POV Ярослава
Сегодня Лёша впервые увидел Диму, и я боялся, брат заметит, что мы стояли чересчур близко друг к другу, влюблённо переглядываясь и нежно воркуя. В те редкие разы, когда мы были у меня, ни Лёши, ни отца дома не было, я специально подгадывал момент. Брат так недоброжелательно посмотрел на моего парня, что ко мне закралось нехорошее предчувствие. Пробыв дома пару часов, Лёша ушёл. Когда стемнело, он всё ещё не вернулся, и это было плохим знаком. Я принял душ и лёг спать, закрывшись у себя в комнате на замок. Недавно я приделал к своей двери шпингалет, чтобы, если брат явится посреди ночи пьяный и вздумает наброситься на меня, я хотя бы успел проснуться. На то, что замок защитит меня от него, я не надеялся. Я не только сейчас додумался до этого. Когда я закрылся от брата-террориста в первый и единственный до сегодняшнего дня раз, он, взбесившись, выломал замок с мясом (по физической силе Лёша почти не уступает Диме) и избил меня за эту вольность так, что я больше не решался до недавних пор повторить трюк с задвижкой. Поэтому я надеялся лишь, что проснусь хотя бы не от того, что меня грубо скинули на пол, как мешок с картошкой, а от грохота в дверь. Я чувствовал. Так и случилось. - Сучонок, ты закрылся опять? Пидор мелкий! А ну, открывай! – гневно распалялся Лёша, долбясь в мою дверь. Я подскочил с кровати, и встал посреди комнаты в одних трусах. Сердце заколотилось в панике. Я никогда не привыкну к этому. К беспричинной агрессии, к презрению и ненависти в его глазах в такой момент и к боли. Краем сознания удивлённо отметил, что он никогда не называл меня пидором. Неужели всё-таки понял?.. И теперь, как бы, есть, за что меня лупить? А может, сегодня моя крепость выдержит осаду? - Открывай, блядёныш! Я из тебя всю твою пидорскую душонку вышибу! – орал Лёша. Такие слова от родного брата, пусть и в стельку пьяного, ранили. Обычно я молчал, но на сей раз, повинуясь какому-то суицидальному порыву, выкрикнул: - Из нас двоих пидор тут только ты! - Что ты сказал??? – взревел Лёша и яростнее налёг на преграду. Дверь он всё-таки выбил. Страшно… Оглядел меня с мерзкой победной ухмылочкой и выплюнул: - Ну, всё, тебе не жить. И бросился на меня. Я рванул было в сторону, но в маленькой комнате никакие препятствия не помешали брату достать меня. Замком и своим ответом я разбудил в нём настоящего психа. Лёша поймал меня, скрутил и приложил лбом о стол, возле которого мы оказались. В голове зазвенело. Он рывком поднял меня вверх за волосы и врезал по лицу. Он никогда раньше не бил по лицу! Я вскрикнул, из носа хлынула кровь. Лёша заехал кулаком мне в живот, выбивая дыхание, и швырнул на пол, пуская в ход ноги. Я был почти голым, а он не снял кроссовок, и удары по незащищённой коже получались очень болезненными. С каждым его пинком во мне будто ломалось что-то, и, кажется, на этот раз мои рёбра не прошли тест на прочность. Лёша с каким-то извращённым садистским наслаждением проходился носками кроссовок по всему моему телу, наверное, не желая оставлять живого места. Я свернулся в комок, закрывая руками голову. Как обычно, мои слёзы и крики «Хватит! Мне больно!» не могли остановить его. Он просто озверел и бил с такой силой, что я поклялся себе, что если выживу (он ведь сказал, мне не жить), то уйду из этого проклятого дома и никогда больше не вернусь. На этот раз брат перешёл все границы и непростительно разбил мне лицо за неделю до выступления. Я плакал в основном из-за этого, а не от боли. Я представлял, как кружу Аллу по танцполу на областном чемпионате с сине-зелёным распухшим носом и ссадинами. Это, несомненно, добавит нам баллов… Я приказал себе держаться и не отключаться. Когда брат закончил и убрался к себе