Спускаясь в лазарет, Йорвет наделся, что Тануэн будет там одна. Присутствие Сируссы, конечно же, не помешает обработке ран, но станет непреодолимой преградой для всего остального. Позвать Тану на прогулку на глазах дриады он просто не сможет, слишком это личное и не предназначено для посторонних. Поймав себя на этой мысли, Йорвет сам удивился её странности.
Прежде ему ничто не мешало предаваться страсти почти на глазах соратников, а сейчас откуда-то взялось смущение, то самое, которое всегда охватывало эльфа в присутствии Саскии. И это могло означать только одно — его чувства к Тануэн действительно не просто желание, порождённое её красотой, юностью и невинностью, а нечто большее. То, чего ему всегда хотелось, но что так и не случилось. Да и случится ли?
Несмотря на всё, что он услышал от Аэнира, Йорвет всё ещё сомневался — склеится или нет. Между девичьей влюблённостью в «героя» и «живую легенду» и любовью к эльфу из плоти и крови — пропасть, преодолеть которую не всем под силу. Он ведь далеко не подарок, и Йорвет прекрасно это понимал.
Годы, проведённые в сражениях и наполненные ослепляющей ненавистью к dh’oine, ожесточили его сердце слишком сильно, проморозили душу до звона, безжалостно уничтожив тепло, доброту и нежность. Он научился умело и хладнокровно убивать, но почти забыл, как любить. И сможет ли вспомнить? Сумеет ли светлая улыбка Тануэн растопить этот чёрный лёд? Не разочаруется ли девушка в нём настоящем?
Все эти вопросы навязчиво кружились в голове, словно осиный рой, и жалили так же больно. И был только один способ избавиться от них навсегда — сделать первый шаг по тропе, которой он ещё никогда не ходил, и надеяться, что она не заведёт их с Таной в трясину разочарования и боли. И чем скорее это случится, тем лучше, тем более дриады в лазарете действительно не видно, а это ли не знак?
— Cead, — поздоровался Йорвет с Тануэн, перебиравшей какие-то склянки на одной из полок, — я не рано?
— В самый раз, — светло улыбнулась девушка, — я рада, что ты всё-таки пришёл, — добавила, указывая ему на стул.
— А были сомнения? — осведомился он, усаживаясь и лихорадочно соображая, как же начать разговор о прогулке.
— Да, — совершенно честно ответила Тана, впрочем, по-другому она просто не умела, это Йоверт и без Аэнира понял. — Ты очень упрямый, а я совсем не умею убеждать.
— Есть такое, — криво усмехнулся эльф, — но себе я всё-таки не враг, а после мази твоей стало действительно легче, — нехотя признал очевидное и добавил полуправду: — Так спокойно я давно не спал.
Прошедшая ночь не была для него безмятежно-спокойной, но повинны в этом были вовсе не ноющие шрамы, а тот самый жалящий рой сомнений, но Тане вовсе не обязательно об этом знать. Для неё гораздо важнее другое — лечение действительно помогает, а значит — она была права, сумев настоять на своём.
— Иначе и быть не могло, — окидывая его тёплым взглядом сияющих глаз, сказала Тануэн, — и это только начало. А ещё я кое-что изменила в составе мази, и уверена, что теперь она будет действовать ещё лучше, да и мучить тебя процедурами нужно будет не так долго.
— Скажешь тоже, — хмыкнул он, — мучить. Какие же это мучения, если совсем не больно? Щекотно, разве что, немного, и непривычно… без платка, — говорить этого он вовсе не собирался, но почему-то сказал.
— Понимаю, — негромко и мягко произнесла эльфка, подходя к нему вплотную и внимательно осматривая глазницу и шрамы, выглядящие уже хоть немного, но лучше. — Но это обязательно пройдёт, а платок можно по-разному носить, — добавила, вспомнив, что многие скоя’таэли предпочитали именно такие головные уборы.
— В курсе, — негромко обронил он, снова ощущая лёгкие и нежные прикосновения её пальцев к лицу и свежий аромат духов.
Тана стояла так близко, что ему стоило неимоверных усилий обуздать острое желание положить руки на тонкую талию девушки и осторожно притянуть к себе. Зарыться лицом в пушистые золотистые волосы и окончательно потеряться в бездонной глубине её глаз… Обойтись без слов, с которыми в такие минуты у него всегда было сложно, и пояснить ей всё поцелуем и громким стуком собственного сердца, но…
Делать этого не стоит, потому что «ты — в её жизни первый», а значит — взять себя в руки и не спешить. Ограничиться только прикосновением к её руке, умело наносящей мазь на его глазницу. И тут же ощутить, как вздрогнули тонкие пальцы Таны и услышать полное тревоги:
— Больно?
