Пурпурная пуля

Чанша — китайский город рек, островов и скалистых гор, столица провинции Хунань, в которой с утра до ночи кипит жизнь, помимо своих достопримечательностей и богатой истории, обладающая большим населением и доброжелательностью граждан, она таит в себе отблески восемнадцатого века. Город, в котором действовали устои прошлого столетия, однако не был заинтересован в доскональном преображении в современный сити. Да, здесь привыкли видеть гигантские здания-небоскрёбы с замысловатой формой, на дорогах автомобили новых марок, но каждая семья, будь традиционной, патриархальной или смешанной, хранила в себе отголоски прошлых веков. Исин был из той семьи, где отец возглавлял семью, а остальные члены должны были беспрекословно подчиняться ему. Мама никогда не работала и была домохозяйкой, отец - важная персона в корпорации, который, как все считали, на работе был куда великодушнее и добрее, чем у себя дома. И на самом деле это было так. Его можно было сравнивать с тираном, он им являлся. Исин каждый день слышал от него упрёки, как он поругивал мать за то, что она не доложила в суп соли или сказала лишнее слово, но ещё безрасуднее было то, что мать терпела побои. Она и Лэй никогда не сидели за столом, чтобы поесть. Таковы были правила: только глава семьи, как добыдчик, имел право сидеть за столом во время трапезы, в то время как остальные должны были сидеть на полу и использовать в качестве стола короб или доски. Для Исина это было нормой, однако семейные традиции его не устраивали, как и поведение отца и его отношение к им. Мама получала часто пинки в живот просто так, а самый младший пощечины и требования лучше учиться. Исин не любил отца, но уважал, и удары принимал со спокойствием. Зря все считали, что он сможет и дальше терпеть такое отношение, но Лэй чувствовал, что с каждым днем его все больше наполняла ярость. Когда мама оставила его, сбежала из семьи, на него обрушилась волна отцовского гнева. — Проклятая тварь, сбежала! Ну ничего, я её верну, эту вертихвостку, и вы у меня так заживете все! Щенок! Боль в животе прошла только на вторые сутки, столько Исин пролежал на лестнице в подвале, почти не шевелясь, болезненно просыпаясь и со страхом засыпая, боясь больше не открыть глаза. Отец остыл, и тогда Чжан почувствовал, что у него появился шанс. Он мог сбежать глубокой ночью, но сделал отнюдь не трусливый поступок. Борьба с отцом вынудила его схватиться за бутылку и рвануть ею по облысевшей овальной башке со всей силы, которая копилась годами в маленьком худом тельце десятилетнего мальчика. Бояться было нечего, он чувствовал облегчение и расправил плечи, будто смахивал с них ошметки тяжелого бремени. Ничто больше не удерживало его в этом доме. Исин ушёл, уверенный в том, что найдёт смысл жизни в новой семье, в которой не будет слез и боли. Триада приняла его совсем мальчиком, подарила ему любовь, а взамен просила покорности и преданности. И вот он здесь, в Южной Корее, по приказу семьи, отлично выполняет свою задачу. Выстрел. «Как долго это будет продолжаться?» — все также оставаясь спокойным, спросил себя Лэй, зажимая между большим и согнутым указательным пальцами острый подбородок, наблюдая за скованными действиями светловолосого мальчишки. — «Я не понимаю, он делает все, как я сказал, но стреляет так, будто не хочет попадать в цель». — Что-то не так? — спрашивает он у мальчишки после очередного выстрела. Тот поворачивает к нему голову. — Я чувствую себя хорошо, так что тебе не о чем беспокоиться, — надломив брови, отвечает Чимин. — Я не об этом. Ты не целишься в голову или грудь, а стреляешь по конечностям. Почему? — Даже так, — протянул самодовольно Чимин и опустил пистолет. — Ты не упрекаешь меня, уже хорошо. Если честно, я не вижу смысла, убивать оппонента. Выстрелы в ноги обездвижат его, в руки - обезоружат. Исин хоть и посчитал такую затею глупой, но согласился с парнем. — Да, в этом что-то есть. Но так надо поступать в случае захвата цели, а не её убийства, — подчеркнул китаец. — Мастер редко дает задания кого-то убивать, может, тебе лучше присоединиться к Триаде? — Мне это не нужно, но спасибо за предложение. Я не боюсь убивать, но...