Вернувшись в королевскую каюту, Францеска бросила взгляд на лежащего на кровати Эредина, увидела, что тот крепко спит, и обрадовалась этому, поскольку не чувствовала, что готова к непростому и долгому разговору об Исенгриме. Но в одном эльфка была совершенно уверена — казнить Железного Волка не позволит, пустит в ход всё своё очарование и отточенную за долгие годы дипломатию и убедит не совершать роковой ошибки.
И сейчас у неё есть время хорошенько всё обдумать, тем более, заснуть она в любом случае не сможет, не позволит недавно пережитое, услышанное от Исенгрима и прочитанное в его глазах. Он не поверил ни единому её слову и не простил, и Францеска прекрасно понимала — почему, но понятия не имела, поймёт ли когда-нибудь и откажется ли от своей мести, увидев, что она действительно сожалеет о принятом когда-то решении и делает всё, чтобы у Seidhe появился новый дом.
Но это потом, сейчас нужно просто сесть в кресло, стоящее у постели, и подумать о том, что и как сказать Эредину, чтобы он услышал, а в этом-то как раз и сложность. Может, стоит легко намекнуть, что полное единство, о котором он столько раз говорил, не такая уж и плохая мысль? В конце концов, она и сама не раз думала о том, что рано или поздно разделит с ним ложе, потому что иначе добиться полного доверия и поставленных целей попросту не получится. И, честно говоря, подобная перспектива нисколько эльфку не огорчала, ведь назвать Гласа привлекательным, значит не сказать ничего. И стоило только взглянуть на архидовольное лицо Иды чтобы понять — в постели Эредин действительно хорош, а значит, совместить приятное с полезным очень даже получится.
Правда, прибегать к этому безотказному и действенному средству так скоро категорически не хочется. Францеска прекрасно понимала, с кем имеет дело — с охотником, получающим огромное удовольствие от погони и быстро теряющим интерес к притороченной к поясу дичи. Заполучить Эредина в свою постель проще простого, а вот удержать в ней надолго — задача, решить которую будет не так-то просто. И это без учёта соперника в лице навигатора, а сбрасывать его со счетов ни в коем случае не стоит.
Нельзя ни на минуту забывать о том, насколько опасен Карантир. И не столько своей силой, сколько уникальностью, незаменимостью и влиянием на Гласа. Пожалуй, он единственный, кого Эредин хоть иногда слышит и с чьим мнением считается, если оно не слишком отличается от мнения самого Гласа. Судя по всему, их близость продлилась не один год, а разорвать такую связь мгновенно невозможно, если не случится чего-то из ряда вон выходящего.
Но начать потихоньку вставать между ними, перетягивая одеяло на себя, можно и нужно уже сейчас, тем более есть такой прекрасный повод — неудачное покушение, от которого Эредин её спас. Она ведь, по сути, и не поблагодарила его, а следовало бы, ведь если бы не он… Перед глазами Францески ярко вспыхнуло воспоминание — Глас, сжимающий в руке злосчастную бутылку и останавливающий карающую руку своим столь своевременным возвращением. И хоть самого боя она не видела, прекрасно понимала — сражение за её жизнь было нешуточным и кровавым, а его последствия аукаются Эредину до сих пор. Эльфка была уверена — им двигали явно не политические соображения, уж кем-кем, а прожжённым интриганом Глас точно не был.
Совершенно очевидно, что она нужна Эредину не только и не столько, как соратница, и он готов ради неё идти на риск, но пойдёт ли на уступки, не получив с её стороны ни малейшей награды за старания? Осталось решить, что именно это будет и убить одним выстрелом трёх зайцев сразу: спасти Исенгрима, разжечь в Эредине ещё большую страсть к обладанию недоступным и встать между ним и навигатором желанной и манящей тенью.
Устроившись в кресле поудобнее и опустив веки, Францеска погрузилась в размышления, из которых её вырвало хриплое:
— D'yeabl, — донёсшиеся со стороны постели и шорох простыней, сопровождаемый незнакомыми эльфке ругательствами.
Открыв глаза, она увидела, что Эредин проснулся и, кривясь от боли в перебинтованных рёбрах, пытается встать.
— Не думаю, что тебе стоит это делать, — мягко произнесла она, вставая и приближаясь к Гласу, — чем больше времени ты проведёшь в постели, тем быстрее поправишься.
