Ангел под рождественской елью

      Как же это сформулировать? И что вообще я собираюсь писать?       Северус сидел за столом в спальне, рука замерла над чистым листом бумаги, письмо Рона лежало чуть выше, чтобы видеть написанное. Чай и печенье давно закончились, ведь он сидел так в течение двух часов, обдумывая всё сказанное и услышанное за ночь, проведенную с призраком прошлого.       Северус проснулся в десять, сейчас уже наступил полдень, и по деревне снова разносился звон церковных колоколов. Тёмные глаза задержались на строчке об отправке Патронуса до часа дня в том случае, если он не захочет ждать.       Я больше не использую заклинание Патронуса. И не собираюсь делать это снова.       Северус опустил ручку на бумагу с той же решимостью, с которой усмирял любопытство относительно всего, что мог бы поведать Рон предыдущей ночью — ведь стоило лишь спросить:       Рон,       Возвращайся, когда сможешь. Буду рад твоему обществу. Однако я принимаю во внимание, что путь до меня неблизок, поэтому подожди, пока у тебя будет достаточно свободного времени.       Я прошу прощения за то, что пройдет некоторое время прежде, чем это сообщение доберется до тебя — почтовая система магглов перегружена с Рождества и не сможет восстановить нормальный режим работы как минимум до Нового Года. Надеюсь, ты не потратишь слишком много энергии, дуясь, что я тебе не написал, если письмо задержится дольше этого срока.       С.       Северус ни на чем не указывал своего имени вне зависимости от ситуации.       События прошедшей ночи потрясли его — начиная от шокированного выражения лица Рона при виде восставшего из мёртвых школьного профессора зельеварения и заканчивая безжалостной искренностью в рассказах о войне, предполагаемой смерти Северуса и собственных душевных переживаниях Уизли. Но больше всего перечисленного — то, какой пожар в груди смог разжечь этот привет из прошлого до того, как Северус швырнул его к барной стойке и полностью отдался близости, подобной которой у него не было уже долгие годы.       Северус гипнотизировал написанное, понимая, что письмо выглядит довольно безлико.       Он, кажется, наслаждался особенностями моего характера вчера вечером. Даже обозвал меня пару раз. Возможно, он находит это притягательным.       Тонкие губы изогнулись в насмешливой улыбке, пальцы автоматически крутили ручку.       Похоже, он не способен упростить себе жизнь: кинулся из огня да в полымя — от неё ко мне.       При этой мысли с лица Северуса исчезли последние следы довольства и радости, он виновато взглянул на письмо, будто бумага содержала перечень всех его грехов.       Он не в том состоянии, чтобы иметь дело со мной и моими проблемами. Мне не стоит это отправлять.       Рука Северуса дёрнулась, чтобы схватить листок и смять. Существовали дела, которым он должен был уделить внимание, и навязывание своего общества бывшему ученику не являлось одним из них. Но пальцы замерли, так и не обернувшись вокруг бумаги.       Он оставил письмо. Предоставил мне выбор, но дал понять, что хотел бы продолжить общение. Если всё так, как выглядело… общение… и секс…       Северус покачал головой, поражаясь собственной глупости.       Как будто всё так и останется. Рон буквально умоляет, чтобы его научили чувствовать так глубоко, как он того хочет. Это же очевидно, судя по тому, как он за меня уцепился.       Течение мыслей снова отбросило его к событиям предыдущего вечера, когда потные тела и прерывистое дыхание доказали, как сильно Рон жаждал именно этого.       Ты желал этого ничуть не меньше, не так ли, Северус?       Голос, прозвучавший в его голове, даже спустя столько лет по-прежнему напоминал Альбуса Дамблдора. Он возникал каждый раз, стоило Снейпу усомниться в себе или пренебречь чем-либо, что привносило хоть толику радости в его не так чтобы очень счастливое существование.       Его общество пойдет тебе на пользу, ты же знаешь. Только представь — чувствовать снова, ощущать волнение из-за чего-то, что не слишком связано с прошлым, держать кого-то очень живого в своих руках.       Он опять покачал головой, но на сей раз, чтобы избавиться от этого раздражающе жизнерадостного голоса.       Да уж, в точности, как чертов Альбус.       Северус нахмурился и взял конверт с наклеенной в углу маркой, на котором уже был указан адрес, оставленный Роном внизу письма.       К чему эти муки нерешительности? Нужно просто его отправить. Рон сам сказал, что готов сохранить мою личность в тайне.       Изменится ли это, если их встречи выльются в нечто большее, чем секс — Северус был не в состоянии размышлять об этом в данный момент. Он взял своё письмо, сложил его пополам и вложил в конверт. Облизав кромку, Северус запечатал письмо, стараясь сглотнуть отвратительный привкус сухого клея, оставшийся на языке.       Восемь лет прошло, а вкус у всего по-прежнему в десять раз сильнее, чем должен быть.       Северус встал, накинул на плечи куртку и застегнул, затем последовал шарф — старый и определенно знававший лучшие времена. Рон воздержался от вопросов, смирившись с явной неохотой Снейпа рассказывать о том, что происходило в его жизни все эти годы. Подобное нежелание было рождено гордостью — она не позволила признаться, что Северус провел эти восемь лет в относительной бедности, скудно питаясь и выживая с помощью мизерного счета в маггловском банке, который открыл ещё во времена работы в магическом мире.       Как оказалось, теперь всё перевернулось. Северус был горд за гриффиндорского сорвиголову, который многого достиг и занимал столь уважаемую должность с хорошим доходом. Однако не нужно было быть гением, чтобы заметить, что Рон страдает.       Быть отвергнутым практически у алтаря после восьми лет отношений. Думаю, и мне было бы больно.       