отсыпаться, я чувствовал каждую косточку, каждую мышцу своего изувеченного тела. В такие моменты всякий раз поражаюсь, как много у меня всего в анатомическом смысле. Конечности, суставы, внутренние органы, кости, кожа… Всё это пульсировало болью, всё во мне кричало и ревело, а у меня самого уже не осталось голоса, немые слёзы катились по лицу, смешиваясь с кровью и обидой. Скрючившись в позе младенца, я пролежал на полу примерно полчаса, дожидаясь, пока Лёша уснёт. Главное – тоже не заснуть, повторял я себе. Когда дом заполнился тишиной, я, корчась от боли, медленно, ломано поднялся на ноги. Сделав пробный шаг, понял, что какое-то время буду хромать, потому что правая нога отбита к херам. Мне было гораздо хуже, чем после самого первого избиения, и я удивлялся, что до сих пор нахожусь в сознании. Или это сон? Или я вообще умер и оставил своё тело, не подозревая, что стал призраком? Я взглянул на пол, туда, где только что лежал, - пусто, нет там моего тела, только пятна крови, едва различимые в темноте на светлом паркете. Значит, я действительно живой. В максимально скоростном режиме, на который был способен в таком состоянии, я принялся собирать в школьную сумку самое необходимое: мобильник, планшет, зарядники к ним, портмоне, паспорт, альбом с мамиными фотографиями, ключи от этой квартиры на всякий случай. Так, что ещё?.. Да всё, пожалуй. Я готов. Вот только куда мне идти? Наверное, кроме Димы, не к кому. Не у Кристины же мне ночевать. Я посмотрел на колечко, подаренное им, которое решил никогда не снимать, и погладил его пальцем. Да, если Плотников пустит, пару дней перекантуюсь у него, потом найду какую-нибудь работу, может, смогу снимать комнату. Посмотрим. Любое движение отдавалось болью, поэтому натягивание одежды оказалось целым испытанием для меня. Джинсы, джемпер, ботинки, пуховик… Боль разливалась по телу, тормозя мои действия, то и дело сгибая меня пополам, заставляя сжимать зубы, но терпеть её молча, чтобы брат не проснулся, хоть это и маловероятно. Выйдя во двор, я вдохнул свежесть зимней ночи, отчего тут же потянуло в рёбрах, и бросил на дом прощальный взгляд. Стало так грустно, будто я не сам ушёл, а меня выгнали. Хотя, можно сказать и так. Лёша вынудил меня на этот шаг. Если бы я мог, не вызывая подозрений, попросить отца поставить в мою комнату какую-нибудь бронированную дверь с суперпрочным замком, то я бы остался. По пути подумал, что заявляться в гости посреди ночи без предупреждения, как минимум, некультурно. Набрал Диму. Я хотел, чтобы мой голос звучал ровно, но как только услышал своего разбуженного парня, к своему стыду, разревелся. Честно говоря, я боялся, что он меня пошлёт. Но если его слова о любви не пусты, он приютит меня, не бросит в беде. Я только не представлял, что мы скажем Дамире. И вот сейчас я поднимался с ним в лифте к нему домой. Дима сжимал мою ладонь и тревожно вглядывался в моё лицо. Он переживает за меня, он любит меня. Больше всего на свете в этот момент мне нужны были его поддержка и забота, и он дал их мне. Мои чувства к Диме и так крепли с каждым днём, а он всё продолжал покорять меня.***
POV Димы
Я старался не скрипеть, не хлопать дверью, не звенеть ключами, чтобы не разбудить маму, и даже свет не стал включать. Но он вдруг зажегся сам. Мама стояла в халате, руки в боки, и её строгий взгляд требовал объяснений моей ночной отлучки. Однако в следующую секунду она заметила за моей спиной Яра во всей его «красе» и, ахнув, прикрыла рот ладошкой. - Славочка? Кто это тебя так? Ярик, прислонясь к двери плечом, прятал от мамы наполненные слезами глаза и, как и мне, не отвечал. Вместо этого партизана заговорил я: - Мам, не приставай, ему сейчас плохо, видишь? Яр