Хулиганка

Серьёзный.Единорог.: Ну, подрались, подумаешь. Что ты так разозлилась-то?       Я, крутанувшись вокруг своей оси на триста шестьдесят градусов, ловлю взглядом пенал и провозглашаю на всю комнату радостное «Ага!». Закинув предмет, который искала последние пять минут по всем закоулкам комнаты, в рюкзак, я берусь за телефон.       — Зачем ты такой глупый? — недовольно фыркнув, спрашиваю я Единорога. Судя по тому, что сейчас именно я задаю вопрос безликому экрану телефона, за характеристику по глупости мы с ним может побороться.       «Что же тут непонятного? Я злюсь, потому что»… — быстро печатаю я, стуча по экрану телефона ногтями. Но тут же останавливаюсь. А почему я злюсь? Мысли вихрями кружат в голове, складываясь в четкое понимание всех причин моей злости, но как только я пытаюсь ухватиться хотя бы за одну из них, те сразу испаряются. И выходит нечто вроде: «Эм, ну, я злюсь. Понятно?!» — со слегка агрессивным оттенком. Так я, конечно, тоже могу написать. Но слишком серьезная личность по переписке непременно поднимает меня на смех за такой ответ. Даяна.2001.drama: Но почему нельзя было просто поговорить со мной? Я знаю о чувствах Вадима. Но и он вроде как знает о моих. Даяна.2001.drama: И почему он кинулся именно к Жене.?       Озадаченная своим же вопросом, я клацаю на кнопку «отправить». Продолжаю смотреть на напечатанные мной же буквы, стоя босиком посреди комнаты. Неожиданно коричневатые тона Книги Фанфиков сменяются серым экраном с белой надписью «Осторожно, Вадим!» и характерными для входящего вызова символами. Сердце всего на полминуты начинает стучать быстрее, и я неточным движением пытаюсь сбросить вызов. Получается только со второго раза. «Не буду я с тобой говорить», — бурчу себе под нос и выдыхаю. Проходит несколько секунд, и я перевожу взгляд в угол экрана, за секунду до того как он гаснет: десять, черт, минут до звонка.       Мокрый, смешанный с грязью снег мерзко чавкает под моими ногами, а я все стараюсь перебирать ими быстрее. Я бы и хотела идти там, где по меньшей мере не так грязно, но каждый февраль и следующий за ним месяц меня день за днем невольно посещает одна мысль: весь город — это сплошная каша из грязи, а я в ней — забрызганный ботинок. Потому что именно так я себя и чувствую по утрам, когда вынуждена к половине девятого мчаться в школу, стараясь не испачкаться грязью хотя бы выше обуви.       Чуть не поскальзываюсь на школьных ступенях, но умудряюсь удержаться на ногах. Победно переступаю порог под трель звонка. Успела! И дело вовсе не в том, что меня особенно сильно волнуют опоздания. Меня неимоверно волнует Вадим, который в некоторые дни стоит у самого входа и записывает каждого, кто пришел позже хотя бы на пару минут.       Но этот день не сегодня. Вся моя спешка оказывается совершенно бесполезной и неоправданной: натыкаюсь на Вадима в раздевалке. Лицом к лицом.       — Привет, — он улыбается, как ни в чем не бывало. На секунду отрываю взгляд от его глаз, смотрю на пластырь над бровью, затем принимаюсь изучать свои ботинки. «Их бы почистить», — зачем-то думаю я.       — Пока, — протискиваюсь в узкий проход между ним и одной из многочисленных вешалок.       — Попытка поговорить номер два, — зачем-то констатирует Вадим явно самому себе, — не удалась.       Залетаю в кабинет геометрии и, едва пробормотав: «Здравствуйте, извините», — плюхаюсь за свою парту. Не проходит даже минуты, как дверь открывается снова, оповещая об этом весь класс противным скрежетом старого дерева о пол. Даже не поворачивая головы, я уже знаю, кто это. Женя (от всей души желаю, чтобы никто его Евгением больше не называл) садится не на одно из десяти свободных мест, разбросанных по всему классу, а, разумеется, на то, что слева от меня.       — Агафонова, — противно тянет София Александровна раньше, чем мой сосед по парте поворачивает в мою сторону голову. — Полчетверти прошло, а у тебя в журнале ни одной оценки. — Что за пытку она придумала на этот раз? — Вот задание, — женщина поднимает над столом небольшой листок с напечатанным текстом, — садись за свободную парту, двойной листочек, надеюсь, ты найдешь.       Какой-то аттракцион невиданной щедрости. Я была почти уверена, что эта старая маразматичка вызовет меня к доске и будет очень долго и упрямо мучить какой-то совершенно странной и мудреной задачей. И в конце концов сжалится, а я заработаю «три» и немного позора перед классом. Но теперь есть надежда списать и получить хотя бы на один балл выше.       