? Голос дрогнул. Чимин уже не понимает, чего он хочет. Внизу живота сладко тянуло, ноги сводило лёгкой судорогой. Чимин взглянул на брюнета и стиснул зубы. Чонгук все знает. — Я вижу тебя и твоё волнение. Не сопротивляйся, победа была на моей стороне, как только ты перешагнул порог. — «Гадство!» — воскликнул в мыслях Пак и выдохнул, больше не имея сил противостоять притягательному взгляду Чона. Чонгук толкает его на кровать, роняет на множество подушек, нависая голодным волком над Паком. Чимин хватает его за воротник халата, притягивая к себе, буквально заставляя чувствовать свое дыхание на чужой шее. Чон рывком срывает с его рубашки все пуговицы так, что те рассыпаются по поверхности кровати и на пол с характерным звуком. И плевать уже, что эта рубашка принадлежала ему когда-то, пока не осталась валяться в груде ненужных вещей. — Эй! Какого хрена? — Чимин ворочается под брюнетом, пока тот фиксирует его руки у изголовья постели, крепко сжимая запястья и обвязывая их тугой кожаной тканью, напоминающую жёсткий ремень. — Зачем это? — Чтобы у тебя не было соблазна нажать на точки для парализации, — прижав своим весом его ноги, произнёс Чонгук. Чимин попробовал пошевелить руками, но те были намертво привязаны к изголовью. Гук провел рукой по его телу, оставляя ладонь лежать на животе, после устраивается между ног мальчишки, прижимаясь своим пахом к нему. Пак выдыхает, дернувшись, чувствуя давлению внизу живота. Ткань штанов давит на полувставший член, а тут ещё трение. Чонгук не хотел церемониться и сразу приступить к делу, но один только взгляд светловолосого искусителя изменил его решение. Хотелось его помучить как можно дольше, ведь только в этом Чон находил выход. Внимание сосредоточено на приоткрытых розовых губах. Чонгук усмехнулся. — И сколько человек их целовали? У Чимина перекосилось лицо. Чонгук воспользовался его замешательством, наглым образом прижавшись к губам, проникая языком в рот. Они были такими полными и упругими на ощупь, что можно было сравнить их с желе. Блондин мычит, порываясь то ли оттолкнуть, то ли наоборот прижать к себе ближе в данный момент недееспособными руками. Из раскрытого уголка губ начинает стекать слюна. Чонгук отрывается, заглядывая в помутневшие глаза мальчишки, облизывается. — Что я вижу? Ты совсем не умеешь целоваться. Как такая бабочка, как ты, не обладает такими умениями? — Заткнись! — прошипел Пак, тяжело дыша. Его щеки пылали огнём. Чонгуку нравилась его реакция. — Так я первый, — скорее подтверждает, чем спрашивает, брюнет, сжимая пальцами сосок, другую дразня языком. — Как интересно. — Хватит болтать. Тебе заняться нечем? Прекрати этот цирк, — Чимин злится, но одновременно ему нравилось, что Гук мучает его довольно чуждыми ему ласками. — Но тебе нравится, — снова парирует Чон, поглаживая бинты. — Твоё тело вздрагивает от каждого моего прикосновения, ты хочешь стонать, но сдерживаешься. Тебе нужно только попросить. Ну же, давай. Чимин ерзает под ним, сгибает ноги в колени и выгибается, пытаясь спихнуть с себя брюнета. — Ты тяжёлый…больно, мои ребра, — восклицает блондин, замирая от боли по всему телу. Чонгук приподнимается над ним, замечая на его глазах начавшие образовываться слезы. Он вяло и смазанно целует его в губы, не понимая своего порыва, спускается на шею, всасывая потрагивающую жилку. Чимин жмурится, но потом, когда боль отступает на второй план благодаря отвлекающим поцелуям. Чон запускает руку к нему в штаны, расстегивает заклепку и внимательно наблюдает за реакцией блондина. Потом аккуратно, но быстро снимает их. Пак тут же сводит колени, но явно не от стеснения. Он изображает сопротивление, хотя уже давно не контролирует свои мысли, действуя, вероятно, на инстинктах. Чонгук шаловливо оглаживает его бедра ладонями, перебираясь на колени, затем мягко разводя их. — Иногда меня радует тот факт, что ты не надел нижнее белье, — хрипло произнёс он, растягивая губы в хищной улыбке. — Не тяни, — хрипит Чимин на грани стона. — Я не вынесу. — О нет, я так не хочу, — растягивает гласные, попутно смазывая пальцы заранее приготовленным кремом на водной основе. Чимин промычал что-то в ответ и выгнулся дугой настолько, насколько это было возможно. Чонгук умело орудовал в нем пальцами, нажимая на стенки, растягивая их, то добавляя, то наоборот, убирая пальцы. Мальчишка ерзал и метался, а Чон крепко придерживал его за бедро, наслаждаясь вырывающимися хрипами и полустонами. Чимин честно старался придумать что-нибудь, чтобы выйти из не лучшего для него положения. Из-за этого он и не заметил, когда рваные движения пальцами сменились на разрывающие толчки. Он вскрикивает громко и надрывно и замирает с открытым ртом на добрые пять секунд. Его ноги были закинуты на мощные плечи брюнета, как в миссионерской позе, их лица были близки друг к другу так, что можно было обменяться воздухом из лёгких. Чимин старался не смотреть ему в глаза, концентрируясь на ощущениях. Сладкая боль растеклась по всему телу, посылая разряды по позвоночнику. Мальчишка рассчитывал на быстрый перепихон, но все шло совсем по-другому. — Ты кажешься таким маленьким подо мной, — с восхищением смотрит на сжимающегося блондина Чонгук, толкаясь по самое основание в горячее и растерзанное нутро. Чимин млеет и кончает с протяжным стоном, весь напрягается. Горячая сперма брюнета попадает ему на лицо, отрезвляя. — Согласись, это было чудесно. — Развяжи меня, — потребовал мальчишка и, когда его просьбу выполнили, вытер лицо простыней, вставая на ноги и разминая мышцы. Затем он подхватывает вещи, надевая наспех штаны. — Уже уходишь? — хмурится Чонгук, завязывая пояс халата. — Я выполнил твою просьбу, пришёл сюда, позволил себя трахнуть. Что ещё тебе нужно? — ядовито бросил Пак. — Сейчас нашу встречу больше ничего не связывает. Поэтому я ухожу. — Ты можешь идти, но не забывай. Отныне ты и твоя жизнь принадлежите мне, — хрипло, но властно ответил Чон, усмехаясь. — Я никому не принадлежу. Чимин вышел и больше не появлялся. Чонгук с хмурым видом садится на край кровати, складывая руки на груди. Не такого он ожидал от Чимина, но все равно остался доволен результатом. Чимин пока что не подозревает, что теперь его с Чоном связывает большее.