— В курсе, — буркнул Эредин, бросая на неё взгляд исподлобья, — но разве может король позволить себе такую роскошь?
— Вполне, — чуть улыбнулась Францеска, — особенно, когда у него нет неотложных дел, требующих личного участия.
— А у меня — есть, — упрямо тряхнул головой Глас, рассыпая по плечам спутавшиеся чёрные волосы, — или ты уже забыла, что нам предстоит отправить кое-кого позагорать на утреннем солнце?
— Нет, — уже без улыбки ответила эльфка, садясь на край постели рядом с ним и легко касаясь пальцами обнажённого плеча, — но перед тем, как выносить приговор, позволь мне поблагодарить тебя за спасение. Я ведь так этого и не сделала, — она опустила взгляд и вздохнула, — непростительная невежливость для королевы и… женщины, действительно ценящей то, что сделал для неё мужчина.
— Перестань, Энид, — поморщился Эредин, отводя её руку, — ступив на борт моего корабля, ты вручила мне свою жизнь и именно я должен был обеспечить тебе полную безопасность, но облажался, а за свои ошибки я всегда плачу сам. Так было и так будет до тех пор, пока моя голова находится на плечах. Я принял в команду бешеную тварь, которая на тебя напала, мне от неё и избавляться. А что до благодарности… сейчас я не в том состоянии, чтобы достойно её принять, — он окинул слегка побледневшую и помятую эльфку оценивающим взглядом, на мгновение задержавшись на её груди и губах, — а посему…
— Раны воинов заживают быстро, — многозначительно обронила Францеска, решив в этот раз не изображать оскорбленность откровенным намёком на суть благодарности, — и впереди у нас предостаточно времени, не так ли?..
— Энид, — предостерегающе вскинул руку Эредин, — не играй со мной в эти игры. Не стоит. Я сделал то, что должен был, как воин, мужчина и король, допустивший досадную недальновидность. К тому же, — он пристально взглянул в её глаза, — такой ценой его голову не выкупить. Я принял решение и не собираюсь его менять. Присягнув мне, Исенгрим перестал быть твоим подданным, и теперь только я в праве решать его судьбу, нравится тебе это или нет. Он сделал выбор и должен за это заплатить, иначе у нас получится не армия, а хрен знает что, и жизнь любого из командиров не будет стоить и ломанного гроша. Я не допускал подобного среди своих Всадников, не собираюсь делать этого и сейчас. Без железной дисциплины и беспрекословного послушания мы никогда не сможем отыскать новый мир, и не вздумай сказать, что я не прав!
— Ты… был бы прав, по-прежнему нося корону Aen Elle и командуя Красными Всадниками, — не теряя самообладания, произнесла эльфка, — но это ведь не так. Ты взвалил на свои плечи почти непосильную задачу — возродить аen Undod, но почему-то совершенно забыл о том, что нельзя построить общее будущее на крови одного из так долго разделённых народов.
— Исенгрим — не народ, — нахмурившись, напомнил об очевидном Глас, — а всего лишь свихнувшийся от ненависти кретин, не видящий дальше собственного носа. Его ума хватило только на то, чтобы обмануть мою бдительность и подобраться к тебе на расстояние удара клинка, а заглянуть чуть дальше он не удосужился. Ему плевать на своих же братьев, которых он едва не лишил единственного шанса на спасение, так почему меня должна заботить его судьба?
— Потому что ты — не он, и видишь гораздо дальше, — продолжила мягко гнуть своё Францеска, — и прекрасно понимаешь, что Исенгрим — не только безумный мститель, но и бывший соратник многих из тех, кто ступил на борт Нагльфара, поверив твоим обещаниями. И сейчас они пристально наблюдают за каждым твоим шагом, окончательно решая — а стоит ли идти за тобой? Казни одного из них и потеряешь всех. Не думаю, что среди оставшихся Seidhe найдётся достойная замена Яевинну или Йорвету, а без них тебе никогда не убедить мой народ в чистоте своих намерений. Но стоит проявить великодушие и поистине королевскую мудрость, и их сердца будут принадлежать тебе. И ещё… смерть Исенгрима не простят не только тебе, но и мне, потому что в глазах остальных виновата в этом буду только я, — добавила негромко и горько. — Короли, которых боятся и ненавидят, недолго носят корону, а твои воины не боги, и не смогут стоять на страже всегда. Да и нужно ли такое будущее тебе самому?..