— Нет, — собственный голос показался Йорвету незнакомым и хриплым, — просто… щекотно, — он поднял голову и посмотрел в её глаза, — и немного холодно.
— Так и должно быть, — не делая попыток убрать его руку, сказала Тануэн, а щёки девушки слегка порозовели, — это из-за новых трав, которые я добавила.
— Кстати, про травы, — ухватился за так удачно прозвучавшее слово эльф, — ты за ними в ближайшее время не собираешься?
— Собираюсь, а что? — тут же спросила девушка, изо всех сил борясь с новым и странным чувством, порождённым прикосновением его сильных пальцев к её руке.
— Компанию тебе составлю, — решительно заявил в ответ Йорвет, — всё равно делать пока что нехрен. Глас сказал, пока не поправимся, здесь сидеть будем. Паршиво, конечно, но бойцы из нас с Торувьель сейчас и правда аховые, а валяться целый день на койке сил моих больше нет. Вот я и подумал с тобой за травами сходить. От зверья местного я и одной рукой отмахаюсь, да и тебе не так скучно будет. Что скажешь?
— Ты… не должен, — смущённо обронила Тана, опуская голову.
— Не должен, — согласно кивнул он и легонько погладил её пальцы своими, — но хочу и пойду. Вдвоём мы и соберём больше, и никакой залётный волк тебя не укусит. И не спорь, — добавил строже, — просто скажи — когда.
— Можно и сегодня, — голос девушки чуть дрогнул, равно как и рука, по-прежнему накрытая его рукой: — Травы действительно заканчиваются, а на Спирали не до них будет.
— Вот и я о чём, — Йорвет неохотно убрал свою руку, — так что давай, прихватим чего-то пожевать, и вперёд, пока солнце не село.
— Хорошо, — улыбнулась Тануэн, — только сначала я к Торувьель зайду, а ты не вздумай платок натягивать! Рана дышать должна, помнишь?
— Как прикажешь, командир, — иронично ответил Йорвет, — я за мечом схожу и буду ждать тебя у штурвала.
— Договорились, — не веря, что это произносят её губы, ответила эльфка и буквально заставила себя отвести взгляд от его лица.
Поверить в то, что этот день они проведут только вдвоём, было сложно, равно как и в то, что герой, о котором она столько мечтала, смог увидеть в ней не пугливую серую мышь, а… Ведь будь это не так, Йорвет не стал бы прикасаться к её руке и предлагать этот совместный поход. И даже если ему нужно от неё только en’ca mine — пусть будет так. Лучше жить воспоминаниями о том, что было, чем и дальше мечтать по ночам о его поцелуях и ласках и смертельно завидовать Аэниру, сумевшему стать счастливым вопреки всему. И пусть её сказка будет короткой, но она всё-таки будет.
Так думала Тануэн, осматривая Торувьель и осторожно втирая целительный бальзам в её спину и ещё раз подкрепляя лечение магией. От размышлений её отвлёк полный нетерпения голос эльфки:
— И как долго мне ещё валяться? Ты говорила — пару дней. Сегодня
уже второй.
— Пару-тройку, — мягко поправила её Тана. — и сегодня
только второй. Впрочем, ты можешь ненадолго встать и прогуляться по палубе.
— Только по палубе? — скривилась Торувьель. — А дальше никак нельзя?
— Насколько дальше? — прищурилась Тануэн, пытаясь понять, к чему клонит собеседница.
— Да к замку. Давно хотела Мирану звёзды наши показать, а с башни их лучше всего видно, — мечтательно ответила эльфка. — Хрен его знает, когда мы снова сюда вернёмся и вернёмся ли вообще… Вдруг следующий мир тем самым и окажется, а Миран так наших звёзд и не видел. У них в Тир на Лиа таких точно нет, нигде нет… — добавила задумчиво и грустно, но тут же улыбнулась, но не Тане, а своим сокровенным мыслям: — Ну так что, можно или нет?
— Ты же всё равно пойдёшь, правда? — глядя в чёрные глаза Торувьель, спросила целительница и прочитала ответ ещё до того, как услышала:
— Да, — произнесённое эльфкой решительно и твёрдо, — и ты знаешь, почему.
