Выбор 2. В поисках нового мира

— Тебе нужно поесть, — тихий и знакомый женский голос, раздавшийся совсем рядом, заставил Карантира вздрогнуть и поднять голову. У входа в ольховник, куда он возвращался после долгого молчаливого бдения у купели, стояла Элесса и держала в руках деревянную миску. Он через силу улыбнулся ей и отрицательно покачал головой — есть действительно не хотелось. Совсем. — Твой Огонь не угаснет, — мягко произнесла дриада, подходя ближе, — но обессилев, ты ему не поможешь. Поешь хоть немного, прошу тебя, — она присела рядом с ним и протянула миску, от которой приятно пахло травами. — Я не голоден и… — начал он, но взглянул в её лучистые ореховые глаза и понял — обмануть не получится. — Только пил всё это время, — не собиралась отступать Элесса, — а одной воды слишком мало, чтобы не ослабеть самому. Окажись на её месте любая другая дриада, Карантир просто указал бы ей на дверь, но это была Элесса — мать его будущего ребёнка и самое светлое, что когда-либо случалось с ним. Выставить её вон навигатор просто не мог, да и не её вина, что Аэнир балансирует на грани жизни и смерти. — Ты и это знаешь? — спросил, криво усмехнувшись. — Зачем, Элесса? — Твои глаза кричат так громко, что нельзя не услышать, — тихо прозвучало в ответ, — особенно если носить под сердцем частицу тебя. — Меня выдала ещё не рождённая дочь? — попытался пошутить он. — Выходит, женщины действительно не умеют хранить тайны? — Ошибаешься, — тепло улыбнулась дриада, — твои боль и отчаяние столь сильны, что их слышат все, но не решаются подойти к тебе и разделить их. Ты замерзаешь, Карантир, винишь себя в том, что случилось с Пламенем, и оставляешь в святилище последние силы, а это… — Единственное, что я могу для него сделать, — закончил за неё навигатор, — остальное — в руках Эитнэ. Она гонит меня от купели, а я не смею спорить, но… — Оставляешь там сердце, — Элесса легко коснулась его руки, — и забываешь, что тебе самому нужны силы, а так нельзя. Однажды ты уже послушал меня и нашёл того, кто сумел согреть, так послушай ещё раз и… — она указала взглядом на еду и чуть кивнула головой. — Ты же не отстанешь? — уже сдаваясь, спросил Карантир. — Нет, потому что права, и ты это знаешь, — дриада почти втиснула миску в его руку, — а после я отведу тебя к озеру, его воды омоют тело и душу и придадут сил. — Я не могу отлучаться надолго, — нахмурился навигатор, вспомнив, как далеко находилось озеро, на берегу которого была зачата их дочь. — Конечно, но Innhav а'Emer совсем рядом с Duen Canell, в нём мы омываем раны и оставляем боль, оно помогает нам пережить самые чёрные дни и выстоять. Я… ходила туда, когда потеряла мать и замерзала, как ты сейчас. Огонь не должен увидеть тебя таким, когда вернётся. — Если вернётся, — прошептал Карантир, впервые озвучивая свой самый большой страх, мешающий есть и спать, и услышал твёрдое: — Когда, — Элесса сильно сжала его руку, — купель — средоточие жизни, в нашем мире нет ничего сильнее её, оказавшийся там обязательно вернётся. Госпожа никогда не положит туда уже мёртвого, ведь даже у этой силы есть предел. Твой Огонь не умер, а всего лишь очень крепко заснул, просто дай купели время его разбудить. — Будь по-твоему, — окончательно сдался навигатор и склонился над миской, а дриада тут же поднялась на ноги со словами: — Я подожду снаружи, — и исчезла так же бесшумно, как и появилась. Карантир проводил Элессу взглядом, ловя себя на мысли, что рад её приходу. Она была единственной, с