Северус взял письмо и вышел из спальни, скользнув взглядом по постели, что стала местом их слияния предыдущей ночью. В голове снова замелькали образы — податливое тело, растянувшееся рядом, мускусный аромат кожи, укутывающий его так же, как мгновения назад обнимали подтянутые мускулистые руки Рона.       Ноги длиннее, чем у чертовой газели. И ни крупицы её грациозного изящества.       Северус улыбнулся, вспомнив о бедном рождественском дереве.       Он выскользнул из паба через заднюю дверь, предварительно убедившись в наличии ключей в кармане. Его путь через сугробы лежал к почтовому ящику, установленному в центре площади и засыпанному толстым слоем снега. Не останавливаясь для дальнейших размышлений и колебаний, Северус протолкнул письмо в прямоугольное отверстие и отвернулся, засунув руки в карманы. Потребуется некоторое время, прежде чем конверт доберется до адресата, а значит, будет возможность хорошенько всё обдумать. ***        — Я знаю, что вернулся лишь несколько часов назад, не смотри на меня так, — простонал Рон, удерживая крысу с милым именем Пичес на уровне глаз. Животное смотрело обвиняюще. — Тебе прекрасно известно, что я должен идти на праздничный ужин к маме.       Крыса ответила сердитым скрежещущим звуком, на что Рон вздохнул:        — А Пенни на меня не сердится. Ты могла бы взять с неё пример.       Он вернул крысу в невероятно большую клетку и закрыл дверцу, слегка пощекотав Пенни за ушами:        — Ну хоть ты меня по-прежнему любишь, Пен.       Он слегка поёжился и направился в спальню, по пути ослабив хватку полотенца вокруг талии. Верхняя часть тела почти высохла при помощи прохладного воздуха в квартире, и теперь Рон рыскал в поисках любой чистой одежды, которая, может, и была несколько помята, но всё равно вполне подходила случаю.       Мама непременно набросится с разглаживающим заклинанием. Стоит уберечь себя от промывки мозгов и использовать его первым.       Однако палочка осталась на кровати и, честно говоря, Рон наслаждался возможностью носить мятую одежду, когда и где ему заблагорассудится. В этом обнаружилось хоть какое-то преимущество его холостяцкого статуса, учитывая, каким сбитым с толку, несчастным и раздражительным он себя чувствовал в целом.       Нужно просто найти кого-то, чтобы решить проблему с сексом, и я вырвусь из этого болота. Секс по дружбе?       Натягивая джинсы, мыслями Рон перенесся к Северусу, и тело обдало горячей волной воспоминаний о том, сколь мастерски тот довел его до четырех оргазмов. При застегивании молнии пальцы задели член, и Рон не слишком удивился, обнаружив, что одних воспоминаний достаточно, чтобы кровь прилила к паху и у него встал.       Я не схожу с ума. Рядом с ней такого никогда не было. Никогда. За восемь лет я ни разу не испытывал судорог в ногах от того, что мышцы буквально свело от предвкушения. Тогда как за пять часов с ним…       Рон скользнул в разношенные кроссовки и схватил расчёску с края стола, заваленного всем тем, чему следовало располагаться на туалетном столике, который ещё никто не заказал. У него даже не было приличного зеркала, так что Рон просто прошёлся гребнем по волосам и высушил их, направив из палочки лёгкий поток тёплого воздуха.       Жасмин. Интересно, почему его волосы пахнут так женственно? Я не жалуюсь, было приятно…       Рон кинул несколько виноватый взгляд на свою подушку — под ней лежал флакон духов, случайно оказавшийся в вещах, которые он забрал из той квартиры. Эти три недели Гермиона не пыталась с ним связаться, желая получить духи обратно, но так как аромат был её любимым, разумеется, пропажа не могла остаться незамеченной.       Это временно. Избавлюсь от них через несколько дней. Она не нужна мне, если я не нужен ей. Я переживу это.       Рон сделал решительный вдох и направился обратно в гостиную. ***       Скинув кроссовки на пол, Рон поджал под себя ноги, свернулся калачиком на старом бугристом диване в родительском доме и вернулся к намеченной цели — на его коленях лежал раскрытый глянцевый каталог поставщиков мебели из Косого переулка. В одной руке Рон держал бутылку сидра, в другой — палочку, которой он постукивал по приглянувшимся изображениям.        — Не покупай светлый диван, — сказал Чарли, перекинув руки через спинку дивана и уложив на них подбородок, — быстро испачкается.        — На него можно наложить чары, — пожал плечами Рон. — Я хочу, чтобы он был светлым. Не забывай, моя квартира на цокольном этаже и там не слишком солнечно.        — Выглядит так, будто ты собираешься придать ей вид девичьего пляжного бунгало, — заметил Чарли, рассматривая другие предметы меблировки, выбранные Роном.        — И что с того? — Рон повернул голову и приподнял бровь, бросая вызов.       Чарли ответил поддразнивающим взглядом, но в итоге промолчал. Рон вернулся к каталогу, проигнорировав намёк на выбор мебели, больше подходящей девушке.       Никто не будет диктовать мне, как обставить эту квартиру. Она моя и только моя.        — Мама просила передать, что ужин почти готов, — Чарли приподнялся и ласково взъерошил волосы младшего брата.       Рон не отшатнулся от прикосновения, как это прежде случалось. Когда мозолистые пальцы зарылись в его рыжие пряди, он удивил сам себя, практически потянувшись к прикосновению.       Отличный способ выдать себя. Что посылает сигнал “прошлой ночью я переспал с мужчиной!” заметнее, чем внезапная тяга к прикосновениям любых представителей мужского пола, даже если речь идёт о твоих чёртовых братьях? Ох, фу…        — Не бери светлый диван, — произнесла его мать, как только зашла в комнату с кухни и увидела каталог на коленях Рона.        — Я сказал то же самое, — рассмеялся Чарли.       