— Потому что ты… очень смелая, — тихо сказала Тануэн, восхищённо глядя на Торувьель, — и красивая. Повезло Мирану.
— Или мне, — непривычно мягко улыбнулась та, — и странно даже, что он совсем не такой, как Эредин. И хорошо, что не такой, — добавила жёстче, — иначе ничего бы не было. Никогда. А насчёт «красивая», — она окинула целительницу внимательно-оценивающим взглядом, — ты себя в зеркале-то видела?
— Видела, — тяжело вздохнула Тануэн. — Только ничего красивого там не было… Совсем.
— Дурочка ты, — покровительственно произнесла Торувьель, — или видишь плохо. Йорвет вон давно одним глазом разглядел то, чего ты двумя не увидела.
— О чём ты? — густо покраснев, тихо спросила целительница. — Что разглядел?
— Красоту твою и сердце доброе, только сдуру решил, что слишком ты для него хороша, — решив всё же поспособствовать их сближению, несмотря на ослиное упрямство Йорвета, сказала эльфка. — Да оно и понятно, в наших бригадах таких, как ты, отродясь не бывало, вот и не знает он, с какой стороны к тебе подойти и что сказать, а тебе ведь не слова от него нужны, правда?
— Да, — одними губами ответила Тануэн, решив доверить Торувьель то, что тщательно скрывала от самой себя. — Но позвать его куда-то, как ты Мирана, я никогда не смогу.
— Ясное дело, но, сдаётся мне, что и не придётся, сам позовёт, а ты, главное, не отказывайся, — посоветовала совершенно серьёзно.
— Уже позвал… за травами, — сорвалось с губ Таны, — сегодня.
— Да? А ты вместо этого со мной возишься? — нахмурилась Торувьель. — Разве так можно?
— Нужно, — без тени робости ответила Тануэн, — сначала дело, а всё остальное — потом. Ты… полежи немного так, чтобы бальзам хорошо впитался, а вечером идите смотреть на звёзды, — добавила, поднимаясь на ноги, и быстро пошла к выходу, надеясь, что сборы много времени не отнимут и Йорвет её обязательно дождётся.
***
Шагая следом за Таной к зеленеющей за стенами замка полоске редкого леса, Йорвет не знал, что за ними пристально наблюдает Аэнир, поднявшийся на палубу в тот самый момент, когда они спускались по трапу на берег.
— А он всё-таки решился, — негромко сказал юноша навигатору, стоявшему за его спиной — подышать свежим воздухом захотелось не только ему.
— А ты сомневался? — спросил Карантир, обнимая его со спины.
— В нём — нет, в Тане — да. Но я рад, что ошибся, хотя и…
— Волнуешься? — легко прочёл его состояние навигатор.
— Да. За неё. Они ведь действительно слишком разные, в отличие от нас с тобой, — озвучил свои опасения Аэнир, — а на одном сексе далеко не уедешь…
— В курсе, — невесело усмехнулся Карантир, — но знаешь, любовь может не только освобождать от боли и расплавлять цепи, но и менять сердца и души, делать смелее или мягче, учит слышать и понимать друг друга даже тех, кто, казалось бы, совсем не пара на первый взгляд.
— Ты сейчас о них или о нас, — прищурился юноша и повернулся к навигатору лицом.
— Обо всех и сразу, — чуть улыбнулся тот, — и что-то мне подсказывает, что у них всё получится.
— Ты же сам говорил, что не видишь будущего…
— А здесь и не нужно быть провидцем, достаточно и того, что они оба хотят одного: любить и быть любимыми по-настоящему, а трудности… без них, конечно, не обойдётся, но вместе они справятся. Мы же смогли, — наклоняясь к губам Аэнира, сказал Карантир.
— И то верно, — отвечая на лёгкий поцелуй, произнёс юноша и добавил, — давай вернёмся в каюту, пока Эредин прогуляться не вышел. Ни к чему дразнить его лишний раз…
— Согласен. И раз уж у нас появилось свободное время, лучше провести его…
— В поглощающей сфере, — прошептал Аэнир, и, сжав руку навигатора в своей, быстро пошёл к дверям каюты, справедливо решив, что дальше Йорвет и Тана разберутся и без него.
***
— А вот и мята, — радостно улыбнулась Тануэн, наконец-то найдя густые ароматные заросли, — она-то нам и нужна.
— Для мази? — осведомился Йорвет, наблюдая за тем, как быстро и ловко девушка наполняет корзинку срезанной травой.
