Малыш Джонни

Джон проснулся уже под вечер. За окном было темно, и лишь свет одинокого фонаря проникал в комнату. Ватсон вздохнул: — Ну и сон приснился, — произнес он вслух и тут же заорал. Он вытянул руку вперед и, взглянув на нее, осознал, что все это случилось в реальности. На его крик тут же ворвался в спальню карауливший сон Ватсона в гостиной Холмс. За это время он передумал все, что мог; перебрал все идеи и замыслы; пересмотрел химические реакции и даже заглянул в интернет на различные сайты заклинаний. Ничего! Ничего толкового так найти и не удалось. Детектив уселся в свое кресло и стал дожидаться, когда доктор проснется. Он искренне пообещает ему, что будет с ним до конца жизни, что никогда не оставит его, что бы ни случилось, он полностью посвятит себя Джону. Шерлок был готов на все, чтобы заслужить прощения Ватсона. И вот тут как раз раздался детский крик. Холмс чуть не свалил кресло с места, сорвался и бегом направился на ор. Ворвавшись в комнату, детектив увидел сидящего на кровати в темноте мальчонку. — Что случилось, Джон? — взволнованно поинтересовался Шерлок. — Случился ты в моей жизни, — недовольно пробубнил Ватсон, скидывая ноги с кровати. — Ты — мое проклятие. — Ну довольно, Джон, — виновато ответил детектив. — Я и так места не нахожу, перерыл все, что мог. Поверь, я разочарован не меньше твоего… — А я-то как разочарован, — прервал оправдания Холмса малыш. — Ладно, я есть хочу. И Джон сурово прошагал шажками ребенка мимо ошеломленного мужчины. Доктор раскрыл холодильник и достал оттуда продукты, оборачиваясь на изумленного детектива: — Что стоишь, волшебник? Иди готовь теперь, я ж не дотянусь до плиты, как следует, — голосом ребенка раздалась команда, которой тут же повиновался гордый детектив. Запах подгоревшей яичницы вовсе не аппетитно разнесся по всей квартире. Ватсон сидел на стуле, наблюдал за неумелыми движениями Холмса и молчал. Забавно было видеть, как знаменитый гордый сыщик корит себя и старается услужить. Но все бы ничего, да только Джон хотел скорее стать самим собой. Шерлок кое-как вывалил из сковороды яйца, чуть не сбросив их мимо тарелки. Затем обжег свой палец, ставя сковороду в мойку. Когда дело дошло до какао, то Холмс оказался и вовсе потерян. Что и в каких пропорциях разводить для детского организма? Но, услышав за спиной грубый детский голос, сообразил, что на самом-то деле все равно. Джон ел, угрюмо посматривая на сидевшего детектива с чашкой в руках. Аппетита у Холмса не было. Все его мысли были заняты перевоплощением Ватсона. Сон не шел, да еще и следующая фраза, прозвучавшая из уст доктора, вывела его из равновесия окончательно: — Ты должен помочь мне принять душ, — Джон и сам покраснел при этих словах, но делать нечего. Малыш не дотянется до душа, чтобы снять его. Шерлок проморгался и послушно встал на месте. Ватсон отодвинул тарелку и спрыгнул со стула. Со стороны это выглядело забавно — взрослый мужчина-«папа» купает сына, — но сколько душевных мук приносило обоим мужчинам. В ванной комнате они поместились, Джон начал потихоньку раздеваться и аккуратно складывать одежку. Шерлок стоял рядом, смущенно отворачиваясь, будто это был незнакомый мужик, а не малыш. Наконец, Холмс посмотрел на обнаженного малыша, который произнес: — Давай, переноси меня в ванну, — Ватсон и сам чувствовал себя по-идиотски. — О! Джон! — воскликнул Шерлок, держа под мышки мальчика-Ватсона. — Да у тебя твой «дружок» уже в детстве был не маленький! — Шерлок! — заорал доктор. — Я — ребенок! Сейчас… Отвернись и просто включи воду! — Как я могу отвернуться и нащупать душ? — тут же испуганно Шерлок поставил Джона в ванну и действительно отвел взгляд. — Да ну хватит уже издеваться, — устало произнес Ватсон. — Не смешно… Детектив все же кое-как, с горем пополам, помог вымыться соседу, помог вытереться мягким полотенцем, а уж одеваться Джон предпочел сам. Достаточно с него превеликого неумения Шерлока обращаться с детьми! Что будет дальше? Когда это все закончится и закончится ли вообще? С такими депрессивными мыслями Джон направился к своей комнате. Ни настроения, ни желания жить у него не осталось. Лишь злоба и обида на детектива терзали его сердце.