A Dangerous Game To Play

Shannon — Не стоило этого делать. Это ошибка, — её голос дрожит, почти не слышно, что она говорит, но, как назло, я слышу всё, абсолютно каждое слово, которое срывалось с её губ. — Прости. Тина резко срывается с места и покидает Марс Лаб, а я продолжаю сидеть и смотреть в одну точку, не в силах понять, что только что произошло. Меня трясёт, сердце стучит так быстро, будто только что в самую его середину вонзили иглу и ввели инъекцию с адреналином, а на губах всё ещё чувствую привкус кофе и сигарет. Не могу сдержать улыбку, закрываю глаза и вижу её зелёно-карие глаза: большие, красивые, напуганные, словно у котёнка, который познал весь ужас жизни на улице, жизни в одиночестве, унижении и предательстве. Внутри что-то сжалось, дышать стало тяжело. Поднявшись на ноги, я вышел на улицу, на задний дворик студии, достал пачку сигарет и посмотрел на неё. А я ведь бросил курить, но всегда ношу эту дрянь в кармане: вдруг захочется. Сейчас не просто хочется, мне необходимо почувствовать, как сигаретный дым медленно наполняет мои лёгкие. Поджег сигарету, сделал затяжку, задержал дым, а потом выдохнул его. Наслаждаясь моментом, я глубоко вдохнул, и мои рецепторы уловили ещё один запах, даже два: другие сигареты, женские духи. Поворачиваю голову влево и вижу её. Улыбаюсь, как школьник, который увидел предмет своих желаний так близко, что надо только протянуть руку, прикоснуться, схватить, прижать к себе, поцеловать нежно и страстно одновременно, и не отпускать. Я усмехнулся собственным мыслям. Это же какой-то бред. Эта девчонка не для меня, не моего поля ягода. Я сведу её с ума, поднесу до небес, а потом резко отпущу, позволю упасть, разбиться, исчезну и больше никогда не появлюсь в её жизни, а она никогда не сможет залечить эту рану, и всю жизнь будет ненавидеть меня, проклинать тот день, когда мы встретились. Или же всё будет с точностью да наоборот: она позволит мне взлететь, вдохнуть на полную грудь, ощутить любовь во всех её красках, сведёт меня с ума, а потом растопчет, размажет по асфальту, на который я плюхнусь с высоты, равной высоте Эвереста и даже больше. — Шенн, о чём ты думаешь? — её голос врывается в мои мысли, хриплый, соблазнительный, но такой нежный, заботливый и милый. Чертовка. — О тебе, — честно признаюсь ей, ведь зачем скрывать то, что рано или поздно станет известно всем. Но вряд ли Тина поверит. Она хмыкнула, выбросила сигарету и подошла ко мне. Тина смотрит на меня пристально, с интересом, изучает, пытается разобрать эмоции, которые я пытаюсь хоть немного скрыть. Взгляд Тины опускается на мою шею, она приподнимает руку и слегка касается пальцами татуировки на ней. Сначала проводит по одной строчке из точек и полоски — буква L, потом ещё по одной — это цифра четыре. Движение её пальцев останавливается, она опять смотрит мне в глаза. — Это L490 написанное азбукой Морзе. Тина улыбается. Наверное, она хотела спросить об этом, но я опередил её. — Шеннон, я надеюсь, ты понимаешь что, между нами ничего не может быть. Это была всего лишь минутная слабость? — А мне показалось, ты хотела этого. По крайней мере — не сопротивлялась. Она сделала шаг назад, глубоко вдохнула и посмотрела на меня. В её глазах было столько злости, ненависти, на секунду мне показалось, что Тина готова врезать мне между глаз. А я бы не сопротивлялся. Но она просто подошла ко мне в который раз, схватила шиворот футболки и притянула к себе, впиваясь в мои губы жадным поцелуем. Запускает пальцы в мои волосы, крепко сжимает короткие пряди на затылке и оттягивает голову назад, толкает в грудь и уходит прочь. А я стою в шоке. Эта англичанка настоящая дьяволица. Кажется, она прекрасно умеет помыкать мужчинами, а я, как глупый мальчишка, попал под её чары. — Вот ты где! — Голос Томо прозвучал как гром среди ясного неба. Сколько я тут простоял? — Пошли, Джей зовёт. Кстати, где Тина? — Мне по хер, где она.