И вот я остаюсь практически один на один с заданиями. Докажите. Расскажите. Посчитайте. Тут видно. Там не учила. И как я должно высчитать площадь, если мне дана одна с половиной величина? За такие ответы мне не поставят даже «два». Беспомощно оглядываюсь: впереди сидит Скобенко и списывает какую-то задачу с доски. Рядом с ним лежит моя тетрадь, в которой наверняка имеется решение похожей задачи, а еще неделю назад мы, кажется, разбирали необходимое мне доказательство. Нужно только тихо окликнуть парня и попросить незаметно передать тетрадку. Но как же не хочется.       — У тебя все в порядке? — Женя чуть поворачивает голову назад, в мою сторону.       — Да, просто зашибись, — шепчу я, не понимая, издевается он или просто находит не самый удачный момент для беседы.       — Насколько я помню, у тебя с геометрией… — он замолкает, видимо, пытаясь подобрать слово, а я все смотрю на часы, которые отсчитывают отведенные мне двадцать минут, и думаю о том, что, наверное, у меня нет времени болтать со Скобенко. А, к черту, все равно ни слова из геометрии не понимаю. Мама, прости, я буду двоечницей.       — Хреново, — учтиво подсказываю я, упираясь щекой в свою ладонь.       София Александровна поворачивается лицом к доске, а я почему-то упускаю этот момент, чтобы чуть приподняться и забрать хотя бы свою тетрадь, но Женя времени не теряет. Повернувшись совсем внезапно и даже пугающе резко, одноклассник забирает листок с заданиями.       — Эй! — шиплю я, пиная его стул ногой.       — Я хочу помочь, делай вид, что что-то пишешь.       — Думаешь, решишь мне геометрию, и я забуду о драке? — возмущаюсь я, но все-таки беру ручку и принимаюсь раз за разом обводить свою фамилию и класс. — Так знаешь же, это так не работает, — продолжаю я, потому что Женя ничего не отвечает. — Так что можешь зря не стараться, — последнее произношу чуть тише, надеясь, что он не воспримет мои слова всерьез. Ведь как бы двулично это ни было, но возможность получить положительную оценку по геометрии мерцала несбыточной мечтой последние несколько минут.       — Нет, я делаю это, потому что хочу помочь, — парень разворачивается и, вопреки тому, что я ждала чего-то резкого, он отвечает вполне мягким шепотом. — Дальше дело твое, но я был бы рад, если бы ты после урока просто поговорила со мной, — он делает акцент на слове «просто».       И я соглашаюсь.       — Пятерка! — восторженно восклицаю я. С лицом, выражающим абсолютное счастье, вылетаю из кабинета. Обнаруживаю, что Женя стоит неподалеку. — В жизни такого не случалось! — все продолжаю ошарашенно тараторить и никак не могу остановиться. — Я, геометрия, пятерка — и все это в одном предложении! Спасибо, — последнее произношу чуть приглушенней, замирая в трех шагах от одноклассника.       — Даяна, — я переступаю с ноги на ногу: буквально только что уже собиралась идти на следующий урок. — Давай не будем ругаться, — он поднимает руку вытянутым мизинцем. Я смеюсь, но вовсе не насмехаюсь. Женя выглядит таким милым, что мыслями и эмоциями я возвращаюсь в детство. Туда, где милая улыбка и мизинчик могли решить все вопросы и конфликты. Туда, где все было так просто.       — Ты серьезно? — тут же поднимаю и свою руку, поддаваясь внезапно нахлынувшему шутливому беззаботному настроению. — Но, — тяну я, чуть отдаляясь от Жени, — не делай так больше, пожалуйста. Я предпочитаю разговоры, — и мы миримся, крепко соединяя мизинцы.       Моя радость длится ровно до седьмого урока. Почему-то отменяют мою любимейшую литературу: кажется, наш учитель Сергей Богданович уехал на какие-то курсы. А вместо него почему-то ставят геометрию. Еще одну. Второй раз за день. Мне кажется это неразумным и даже каким-то жестоким, лучше бы отпустили домой. Я уже прихожу к мысли о том, что могу ведь просто развернуться и уйти домой, как встречаюсь взглядом со стоящей посреди коридора Софии Александровны.       — Даяна, тебе что, особое приглашение необходимо? — женщина приподнимает бровь и кивает головой на ближайшую дверь после нескольких секунд немой сцены: я, вставшая, как приклеенная, и она, недовольно ожидающая начало внезапно свалившегося на нее, а впрочем и на нас, урока.       — Еще перемена, — бурчу я в унисон со звонком и все-таки захожу в кабинет математики, с неохотой перебирая ногами. Каким-то чудом занимаю последнюю парту. Открыв тетрадь и положив рядом ручку для вида, беру в руки телефон. Серьёзный.Единорог.: А ты говорила Вадиму, что он тебе не нравится? Прямым текстом?       