кем он мог бы поделиться своей болью, ведь до сих пор ощущал связавшую их когда-то светлую нить. Дриада осталась такой же искренней и чистой, и пришла не по приказу Эитнэ, а по велению сердца, а значит — стоит послушаться и не только хоть немного поесть, но и сходить к озеру. Всё равно сегодня Повелительница уже не пустит его в купель, он и так просидел там с рассвета, неотрывно глядя на чуть порозовевшее, но по-прежнему неподвижное лицо Аэнира и слушая его дыхание. Одиночество, которого навигатор всегда боялся, сейчас окружало его ледяной стеной, ночь тянулась нереально долго, а заснуть удавалось только под утро. Сегодня шёл только второй день из озвученных Эитнэ трёх, но Карантиру казалось, что он пробыл здесь намного дольше, ведь нет ничего томительнее ожидания и хуже собственной беспомощности. Подобное он испытывал только однажды — когда остался один в Мёртвом мире и ждал возвращения Эредина, словно чуда, в которое с каждым днём было всё сложнее верить. Не винить в случившемся с Аэниром себя не получалось. Мешало ноющее от боли сердце, не желавшее слышать доводы разума, а поделиться сомнениями было не с кем. Энид и Тана вернулись на Нагльфар сразу же, как только королева восстановила силы и смогла открыть портал, не рискуя снова лишиться сознания. Тануэн хотела остаться и дождаться возвращения Нира, но Карантир почти приказал ей уйти, напомнил, что её очень ждут на корабле, да и помочь чем-либо она больше не сможет. Но убедили целительницу не слова, а взгляд, в котором она, вероятно, прочла его настоящие чувства, и покорно последовала за Энид в портал. Напоследок Тана пообещала обязательно вернуться через три дня и проверить, действительно с Ниром всё в порядке. С этим навигатор спорить не стал, прекрасно зная, что девушка всё равно поступит по-своему и радуясь тому, что она может быть непослушной, упрямой и смелой, ведь если бы не Тана, Аэнир бы уже… Карантир тряхнул головой, запрещая себе даже думать о подобном, чтобы случайно не накликать беду. Сильнейшая магия этого мира уже вырвала юношу из костлявых и холодных рук смерти, осталось всего лишь дождаться полного возвращения. Всего лишь. Дождаться. Несмотря на тревогу, вину и холод, от которых может спасти только искренняя улыбка Элессы, ждущей его за зелёной стеной ольховника. К озеру они с дриадой шли молча, и навигатор был благодарен ей за это, молчание совсем не тяготило, а было именно тем, в чём он сейчас нуждался. Тёплое и уютное, как и всегда, если рядом Элесса. Заговорила дриада уже на берегу: — Я подожду здесь и соберу кое-что для тебя, — сказала, указывая взглядом на густые заросли земляники, приютившиеся под сенью деревьев, окруживших озеро, — а ты просто позволь воде унять твою боль и отдай ей страх, который мешает тебе жить и дышать. — Хорошо, — не стал спорить он, чувствуя, что искупаться действительно нужно, ведь в последний раз он делал это ещё до отправления в мир-ловушку. Тогда они с Аэниром сошли с корабля поздно ночью, отошли подальше и, сбросив одежды, с удовольствием погрузились в прохладную воду. Замёрзнуть они не боялись, поскольку огонь, побежавший по жилам, стоило только коснуться друг друга, был жарче и сильнее любого холода. Это было… — И будет ещё не раз! — тихо произнёс Карантир вслух, начиная неспеша раздеваться и зная, что Элесса не станет за ним следить. Она не делала этого в день их первой близости, а сейчас тем более не будет. Он не ошибся. Дриада вернулась, когда он, действительно посвежевший и