— И не только, из неё получается просто изумительный успокаивающий чай, а если с ромашкой смешать, то лучшего напитка перед сном и не придумать, — пояснила Тана, — как вернёмся, обязательно тебя напою.
— Да уж, — усмехнулся он, — и, правда, не помешает. Нет ничего гаже, чем лежать без сна и ждать, когда же наконец рассветёт. Особенно, если утром в бой, а башка не варит, как с похмелья.
— Или если экзамен завтра, и провалить его никак нельзя, ведь иначе хоть домой не возвращайся, — невесело подхватила Тана.
— Из-за отца? — уточнил Йорвет, вспомнив услышанное от Аэнира.
— Да. Тебе смешно, наверное, это слышать, а мне не до смеха было. Если бы не Нир, не знаю, доучилась бы я или…
— Доучилась, — убеждённо заявил он, — и не смешно совсем. Просто у каждого из нас свои бои были, и ещё неизвестно, чьи хуже. Я с dh’oine дрался, а ты — с собственными страхами, которые родной отец в тебе и посеял, хоть должен был совсем другому учить. Сказал бы я ему пару ласковых, если б увидел, — добавил, хмурясь, и глядя куда-то мимо Тануэн. — Детям любовь и тепло нужны, а не ругань и тумаки, этого добра и без того жизнь отсыплет, хоть отбавляй. Помнишь, я как-то сказал, что наш самый страшный враг — мы сами? — Тануэн кивнула. — А ты его победить смогла, несмотря на все отцовские старания.
— Смогла, да не совсем, — чуть улыбнулась она. — Будь оно так, тебе не пришлось бы меня тогда успокаивать, да и не ревела бы я белугой, а сразу к её величеству пошла бы. Я же до конца не верила, что портал открою…
— А я верил. С самого начала, — улыбнулся Йорвет, ловя себя на мысли, что и сейчас старается поворачиваться к ней здоровой стороной лица. — И, как видишь, не ошибся. Меня же лечиться убедила, а это посложнее, чем сотню порталов открыть, — он подмигнул девушке и добавил: — Кстати, ромашку я, кажется, видел во-о-н там, — указал взглядом на дальнюю сторону небольшой поляны, залитой солнечным светом. — А ещё там вроде чистотел мелькал, а он же тоже нужен?
— Нужен, — тепло улыбнулась Тана, — не знала, что ты и в травах разбираешься.
— В отряде целитель есть не всегда, — просто пояснил он, — и, если подорожник от лопуха не отличать, беды не оберёшься.
— И правда, — медленно шагая к ромашковому островку, сказала Тануэн и добавила с совсем детской улыбкой: — А ещё, если загадать желание среди ромашек, оно обязательно исполнится.
— Это в академии говорили? — уточнил Йорвет, впервые слышавший такую примету.
— Нет, — покачала она головой, — мама, а она никогда не обманывала… Знаешь, я ведь в отряд пришла не только из-за отца, но и ради неё. Хочу, чтобы она гордилась мной и жила долго-долго, а здесь это…
— Почти невозможно, — закончил за неё он, — Дол Блатанна стоит, пока жив Эмгыр, а он — dh’oine со всеми вытекающими. И хрен его знает, чья задница потом на трон залезет, и как скоро решит, что эльфы — лишние на её земле. Я сам потому за Эредином и пошёл, что в этом мире нам не выжить, да и жить так, как сейчас, я просто…
— Устал?
— Да, — не стал врать Йорвет, — устал хоронить тех, с кем ещё вчера делил кусок хлеба. Устал посылать в бой вчерашних детей, а потом смотреть в их мёртвые глаза. Устал купаться в своей и чужой крови, и радоваться тому, что удалось дожить до рассвета… Я слишком долго не хотел верить в то, что эту войну Aen Seidhe проиграли в тот день, когда позволили dh’oine остаться и расплодиться. Мне и сейчас чертовски не хочется это признавать, но и соврать себе не выходит.
— И не надо, — сжимая в руках букет ромашек, тихо сказала Тануэн, проникаясь глубиной его боли и отчаяния, и испытывая острое желание обнять его и разделить этот тяжкий груз на двоих. — Не признай ты это, не поверил бы Эредину и не пришёл сюда, а продолжал бы сражаться в безнадёжном бою, вместо того, чтобы искать новый дом и начать всё сначала.