***

— Шеннон! Что с тобой, чёрт подери, происходит? Ты впервые в жизни играешь так ужасно! — Твою мать, Джаред! Я знаю. Плохой день. — Соберись. Давай ещё раз! — Голос брата уже начинал раздражать, его вечные нотации насчёт того, как мне надо играть и сколько репетировать начинали выводить из себя. — Блять, Шенн! Всё, стоп! На сегодня всё. Свободны. Наконец-то. Я вскочил со своего насиженного места за барабанной установкой, схватил ключи от мотоцикла и помчался в сторону бара, где я был завсегдатаем. У меня было там особое местечко, где никто меня не потревожит, пока я этого не захочу. Где-то в зале ходили девушки с бокалами выпивки, танцевали парочки, кто-то зажимался в углах бара, а кто-то просто скучал у барной стойки. Всё это время, что я сидел в этом чёртовом баре, в руке вертел бокал пива. В кармане начал вибрировать телефон. На хрен! Надоели все, никого не хочу слышать. После трёх безуспешных звонков, человек успокоился. Мне стало интересно, кто же так жаждал поговорить со мной. Джаред. Папочка переживает, интересуется, где меня носит. Иногда хочется свалить на необитаемый остров и отдохнуть от него. С одной стороны я очень люблю брата, но с другой — он уже достал своим контролем. Даже сообщение прислал. Но как только я открыл его, вся злость куда-то пропала. «Мама в больнице святого Джозефа на Буэна Виста 501. Врачи ничего пока что не говорят». Я перечитывал сообщение раз за разом и не мог поверить в написанное: мама в больнице. На моём столе стоял джин, несколько пустых бокалов от пива и пепельница с тремя бычками. Руки дрожали точно, как у алкоголика. Я не мог показаться Джею в таком виде, и уж тем более перед мамой. Положив руки на стол, опустил на них голову, тяжело вздохнул, взъерошил волосы, посмотрел на почти пустую бутылку с джином, глубоко вдохнул и налил остатки алкоголя в стакан. Залпом выпил, закрыл глаза, наслаждаясь тем, как медленно алкоголь разогревает тело, затуманивает рассудок, мозг просто отключается, и я перестаю мыслить здраво. Бросив на стол несколько сотенных купюр, покинул бар и подошёл к мотоциклу. Надеюсь, права у меня есть, а если честно, плевать. Я завёл железного коня и поехал, куда глаза глядели. Шум воды, крик чаек, лёгкий ветер — прекрасное место. Я не решился ехать к маме, зато подхожу к уже знакомому домику — свет везде погашен. Наверное, она уже спит, но попытать удачу стоит. Я постучал в дверь один раз, потом второй, третий… На какой-то сотый раз я услышал, как за дверью кто-то копошится, в окне загорелся тусклый свет, дверь распахнулась и передо мной предстала Тина в забавной пижаме, поверх которой она надела белый банный халат. Я смотрю на неё, губы расплылись в улыбке. Я похож на настоящего идиота, но мне плевать. Она ничего не говорит, только тяжело вздыхает, берёт меня за руку и проводит в дом, усаживает на диван и хочет уйти, но я хватаю её за руку и тяну на себя. Тина какая-то вялая, скорее всего я разбудил её, ведь она не сопротивляется, резко приземляясь рядом со мной. Эта девушка такая красивая, недоступная, дерзкая, смелая, настоящая; она не боится перечить, ругаться, не боится быть собой. Я стаскиваю с себя кожаную куртку и бросаю куда-то на пол. Не произнося ни слова, Тина прикасается ладонью к моей щеке, проводит по ней большим пальцем, встаёт с дивана, куда-то уходит и возвращается через несколько минут с двумя кружками кофе, которые ставит на журнальный столик. Всё так же молча, Тина садится рядом, — так близко, что я могу уловить аромат её духов, — сердце на мгновение замирает, а потом с невероятной силой стучит о грудную клетку. Её ладонь касается моего плеча, она обнимает меня, поглаживает по плечу, иногда её тонкие