бывают такие периоды, когда я просто не могу нажать на курок. Потому что часто задумываюсь, зачем мне убивать кого-то, когда можно оставить его живым. — Это проявление алчности. Чимин удивлённо уставился на него. Исин выглядел опечаленным. — Алчности? — В твоём возрасте я думал точно также, — забирая пистолет из рук блондина, произнёс Чжан. — В мои руки попал шпион, и по приказу свыше я должен был выпытать из него все, что он знал о нас, на кого работал и с какой целью. Он раскололся тогда, когда все были уверены, что он доживает свои последние часы жизни, и стал бесполезен. Он молил убить его, прекратить его мучения. Но я оставил его в живых из-за жалости. Я думал, что если подарю ему шанс начать новую жизнь, то поступлю великодушно. Вместо этого он остался инвалидом на всю жизнь, потерял себя, стал овощем. Увидев его таким однажды, я понял, что поступил неправильно, жестоко. Я сделал жизнь этого человека ещё больше сущим адом. Поэтому лучше лишить человека жизни. Это будет настоящим освобождением, милостью, — на последнем слове Исин, не прицеливаясь, поразил мишень в голову одним точным выстрелом. Чимин промолчал, крепко задумавшись. Перед ним - человек, переживший многое, испытавший как хорошее, так и плохое. И он гораздо умнее и опытнее его. Чимину никогда таким не стать. — Вас разве не мучает совесть? — Чимин опустил глаза в пол, поджав губы, заскрежетав зубами и сжав кулаки. — Я знаю, вы старше, умнее и многое видели, но... у вас не возникает сомнений, что вот-вот вы лишите человека жизни? — Нет, — коротко. — Не в первый раз. — Тогда не считайте меня алчным, — Пак криво усмехнулся, осмелев. — Был один случай, когда я убил человека и с тех пор мне стало тяжело засыпать. Один и тот же вопрос задаю себе каждый раз: «Зачем я убил, когда мог поступить иначе?» Лэй вздохнул, понимая, что он и мальчишка, как две параллельные прямые. Каждый из них мыслит по-своему и никогда не сможет понять другого. Обучать Чимина стрельбе он больше не видел смысла, но действовал согласно приказу, продолжал следить за его продвижением. Когда время закончилось, они молча разошлись. Чимин вышел в коридор и направился в уборную. Шум воды не мешал его мыслям. Пак смотрел на свои намыленные руки с зажатым видом. «Как бы старательно я не мыл руки, на них все равно остаются следы чужой крови...» Чимина затошнило от представления багровых пятен, и он поспешно вышел на улицу, глотая свежий воздух, осев на керамическую ступеньку. Полегчало. «Теперь, когда я здесь, нужно привыкать к тому, что считаю отвратительным. Но...не получается. Вандо, мерзкий ублюдок, только ты можешь пользоваться мной, как пожелаешь!»

***

Получив от Лэя отчёт Чонгук не знал, чем заняться. Слова китайца заставили его задуматься. Господин, Чимин не нацелен в будущем стрелять. Он не хочет убивать... Кто бы мог подумать, что самоуверенный и наглый Чимин, который для своей выгоды готов пойти на многое, так страшится оказаться убийцей. Однако он ещё не перешёл границу между детством и взрослой жизнью, мечась где-то посередине, так что подобные греховные поступки пагубно сказываются на нем. Чонгук, конечно, меньше всего ожидал, что парень не может принять тот факт, что ему придётся совершить, чтобы остаться в живых. Жалость все же одержала верх над черствостью, и Чонгук, протяжно вздохнув, потушил окурок сигареты о хрустальную пепельницу и встал с насиженного места. Ни Намджун, ни Тэхен не могли скрасить скучный день, так как оба отсутствовали в поместье и занимались своими делами: Тэ надумал провести проверку сети отелей, Джун направился то ли в участок, то ли куда-то ещё, но ясное дело, прохлаждаться не собирался. Лэй был неразговорчив и больше походил на одну из колонн, удерживающих потолок, с ним поговорить было не о чем, а с низшими кастами Чон дела не имел, доверяя властвовать над ними своим советникам. Выйдя на улицу, брюнет думал подышать воздухом и дать глазам рассмотреть природу, сменить душный тёмный кабинет на палитру ярких цветов, но заметил сидящего почти у самой земли блондина, сгорбившего спину и низко повесившего голову, да так, что её не было видно за плечами. Кисти рук его свисали с коленок, были видны шейные позвонки. Чонгук смотрел на него, не мигая, а потом не спеша сел рядом, отчего тот дрогнул, не ожидав, взглянул краем глаза и снова повесил голову. — А, это ты, — едва слышно произнёс Чимин, вернувшись в ту же позу, в которой пребывал до этого. — Лэй сказал мне, что тебе тяжело даётся стрельба, — начал издалека Чонгука, стараясь рассмотреть лицо Пака, но тот, как на зло, сидел так, что его не было видно. — Так страшно убивать? — Он и об этом упомянул? — невесело усмехнулся Чимин. — Ну что, разочаровался во мне? Чонгук хмыкнул. Он и не думал разочаровываться в мальчише, так как знал, что у каждого есть свои слабости, страхи и недостатки. — Нисколько, а ты, оказывается, такой неженка, — он хлопнул блондина по спине ладонью, но тот только сжался и ещё больше отвернулся, издав странный звук. Чонгук удивился. Ему показалось, или этот звук был похож