***
Негромкий стук в дверь вырвал Аэнира из невесёлых размышлений, нахлынувших после разговора с Таной и грозящих вот-вот утопить в тёмном море отчаяния и безысходности. Признаться первым. Так просто… Казалось бы. Но как это сделать? Где найти нужные слова? Да и разве можно выразить ими — обычными, банальными и потасканными — то, чем полно сердце? Нет. Не существует таких слов ни в Hen Llinge, ни в ellilon! — Открыто, — бросил Аэнир, не поворачиваясь к двери, совершенно уверенный в том, что его уединение решила прервать Тана, но голос, раздавшийся мгновение спустя, заставил вздрогнуть и резко повернуться: — Не помешаю? — Карантир стоял в дверном проёме и улыбался той самой улыбкой, от которой сердце юноши срывалось в сумасшедший галоп. — Ты? Мне? Никогда, — ответил тот, поднимаясь на ноги. — Мы отправляемся? — Пока нет, — навигатор подошёл ближе, — но есть новость, которую тебе стоит узнать сейчас и от меня. Мориал здесь. — Проклятье, — сорвалось с губ Аэнира, — ты… говорил с ним? — К сожалению, — уже без улыбки ответил Карантир, глядя на мгновенно поникшего ученика, — и услышал достаточно, чтобы ещё раз пожалеть о том, что не могу просто послать его aep arse. Эредин считает, что нам всё ещё нужны маги, а пойти против его воли я не могу, даже если очень хочется. — Он — твой командир, — тяжело вздохнув, произнёс юноша, — я помню. — Да, — кладя руки на плечи Аэнира, сказал навигатор, — и твой тоже. — К сожалению, — пробурчал тот и, не сумев сдержаться, уткнулся лбом в плечо наставника, — я помню, что ты мне говорил, но… Не дай Богиня Мудлану сказать мне хоть слово! — Знаю, — успокаивающе поглаживая ученика по напряжённой спине, произнёс Карантир, снова испытывая то странное чувство уместности этой близости и тепла, которого так не хотелось лишаться. — И надеюсь, что ему хватит ума не делать этого. Я не позволю Мориалу устроить здесь филиал Академии, обещаю. Аэнир стоял, по-прежнему не поднимая головы, и ему так не хотелось, чтобы навигатор убирал ласково поглаживающую руку. Новость была, безусловно, отвратительной, но именно она подарила эту упоительно-сладкую близость, и так хотелось, чтобы волшебство без магии продлилось подольше. — Ты веришь мне? — тихо спросил между тем Карантир, и юноша медленно поднял голову, заглянул в полные искренней тревоги синие глаза и ответил одними губами: — Да. — Завтра я буду испытывать Мориала, — продолжил навигатор, осторожно убирая со щёки Аэнира упавшие на неё волосы, — и хочу, чтобы ты при этом присутствовал. Это случится вечером, сразу после того, как мы побываем в Вергене и Брокилоне, если ты, конечно, успеешь восстановить силы. — Уже успел, — хрипло ответил Аэнир, титаническим усилием воли обуздывая желание обнять учителя за шею, притянуть ближе и поцеловать, чтобы без слов получить ответ на самый важный для себя вопрос. — Ты заставишь его создавать порталы? — И это тоже, — усмехнулся Карантир, — испытание одинаково для всех, и Мориал не исключение, хоть он и думал иначе. — Не сомневаюсь, — скривился юноша, невольно радуясь тому, что отодвигаться и убирать руку навигатор не собирается, — но для него это игрушки. Он действительно хорош в телепортации. — А в активации переходов? — Не знаю, — пожал плечами Аэнир. — А я знаю, — подмигнул ему навигатор, — а после того, как Мориал провалится, ты покажешь ему, как это делается. Спесь сбивается публичным унижением, Нир. Так говорил Эредин, и в этом я с ним полностью согласен. — Ты… сделаешь это для меня?.. — слова слетели с губ прежде, чем были полностью осознаны. — Да, — тихо ответил Карантир, проводя тыльной стороной ладони по щеке юноши. — Оставить прошлое за спиной просто только на словах, — продолжил, помимо воли погружаясь в охватившие Аэнира чувства — «цепи» работали безотказно, — а я хочу, чтобы ты освободился от Мудлана раз и навсегда, и если для этого нужно макнуть его холёной мордой в собственное дерьмо — так тому и быть. Юноша ответил не словами. Они снова застряли где-то в горле, а в груди плеснулась горячая волна благодарности, толкнула вперёд, заставила прижаться вплотную и… коснуться обветренных губ склонившегося навигатора своими — сухими и горячими. То, что преследовало ночами, превратившись в настоящее наваждение, вырвалось на волю, заставив окончательно забыть об осторожности и страхах. Осталось только желание, совладать с которым Аэнир не смог. Слишком близко. Слишком горячо. Слишком… Карантир вздрогнул, и, спустя мгновение, показавшееся юноше невероятно долгим, ответил на поцелуй — осторожно, словно испытывая и до конца не веря, что это его губы сливаются с губами ученика, изучая, накаляясь, наполняя тело огнём, а голову — багровым туманом вожделения. Пальцы зарылись в шелковистые тёмно-рыжие волосы, запах Аэнира, дрожь, пробегающая по его телу, тихий стон, который навигатор скорее ощутил, чем услышал. Безумие. Которое надо обязательно… Остановить. Но… — Карантир! — громко раздалось в коридоре, а тяжёлые шаги Эредина, прозвучали, как раскат грома, и ударили ледяным градом по раскалённым нервам, приводя в чувство, отрезвляя, заставляя навигатора резко податься назад и пробормотать, глядя в лихорадочно блестящие глаза юноши: — Я должен идти. Увидимся утром, — повернуться и быстро пошагать к двери, убегая от того, что превратило кровь в лаву и заставило сердце больно колотиться о рёбра, норовя проломить эту клеть. — Богиня… — прошептал Аэнир, глядя на закрывшуюся за учителем дверь, — что же я наделал… Закрыв лицо руками, он бессильно рухнул в кресло, безуспешно пытаясь успокоить бешено стучащее сердце. «Ты мужчина и должен бороться за своё счастье». Да уж, поборолся. И что делать теперь? Как смотреть Карантиру в глаза?***