— Нет, — ответил далеко не сразу он, невольно вспомнив, как почти так же рассуждал сам, отказываясь от мысли силой возвращать трон Тир на Лиа. — Но и закрыть на это глаза тоже нельзя. Это станет неопровержимым свидетельством моей слабости, а за слабым командиром не пойдёт никто!
— Сила не в том, чтобы карать, а милосердие — вовсе не слабость, — видя, что он начинает потихоньку сдаваться, продолжила Францеска. — Мы должны быть мудрее и выше злости, обиды и ненависти, если хотим, чтобы нас уважали и любили по-настоящему. Путь к сердцам подданных усыпан не их костями, а спасёнными жизнями. Я поняла это слишком поздно, не повторяй моей ошибки.
— Энид, я… — начал Эредин, а договорить ему помешал осторожный стук в дверь и голос Мирана:
— Командир, я могу войти?
— Валяй, — махнул рукой Глас, слыша по голосу соратника, что того привело сюда вовсе не праздное любопытство и не желание справиться о самочувствии: — Что у тебя уже стряслось? — спросил у возникшего на пороге воина.
— Лично у меня — ничего, — ответил Миран, — но с тобой срочно хочет поговорить Яевинн.
— Я даже не буду спрашивать, о чём, — тяжело вздохнул Эредин и поморщился от боли в рёбрах. — Как ты там говорила, Энид? Король не принадлежит себе? Похоже, ему даже до гальюна дойти удаётся далеко не всегда, не говоря уже о том, чтобы промочить горло.
— Принести тебе воды или вина? — осведомилась Францеска, вставая и прекрасно понимая, что сейчас нужно оставить их с Яевинном наедине.
— И того, и другого, — быстро ответил Глас, — и пожрать чего-нибудь захвати. И побольше.
— Как прикажете, ваше величество, — лукаво улыбнулась эльфка и направилась к выходу, сопровождаемая пристальными взглядами Эредина и Мирана, которому Глас тут же бросил: — Зови моего нетерпеливого советника, нехрен кота за яйца тянуть.
***
— Cead, как чувствуешь себя? — спросил Яевинн, войдя в каюту и окидывая сидящего Эредина внимательным взглядом.
— Бывало и хуже, — усмехнувшись, ответил Глас, — но ты пришёл явно не для того, чтобы изображать из себя заботливую тётушку. Итак?
— Ты прав, — Яевинн опустился в указанное Эредином кресло, — но, как бы то ни было, я рад, что ничего непоправимого не случилось. Пока что. И, прежде, чем перейдём к главному, хочу спросить — как поступил бы ты, если бы твой командир совершил ошибку и за это ему угрожала смерть? Остался бы в стороне, ожидая развязки, или сделал всё, чтобы его спасти?
— Ты знаешь ответ, — прищурился Эредин, прекрасно понимая, о ком идёт речь и невольно вспоминая, как пытался Миран спасти его из Мёртвого мира. — Но разве можно назвать ошибкой — преступление?
— Смотри, — Яевинн вынул из кармана монету и взял её за ребро, развернув аверсом к Гласу, — и скажи, что ты видишь?
— Морду одного из царьков-dh’oine.
— Верно, — скупо улыбнулся Seidhe, — а я вижу герб Каэдвена, и при этом мы смотрим на одну и ту же монету, но… с разных сторон. И в ответ на вопрос, что же на ней изображено, каждый расскажет только о том, что увидел, и будет прав, поскольку вторая сторона осталась для него загадкой. И только если мы поведаем друг другу, что увидели — получим полное представление о том, как же на самом деле выглядит каэдвенская марка.
— Ну, давай, — скрестил руки на груди Эредин, — расскажи мне, что намалёвано на твоей стороне, поскольку свою я прекрасно вижу даже одним глазом.