Чтобы избежать очередных комментариев, Рон закрыл каталог:        — Сегодня ещё кто-то будет, мам?        — Только вы трое, — она обвела взглядом Рона и Чарли, затем посмотрела на Джорджа, который тихо сидел, уставившись в огонь, словно пытаясь выведать у пламени какие-то тайны. — Гарри с Джинни уехали, Билл и Флёр решили провести этот день с детьми, а Перси — с семьей Одри.        — И все равно ты наготовила на целую армию, — в комнате появился Артур.        — Это казалось разумным, ведь здесь собрались три самых главных едока, — Молли одарила сыновей мимолетной улыбкой и тут же убежала, услышав, что на кухне что-то убегает.        — Все указывают тебе, как обставить квартиру? — подмигнул Артур Рону.        — О да, — тот закатил глаза с вымученной улыбкой. — Можем поставить на кон твою жизнь — если послушаю их, в конечном итоге весь процесс займет как минимум три месяца и в результате мне скажут, что я должен был выбрать что-нибудь другое.        — Именно так всё и происходит в нашей семье, — заметил Джордж, очнувшись от своих размышлений и присоединившись к беседе, — или ты уже забыл?        — С возвращением в мир живых, — улыбнулся ему Рон и, сделав глоток из бутылки, отложил каталог в сторону.        — Ты лучишься позитивом, — Джордж смотрел на брата с удивлением.        — Это называется решительно сжать зубы и ни на что не обращать внимания, — поморщился Рон. — Знаешь, последние три недели я только и делал, что хандрил, и уже успел устать от этого.        — Должно быть, тебя действительно всё достало, — брови Джорджа понимающе приподнялись.        — Если вы двое собрались погрузиться в пучину тоски, я уйду, — заявил Чарли.        — Я счастлив, — натянуто произнес Рон, опустив глаза на горлышко бутылки и не замечая печальных взглядов, которыми наградили его трое других мужчин. — Это же Рождество, всем положено быть счастливыми на Рождество.        — Не тогда, когда у тебя нет особых поводов, чтобы чувствовать себя счастливым, — возразил Джордж.        — Ну, в этом случае ты просто находишь повод, — вздохнул Рон и, так как семья подобралась угрожающе близко к тому, чтобы проломить его стену фальшивого счастья, он спрыгнул с дивана и направился в кухню — узнать, нужно ли чем-то помочь матери.       И дать им возможность посудачить обо мне за моей спиной. Я же вижу, им до чёртиков этого хочется. Но почему нельзя устроить подобные обсуждения, когда меня здесь нет?..        — Ма, нужна какая-нибудь помощь? — он поставил бутылку на стол и подошёл к плите, тут же начав помешивать что-то в сковороде.        — Нет, я почти закончила, — Молли посмотрела на него, — прекрати это, призрачный мешальщик, у меня всё под контролем.        — Извини, — усмехнулся Рон и немедленно отложил ложку, вспомнив, как его мать ненавидит, когда кто-то вмешивается в процесс приготовления пищи, — пахнет замечательно.       Она одарила его теплой улыбкой и подошла, чтобы приобнять за талию:        — Ну до чего славный парнишка.        — И кто бы мог подумать, да? — закатил глаза Рон.        — Вы же мои дети, — подмигнув, Молли разорвала объятия, — как может быть иначе?       Рон фыркнул, услышав знакомый ответ, взял свой напиток и выглянул в окно, чтобы посмотреть на сад за домом. Здесь на юго-западе не было снегопада, подобному тому, что провожал его из Шотландии — в четыре утра снежинки всё ещё падали, когда Северус отрубился в его объятиях, а Рон продолжил бодрствовать. Дома он принял душ, но запах жасмина по-прежнему щекотал нос.       Сволочной жасмин. Даже не думает выветриваться.        — Ты в порядке? — вопрос повис в воздухе. — Может, сегодня переночуешь здесь?       Рон сглотнул и, стоя лицом к саду, спрятал грустную улыбку:        — Нет, мам. Я пойду домой. Пора бы начать и хоть иногда относиться к новой квартире таким образом, правда?        — Возможно, рождественская ночь — не лучшее время для этого? У тебя был непростой месяц…        — Я знаю, — пожал плечами Рон, наблюдая, как один из цыплят в растерянности клюет снег, — но жизнь продолжается, ма. Я не позволю случившемуся управлять моими решениями и поступками.       Он услышал недовольный вздох Молли и испытал облегчение, когда прозвучало всего лишь:        — Ну что ж, похоже, ужин готов. Можешь накрыть на стол? ***       Было непривычно — их обычно большая компания сократилась до пяти человек. Рон понимал, что это вызвано разрывом их с Гермионой отношений.       Да и с чего бы кому-то рваться сюда, чтобы разделить этот чертов ужин со мной?       Сразу после несостоявшейся свадьбы Гарри и Джинни с поразительной скоростью оформили заказ на рождественское путешествие. И хотя подобный поступок ранил его, Рон не особо винил Гарри. Он понимал всю степень смятения, обвалившегося на лучшего друга, ведь теперь, когда они с Гермионой расстались, Гарри разрывался между ними двумя так же, как это часто бывало в юности.       Будто я рассчитывал, что он станет ошиваться поблизости и подтирать мне сопли.       Рон взялся за бокал с вином.        — Нет-нет-нет, — пожурила Молли, — ты не можешь пить без тоста.       Рон едва поборол желание закатить глаза и поднял бокал должным образом:        — Ну и за что пьем?       Отголосок в его интонации явно демонстрировал мнение о поводах для празднования. Он думал о словах Северуса об игнорировании праздников из-за того, что в жизни мало событий, которые действительно стоит отмечать. Рон чувствовал себя глубоко несчастным — сейчас перед ним должна была стоять их с Гермионой индейка. Однако невзирая на это, его захлестнуло острое желание покинуть семейное гнездо и перенестись обратно в Шотландию.       Нет.       Безапелляционность этого слова заставила его моргнуть.       