на шмыг носом? — Посмотри на меня, — потребовал он своим привычным тоном, но Чимин проигнорировал его. Чонгук не терпел неповиновения. Но сейчас он не видел смысла в приказах, а потому ловко схватив прячущего лицо Пака в кольцо рукой, другой задел светлую челку, закрывающую глаза, и откинул её назад, чтобы нормально рассмотреть лицо Пака. — Отпусти меня, — Чимин попытался вырваться, но Чонгук был слишком поглощен его блестящими покрасневшими глазами. — Ты плакал? — Ну вот, ты увидел, — блондин обмяк, чувствуя себя как на ладони. — Ещё скажи, что я не должен этого делать. — Нет, подожди, — Чонгук покачал головой, прося не торопиться. — Ты плакал из-за этого? Мальчик расширил глаза, с испугом осознавая, что брюнет рассекретил его, и до крови закусил губу. Мало того, что Чонгук знает о его страхе, так ещё и видел его в неподобающем для мужчины виде. Обычно за такое упрекают и высмеивают, и не было сомнений, что и Чонгук поступит также. — М-мне часто снятся плохие сны. Я постоянно вижу реки крови. Она повсюду: на земле, стенах и на моих руках, и, как кислота, обжигает, — раз его разоблачили, нет смысла и дальше ходить вокруг да около. Чимину показалось, что, если он раскроется в своих переживаниях, то ему станет гораздо легче. Чонгук не спешил его выпускать из своего захвата. Понимая, что мальчик проходит тот же путь, что когда-то проходил он, будучи ребёнком, глава чувствовал его боль, как свою. Напрасно Пак беспокоился, что его не поймут, ведь Гук понимает его куда больше, чем он предполагал. — В первый раз всегда страшно. Но это лучше, чем сделать и не почувствовать ничего, — Чонгук мысленно кивнул себе, считая, что подобрал правильные слова, и продолжил озвучивать извивающаяся в голове мысль. — Чем больше и чаще ты чувствуешь, тем больше ощущаешь себя живым. Как никак, но это отрезвляет Чимина. С минуту они все ещё стояли, замерев в позе, а потом блондин почувствовал, что в силах контролировать свои эмоции и встал. — Идём, — Чонгук оттряхивает брюки от осевшей пыли, затягивает на шее галстук и следит, как мальчишка, вернув самообладание, начал подниматься по мраморным ступенькам. Пак не улыбался, но по виду ему гораздо лучше. Кто знал, что глава семьи Чон умеет подбадривать, а не только отдавать распоряжения и держать подчинённых в крепкой узде? Поощрял он к слову редко, но не забывал об отпусках приближенных, давая и себе, и им сделать передышку. Отец учил ценить каждого, даже бесполезного бойца, ведь из него, никудышнего, можно сделать опасное оружие. Несколько шагов. Чонгук останавливается, вновь прокручивает в голове сложившуюся недавно ситуацию, уверенный в том, что она надолго будет предметом его мыслей. Чимин, отстающий на несколько метров, вдруг прыгает к нему на спину, заставляя упасть вместе с собой на землю. Вовремя защитив лицо, Чонгук радуется, что не разбил его о мраморную плитку, и прежде, чем возмутиться слышит просвистевший над их головами выстрел. Чимин все ещё лежит на нем, не решаясь поднять голову, ведь выстрел может повториться и достичь своей цели. Из поместья выбегают десятки вооружённых людей, в том числе и Лэй. Китаец стреляет в деревья и направляет людей преследовать ускольщающую от них тень силуэта со снайперской винтовой. — Господин, скорее в укрытие, здесь не безопасно! — он хватает Чимина за локоть, ставя того на ноги, затем помогает подняться брюнету. — Что это было? — Снайпер. Вам очень повезло, что в Вас не попали. — Откуда он, черт возьми, взялся? — не обращая внимания на боль в боку, которым все-таки ударился при падении, Гук тянет потерявшего ориентир мальчишку за рукав, следом забираясь в поместье. — У нас ещё есть возможность поймать стрелявшего. Прикажи обчистить весь лес, по мере необходимости пусть стреляют, — говорит он Чжану, и тот, почти прижавшись губами к рации, тотчас раздал указания, держа пистолет наготове. В прихожей появились Кимы, которые тут же примкнули к стене, доставая из кобуры оружие. — Мы слышали выстрелы. С вами все в порядке? — Нам повезло. Чимин, хорошая реакция, — блондин улыбнулся, принимая похвалу; Чонгуку хотелось потрепать его по голове, но не время отвлекаться на глупости. Они ожидали засады десяти человек как минимум, но в конечном счёте все сложилось куда лучше. Снайпера не поймали, его внешность невозможно было разглядеть, но все солдаты, как один, говорили, что видели только, как силуэт чёрным пятном все больше удалялся от них, не боясь пуль, свистящих над головой и предупреждающих криков. — У меня только на уме один человек, который, вероятно, был снайпером, — задумчиво сказал Чонгук. — Кто это? — Мин Юнги.