A Dangerous Game To Play

Shannon Всё произошло так быстро, неожиданно, что единственное, что я мог сделать — это смотреть, как Тина садиться на пол, смотрит на свой живот, а потом тянется к телу мёртвого мужчины, достаёт нож и бросает мне. Она что-то шепчет, но я не слышу — в ушах всё ещё звенит шум от выстрелов, мозг отказывается верить в то, что видят мои глаза: Тина лежит на полу и истекает кровью, а я просто не могу пошевелиться: тело будто налилось свинцом: я даже пальцем пошевелить не могу, не говоря уже о каких-либо действиях. Единственное, что я мог — это выкрикивать её имя. Расшатываясь на стуле, я упал на пол, сильно ударившись плечом, но это не столь важно. Кое-как взяв в ладони нож, я разрезал толстые нити, которыми меня привязали к стулу, я поднялся на ноги и подбежал к Тине. Она тяжело дышала, руки были холодными, я снял с себя футболку и прижал её к ране Тины, чтобы, хотя бы, немного остановить кровотечение. Я начал искать свой телефон в карманах, потом обыскал карманы своей девушки, но сотовых там не было. Тогда я полез к трупу Брэда, кажется, так его звали, выудил из его кармана телефон и набрал номер в полицию. Я не знаю, сколько прошло времени с тех пор, как я позвонил туда, но оно тянулось для меня слишком долго: секунды казались минутами, а минуты — часами. Всё это время я смотрел на Тину и видел, как секунда за секундой, с каждым вдохом и выдохом, жизнь покидает её тело, а помочь ей хоть как-то не мог, я опять почувствовал себя беспомощным ребёнком, который смотрит на то, как самый страшный из его кошмаров превращается в реальность. По щекам текли слёзы, они обжигали кожу, руки тряслись, да что там руки, меня всего трясло, я был в панике. Хотя, «в панике» — это не очень подходящее слово. Я был шокирован, отказывался верить в реальность происходящего, потому что это было больше похожим на какой-то кошмар, от которого просыпаешься утром в холодном поту. Это было чертово дежа вю! Я пальцами перебирал пряди волос Тины, рассматривал её лицо, заметил, как дёргаются её ресницы, будто она спит и её что-то снится, но она вот-вот проснется и обнимет меня, её грудь медленно поднималась и опускалась, рубашка, которую я раньше прижал к ране, медленно окрашивалась в красный цвет. — Детка, не оставляй меня, пожалуйста. Чёрт, ты не можешь вот так взять и умереть. Не в этой жизни, не тогда, когда ты — моя.

***

Ненавижу больницы. Они приносят одни только проблемы. За последний месяц я слишком часто оказывался в этих белых стенах, которые давят и гнетают. Я ходил по коридору туда-назад, шагами измерял его длину, ловко избегал столкновений с врачами и медсестрам, ловил на себе их взгляды, Джаред сверлил меня своим пронзительным взглядом, Томо сидел закрыв глаза, Вики, положив голову мужу на плечо, наблюдала за мной, а моя мама, не выдержав того, что я мельтешу перед её глазами, встала со скамейки, подошла ко мне и крепко обняла. — Шеннон, всё будет хорошо. Тина сильная девушка, выкарабкается. Я тяжело вздохнул, прижимая маму к себе. Я надеялся, что Тина действительно выкарабкается, что это всего лишь ещё одна чёрная полоса в нашей жизни, которую надо просто пережить, а за ней последует белая полоса, всё будет хорошо, нет, всё будет замечательно. Но я прекрасно понимал, что Тина потеряла много крови, врачи просто летели в больницу, чтобы успеть вовремя, но кто знает, успели ли они или… Всё происходит слишком быстро, сумбурно, кажется, что я смотрю на всё это со стороны: врачи надевают маску на лицо Тины, проверяют пульс, они спешат, но делают всё точными, давно заученными и доведёнными до автоматизма движениями. У них нет права на ошибку. — Осторожно. И раз! — Тину положили на носилки, потом подняли — она оказалась уже на каталке. Врачи быстро пошли к машине скорой помощи. — Мы должны взять у вас сведения… — Потом, — резко ответил я копу и помчался за врачами. Сейчас я стою возле операционной и не могу ничего вспомнить из того, что происходило с нами в том амбаре, всё будто ластиком стёрли с памяти. Может быть, это нормально: меня не волнует то, что я буду потом говорить полицейским, меня волнует то, что я буду делать, когда выйдет врач и скажет, что… Дверь операционной распахнулась, из неё вышел врач в темно синей одежде. Он снял маску и посмотрел на всех нас: вряд ли он ожидал увидеть пять пар глаз, которые внимательно смотрели на него и ждали, что же он скажет. — Кто из вас родственник пострадавшей? Вопрос завис в воздухе, потому что никто не знал, что ответить: никто из нас не был кровным родственником Тины, ни у кого не было никаких семейных связей с ней, но все мы прекрасно знали, что она часть самой большой семьи в мире. — Мой сын, — мама слегка толкнула меня в спину. Эта женщина всегда умела управлять своими чувствами и эмоциями, вовремя брать себя в руки, принимать сложные решение, в отличии от меня. — Он её парень. — Отлично, он пусть остаётся, а остальные — отправляйтесь домой. Вы ей ничем не поможете, — я пошатнулся и едва не упал, если бы рядом не стоял Томо и не поддержал бы меня. Эти слова пронзили меня как нож. — Она всё ещё под наркозом. Состояние стабильно тяжёлое. Мы сделали всё, что было в наших силах. Остальное — за ней. Когда врач сказал, что она жива, я едва мог поверить своим ушам: неужели всё самое страшное обошло нас стороной, Наконец-то всё будет хорошо. Всё будет хорошо. Когда-то это закончится, потому что у всего есть начало и есть конец. Все мы когда-то умрём, Тина тоже. Но не сегодня.