Выбор за ним. Это должно быть его решением. Мое имя повсюду, я широко известен. Ему стоит всё хорошенько обдумать.       Даже понимая всё это, Рон, тем не менее, испытывал разочарование, потому что Патронус так и не появился в его квартире до того, как ему пришлось отправиться в родительский дом.        — Как всегда: за здоровье, трезвость ума и не подгоревшую индейку, — мягко улыбнулся Артур, и Рон не смог сдержать смех.       Он приподнял бокал, пробормотал “за вас” и осушил его, даже не чокнувшись ни с кем из сидящих за столом. Ему просто хотелось вина. Шипучего, фруктового и сладкого — именно такое обычно подавалось к рождественскому ужину и казалось на нем уместным. Желудок Рона заурчал от нахлынувших ароматов еды.        — Погоди, — одарил его полуулыбкой Джордж, — сначала попробуй это, — он указал на крекеры, лежащие у тарелок. — Новая разработка.        — Они безопасны? — поддразнил Чарли.        — Относительно, — пожал плечами Джордж и, взяв один крекер, протянул его старшему брату.        — Что они делают? — с откровенной опаской спросила Молли.        — Это Рождественские Крекеры Предсказания Судьбы, — Джордж с усилием надавил на край печенья и разломил его. Действие сопровождалось громким треском и появлением облака из блесток (большая часть которых приземлилась на еду), а потом над столом растекся жутковатый призрачный голос:       Берегись царапины, нанесенной черной кошкой; любовь настигнет в виде крылатого посланника.       Из-за банальности фразы Рон разразился хихиканьем, а затем спросил:        — И для кого из вас это было?        — У Чарли осталась большая часть печенья, так что для него, — Джордж намекающе поиграл бровями, — крылатый посланник, как же… ну ты и проказник, Чарли.        — Твоя очередь, — Чарли кивнул на Рона, который с неохотой схватил свой крекер и протянул его направо, чтобы разломить вместе с Молли.       Приложив некоторое усилие, Рон заполучил большую половину и теперь без энтузиазма наблюдал, как розовые блестки оседают тонким слоем на поверхности его вина, ожидая услышать, что же скажет голос:       Темноволосая личность привнесёт в жизнь романтику; будь готов познать глубины своей души.       Рон уставился на Джорджа:        — Насколько точны эти предсказания?        — На днях они предрекли, что я пролью на себя чай в магазине, а ещё проведу Рождество на Гавайях. Метод тыка?        — Держу пари, на Гавайях сейчас тепло, — закатил глаза Рон, пока его сердце трепыхалось с неприличной скоростью.       Темноволосая личность. Я… Ох, это же просто идиотская печенюшка! Конечно же, я буду заниматься гребаным самокопанием — меня только что бросили.       Рон взбодрился, когда следующий крекер предсказал, что в ближайшем будущем Молли купит свадебную шляпку. Тут печенье потерпело полную неудачу, так как остальные её дети были женаты, а трое присутствующих за столом — безнадежно одиноки. Нелепость этого предсказания заставила Рона испытать бесконечное облегчение относительно его собственного.       Что бы ни произошло с Северусом, не могу даже представить, как это может “привнести в жизнь романтику”. Кажется, он не принадлежит к типу мужчин, способных на романтические жесты. Он же такой… резкий.        — Чёрт возьми, мы можем наконец поесть? — проныл Чарли.        — Следи за языком, — одёрнула его Молли.        — Ма, да будет тебе. Самому младшему за этим столом двадцать шесть, — Чарли бросил на мать страдальческий взгляд и указал на Рона.        — Ты только закапываешь себя ещё глубже, — Рон подцепил вилкой жареную картошку. — Напоминание ей о возрасте никак не способствует наполнению желудка.       Он нырнул в сторону, когда Молли потянулась, чтобы схватить его за ухо, после чего все разразились смехом и принялись за ужин, приправленный оживленной болтовней. Рон ел с необычной для него медлительностью, растягивая желудок. Судя по количеству блюд на поскрипывающем от их обилия столе, этот ужин рисковал превратиться в мероприятие, когда три порции съедаются добровольно, четвертая и пятая — под принуждением матери, а ещё две отправляются к нему домой в лотках.        — Превзошла себя в этом году, мам, — подлизался Чарли, подмигивая.        — Ты говоришь это каждый год, — снисходительно улыбнулась Молли.        — Чистая правда, — вздохнул Джордж, отложив вилку, — просто ты готовишь всё вкуснее и вкуснее…        — Это всё, что ты съел? — Молли метнула в него пристальный взгляд и посмотрела на его тарелку.        — Уже наелся, — пробормотал Джордж и поднял бокал.        — Ты не можешь…        — Молли, — спокойно произнес Артур с другого конца стола тоном, не допускающим возражений.       Рон не спускал глаз со своей тарелки, чтобы не замечать обеспокоенных взглядов, которыми, как обычно, обменяются родители, и лица старшего брата, залившегося румянцем потому, что все кругом уверены — они лучше знают, что нужно для его благополучия.       В очередной раз за день Рон ощутил болезненный укол в груди из-за потери брата-близнеца — тот поднял бы крик, если бы увидел, в какую развалину превратилось его второе отражение. Более худого, чем когда-либо, Джорджа можно было принять за страдающего анорексией, хотя он продолжал заверять всех, что пищевого расстройства у него нет, и действительно ел. Просто, казалось, ничто не насыщало его энергией и жизненными силами: кожа всегда отливала нездоровой бледностью, в глазах постоянно отражалась боль потери, и всё это усугублялось дырой от проклятия, оставшейся вместо уха. Рон помогал, чем мог, в том, что относилось к магазину приколов Уизли. Однако, когда дело касалось души и сердца Джорджа, создавалось ощущение, что чем больше времени проходит, тем сильнее у всех опускаются руки.       