ferro ignique

– Трудно верить в того, кто тебя покинул, – говорит Фенрис. – Не Создатель помог мне вырваться из рабства. Фенрис удивительно темный эльф с душой озлобленной, но не потерянной. Он твердо стоит на своей позиции, отстаивая принципы, словно бы обеты, которые он дал жизни. Он верит в себя, в свой меч и его остроту, в то насколько много он смог и сможет отнять жизней ради того, чтобы его свобода осталась с ним. В своих странствиях он наслушался и об эльфийских богах от долийцев, дававших ему приют на короткое время, и об Андрасте со всеми вытекающими от людей в маленьких городах, узнал о Кун более, чем достаточно. И каждый раз Фенрис просто убеждался, что вера не приводит ни к чему, кроме иллюзий, и не дает ничего. Себастьян этого искренне не понимает, считая, что Создатель не может принести спасение на блюдечке, что он дает лишь возможность для этого. Создатель направляет этот мир, дает каждой грешной душе шанс, которым она пользуется уже по своему усмотрению. – Создатель меня не освобождал, – повторяет Фенрис твердо при каждой встрече с Себастьяном, словно пытаясь не поколебить его веру, а удержать свою собственную. Себастьян улыбается – не слишком широко, чтобы это выглядело победоносно – и похлопывает Фенрису по плечу. То, что эльф размышляет над его словами, дает знак на то, что его душа становится на правильный путь, на путь очищения, где – если Фенрис постарается – кровь с его рук можно смыть. Только Себастьян не знает, что кровь у Фенриса не только на руках, что из чаши горечи он испил до дна и путь очищения все равно что путь прощения для него. А прощать и мириться с тем, что произошло, Фенрис еще не готов. И Себастьян отчего-то так сильно-сильно надеется, что Фенрису удастся преодолеть это испытание. А свое испытание Себастьян попытается как-нибудь пройти. Его испытание Создателя – что-то граничащее между плотским желанием и духовной близостью. Потаенное Себастьяна вырывается наружу и принимает форму смуглого эльфа с зелеными глазами. И Ваэль искренне ненавидит себя за то, что засыпает с мыслями о сильных руках и широких плечах беловолосого эльфа. На коленях Себастьян после знакомства с Фенрисом стоит в келье дольше обычного – пытается упросить Создателя избавить душу от грязного соблазна, порочащего его. Себастьян чувствует себя оскверненным, находясь в стенах Церкви, разговаривая с Эльтиной. Он ничего не сделал в отношении Фенриса, но ощущает себя так, словно своими развратными мыслями принудил эльфа к чему-то. Фенрис сомневается в своей вере, наведывается в Церковь, и Себастьян – до чего же это неправильно звучит – осторожно наблюдает с ним из тени. Он мог бы спросить сейчас эльфа, о чем тот молит, если желанную свободу он уже получил, но побоится спугнуть Фенриса. Он становится на путь искупления, мешать этому не стоит. И в то время, как Фенрис пытается избавиться от яда в душе, Себастьяну кажется, будто его толкают в бездну. И делает это его добрый друг Гаррет Хоук, слишком часто берущий его с собой и Фенрисом. Это кажется абсолютно неправильным: прикрывать вместе с Варриком спины Хоука и Фенриса и все-таки больше укреплять позиции эльфа. Варрик делает вид, что ничего не замечает, только улыбается как-то странно, словно бы знает какой-то очень важный секрет, которого у Себастьяна нет. Его нет, потому что больше всего сил Себастьян прилагает для подавления желания увидеть, куда уводят лириумные полосы с шеи Фенриса и каким эльф бывает в приступах нежности. Нет большей муки на свете, чем та, что чувствует Себастьян, когда ночь душит его воспоминаниями о Фенрисе. В голове выжигается, высекается грязно-порочное «это все неправильно», «ты не можешь желать его», когда Себастьян впервые в жизни дотрагивается до себя с мыслями о ком-то. Комната наполняется приглушенными вздохами, и Ваэль думает, что провалил испытание Создателя, когда так легко поддался. Он твердо решает открыться, попросить Фенриса освободить его от этого проклятия – как угодно, лишь бы так не ныло сердце и не жаждала плоть – и затем просить, вымаливать прощения в Церкви. Себастьян слишком хорошо понимает, что это не любовь. Она – чистое проявление нежности, сострадания и всего самого лучшего, что есть в мире. Любовь – высшее проявление Создателя на земле.* А то, чего желает Себастьян, нельзя назвать ни чистым, ни правильным. И когда Себастьян встречается с Фенрисом в следующий раз, кажется, будто между эльфом и Хоуком что-то изменилось. Ваэль упускает из виду тот промежуток времени, когда отношение Фенриса к Хоуку перерастает в безропотную верность, пусть даже и пытаясь сохранить тусклое «Хотя я считаю…». И в зеленых глазах Фенриса – тех, о которых так часто теперь думает Себастьян по ночам, – когда он смотрит на Хоука, теперь читается что-то новое, доселе незнакомое. Ваэль пытается разгадать этот взгляд, но тщетно. Скользкое сомнение пробирается в его мысли, но звучат они устами Мерриль: – Ты влюбился! – Вовсе нет, – ворчит Фенрис, отворачиваясь от хихикающей девушки. – Разве? – театрально удивляется Мерриль. – А кто тогда смотрит на Хоука щенячьими глазами каждый раз, когда он отворачивается? Чувства Себастьяна сейчас что море в бурю – нахлынувшее облегчение, осознание того, что Создатель услышал его и послал шанс на спасение, что больше не будет мучительных ночей, проведенных в воспоминаниях о Фенрисе. Теперь все будет прекрасно и просто замечательно. Но отчего-то в самом конце этой бури Себастьян ощущает грызущее разочарование и словно бы грудь зажимают в тиски, когда замечает, как Хоук украдкой смотрит на Фенриса, пока эльф не замечает.