— Отчаяние, ярость, ненависть, боль и кровь Aen Seidhe, пролитая в безнадёжной войне за право просто жить и дышать, — негромко и чётко перечислял Яевинн, — костры, колья, тюремные решётки, кандалы, дыба и шибеница, на которой закончился путь десятков моих побратимов. Ускользнуть из ледяных объятий смерти удалось только двоим — Исенгриму и Йорвету, но полностью вернуться смог только один. Второй так и не сумел вырваться из чёрных оков ненависти и… вины, но не потому, что был слаб, а потому, что ему продолжали каждую ночь сниться лица тех, кого он невольно привёл на смерть. Этот яд медленно убивал его, и он решил, что прекратить эту пытку можно только уничтожив руку, держащую золотую чашу с отравленным вином. Он ошибся. Месть — не противоядие, а всего лишь катализатор, и рано или поздно он это поймёт, если… останется жив.
— И ударит по ненавистной руке снова? — спросил Эредин, глядя в глаза собеседника.
— Нет, поскольку платой станет не только его голова, а хороший командир никогда не расплатится жизнью соратника за свою ошибку, — ответил Яевинн. — Я ручаюсь за Железного Волка, и если он совершит что-то подобное ещё раз — понесу наказание наравне с ним.
— Тебе настолько надоело жить? — осведомился Глас, не ожидавший подобной глупой жертвенности от, казалось бы, мудрого эльфа.
— Нет, но я уверен, что проживу ровно столько, сколько отпущено Даной. Я доверяю своему командиру точно так же, как твои воины — тебе, — по губам Яевинна скользнула лёгкая улыбка. — Ты и Волк похожи сильнее, чем тебе хотелось бы. Оба готовы идти до конца и добиваться поставленной цели любой ценой, и собственная жизнь значит для вас гораздо меньше жизней ваших солдат. Скажешь, я не прав?
— Прав, — неохотно согласился Эредин, поскольку крыть было действительно нечем. Спасая Aen Elle от белого Хлада, он отправил Ауберона в Авалон, а после позволил Лису связать себя клятвой, чтобы вытащить Карантира из Marbh ear. — Похоже, жертвенность заразна, — добавил, покачав головой и спросил: — А если я не соглашусь?
— Тогда ты потеряешь не только Исенгрима, но и тех, для кого он — живая легенда и свет, за которым они пойдут даже в самый непроглядный мрак. Он погибнет, а вместе с ним и доверие нашего народа к тебе, а без него обещанный тобой новый мир так и останется красивой сказкой, придуманной властолюбивым и жестоким чужаком, желающим расплатиться за корону кровью Seidhe, — жёстко продолжил Яевинн. — И чем тогда ты будешь отличаться от Энид, о которой так презрительно отзывался в нашу первую встречу? Казнив Исенгрима, ты окончательно убедишь мой народ в том, что королям верить нельзя. Даже бывшим.
— Слово и дело, да? — криво усмехнулся Глас.
— Да. И чем дальше они друг от друга, тем меньше у тебя шансов снова стать королём и возродить Aen Undod, о чём ты так пламенно столько раз вещал.
— По всему выходит, что выбора у меня нет? — хмыкнул Эредин.
— Есть, но верный — только один, и ты прекрасно понимаешь, какой именно.
— Поганый. Два будущих советника за один удар меча. Никогда прежде мне не доводилось заключать столь невыгодную сделку, — мрачно произнёс Глас.
— Посмотри на это иначе — доверие и уважение Seidhe за милосердие и мудрость, достойные будущего короля. Две стороны одной монеты, помнишь?
— С тобой забудешь. Ладно, будь по-твоему, но не дай мне Дана вскоре об этом пожалеть.
— Не пожалеешь. Обещаю, — вставая и протягивая Эредину руку, произнёс Яевинн. — И ещё, держи Энид подальше отсюда, во всяком случае до тех пор, пока Исенгрим не убедится в том, что мы действительно ищем новый дом. Путь в будущее не оставит ему времени на погружение в горькое и отравленное предательством прошлое.
— Твои бы слова, да Дане в уши, — пожимая протянутую руку, произнёс Глас. — Это утро не станет для Волка последним.
***
Ксен был совсем небольшим и на первый взгляд ничем не отличался от обычной тёмно-коричневой пуговицы с мужского камзола. И только если посмотреть на него магическим взглядом, можно увидеть, что это — вовсе не пуговица, а дальний родственник ксеновокса, над созданием которого Мориал трудился не один год. Самым сложным было не только научить устройство записывать всё, что происходит вокруг, пока не иссякнет магический заряд питающего его кристалла, но и сделать невидимым для глаз чародеев. А это было необходимо, учитывая то, что для чего он был нужен.