Это ужасно и несправедливо, чёрт возьми! Он один из нас, и всё же мы никак не можем ему помочь.       Рону подурнело при мыслях об этом, и ему потребовалась передышка, чтобы дать желудку время успокоиться.        — Всё в порядке? — Чарли с тревогой смотрел на него через стол. — Не говори мне, что и ты тоже… — он опустил взгляд на тарелку Рона. — Я — большой мальчик, но не способен расправиться со всем этим в одиночку.        — Рассчитываю свои силы, — улыбнулся Рон, надеясь, что получилось убедительно, и продолжил есть. ***       Рухнув на диван, объевшийся до невозможности и неспособный пошевелиться Рон простонал в потолок:        — Если увижу ещё одну картофелину…        — Ты сохранишь её и съешь, когда уляжется эта партия, — фыркнул Джордж.        — Гаденыш. Ты слишком хорошо меня знаешь.        — Ммм, — согласился Джордж, снова уставившись на огонь.        — Ослепнешь, если продолжишь в том же духе, — сказал Рон, думая о том, что постоянное напряжение вряд ли пойдёт на пользу глазам Джорджа.       Не потрудившись сдержать зевок, Джордж отвернулся от камина и посмотрел на брата:        — Хреново выглядишь.        — Не выспался, — пробормотал Рон, прикрыв глаза и откинув голову на спинку дивана.        — Что помешало?       Вопрос висел в воздухе, пока Рон формулировал ответ на него.        — Просто не смог отключиться.        — Сонные зелья — это прекрасные творения.        — И подсесть на них, как ты? — Рон осторожно приоткрыл один глаз.        — Шшш, — зашипел Джордж, его бледное лицо приобрело сердитое выражение, и он резко повернулся, чтобы убедиться, что нигде поблизости нет Молли. — Проболтаешься кому-нибудь, и, клянусь Мерлином…        — Не заводись, — вздохнул Рон, — ты же знаешь, я храню и большие тайны, чем эта.       Например, о великолепной коллекции шрамов на твоих руках.       Рон снова закрыл глаза и прислушался к потрескиванию пламени в камине.       Он многое утаивал от матери о Джордже. Рон понимал, что это неправильно, но именно так хотел его брат. Тем более психолог-терапевт Джорджа был в курсе абсолютно всего.       Мама оторвала бы мне яйца, если бы узнала.        — Рон? — тихий голос Джорджа нарушил тишину в гостиной.        — А?        — Я могу пойти к тебе сегодня вечером?        — Я думал, ты ночевал здесь…        — Ночевал.        — Ты можешь остаться, если хочешь, но у меня не на чем спать.        — Пол вполне сойдёт.        — Вовсе нет, — нерешительно возразил Рон.        — Я использую смягчающие чары, если это сделает тебя счастливым.       Снова воцарилась тишина, и Рон задумался, гадая, стало бы лучше, если бы Джордж обзавелся собственным жильем. У него было достаточно средств, но он продолжал цепляться за тесную квартирку над магазином и их с Фредом старую спальню в Норе — никакое другое место его не устраивало.       Рон думал о своей новой квартире и связанной с ней возможности начать всё с чистого листа и жалел, что не может убедить Джорджа совершить тот же шаг.       И свиньи могут летать…       Было бы неплохо, если бы моё начало новой жизни благотворно повлияло и на него. ***        — Ого, у тебя действительно совсем нет мебели? — Джордж осматривал квартиру.        — Неа, — вздохнул Рон, перетаскивая в кухню еду, которой нагрузила их Молли, — я же говорил — тут крайне минималистично.        — Скорее, убоговато, — закатил глаза Джордж. — Эй, Рон, а что там за барахло в углу?        — Какое барахло? — нахмурился Рон и, закрыв холодильник, возник в дверном проеме маленькой кухни.       Джордж указывал на коробку, которую они оба не заметили, когда выбирались из камина, так как предпочли в первую очередь избавиться от всего того, чем их навьючила мать.        — Понятия не имею, — Рон приблизился к коробке и, наклонившись, взял записку, прикрепленную сверху.       Он развернул пергамент, и его сердце замерло. Рон смотрел на аккуратный, изящный и, без сомнения, женский почерк, с которым был знаком с тех пор, как ему исполнилось одиннадцать. Этот небрежный росчерк он видел на бесконечных пергаментах с домашним заданием, на ласковых записках, приклеенных к дверце холодильника, и на принесенных совой любовных письмах, которые не имели особого смысла, поскольку очередная встреча должна была состояться уже через час.       Рон разглядывал почерк Гермионы, борясь с желанием избавиться от всего съеденного ранее, и едва сдержался, решив, что сначала надо прочесть написанные ею слова.       Рон,       Веселого Рождества. Понимаю, что это не слишком уместное пожелание. Впервые в жизни я не знаю, что сказать. Надеюсь, ты в порядке. Я возвращаю эти вещи, потому что они тебе дороги. Ты их купил, они твои по праву.       Гермиона        — Что она там пишет? — тихо спросил Джордж.       Рон кинул ему записку и упал на колени, чтобы открыть коробку, уже догадываясь о содержимом. Гермиона вернула ему уменьшенный маггловский телевизор, DVD-плейер и несколько фильмов. Рон не знал, радоваться этому или нет. Он ощутил влагу в уголках глаз, но сморгнул её, решив терпеть, по крайней мере, пока Джордж рядом. Поднявшись на ноги, Рон достал палочку, установил телевизор на полу — его просто не на что было поставить, и поместил плеер сверху. Он увеличил их до нужного размера и подключил к розеткам в стене своей маггловской и, конечно, обеспеченной электричеством квартиры.        — Это электричество — неплохая штука, да? — Джордж посмотрел на него.        — Да, — согласился Рон, — хотя понятия не имею, каким будет выставленный счёт.        — Что будем смотреть? — Джордж встал на колени и начал рыться в коробке.        — Выбирай, — Рон прикусил губу. — Вернусь через секунду. Нужно дать девочкам что-нибудь на ужин.       