пальцы скользят по руке в низ, к локтю и обратно, а потом она позволяет лечь головой ей на колени. Она пальцами касается макушки головы, потом виска, затем скользит по шее и обратно: нежно, ласково, чувственно, до дрожи в теле, до ломоты в костях. Необъяснимые ощущения, которые накрывают тебя с головой, ты перестаёшь думать, смотреть на вещи реально, ты будто проваливаешься в какую-то невесомость. — Шеннон, что случилось? — её голос тихий, спокойный, в словах нет той обычной язвительности, которую я привык слышать. — Только не смей врать, у тебя плохо получается. — Мама в больнице, Джаред там, а я… Я валяюсь у тебя на коленях, пьяный в дрова. Обычно, когда я в таком состоянии, то валяюсь дома один. Я просто не знал, что делать, как поступить. Никогда не умел думать рационально в таких ситуациях. — Хорошо, что только пьяный, а не обдолбанный от гашиша, кокса или ещё чего. Я немного приподнялся и посмотрел ей в глаза. Я не знал, что сказать, как признаться, что несколько месяцев назад я сорвался, опять начал принимать наркотики, и только частые репетиции помогали хоть как-то справиться с ломкой. Как рассказать, что сейчас именно она, вредная, невыносимая девчонка держит меня, взрослого мужика, не даёт совершить очередную глупость, не даёт свалиться в яму наркотической зависимости. Её рука поднимается, она сильно бьёт меня по лицу, кожа жжёт, и я невольно прикасаюсь к щеке, будто от этого станет меньше болеть. Я сразу сел нормально сел на диване и посмотрел на девушку. Оказывается, Тина умеет держать удар, умеет понимать по одному только взгляду. — Ты рехнулся?! Шеннон! Ты же говорил… Ты подумал о Джареде, Томо, о своих поклонниках? Господи, ты подумал о своей маме? О женщине, которая тебе и Джею посвятила всю себя посвятила в надежде, что вы добьётесь успеха, будете жить лучше, чем жила она?! Никто из них не заслужил этого всего, никто! Завязывай, слышишь? Тина бьёт кулачком меня в грудь, я спиной откидываюсь назад и чувствую кожу дивана. Девушка забирается мне на колени, ладошками касается моих щек и смотрит прямо в глаза, прожигая своим взглядом, убивая, завораживая, приковывая всё внимание. Она немного опускает голову, мы прикасаемся лбами, её глаза закрыты, дыхание участилось, и кажется, она всхлипывает. Я замечаю, как по её щекам текут слёзы. — Шеннон, пожалуйста, остановись, пока не поздно. Я ненавижу тебя, иногда хочется придушить собственными руками, но это не значит, что я хочу, чтобы ты закончил вот так, я не хочу твоей смерти. Никто не хочет. Я поднимаю руки, провожу ладонями по её спине, одной рукой обхватываю её талию, другую опускаю на затылок и накрываю её губы своими — трусливо, трепетно, будто боясь, что стоит мне сделать поцелуй более напористым, как Тина исчезнет, будто мираж, плод моего воображения, который шутит, издевается, дразнит, медленно убивает, уничтожает меня. Когда она успела стать такой податливой, нежной, ласковой, как кошка, которую наконец-то смогли приручить? — Кажется, я люблю тебя, — шепчу совсем тихо, едва слышно, голос хриплый. — Нет. Не любишь. Любовь — это опасная игра, в которую не стоит играть. Тебе надо отдохнуть. Ложись, я принесу плед. Тина убежала слишком быстро, мой мозг соображал чрезвычайно медленно, все рефлексы были будто на тормозе. Только сейчас я полностью ощутил всю усталость, казалось, что меня избили, протащили несколько миль и бросили умирать, а Тина подобрала, подарила немного тепла. Кофе давно остыл, я сделал глоток и коснулся головой подушки, закрыв глаза. Что-то тёплое опустилось на меня, ладонь девушки прошлась по моей голове, её губы коснулись скулы, я хотел открыть глаза, но сил хватило только на то, чтобы улыбнуться.