Они тушили огонь бензином

Сквозь сон Киришима чувствует настойчивые тычки сначала под ребра, а потом в плечо. Приоткрывает один глаз, но он так давно нормально не спал, что проснуться никак не получается. Правда, когда тебя уже грозят спихнуть с кровати, ты хочешь не хочешь, а проснешься. Парень медленно переворачивается на спину и сонными глазами смотрит на виновника всех своих бессонных ночей. — Чего уставился, Дерьмоволосый? Дуй в магазин, — недовольно произносит Бакуго и демонстративно снова заваливается спать, отворачиваясь от Киришимы. Последний несколько секунд лежит неподвижно, сонно втыкая в потолок и только потом соображает, что даже не знает, зачем ему идти в магазин… в 2:43 ночи. — Кацуки, — тихо зовет он парня. Тот молчит. — Кацуки… А уже в следующую секунду получает по башке. — Блять, я сплю! Почему ты еще не в магазине?! Киришима трет ноющую макушку и смотрит на Бакуго. — Потому что ты не сказал, че тебе надо. — А сам ты догадаться не пробовал? — Я кто, блять, тебе, экстрасенс? Кацуки смотрит на него мгновенно изменившимся взглядом. Еще секунду назад полыхающая в глазах ярость сменяется чем-то странным, не присущим Кацуки. Но нормальные люди это называют слезами. Киришима уже жалеет, что вообще полез к нему с вопросами, мог бы пойти и купить, что угодно, Бакуго бы все равно или обрадовался или швырнул покупку ему в лицо, как это обычно бывало. А теперь он расстроился. А Эйджиро терпеть не мог видеть своего Бакуго таким. Поэтому он придвигается ближе к парню, лбом ему в грудь утыкается, вдыхая сладковатый аромат беременного омеги и едва ощутимо целует бледную кожу. — Прости, родной, — шепчет тихо, но Бакуго, конечно же, слышит и в ответ утыкается подбородком в его волосы. Уже остыл. Кацуки гладит его по голове, пальцами в красные волосы зарывается, ближе к себе притягивает. У него часто так бывает, что на смену ярости приходит нежность. Тогда он начинает ластиться, как кошка, трется, обнимается, целует его везде и говорит что-то тупое, но приятное. — И ты меня, — в ответ шепчет Кацуки.

***

— Киришима! Когда он так кричит, лучше явиться в ту же секунду, если, конечно, ты не хочешь получить по роже. Поэтому Эйджиро бросает все, чем занимался, и пулей несется в их комнату, где на кровати, поставив миску с попкорном на уже довольно большой живот, лежал Бакуго. Парень задумчиво вертел между пальцами попкорн, пристально рассматривая его и поэтому, видимо, первые несколько секунд не обращал на Киришиму никакого внимания. Потом он, поморщившись, швырнул попкорн на пол и тогда уже повернулся к Эйджиро. — Принеси другой, этот остыл уже. Киришима смотрит на вполне серьезное лицо Кацуки огромными глазами и понимает, что тот вообще ни разу не шутит. Господи, а еще только шестой месяц. — Сейчас.

***

Киришима сидит на диване в гостиной, устало откинув голову на спинку. Он ног не чувствует и рук тоже, потому что убраться во всей квартире и наклеить обои в детской, потому что Бакуго так приспичило, явно было плохой идеей. Он же теперь вообще встать не сможет. Но с другой стороны это был целый день милой возни вместе с Бакуго, который то улыбался, то сердито что-то бурчал, если ему не нравилось, как смотрится эта или та вещь, или надо было вообще купить другие обои и вообще, Киришима-ты-че-дурак-не-ровно-же. Эйджиро вздрагивает, когда диван рядом с ним прогибается под чьим-то весом. И когда только Кацуки научился так бесшумно ходить? Блондин сидит рядом, пристально рассматривая его лицо и выглядит каким-то чересчур подозрительным. — Что? — не выдержав, спрашивает Киришима. — У меня что-то на лице? Бакуго молчит, продолжая втыкать на него и Киришиму это начинает серьезно напрягать. От него же можно ожидать чего угодно. — Кацуки?.. — У тебя… У тебя и правда что-то… — Бакуго облизывает губы и договаривает, — на губах. А в следующую секунду резко подается вперед и целует Киришиму. Парень удивленно округляет глаза, но быстро соображает и отвечает на поцелуй, притягивая Бакуго ближе к себе. Тот обхватывает ладонями его лицо, целует напористее, кусая губы Эйджиро. А у него в глазах темнеет от такого напора со стороны Бакуго, с которым у них не было подобной близости последние несколько месяцев. Он разворачивается к Кацуки всем телом, запускает пальцы в его волосы, чуть тянет назад, заставляя парня запрокинуть голову и опускается губами к его шее. Целует, вылизывает ее, кусает нежную кожу, ставя яркие засосы и чувствует, как пронырливая рука медленно ползет к его паху. Киришима охает и отлипает от шеи Бакуго, когда тот надавливает на уже вставший член. Кацуки довольно ухмыляется и надавливает сильнее, массирует, попутно целуя Киришиму, который стонет в поцелуй. Ему в нос и легкие забивается запах Бакуго, такой родной и вкусный, что голова кружиться начинает. Парень приподнимает пальцами лицо Кацуки, смотрит ему в глаза и выдыхает в его приоткрытые губы: — Я люблю тебя, Кацуки… Блондин улыбается, а не ухмыляется, как обычно и быстро чмокает его в губы. Он сейчас такой нежный и домашний, что даже не верится, что в любую секунду этот ангел может превратиться в повелителя преисподней. Киришима и так старается ничем не злить, не раздражать его, делать все, как он просит, приказывает. Потому что любит его и хочет, чтобы их малыш родился здоровым и таким же красивым, как Бакуго. Киришима уже плохо соображает от сильного желания, поэтому слова Кацуки до него доносятся, как сквозь подушку и он не сразу улавливает их смысл. — Я торт шоколадный хочу. Вот же ж блять.