Впадаю в какой-то ступор от странности вопроса. С одной стороны, с моей, все должно быть понятно: я всегда пытаюсь держать его на некоторой дистанции, не давать ложных надежд двусмысленными фразами и необдуманными прикосновениями. А с другой, со стороны Вадима, четкого «нет», которое могло бы дать ему повод перестать на что-то надеяться, не было. Так что же получается? Единорог опять прав? Даяна.2001.drama: Ладно. Хорошо. С этим нужно разобраться. Но Женя? Что сделал ему милый Женя, который со всеми вежливый и добрый?       «Со всеми, кроме Вадима», — услужливо дополняет внутренний голос. «Ну, это только в последнее время», — в то же время думаю я, но в конечном итоге соглашаюсь с первой мыслью. Серьёзный.Единорог.:Кто входит в твой школьный круг общения? Даяна.2001.drama:Маруся, Вика, Вадим и Евгеша. Серьёзный.Единорог.:Единственная очевидная для него причина твоих не шибко тёплых чувств — кто-то, кто нравится тебе вместо него. Или ты предпочитаешь, чтобы он ревновал тебя к Вике и ввязывался в драку с ней? Даяна.2001.drama:Ты меня бесишь. Серьёзный.Единорог.:Я снова прав. И как всегда великолепен. Даяна.2001.drama:Я бы с этим поспорила.       — Если мы продолжим этот отрезок, то… — София Александровна проводит чуть дрожащую линию от точки А, а я совсем перестаю понимать, что происходит и зачем она сделала из куба пирамидку. — То все сразу станет ясно, — издаю тихий смешок. Женщина разбирает уже третью задачу «для продвинутых», а все остальные со скучающим видом срисовывают с доски.       — Извините, можно выйти? — тяну руку вверх. И буквально через секунду после кивка оказываюсь в коридоре. Решаю несколько минут прогуляться по школе: размяться, проветрить голову, избавиться от издевательски смешной «ясности» в задачах.       Ноги сами приводят меня сначала на первый этаж, затем к административному корпусу: уже собираюсь возвращаться, но замечаю, что сейчас здесь почему-то открыто. Совсем неясно для чего переступаю порог и оказываюсь на территории начальной школы. И я сама не знаю, как оказываюсь у двери конференц-зала. «Я просто посмотрю, закрыто здесь или нет, и уйду», — зачем-то думаю я, будто бы пытаюсь не то уговорить себя это сделать, не то отговорить входить. Совсем уж медленно тяну пальцы к ручке. Заперто. Выдыхаю и, развернувшись на носках, делаю три шага вперед.       — Еще целых два часа, не можешь дождаться? — звучит знакомый голос за спиной.       Замираю всем телом, а потом иду быстрее, чем секунду назад. Я почти уверена, что сейчас Вадим нагонит, как всегда потянет за плечо, остановит и развернет к себе. Но ничего этого не происходит, и через десяток шагов по длинному коридору я сама останавливаюсь и оглядываюсь через плечо.       — Я не приду, — отзываюсь я, приближаясь к парню ровно на четыре шага.       — Мы можем все-таки поговорить? — он сокращает дистанцию еще на пару метров.       — Нет, — упрямо говорю, хотя уже и сама сомневаюсь в своей категоричности.       — А со Скобом ты очень мило беседовала с утра, — грустная полуулыбка появляется на его губах, он складывает руки на груди и прислоняется к стене.       — Мои отношения и разговоры с Женей тебя определенно не касаются! — огрызаюсь я, складывая подобно Вадиму руки. — Как будто мы оба не знаем, что ты налетел на него первый.       — Как будто…       — Замолчи! — злюсь на Кольцова, на Скобеноко, на себя, на свои и их чувства. Хочется вернуться в начало всего это безумия: в школьный Новый Год. Вернуться и остаться в тот вечер дома. Хочется хотя бы вернуться в день субботника и шепнуть себе на ухо: «Он блефует, иди домой». Хочется плакать, потому что все так сильно запуталось, что уже не распутаешь, не причиняя кому-либо боли. — Вадим, послушай, — приближаюсь настолько, насколько позволяет стена, существующая только в моей голове. Протягиваю руку, касаясь его плеча. Парень, разбивая к чертям все преграды, делает пару широких шагов, словно в каком-то заученном давно танце. Теперь чувствую спиной холодную стену, плечами — хватку его теплых рук. — Вадим, послушай, я не могу сказать, что ты нравишься мне. Не могу заставить себя чувствовать то же, — тараторю я, отвернув голову куда-то в сторону. Как можно быстрее, потому что, кажется, он понял все совсем не так.       — А, — выдыхает он, отпуская меня и будто сам выстраивает между нами что-то невидимое, но нерушимое. — Может ты все-таки придешь сегодня? — вскидываю голову и вижу в его взгляде тысячи других вопросов. Миллионы других слов.       — Хорошо.