успокоившийся, уже сидел на берегу в штанах и рубашке и раздумывал — надеть мантию сейчас или донести до ольховника в руках. Нарочито-громкое шуршание кустов, лёгкие шаги и вот Элесса уже опускается на траву рядом с ним и протягивает большой лист лопуха с крупной и пахучей земляникой. — Бери, — дриада улыбнулась совсем по-детски, — она такая же сладкая, как малина, даже слаще. — Правда? Ты была права насчёт озера. Мне действительно стало легче. Жаль, что оно не может избавить от вины так же просто, как от грязи и пота… — Не оно. Ты сам, — серьёзно сказала Элесса, глядя ему в глаза, — ты караешь себя за то, в чём невиновен. — С чего ты взяла? Ты же не знаешь, как это случилось, — горько произнёс Карантир. — А ты расскажи, — попросила дриада, — если, конечно, хочешь. Делиться можно не только радостью… Он ответил не сразу, долго молчал, глядя в глаза Элессы и вращая в пальцах крупную пахучую ягоду, а потом всё же решился и заговорил — хуже ведь точно не будет, поскольку уже некуда. Дриада слушала его, ловя каждое слово и не перебила ни разу. В ореховых глазах отражалось всё, что порождали в ней его слова — удивление, страх, надежда и боль, не было только вины. И когда Карантир замолчал, Элесса сказала: — Если бы ты был провидцем и знал, что случится беда, но не сделал ничего, чтобы её избежать, ты был бы виновен, но это не так. Ты сумел вытащить всех из ужасной ловушки и не отдал смерти Огонь — так в чём твоя вина? Совсем скоро он вернётся, и ты забудешь эти дни, как страшный сон, которые иногда снятся даже детям. — И ей? — Карантир указал взглядом на едва заметный живот дриады, меняя тему и решив обязательно поразмыслить над её словами этой ночью. — Да, — с особенно тёплой улыбкой ответила Элесса, кладя руку себе на живот, — но гораздо чаще ей снится что-то хорошее. А ещё… я долго думала о новом мире и решила, что хочу там жить, если ты, конечно, не против. — А должен? — приподнял бровь навигатор. — Не знаю, — пожала плечами она, — ты носишь мой амулет, а значит — рассказал Огню о нашем Geall, но одно дело слышать, другое — видеть меня и цветок, выросший из твоего семени. — Аэнир знает, в чём разница между дриадой и эльфкой, сердцем и долгом, а потому никогда не станет ревновать меня к тебе и к ней, — уверенно ответил Карантир, — к тому же, я и сам не оставил бы вас здесь. Надеюсь, рано или поздно даже Эитнэ поймёт, что битва за этот мир проиграна уже давно, а начать всё сначала никогда не поздно. Брокилон — это не дубы и травы, а ваши сердца, умолкнут они — и он превратится в обычный лес, который рано или поздно вырубят жадные и тупые dh’oine. — Я знаю, — совсем тихо обронила Элесса и подняла на него полные слёз глаза, — я не хочу оплакивать своих детей, как Сирусса, и радоваться, что прожила ещё один день. Это… — Никогда не сделает счастливой. — Да. Так думаю не только я, и когда ты найдёшь новый мир, мы пойдём за тобой и обязательно отыщем новый Брокилон, — светлая улыбка озарила её лицо, — а теперь давай доедим землянику и пойдём обратно, вечереет, а тебе нужно как следует отдохнуть. Скоро твоё Пламя вернётся. Я знаю. Карантир промолчал. Не стал возражать или спорить, не желая гасить разожжённый Элессой огонёк надежды и веры в то, что чудо обязательно случится. Она снова спасла его от себя самого и сделала это не магией, а теплом и светом своей нежной и чистой души. Элесса, как никто заслуживала настоящего счастья и ему безумно захотелось, чтобы рано или поздно дриада его обязательно обрела.