Гибкое тёплое тело прижималось к спине, а длинные подрагивающие пальцы скользили по бедру, с каждым вздохом приближаясь к паху. Ускоренное дыхание щекотало шею, а губы обжигали плечи влажными горячими прикосновениями. Пальцы сомкнулись вокруг напряжённой плоти и собственный стон, сорвавшийся с губ, показался непростительно громким. Невозможно. Неправильно. Так не должно быть, потому что… — Люблю тебя, — жаркий шёпот в ухо отзывается сладкой дрожью, голова кружится всё сильнее, а кровь молотит в виски. — Хочу… Аэнир прижимается теснее. Горячая твёрдость его плоти сводит с ума, желание ласкать и целовать становится болезненно-острым и противиться ему попросту невозможно. — Люблю, — глядя в захмелевшие тёмно-карие глаза, — хочу, — целуя в готовно раскрывающиеся жадные губы, — мой, — скользя рукой по выгибающемуся навстречу вздрагивающему телу. — Твой, — задыхающийся шёпот превращается в стон, — навсегда… Жар становится невыносимым, кровь вскипает, вожделение туманит разум, руки скользят по спине Аэнира, оседлавшего его бёдра, гладят покрытую испариной кожу. Запах и дрожь сводят с ума, заставляя забыть обо всём на свете и желать только одного — слить тела так же, как слиты души, медленно и осторожно, слыша его негромкий стон, видя, как юноша запрокидывает голову и прикусывает губу. — Дааа…. — долгое эхо удовольствия с лёгкой, едва уловимой нотой боли, которой, к сожалению, не избежать, но она — ничтожно малая плата за истинное единство душ, сердец, тел и стихий. Остро. Жадно. Безумно. Забыв о том, что они не совсем одни. И слишком поздно услышать: — Какого хера тут творится?! — в голосе стоящего у постели Эредина изумление сплетается с яростью, а рука сжимается в кулак и остановить его сейчас можно только… — Нет! — проснувшись, словно от удара, оглушённый стуком собственного сердца, Карантир сел на постели и провёл дрожащими пальцами по лицу, стирая испарину. — Dana, что со мной?.. Воспоминания о поцелуе Аэнира, с которыми он безуспешно сражался весь вечер, одержали победу ночью, подарив сон, отголосок которого до сих пор гонит сердце вперёд. Поцелуй, сказавший так много, и разделивший жизнь на «до» и «после». Поцелуй, на который он не должен был отвечать, но… почему-то ответил. Почему-то? Себе не солжёшь, как бы ни хотелось. Ответил, потому что и сам желал этого не меньше, но никогда не решился бы на это первым, дабы не уподобиться Мориалу. Но почему это вообще случилось и почему сейчас он сидит, обливаясь потом и напрасно пытаясь успокоиться? Почему до сих пор чувствует вкус губ Аэнира, ощущает его запах и… жалеет о том, что Эредин появился так невовремя. Эредин. Одна из двух теней, уже однажды являвшихся и стоящих между ним и юношей. Будущее невозможно, пока живо прошлое, а значит… нужно поставить точку в отношениях, длившихся столько лет и принёсших гораздо больше боли, чем радости, но хватит ли на это сил? Действительно ли цепи, приковавшие его к Гласу, распались на безобидные звенья или это только кажется? Время делать выбор. Самый важный в его жизни. Аэнир, с которым так хорошо, тепло и по-настоящему: огненный, искренний, красивый и желанный, и Эредин — любовь и боль, слитые воедино, горько-сладкий яд, годами убивавший его. Хрупкие крылья надежды на что-то большее так и не смогли распрямиться, искалеченная бабочка, которой никогда не увидеть неба — вот чем стала его любовь. И как же больно и паршиво это осознавать… Карантир застонал сквозь стиснутые зубы, сжал кулаки, вонзая ногти в ладони. Эредин, от которого пахнет духами Иды, а её томный взгляд, обращённый на Гласа, красноречивее тысячи слов. Эредин, даже не думающий скрывать, насколько сильно желает Францеску и всерьёз рассуждающий о прелестях любви втроём. Эредин, страстно целующий Сируссу у него на глазах и забывающий о нём всякий раз, когда на горизонте замаячило свежее мясо. Эредин, который никогда не будет принадлежать только ему. Никогда. Иллюзии развеяны. Аэнир — юный, пылкий, близкий настолько, что это даже пугает. Живое, беспокойное пламя, в котором хочется сгореть, сделав реальностью сон, оборванный столь безжалостно. «Найди того, кто сумеет тебя согреть» — кажется, именно так сказала Элесса? И разве она не права? Время делать выбор.