Нет более сильного оружия, чем грязные тайны того, от кого зависит твоя карьера или даже жизнь — это Мориал понял, ещё будучи учеником. Его наставник не брезговал пускать в ход компромат на коллег, которые заслоняли ему солнце, а Мориал всегда был очень старательным и способным учеником. А посему, став преподавателем Академии он вплотную занялся изготовлением своего неприметного, но могущественного помощника, и не ошибся.
Именно ксен спас его от позорного изгнания из Академии, после того, как эта идиотка Сола умудрилась отравиться. И хрен бы с ней, истеричкой, если бы не записка, в которой юная магичка обвиняла во всём его — обольстителя и лжеца, обещавшего так много и отрёкшегося в итоге от неё и их нерожденного ребёнка. Этот смятый клочок бумаги и положил перед ним Абелард из Лирии — ректор Академии, вызвав в кабинет сразу после того, как тело Солы было отправлено в морг.
— Я жду пояснений, — сурово сдвинув поседевшие брови, потребовал он у Мориала и выжидательно уставился в глаза эльфа.
— А что здесь пояснять? — деланно удивился Seidhe. — Экзальтированная девица не вынесла тяжести собственных иллюзий и отправилась к Дане, решив напоследок отомстить мне за то, что не ответил на её нелепые и детские притязания. И я понятия не имею, кто был отцом её не увидевшего свет детёныша, да и так ли это важно?
— Вот как? — нехорошо усмехнулся Абелард. — Я думал, у вас хватит смелости признаться в вопиющем нарушении внутреннего распорядка и превышении полномочий наставника, но ошибся… Как жаль… Вы ведь подавали такие надежды и могли сделать здесь блестящую карьеру, но не удержали застёгнутыми собственные штаны.
— Вы вынуждаете меня взять на себя чью-то вину и сознаться в том, чего не делал? — осведомился, приподняв бровь, Мориал, хоть внутри противно похолодело. — В этой записке могло стоять любое имя, даже ваше.
— В записке — да, — с усмешкой согласился ректор, — но есть прекрасный метод узнать правду. Для этого нужно всего лишь спуститься в морг и спросить у самой Солы. Мёртвые не лгут, и вы это прекрасно знаете. Идёмте?
— Не стоит, — холодно обронил Мориал, понимая, что влип по самые кончики ушей и спасти его может только… — Не нужно тратить время на подтверждение очевидного, лучше поговорить о том, как продвигаются ваши запрещённые исследования. Вам уже удалось создать эликсир бессмертия или очередная партия испытуемых погибла зря?
— Что вы несёте?! — возмущённо прошипел Абелард, но в глубине поблёкших серых глаз человека эльф успел прочитать ничем не прикрытый страх.
— Правду, — усмехнулся Мориал, — которая станет достоянием Капитула, если я не покину этого кабинета или внезапно скончаюсь в ближайшее время. У каждого из нас есть свои слабости, не так ли? Вы хотите обмануть смерть, я — наслаждаться юностью и красотой тех, кто желает мне их дать, так давайте сделаем вид, что этого разговора не было, и продолжим заниматься тем, что у нас получается лучше всего.
— Не переходя черты, — тяжеловесно процедил ректор, — не опускаясь до насилия и не оплодотворяя учениц направо и налево. Подобное шило утаить в мешке не удастся даже мне.
— Безусловно, — сверкнул улыбкой Мориал, — рад, что мы друг друга поняли. Удачи вам в исследованиях, надеюсь, вы успеете завершить их до того, как…
— Свободны, — оборвал его на полуслове Абелард, — и закройте поплотнее дверь.
Ректор сдержал слово и больше никто не мешал Мориалу обучать юношей и девушек не только магии, но и величайшему из всех искусств — любви, в которой можно совершенствоваться бесконечно. И теперь настало время снова воспользоваться помощью маленького, незаметного и безотказного друга, навсегда избавив себя от необходимости видеть отвратительно красивое лицо мальчишки, посмевшего сказать ему «нет» и радостно отдавшегося Его Величеству Айсбергу. Такое не прощается. Никогда.