Пичес и Пенелопа распластались поперек клетки, прижавшись животами к решетке, и наблюдали за двумя мужчинами.        — Они скучают по Гермионе? — спросил Джордж, задумчиво рассматривая питомиц брата.        — Довольно забавно, но, кажется, они рады её отсутствию, — Рон слегка улыбнулся крысам. — Она никогда не позволяла им играть так, как они любят.        — Что ж, хорошо, что они у тебя есть, — сказал Джордж, изучая коробку диска. — Как насчет этого?        — Он вроде как… Про отношения и всё такое, — Рон смотрел на него умоляюще.        — Но здесь же слово “ненависть” в названии. Как можно называть фильм о любви “Десять причин моей ненависти”?        — Это хороший фильм, просто я… Всегда смотрел его с ней, думал о ней, любил её. Неважно, ставь и постарайся ничего не сломать. Я скоро вернусь. ***        — Как думаешь, ты мог бы составить такой список? — тихо спросил Джордж, когда Рон выключил телевизор, страдая от ноющей боли в груди.        — Я не ненавижу её, — несчастно пробормотал он.        — Большинство людей ненавидело бы.        — Я не собираюсь ненавидеть её только потому, что она меня разлюбила, — Рон посмотрел на брата. — Мне лишь жаль, что она не сказала об этом раньше.        — А именно, до того, как ты влез в свадебную мантию…        — Ну да, — усмехнулся Рон, — но нет, я не ненавижу ее, Джордж.        — Я ненавижу её за тебя, — мрачно проворчал его брат.        — Я не в настроении для перебранки, — простонал Рон, с усилием растирая лицо ладонями.        — Должно же быть что-то, что можно изложить на бумаге? Какие-то плюсы того, что ты избавился от неё?       Рон тяжело вздохнул. Он сидел на полу, укутавшись в огромную толстовку, в каждом из рукавов которой устроилось по крысе.        — Я уже… В общем… Скажем так, сейчас я осознаю, что наши отношения вышли из строя уже довольно давно. Теперь можно делать что-то, к чему она вечно придиралась, маленькие вещи, вроде кусания губ. Честно говоря, я не понимал, каким подкаблучником стал.        — Она и правда всегда была властной… хотя ты смягчал её. Поначалу. — Рон смотрел на брата с вопросом в глазах. — Думаю, сейчас, когда всё кончено, как и ты, мы оглядываемся назад и замечаем пропущенные ранее знаки того, что всё шло наперекосяк.        — И что ты проглядел?        — Каким молчаливым ты стал, — незамедлительно ответил Джордж. Он лежал на спине, растянувшись перед телевизором, и повернул голову так, чтобы видеть Рона. — За эти три недели ты сказал больше, чем за предыдущие годы. Ты был несчастен. Вернувшись в форму, ты снова станешь нашим Роном. Беда в том, что никто из нас не заметил, когда он исчез... Мне жаль, Рон.        — Я знаю, что ты сожалеешь, но не понимаю, почему, — Рон одарил брата озадаченным взглядом. — Всё это не имело к тебе никакого отношения.        — Разве? — Джордж несколько печально приподнял бровь, а потом отвернулся. — Я в этом не уверен. Мне жаль, Рон, даже если я послужил малейшей причиной случившегося.        — Она… хорошо. При расставании одна из озвученных ею колкостей касалась того, что временами казалось, будто в наших отношениях присутствуют трое — я, она и ты. Как по мне — полная херня. Можно подумать, что ты, чёрт возьми, сворачивался калачиком подле нас в постели.        — Однако я был лучшим другом вашего дивана, — вздохнул Джордж, а потом Рон увидел, как тот прячется за своими руками, что бывало уже не раз.       Прямо как я вчера ночью с Северусом. Фух. Должно быть, семейная черта.        — Джордж, — мягко позвал он, — Мерлин, пожалуйста, не ищи поводов, чтобы снова обвинить себя в чем-то.       Рон встал на ноги, извлек Пичес из рукава и усадил её обратно в клетку, наградив лёгким поцелуем. За ней последовала Пенелопа, и Рон закрыл дверцу, прошептав:        — Ого, отлично, на меня даже никто не написал!       После этого он вернулся к Джорджу и присел рядом, слегка пихнув его в бок:        — Ты в порядке?        — А ты? — слегка приглушенно спросил Джордж.        — Лучше, чем я думал, — пробормотал в ответ Рон.        — Молодец, — безусловно, Джордж имел в виду именно то, что сказал, но его печаль омрачала похвалу.        — Слушай, мы так и будем тратить время на игры в прятки? Мы оба знаем, что ты нуждаешься в чертовом объятии, так почему бы просто не сесть по-человечески, обняться, а потом мы сможем идти спать?       Рон давно перестал спрашивать себя, нормально ли это — проводить столько времени, обнимая своего почти тридцатилетнего старшего брата. Он не собирался с этим бороться, ведь было очевидно, насколько травмирован Джордж. Восемь прошедших лет лишь показали, что, вероятно, он так и не исцелится.       Она тоже думала, что это странно. И ненавидела то, как мы сблизились.       В Роне вспыхнул гнев — Гермиона вечно злилась из-за того, что он проводил много времени с братом, пытаясь помочь ему прийти в себя.        — Всё, я в порядке, — заявил Джордж через минуту и отстранился, вытирая нос тыльной стороной ладони.        — Ты не в порядке, — Рон закатил глаза и поднялся на ноги.        — В общем, да, не в порядке, но у меня есть чёткие указания от мамы…        — Какие? — спросил Рон, направляясь к спальне за одеялом и подушкой.        — Я не должен расстраивать тебя сильнее, чем ты уже есть.        — Она правда так сказала? — Рон искал одеяло в груде вещей, сложенных в углу.        — Это именно то, что она имела в виду, — отозвался Джордж.       Рон уже потерял счет тому, сколько раз Джордж ссорился с матерью. Он всегда был более тихим из близнецов, но казалось, что со смертью Фреда Джордж унаследовал часть пылкости его духа и теперь проводил восемьдесят пять процентов своего времени, устраивая разборки с Молли. Они оба желали друг другу самого лучшего, однако в любую минуту могли взорваться из-за вовлеченности в поединок “нет, я оплакиваю его сильнее”, который затянулся на годы и не собирался сходить на нет.       