переночует у меня. Ты же не против? Мама растерянно покачала головой – не против. Но даже если бы и была, я бы не выставил его за порог. - Завари, пожалуйста, чаю какого-нибудь успокоительного, мамуль, - попросил я, раз уж она проснулась, к тому же мне надо было выпроводить маму из прихожей, чтобы она не видела, как я помогаю Ясе раздеться. Она кивнула и, суетясь, убежала на кухню. Ярик ей нравился, и она тоже переживала за него. Я аккуратно снял с пострадавшего пуховик и ботинки, взял его сумку и повёл в свою комнату. - Хочешь в душ? – на всякий случай поинтересовался я, предполагая, что всё, чего парень сейчас желает – это оказаться на кровати и спокойно поспать. Ярик отрицательно помотал головой, прикрыв глаза. - Я так и думал, - сказал я, подошёл к нему и потянул вверх края джемпера. – Давай, мы это снимем. Он послушно поднял руки, затем так же механически переступил через джинсы, которые я стянул следом за кофтой. У меня горела настольная лампа, и этого света хватало, чтобы начать сходить с ума от увиденного. То, что открывалось моему взору, было намного страшнее, чем я себе представлял. Выражаясь понятным языком, – просто пиздец! Он был весь сплошная гематома. Живот, грудь, руки, ноги, обошёл его – и спина – всё усеяно синяками, кровоподтёками с частотой, подобной пятнам на шкуре леопарда. Завтра эти узоры будут ещё радужнее. Ярослава будто валяли по полу пинками. Кто мог так жестоко обойтись с этим маленьким нежным принцем? Я с силой сжал руки в кулаки, чтобы они не дрожали, затем расслабил. Я усадил Ясю на кровать, он поморщился, очевидно, от боли во всём теле и уставился в пол. Я положил его ладонь на свою и погладил тонкие пальцы. - Это отец тебя…? – я не договорил, потому что мой голос мне больше не принадлежал, но вопрос был понятен, и Яр мотнул головой влево-вправо: - Брат. - Сука, - вырвалось у меня. – Почему? Яся пожал плечами: - Не знаю. С тех пор, как он два года назад вернулся с армии, он напивается периодически… почти каждый месяц и избивает меня. - Вот бля… - тихонько вставил я. В голове не укладывалось. Каждый месяц на протяжении двух лет? Это же рехнуться можно! Как же Яся танцует после таких жёстких побоев? Стоп. Получается, когда я его бил, то наверняка наносил синяки поверх уже имеющихся, или этот гад добивал Ярослава после меня… Мой мальчик же и слова не сказал бы. Молча сносил все нападки, утопая в своей фобии (не брат ли её развил, случайно?), вернее, я топил Яра в ней. Вот я урррод конченный! Ненавижу себя за то, как поступал с ним. Кстати, ясно теперь, почему Ярик алкоголь не выносит. Этот уёбок, его брат, ответит за слёзы моего светлячка, переставшего сиять, я обещаю. Яр продолжал рассказывать, что Лёша снова нажрался, как свинья, а он в кои-то веки решил оказать сопротивление, запершись в своей комнате, что лишь больше взбесило старшего братца, но не остановило. А самым обидным для Яси было то, что в этот раз Лёша совсем сдурел – повредил ему лицо, чего никогда не делал, а у Ярослава на следующей неделе выступление. Какой нужно быть скотиной, чтобы попортить мордашку этому милому безобидному существу? Ну и тварь этот Лёша, ему всё воздастся, я уж постараюсь! Под конец мрачной исповеди Яся поднял на меня свои огромные прозрачные глаза и негромко, но отчаянно воскликнул: - Я не могу так больше, Дима! Не могу! – и снова залился слезами. А я только и мог, что успокаивать и бережно поглаживать избитого любимого, осторожно целовать раненые губы, разделяя с ним вкус его солёных слёз, впитывая его истерику. Я вспомнил про чай, который уже, должно быть, давно готов. Оставил Ясю, пообещав, что вернусь через пару минут. Мама сидела на кухне и, когда я вошёл, обеспокоенно повернулась ко