Запретная любовь

      Уже у себя дома Чимин понимает, что ужин прошел замечательно. Что, как он и ожидал, ему понравилось и нестерпимо хочется еще. Омега хотел слушать Тэхёна, который без умолку трещал о своем желании стать самым известным дизайнером планеты, на что Юнги тихо посмеивался, напоминая, что сначала надо окончить школу. Омега хотел дискутировать с Мином по поводу недавно прочитанных книг, оказалось, что вся немалая библиотека в тех шкафах была прочитана альфой вдоль и поперек, поэтому они договорились вместе как-нибудь сходить в книжный, чтоб потратить там большую часть своей зарплаты. Еще омега хотел пить чудесное вино и пробовать вкуснейшую пасту. И больше всего Чимин хотел просто находиться с этой шумной компанией, потому что с ними он, действительно, забывал о своем одиночестве. Пак глубоко вдохнул, на секунду жалея, что не может почувствовать крепкий древесный аромат, и достал из рюкзака книги, которые взял у Юнги почитать. Омега провел пальчиками по обложкам, решая, какую начать читать первой. В итоге Чимин просто открыл наугад и погрузился в чтение, поудобнее усаживаясь в кресле. Книга завладела мыслями с первых страниц, и омега не заметил, как прочитал почти всю, когда взглянул на часы и увидел половину третьего ночи. Пак взял в руки телефон, который все это время был на беззвучном режиме и собрался звонить Джину, который явно задерживался. — Чимин, я дома, — прозвучал голос в ту же секунду, и омега поспешил в коридор, собираясь отчитать лучшего друга. — Ты на часы смотрел вообще? — зарычал Пак, бросая злобный взгляд. — Мне не тринадцать лет, и ты не мой папочка, чтоб отчитывать, — поднял омега усталые красные глаза, в упор смотря на друга. — Я был с Намджуном. — Все это время? — удивленно спросил Чимин. — Именно. Я сейчас приму душ, переоденусь и все тебе расскажу. — Джин, ты в порядке? — Нет, Чимин, я не в порядке, — друг выдавил из себя измученную улыбку и поплелся в ванную. Пак хотел было дернуться за ним, но лишь проводил того взглядом и пошел на кухню ставить чайник. Омега был шокирован, потому что давно не видел Кима таким подавленным. Да, друг мог закатить истерику или напиться, как вчера, мог заливаться слезами, причитая, что не может разлюбить Ёнхи, но Джин никогда не поддавался отчаянию, старался больше улыбаться и смеяться. А вот такое лицо у друга Чимин помнил лишь однажды, когда гроб брата опустили в могилу. Телефон призывно замигал, вытаскивая омегу из мыслей. — Намджун? — в очередной раз удивился Пак, прикладывая трубку к уху. — Прости за столь поздний звонок, но твой друг не отвечает. — Да, он в душе. Что у вас за сеанс такой получился, чуть ли не шестичасовой? И почему на нем лица нет? — Потому что он высказался. Полностью. Прям вот без остатка. Не сказал бы, что он запущенный случай, но он тяжелый. Без оглядки влюбленный в мертвого человека. Прости, больше сказать не могу, сам понимаешь — врачебная этика. Но приглядывайте друг за другом. И жду тебя на прием на следующей неделе. Да, кстати, Сокджин приятно пахнет. Такой тонкий клубничный шлейф. Не дай ему исчезнуть. — В смысле исчезнуть? — Я обо всем расскажу тебе в среду, а, может, твой друг сам расскажет. Доброй ночи, Чимин. И Намджун отключился, оставляя омегу в еще большем оцепенении. Пак ничего не понимал, и ему почему-то стало страшно. Чимин давно смирился с тем, что морально умер для этого мира, но никогда не задумывался о том, что может потерять душу Сокджина. Что его вечно улыбающийся, заботливый, не замолкающий друг мог тоже погибать внутри. "Без оглядки влюбленный в мертвого человека" Чимин вздрогнул от этого, как казалось, диагноза. Омега вдруг понял, что все эти пять лет эгоистично жалел только себя. Ведь это его бросил брат, ведь это у него не осталось семьи. И как-то не задумывался о том, что Джин тоже лишился близких людей в лице Ёнхи и закрывшегося в себе Пака. Чимин получал всю заботу и внимание друга, не пытаясь отплатить или хотя бы поинтересоваться, на сколько плохо тому. И сейчас омеге было противно от себя и своей эгоистичности. — Эй, ты чего застыл? — Ким прервал размышления, появляясь на пороге в домашней одежде и очках, которые чуть прятали опухшие глаза. — Прости меня, Джин, — промямлил вдруг Чимин и бросился к другу, крепко обнимая того за широкие плечи. Пак не знал, сколько раз извинялся этой ночью, сколько плакал на пару с другом и сколько клялся, что больше не оставит того. Под утро Ким уже выглядел более живым, и привычная улыбка озаряла его опухшее красное лицо, принося в душу Чимина некое успокоение. Друг уснул на коленях омеги, прикрывая лицо подушкой от первых солнечных лучей. А Пак лишь изучал стену стеклянными глазами, проклиная брата за смерть. Невыносимо хотелось сейчас посмотреть Ёнхи в лицо и выплеснуть все накопившееся горе. Орать вслух, разрывая голосовые связки от боли за себя и Джина. И биться головой об стену, в надежде успокоить неутихающий гнев. Но все эти чувства Чимин засунул вглубь себя, аккуратно закрывая на ключ. Возможно, он позволит себе все высказать, позволит себе вновь стать слабым и жалким, но только после того, как поможет Сокджину обрести живую новую любовь. Только после того, как увидит воссоединённую семью Юнги. Только после того, как вокруг всем станет хорошо, Чимин позволит своей душе умереть до конца, без права на возврат.