Сглотнув комок в горле, Рон схватил с кровати одну из двух подушек и, вернувшись в гостиную, кинул её Джорджу вместе с одеялом.       Его квартира была довольно интересно спроектирована. Она располагалась в полуподвальном помещении, со стороны улицы к ней вели уходящие вниз ступени и крошечная выложенная плиткой площадка, уставленная цветочными горшками, которые остались от предыдущего жильца. Входная дверь находилась под лестницей, ведущей в квартиры, что располагались выше, и вела прямо в среднего размера гостиную, а также спальню, кухню и ванную комнату за ней. Кухня была такой же по площади, как и гостиная, и задняя дверь из нее вела в общий сад. Ванная вполне соответствовала своему назначению, спальня же могла вместить в себя двуспальную кровать, а также платяной шкаф и комод, стоило Рону наконец-то вернуться к вопросу их покупки. Всего этого для него было достаточно, несмотря на скудную обстановку.       Когда я подниму задницу и куплю немного краски, не сомневаюсь, квартира будет выглядеть гораздо лучше.        — Можешь оказать мне услугу? — внезапно спросил Рон.        — Хочешь, чтобы я пошел и проклял её? — мелодраматично выдохнул Джордж.        — Нет. Оставь это для фазы гнева в процессе исцеления, — посоветовал Рон, — уверен, я ещё вернусь к этому вопросу. Нет, просто я тут подумал... Ты можешь завтра взять к себе девочек? — он мотнул головой в сторону крыс. — У меня отгулы до Нового Года. Подумал, что имеет смысл подукрасить это жилище до того, как прибудет мебель. Не хочу, чтобы они вдыхали пары краски. Они же ещё маленькие.        — Ты совершенно повернут на их защите, — поморщился Джордж.        — Они мои детки, — насупился Рон. — Ну, так возьмешь или нет? И не смей снова кормить их дерьмом, вне зависимости от того, как сильно они умоляют о сырных и луковых чипсах.        — Я позабочусь о них, — закатил глаза Джордж.        — Спасибо. Что ж, ночь на дворе. Если тебе надоест пол, по крайней мере постарайся хоть как-то меня предупредить прежде, чем залезть в мою постель.        — Без вариантов. Ты пинался, когда тебе было три. Не хочу даже представлять борьбу с модернизированной версией в виде двадцатишестилетнего аврора.       Фыркнув, Рон махнул рукой и вернулся в спальню, где аккуратно прикрыл за собой дверь и, прижавшись лбом к дереву, закрыл глаза, всё ещё вцепившись пальцами в дверную ручку.       Ладно. Вроде как справился.       Он оттолкнулся от двери, повернулся к кровати и присел на ее край, скидывая кроссовки и посматривая на часы.       11:57. Что я делал в это время вчера? Меня роскошным образом имели в задницу… Годрик…       При мысли об этом его член сразу оживился, но тут краем глаза Рон зацепился за флакон духов, лежащий на кровати и ничем не прикрытый из-за того, что он отдал подушку Джорджу. Рон потянулся за бутылочкой, снял чрезмерно украшенную крышечку и поднес духи к носу — в горле моментально образовался тугой комок.       Сладковатый запах атаковал его обоняние — удивительно женственный для Гермионы, учитывая черты её характера. Он купил эти духи в качестве подарка ко дню рождения, зная, что они её любимые. С того дня прошло четыре месяца, и за это время содержимое флакона уменьшилось уже на четверть.       11:58. Он посмотрел на часы и сосредоточился на сияющем красным дисплее, пытаясь не дать цифрам расплыться.       Дрожь пробежала по его телу, Рон прижал руки к груди, одной из них продолжая удерживать бутылочку у лица так, чтобы аромат не исчез.       Почему они пахнут так хорошо? Почему они пахнут как всё, что я помню? Разве не должны они пахнуть ядом теперь, когда она бросила меня? Должен ли я ненавидеть этот запах, ненавидеть воспоминания о ней?..       11:59.       Рон посмотрел на пульверизатор, чувствуя себя жалким из-за мыслей о том, что к этой части флакона она прикасалась чаще всего; её руки, изящные и женственные, держали эту бутылочку так много раз, что Гермиона должна была отпечататься на ней.       Я только мучаю себя. Следует отправить духи в унитаз до того, как я сойду с ума. Мне надо избавиться от них.       12:00. Твою мать, спасибо за это.       В этот момент Рон перестал сдерживать боль, поселившуюся в его груди, когда он прочел записку Гермионы, прикрепленную к вещам, которые она вернула, и упал спиной на кровать, позволяя слезам разлиться беспорядочным потоком по лицу.       Ну, я не плакал в Рождество, по крайней мере, сумел дотерпеть до этого момента. Рон ненавидел признавать, что он вообще плакал, поэтому, когда он потянулся, чтобы смахнуть слезы, движение получилось весьма резким и грубым. Почему, ну почему я оплакиваю потерю кого-то, кому я совершенно очевидно не нужен?       Он спрятал лицо за рукой и закрыл глаза.       Потому что нельзя просто так забыть о восьми годах жизни за четыре оргазма, испытанных с другим мужчиной. Строго сказал себе Рон, возвращаясь мыслями к тому, что написал в своем письме Северусу.       Он так и не отправил Патронуса. Может, ему и правда была нужна всего одна ночь. Я не должен возлагать на него никаких надежд.       Рон почувствовал себя ещё глупее, ведь он плакал не только потому, что Гермиона его бросила, но и из-за того, что мужчина, который совершенно очевидно пытался разобраться с ворохом собственных проблем, не воспользовался одним из двух способов, предложенных Роном для продолжения общения.       Я такой идиот. Кругом полная неразбериха, и, как ни крути, это моя вина… Все говорят, что это не так. Все они, но, должно быть, со мной что-то охренительно не так.       