— Верно, — негромко обронил Йорвет, невольно залюбовавшись сиянием её глаз, да и вся она сейчас казалась ему воплощением самой Даны — тоненькая, светлая, обвитая солнцем, словно драгоценной золотой парчой и… красивая настолько, что дух перехватило, а все слова куда-то провалились. Его хватило только на то, чтобы шагнуть к Тануэн и легко коснуться задрожавшими пальцами её щеки, а потом осторожно обнять за талию, мягко привлечь к себе и прошептать, глядя в бездонную серо-зелёную глубину её огромных глаз: — Я хочу наконец-то построить собственный дом и привести в него жену, хочу подержать на руках своих детей и смотреть, как они растут, не боясь, что завтра в окна полетят камни и факелы. Хочу, чтобы ты разделила эту мечту со мной и каждый вечер поила ромашково-мятным чаем. А ты?..
Йорвет замолчал, ожидая ответа, а Тана смотрела на него изумлённо-неверящим взглядом, а потом молча кивнула и уткнулась в его плечо головой. Он мягко притянул её ещё ближе, а после коснулся подбородка, понуждая поднять голову и поцеловал в по-детски припухшие губы так осторожно и нежно, как только мог. Поцелуй, ставший для неё первым, вскружил Йорвету голову посильнее жадных и жарких поцелуев, подаренных боевыми подругами. Отстраняться не хотелось, но он пересилил себя, помня слова Аэнира, и больше всего боясь испугать или оскорбить Тану настойчивостью и поспешностью. Но она потянулась к нему сама, обвила руками его шею, прижалась тесно-тесно и поцеловала — неумело и так осторожно, словно поцелуй мог принести ему боль.
— Essea eaminne te, mo luned, — прошептал он, — и сделаю всё, чтобы ты никогда не пожалела о том, что поверила мне.
— Я знаю, — так же тихо ответила Тана, кладя голову ему на грудь и слыша, как громко и часто стучит его сердце, — и хочу… чтобы мы… были по-настоящему вместе.
— Ты… уверена? — облизнув внезапно пересохшие губы, спросил Йорвет. — Я не тороплю и готов ждать, сколько…
— А зачем ждать? — спросила она, не отводя потемневшего взгляда. — Я и так слишком долго боялась… жить, и больше так не хочу.
— Тана… — выдохнул он, зарываясь лицом в пушистые, пахнущие травами волосы, и понимая, что ещё немного и никакой выдержки не хватит, чтобы удержать себя в руках. — Ты не должна…
— Но я хочу, — повторила она дрожащим от волнения голосом, а потом отступила на шаг и потянула шнуровку своей зелёной блузки, распуская её. Лёгкая ткань соскользнула с хрупких плеч, щёки девушки заалели от смущения, но глаз она не отвела и не ответить на этот призыв Йорвет не смог. Шагнул к ней, обжёг ладони о нежную шелковистую кожу и вновь отыскал её губы, ослеплённый доверчивой красотой невинности и желанием сделать всё, чтобы этот день стал счастьем для обоих и положил начало той самой семье, о которой он всегда мечтал…
Потом они долго лежали в смятых ромашках, таких же невинных и чистых, как Тануэн, доверчиво прижавшаяся к нему и положившая голову ему на грудь. Слов не было, да и разве нужны они сейчас, когда сердца всё ещё стучат в унисон, а тела полны сладкой истомой и легки, словно плывущие в голубом небе пушистые белоснежные облака.
— Нир говорил, что у вас в отрядах любви не бывает, — негромко сказала Тана, чувствуя себя удивительно спокойно в его сильных руках. — Он соврал?
— Не совсем, — ответил Йорвет, — просто… мы старались не влюбляться. Терять любимых намного больнее, чем побратимов. Яевинн через это прошёл и ему понадобилась куча лет, чтобы решиться полюбить ещё раз. Я такого не хотел, потому и…
— En’ca minne?
— Yea. Так было проще. Всем, — совершенно честно ответил он. — Но твой заботливый друг прав ещё и в том, что только тела слишком мало для счастья, а без него ни один, даже самый распрекрасный мир не станет настоящим домом. А я хочу, чтобы он у меня наконец-то появился. У нас, — добавил весомо и твёрдо. — А потом я научу наших детей стрелять из лука, а ты — лечить…
— И мы будем жить долго и счастливо? — улыбаясь, спросила Тана.
— Обязательно, — ответил улыбкой он и вновь наклонился над ней, желая увидеть в полных света глазах своё незнакомо-счастливое лицо…