мне, во взгляде стоял немой вопрос. Я учуял необычный запах, поднёс горячий заварник к носу и заключил: - Необычно пахнет, вкусно. Что это за чай? - Там травы всякие, чтобы нервы привести в порядок. Так ты мне расскажешь, или это ваши мужские секреты? - Его старший брат избил. Ни за что. И оказывается, это происходит систематически на протяжении уже двух лет. Я только сейчас узнал, Яр не говорил раньше, - я наполнял кружку дымящимся отваром. – У него отец по сменам работает, и сегодня этот Лёша просто… Мам, ты бы видела, что у Ярослава под одеждой, на нём живого места нет! Брат его так отделал, что я удивляюсь, как он до меня дошёл и не рухнул по дороге. - Какой ужас! А что же Славик отцу не рассказал до сих пор? – мама была шокирована. - Да брат запугал его до смерти. И бил так изобретательно, чтобы со стороны незаметно было. А я всё не мог понять… ну, у нас с Яром сначала тёрки были… точнее, я его гнобил и тоже иногда… - мне было противно от самого себя, и я стыдливо закрыл лицо рукой, вспоминая свои ошибки. – А он как будто цепенел от страха и ничего сделать не мог, - закончил я едва слышно. - Дима, ты что, бил его? – я слышал по голосу, что мама была во мне разочарована. Я кивнул. Даже не буду оправдываться, что это было давно, тем более что я запутался тогда в себе и не знал, как подкатить к парню, и что уже сто раз просил прощения. И готов просить ещё столько же. - Но у нас потом всё наладилось, не будем об этом, - сказал я, давая понять, что подробностей – как да почему – не последует. – Мам, я бы только хотел… Можно Яр поживёт у нас? Он сбежал из дома, и я пока не расспрашивал, как он планирует разобраться со всем этим… Но хотя бы до выздоровления пусть он побудет у нас? - я умоляюще взглянул маме в глаза, и она согласно кивнула: - Конечно, он может остаться, раз у него такая ситуация в семье. Только нужно будет отвести его в больницу завтра (а лучше было бы сегодня), вдруг у него переломы, рентген сделать и вообще… Ты можешь в школу не ходить, сводишь его. Я услышал в её словах несказанное: «Как раз искупишь свою вину перед ним». Я кивнул, попросил мазь от синяков и обезволивающее и побрёл к себе, надеясь, что Яр ещё не уснул. Он лежал поперёк кровати, упираясь ногами в пол (видимо, после моего ухода там же, где сидел, он просто откинулся назад на одеяло). Глаза его были открыты, отражая скудный свет лампы и, словно два фонаря, направляя его в потолок. Взгляд был напряжён, изгиб рта выдавал жуткую боль, что он сейчас испытывал. Подозреваю, что Яся ещё долго не сможет заснуть… Я отпоил своего мальчика волшебным настоем, заставив проглотить таблетку. Пока он пил, я сбегал в ванную и вернулся с мокрым полотенцем, заперев, наконец, за собой дверь, хотя был уверен, что моя мировая мама нас не побеспокоит. Когда Ярослав отставил почти пустую кружку на стол, я принялся осторожными касаниями стирать полотенцем кровь с его лица, стараясь не задевать нос (молясь, чтобы тот не был сломан), но Яська всё равно шипел и уворачивался, и мне приходилось придерживать его за затылок. Закончив «отмывание», я взялся за мазь. Обработал гематомы, попутно оставляя лёгкие, как взмах крыла бабочки, поцелуи на тех участках изувеченного тела, которые не были помечены синяками. Я целовал без задней мысли, просто в качестве утешения. У него ведь сейчас всё болит, и о сексе я даже не помышлял. Для сна выдал Ясе свою старую футболку, в которой он, тонкая балеринка, наверняка потеряется, помог одеть и укрыл замученного и разбитого (в буквальном смысле) парня одеялом. А сам стал раскладывать и застилать неудобное кресло. Ярик приподнялся и, поглядев на мои манипуляции с креслом, с какой-то детской непосредственностью удивился: - Ты