Рон на самом деле не понимал, как может быть иначе. Казалось, он вечно трактовал всё неправильно, так почему и окончание отношений нельзя записать на его счёт? Даже отсутствие ответа от Северуса лишний раз подтверждало, что с ним что-то не так.        — О господи, — отчаянно пробормотал Рон, отодвигая челку так, чтобы она не прилипала к мокрому лицу.        — Я знаю, о чём ты думаешь! — прозвучал голос Джорджа из-за двери. — И это не твоя вина. Поэтому хватит плакать и ложись спать, — послышался стук о дерево, будто в дверь что-то кинули. — Неудачник, — припечатал Джордж с нежностью в голосе, и Рон подавил смешок.        — Уже ложусь, — он громко шмыгнул носом и вытер лицо первой вещью, что попалась под руку. Ею оказалась футболка из гардероба накануне, оставленная смятой на постели.       Как только Рон поднес её к лицу, чтобы вытереть щеки, его нос погрузился в ткань, и он утонул в запахе, который пытался забыть весь день.       Чёрт побери, он проник всюду. Я не прижимался к нему в этой футболке дольше двадцати минут… и, тем не менее, она воняет гребаным жасмином.       Хотя слово “вонь” совершенно не соответствовало тому ощущению покоя, что снизошло на него, пока он сидел вот так — вжавшись носом в ткань, которая помимо жасмина пахла виски там, куда Рон его пролил, а также примесью ранее не замеченного какого-то земляного аромата, по-видимому, оставшегося от помещения над пабом.       Сделав глубокий вдох, Рон отложил футболку в сторону и встал, чтобы раздеться, при этом он не спускал глаз со скомканной ткани, будто опасаясь, что та сбежит, если не следить. Почему-то этот предмет гардероба значил больше, чем духи.       Что ж, не самый здравый поступок, который можно совершить…       Рон опустился на постель в нижнем белье, оставив прочую одежду, там, где она упала, и, скинув джинсы на кровать, сразу же вцепился в футболку. Флакон с духами вонзился в его бедро. Футболка расположилась в районе колен.       Плевать на всё. Он никогда не узнает, что я сплю с футболкой, которая им пахнет, а она — что я сплю с бутылочкой её духов. Что бы ни помогало…       Он потянулся и выключил свет, поудобнее устраиваясь в темноте.       Блядь. Как же одиноко.       Рон закрыл глаза, игнорируя тот факт, что при сравнении восьми лет и одной ночи, он не мог ответить, по кому скучает больше. ***       Северус наконец-то выключил свет и устроился под одеялом, чувствуя озноб от того, что огонь в гостиной выгорел слишком быстро. К тому же по сравнению с предыдущей ночью простыни ощущались совершенно холодными.       Да, прошлой ночью, когда ты не спал до четырех утра из-за персоны, расположившейся на них рядом.       Поддавшись глупому порыву, он повернул на подушке голову, глядя на сторону кровати, которую занимал Рон той единственной ночью, что провел в этой постели. Северусу хотелось, чтобы тот снова был здесь.       Это просто смешно. Одна ночь — и он заставил тебя пускать слюни, желая большего. Возьми себя в руки, черт возьми.       Северус раздраженно перевернулся на бок. Он даже не был уверен, почему удивлен тем, что первый человек, которому впервые за много лет было позволено преодолеть его эмоциональные барьеры, так и остался за ними. В течение дня Северус испытывал странное ощущение на кончиках пальцев, будто вот-вот почувствует ими Рона, если сосредоточится на этом желании достаточно сильно.       Северус ничего не мог с собой поделать — стоило закрыть глаза, как он тут же начал размышлять о том, где Рон сейчас и чем может быть занят в первые часы Дня подарков.       Что ещё раз доказывает, как это опасно. Ты всегда был ревнивым идиотом с замашками собственника. Одна ночь секса — и вот ты уже гадаешь, где он, что делает и с кем. Что, как тебе прекрасно известно, абсолютно не твоего ума дело.       Он мысленно наорал на себя и застонал. Начиная с полудня, мигрень грозила вернуться, и ему не хватало терпения бороться с ней. Предыдущей ночью, приняв немного зелья, Северус сразу вспомнил, как быстро оно прогоняет сокрушительную боль. Это было прекрасно и легко, а ещё вызывало тоску по волшебному миру, которого он лишил себя восемь лет назад. Конечно, Северус скучал по нему — было бы глупо отрицать, что это не так. Взмах палочкой — и всё перед тобой на блюдечке. Легкость, непринуждённость и удобство — вот чем он заставил себя пожертвовать во имя неприкосновенности своего личного пространства.       Во имя душевного равновесия.       Мысленно рассуждал Северус.       Во имя неприкосновенности личного пространства.       Возразил раздражающий внутренний голос.       Северус зажмурился. Возможно, в его случае и то, и другое означало одно и то же. Он резко перевернулся на спину, заставив кровать покачнуться и скрипнуть, что снова вернуло поток его мыслей к Рону. Он вспоминал, с какой готовностью тот склонился перед ним, ухватившись за изголовье, и отдавался каждому прикосновению, которым Северус хотел отметить его тело.       В мое время это называлось отчаянием. Хотя не думаю, что дело в нём… Рон просто истосковался по прикосновениям. Жажда любви не означает, что ты доведен до отчаяния.       Северус гипнотизировал потолок и сходил с ума из-за того, что сон ускользал от него. Не раздумывая над своими действиями, он запустил руку в пижамные штаны. Его пальцы ласкали член с деликатной мягкостью. Северус был прекрасно знаком с искусством мастурбации и не раз прибегал к нему для борьбы с бессонницей. Однако этой ночью изменилось то, о ком он думал, прикасаясь к себе.       Северус вздрогнул, когда перед мысленным взором проплыло развратное изображение того, как далеко Рон мог бы раздвинуть свои длинные ноги. Как только эти иллюзорные ноги обхватили его талию, и он почувствовал горячие губы на своих, Северус полностью отдался на волю фантазии.