***

Он вошёл в святилище на рассвете четвёртого дня, надеясь, что провёл последнюю одинокую и бессонную ночь и больше никогда не увидит Аэнира таким — близким и неимоверно далёким одновременно. Это было невыносимо и, пожалуй, впервые в жизни спокойствие и выдержка окончательно изменили Карантиру. Он считал часы до рассвета и как только первый солнечный луч проник в ольховник, поднялся на ноги и устремился к жилищу Эитнэ. Повелительница стояла у купели и молча кивнула, увидев его, указала взглядом на место напротив себя, и когда Карантир его занял, медленно подняла вверх обе руки и прошептала несколько слов на Старшей речи. Они были навигатору незнакомы, но силу, содержащуюся в них, он прекрасно чувствовал и поразился её могуществу. Повинуясь воле Эитнэ, ростки, обвившие Аэнира, стали медленно исчезать, превращаясь в светло-зелёную дымку, пахнущую хвоей и мятой. Карантир впился взглядом в лицо Аэнира и затаил дыхание, понимая — сейчас должно случиться то, чего он ждал все эти неимоверно долгие три дня. Ресницы юноши затрепетали, дрогнули сомкнутые губы, а веки медленно, очень медленно поднялись. Дыхание Аэнира участилось, но взгляд оставался странно-застывшим, словно непроницаемо-тёмная вода, в которой не отражаются звёзды. Леденящий страх схватил Карантира за горло — неужели душа так и не вернулась в любимое тело и Нир, его Нир остался за гранью навсегда? Навигатор и сам не заметил, как ухватился за край купели и сжал тёплые камни, словно ту самую соломинку, способную не дать утонуть в море отчаяния. Он не проронил ни слова, до боли прикусив губу, молча смотрел, как Эитнэ опускает руку на лоб юноши и сияние, исходящее от её ладони, накрывает его лицо, словно мерцающая вуаль. Снова слова — незнакомые и полные огромной силы, вода в купели светится всё ярче, на её спокойной поверхности возникают волны, перехлёстывают через края колыбели и медленно заполняют её. Одежда Аэнира становится мокрой, темнеют от воды волосы и вскоре только лицо остаётся над поверхностью — сияющей и живой. Очищающая кровь Брокилона смывает остатки слишком долгого и страшного сна, грудь юноши вздымается всё чаще, а взгляд наконец-то начинает терять пугающую мертвенную неподвижность. — Кто ты? — властный голос Эитнэ разносится по купели, понуждая губы Аэнира беззвучно шевельнуться раз и другой, словно он успел забыть, как пользоваться собственным голосом, и сейчас мучительно и трудно вспоминал: — Аэ… нир, — наконец-то срывается с любимых губ, а глаза обводят святилище, встречаются с глазами Карантира и впиваются в них, чтобы уже не отрываться. — Назови своё полное имя, — потребовала Эитнэ, и навигатор понял, зачем она это делает. Аналогично происходит снятие артефактной компрессии, и крайне важно знать — не повреждён ли разум чародея. — Аэ…нир… аэп… Оу…эен… на, — по слогам отвечает юноша, не отводя глаз от навигатора и словно черпая силу в их блестящей от сдерживаемых слёз глубине. — Где ты уснул? — не убирая руки, вопрошает дриада. — На… корабле, — Аэнир облизывает губы, словно они совершенно пересохли, а его пальцы дрожат, тщетно ища опору в воде. — Что усыпило тебя? — Ри-ту-ал, — короткий ответ болезненно искривляет лицо и даётся с трудом. — Кто стоит перед тобой? — Эитнэ указывает рукой на навигатора и тот замирает, боясь того, что может не услышать своё имя, но… — Карантир, — срывается с губ Аэнира, а глаза начинают блестеть, — mo… minne… Два простых и таких знакомых слова заставляют навигатора задрожать, а остаться на месте помогает только запредельное усилие воли. Слишком страшно помешать чуду одним неосторожным движением, а дриада ещё не дала знать, что её ритуал закончен. — А кто я? — спрашивает она и юноша с трудом отрывает взгляд от Карантира и переводит на неё, всего лишь на мгновение, чтобы тут же вернуться к синим глазам любимого и ответить: — Эит… нэ. — Хорошо, — губы дриады впервые трогает улыбка, она убирает руку со лба Аэнира и обращается уже к навигатору: — Брокилон сохранил и вернул его разум, он помнит всё, но… сила огня вернётся не сразу. Его стихия слишком чужда этому священному месту и потому не была восстановлена. — Это неважно, — Карантир заставил себя разжать пальцы и отпустить стену купели, — главное, что он… — Вернулся, как и было обещано Предвечной, — Эитнэ отступила на шаг от купели