что, не со мной ляжешь? - Нет, малыш. Я боюсь задеть тебя, ты же весь сплошной синяк. К тому же, лёжа в одной кровати с полуголым тобой… - я сделал многозначительную паузу. – Думаю, мой член не выдержит такого перенапряжения – начну приставать, - я усмехнулся. - Дима, пожалуйста, - неожиданно протянул Ярослав, - ложись ко мне. Кровать огромная, ты не сделаешь мне больно, - и добил окончательно, видя, что я сдаюсь: - Я не усну без тебя! Ну, прямо настоящая Сирена! Я бросил скомканную простынь на несчастное кресло, которому сегодня ночевать в одиночестве и не подглядеть моих сновидений, и поплыл в умело расставленные Яськины сети. Я намеренно устроился ближе к левому краю – подальше от него, однако хитрый светлячок потихоньку подобрался ко мне под бочок, опять пропев по-сиренски: - Мне холодно одному. Я видел, что ему больно двигаться, но слишком важно чувствовать меня рядом, чтобы позволить боли нас разделить. Яся поуютнее завернулся в одеяло и в меня (я обнял его) и уснул очень быстро вопреки моим предположениям. Наверное, мамулин чаёк поспособствовал. Ясина голова и правая рука покоились на моей груди, слабое дыхание пробегало по моей коже, я ощущал его сердцебиение в районе своих рёбер справа и боялся шевельнуться, чтобы ненароком не нажать на больные места и не разбудить. Мне даже не пришлось перебарывать свой стояк, потому что у меня не встал. Дело было вовсе не в том, что покалеченный Яська утратил прежнюю сексуальность, и я его не хотел. Нет. Я хотел его каждую минуту. Но осознание того, что он доверил мне себя в таком беспомощном состоянии, что его хрупкое изувеченное тело находится в моих руках, прижимается ко мне, ища поддержки и, может быть, защиты, - это опаляло меня взрывной волной нежности, нереальной космической нежности к моему любимому мальчику и заботы. В это ощущение вплетались чистая ненависть к его обидчику и неутихающее желание отомстить. Тревога в моей душе улеглась, но на смену ей пришли другие разъедающие чувства… Я не мог уснуть и думал, прокручивая в голове сцену, описанную Яриком… И вдруг меня осенило. Я был уверен, что прав. От пришедшей догадки скрутило живот и к горлу подкатил горько-кислый рвотный комок. Лёша тупо хочет своего младшего брата, но борется с собой, вешая удары на него. Ведь я начинал точно так же, о чём жалею до сих пор. Если бы его старшего братца просто что-то не устраивало, он бы сказал, назвал причину, не стал бы рушить семейные отношения, которые раньше были крепкими, поистине братскими, как говорил Яся. Лёша бы высказал ему все претензии… если бы ему не было так стыдно. Яр упомянул, что брат стал другим после армии. Там же одни парни кругом. Наверняка были давалки среди них, он попробовал и «поголубел». А Яся, он ведь ходячий соблазн, его невозможно не хотеть. Красивое, даже немного девчачье лицо, ослепительная блондинистая шевелюра, танцующая грация в каждом движении, я уж не говорю про аппетитную попку – всё это делает Ярослава объектом, весьма притягательным для обоих полов. Я поражаюсь и горжусь, что я у него первый парень, уверен, ему и раньше оказывали знаки внимания представители мужского пола, но он просто не замечал этого. Пока ему не попался упёртый, добивающийся своего, безбашенный я. И как только этот Лёша ещё не изнасиловал Яра? Пьяный, невменяемый, превосходящий младшего брата по силе, он мог вырубить его или оставить сопротивляющимся и спокойно выебать… Блядь, а что если всё к тому шло, и рано или поздно Лёша бы не выдержал борьбу со своей аномальной тягой? Я сейчас чётко понял, что не отпущу Ясю назад. Я не знаю, как уговорю маму, или мы пойдём работать, чтобы снимать какую-нибудь крохотную квартирку, но я его не отдам, и от себя не отпущу.