и произнесла то, что от так жаждал услышать: — Можешь забрать его из купели, но будет лучше, если вы не покинете Брокилон сразу же. Дай Огню пару дней, чтобы окончательно вернуться, а мне — возможность помочь, если будет нужно. Навигатор молча кивнул, стремительно шагнул к купели и склонился над Аэниром. Юноша тут же протянул к нему дрожащие руки, и Карантир осторожно сжал их в своих, помогая любимому подняться и прижимая горячее мокрое тело к себе. Он зарылся лицом в волосы Аэнира, смешивая свои слёзы с водой и совершенно не стесняясь их сейчас. Чудо, на которое он надеялся все эти дни, всё же свершилось, благодаря силе Эитнэ. Именно ей он теперь обязан всем и даже самой жизнью. Аэнир прижался к нему, уткнулся мокрым лицом в грудь, выплёскивая воду из купели и не замечая ничего вокруг. Тьма, в которой он блуждал, отчаянно пытаясь найти выход, наконец-то отступила и рассеялась, позволив пойти за тонким светлым лучом на глубокий и сильный женский голос. Теперь юноша знал — он принадлежал Эитнэ, это именно Повелительница Брокилона стала путеводной звездой и вывела из холодного липкого мрака. Как? Неважно. Главное, что долгий беспросветный кошмар, в который он погрузился в момент ритуала, наконец-то закончился, а он снова может видеть, слышать, говорить и обнимать Карантира, к которому уже отчаялся вернуться. Всё это время он слышал лишь далёкие, едва уловимые отзвуки любимого голоса, они с трудом пробивались сквозь плотные чёрные стены и таяли до того, как Аэнир успевал их поймать. Он чувствовал, что навигатор совсем рядом, за непроницаемой стеной, но не мог её преодолеть и бессильно скатывался во мглу. Отчаяние сменялось надеждой, иногда юноше даже казалось, что тьма отступает и тает, и он изо всех сил бежал к истончившей стене, ударял в неё кулаками, ведь магии не осталось ни капли, но проломить не мог. Проклятая тьма не поддавалась, а он сползал по ней, из последних сил борясь с желанием сдаться и раствориться во мраке, слиться с ним окончательно и больше никогда… Сверкающий синий взгляд вспыхивал в угасающем сознании, как оберег, и Аэнир тянулся к нему, вырываясь из ледяных чёрных щупалец и повторяя любимое имя, как заклинание. Именно в нём он обретал силу и вновь поднимался, заставлял себя идти по чёрному лабиринту, который рано или поздно обязательно закончится и тогда… — Прости меня, — прошептал Карантир, на мгновение отстраняясь, но только для того, чтобы видеть любимые глаза, — я вновь едва тебя не убил. — Неправда, — хрипло ответил Аэнир и кашлянул, прочищая горло, — не ты… ритуал. Ты не дал мне уйти… я слышал… тебя… там… во тьме. — Слышал? — изумлённо спросил навигатор, хоть и сам надеялся, что юноша каким-то чудом понимает — он совсем рядом, с другой стороны от тьмы. — Да, — слабо улыбнулся Аэнир, — ты звал меня… а я так и не смог сломать стену… — Никто не смог бы, — произнесла Эитнэ, всё это время молча наблюдавшая за ними, — кроме Предвечной. Это её, а не мой голос ты услышал сегодня и за её светом вернулся. Кровь Брокилона не дала тебе угаснуть, а его сердце билось в твоей груди все эти дни. — Она помолчала и добавила печально и горько: — Когда-то я не смогла вернуть свою дочь, для неё было уже слишком поздно, для тебя — нет. — Я не забуду… никогда, — юноша бросил на Эитнэ полный горячей благодарности взгляд, — Не только ты, — Карантир поднял голову и посмотрел в серебряные глаза дриады, — я верну тебе этот долг, Повелительница, клянусь. — Знаю, — кивнула Эитнэ, — пусть будет по-твоему, Золотое дитя, хоть мне ты не должен ничего, а Предвечная не требует платы за свои дары. А теперь отведи Огонь в ольховник, купель отдала ему всё, что могла, дальнейшее — в ваших руках. Карантир кивнул и помог Аэниру подняться на ноги и выбраться из купели, подставил плечо, когда он пошатнулся, крепко обнял за пояс и повёл к выходу из святилища. Он прекрасно понимал, как важно для юноши проделать этот путь самому, видел упрямо сжатые губы, но и позволить, чтобы Аэнир упал — не мог. Замедлил шаг навигатор только на мгновение, потребовавшееся на то, чтобы высушить одежду юноши заклинанием. А первое, что Карантир сделал, оказавшись в ольховнике, привлёк любимого к себе и легко коснулся его губ своими, чтобы окончательно убедить обоих — тьма действительно отступила и на сей раз — навсегда.