***
Теодор Нотт не считал себя везучим человеком. Тем не менее он отмечал, что некоторые люди и вовсе обделены этим мифическим даром. На фоне этих «некоторых» Теодор невольно начинал думать, что с удачей у него всё в порядке. Или, по крайней мере, не так плохо. Взять, к примеру, Малфоя. Никто на первом курсе не мог предугадать, что к шестому этот лощёный щёголь, кичившийся своим происхождением и влиятельным отцом, превратится в невзрачную тень самого себя. Мало того, что отец его загремел в Азкабан, так он ещё и принудил сына принять Тёмную метку, за которой последовало «особо важное» задание в стенах Хогвартса. Тот год был воистину началом конца великого и самоуверенного Драко Малфоя. Совершенно незаметно, по крупицам, с него слетела вся нелепая мишура. Он перестал задираться, искать на свою чистокровную задницу приключений и выпендриваться перед сверстниками. Ещё бы, знак Мрака на руке быстро приводил в чувство и мгновенно впрыскивал в голову взросление. Больше не было детства, невинных шалостей, за которые максимальным наказанием могло послужить письмо от директора отцу. Отец, конечно, задаст трёпку, но он всё-таки отец, а не злобный маньяк, пропавший после убивающего проклятья на четырнадцать лет и возродившийся благодаря наитемнейшей магии. Знак Мрака означал, что отныне и навечно ты принадлежал другому волшебнику. Для него ты не более чем слуга, домовой эльф или фамильяр. Это давало встряску и отрезвляло. Мгновенно. Несмотря на то, что Нотт-старший тоже не был в фаворитах после воскрешения Тёмного Лорда, каким-то чудом ему удалось избежать клеймения сына. Быть может, оттого, что не выпендривался, как Люциус, не старался угодить и высунуться в первые ряды. А может, это была та самая удача, количество которой для Теодора было строго отмерено. Но сегодня Теодор был готов поспорить: удача на его стороне. Не было никакой возможности, чтобы Грейнджер не находилась сейчас в библиотеке Малфоев. Всю неделю он размышлял над тем, что Драко и так достаточно настрадался в этой жизни, чтобы ещё быть заключённым в сознании Гермионы. Как-никак, в последние годы они часто помогали друг другу: приходили на выручку и прикрывали спину. Это беззаботный Блейз получил возможность упорхнуть через Ла-Манш и переждать время ненависти к слизеринцам у спокойных вод Адриатики. Для верности Нотт выждал время до одиннадцати часов утра и позвал Питти. К этому времени у Грейнджер обычно был уже рабочий настрой, и он надеялся найти её, склонившуюся над кипой пергаментов или забравшуюся в кресло с ногами и бегло читающую объёмный том, написанный древними рунами… Домовой эльф перенёс его в абсолютно безмолвную библиотеку. Не трещал камин, разгоняющий промозглость старого дома, не скрипело перо по пергаменту. Не шуршали страницы книг, и Нотт впервые засомневался в том, что знал Гермиону Грейнджер. Ему казалось, он достаточно хорошо изучил её за те выходные, которые им довелось провести в его библиотеке. Нотт думал, что она с удовольствием может пренебречь шумной вечеринкой в пользу одиночества, тишины и чтения книг. Он считал, что настоящих друзей, которым она могла рассказать всё и которые её понимали, у неё почти не было или не было совсем. Не в обиду победителю над Тёмным Лордом, но они с рыжим дружком явно не дотягивали до уровня её интеллекта. В любом случае Теодор был практически уверен в том, что Грейнджер обязана быть здесь субботним утром. В одиннадцать часов! Он был готов прибыть сюда в половине девятого, но решил не торопиться, и что в итоге получил? «Одиночество в компании книг, как ты и мечтал», — подсказал внутренний голос, от которого Нотт решил отмахнуться и задать вопрос домовику: — Мисс Грейнджер ещё не приходила? — Мисс ещё спит, сэр, — ответил тот шёпотом, и невольно Тео тоже перешёл на него: — Что значит спит? — его недоумению не было предела. Домовик Драко приглядывал за тем, что именно делала Грейнджер и когда? — Мисс работала до изнеможения и попросила Питти переночевать здесь. Хозяйка Нарцисса не велела пускать гостей в какие-либо комнаты, кроме библиотеки, поэтому Питти приготовил ей постель в дальнем углу, на диване. Нотт тяжело сглотнул. Грейнджер спала здесь. И ещё не проснулась. — Спасибо, Питти, дальше я сам. Если что понадобится, мы тебя позовём. Радостно закивав, эльф растворился в воздухе с еле слышным щелчком. Нотт глубоко вздохнул пару раз и направился в сторону единственного диванчика в этой библиотеке. По неведомым ему причинам тот был один на весь огромный книжный лабиринт Малфой-мэнора. Там и тут стояли кресла и низкие столики, готовые для работы, он даже знал о наличии двух рабочих столов, но диванчик был один. Первое, что он заметил, — это её волосы. Нет, не так. Волосы. Они были везде и находились в кошмарном беспорядке. Невольно он вспомнил свой последний секс, который был практически неделю назад, и недовольно скривился. И что Забини в них нашёл особенного? Рука нечаянно запутается — вырвешь вместе с волосами. Вот уж девушка-то обрадуется… В этом хаотичном ореоле кудряшек почивало расслабленное лицо. Губы чуть приоткрыты, тень от ресниц веером украшала бледные щёки. Он не видел её всего неделю, но Грейнджер казалась измождённой. Впервые за всё это время он задумался над тем, каково было ей жить с этим проклятьем? Какие ощущения она испытывала от всего происходящего и как всё это влияло на её организм? Он не был сведущ в колдомедицине, но даже ему было заметно, что Гермиона выглядела хуже, чем неделю назад. Домовик, кажется, говорил, что она работала допоздна… Даже в его библиотеке она позволяла себе отвлекаться на интересные книги, а здесь… что-то случилось. Что-то произошло, что заставило её работать на износ. Тяжёлое предчувствие окутало Нотта с ног до головы, и он усилием воли заставил себя не паниковать. Трезвый рассудок здесь пригодится больше всего. Гермиона слегка пошевелилась во сне, и один локон упал ей на щеку. Умиротворённое лицо вмиг скривилось. Теодор понял, что застигнут врасплох желанием убрать эту прядь, заправить её за ухо. Спустя несколько мгновений он сдался, подошёл ближе и, стараясь не задеть лица Грейнджер, как можно аккуратнее подхватил локон двумя пальцами, приподнял и… — Доброе утро, Нотт, — она внезапно открыла глаза и поприветствовала его. Недоумённо посмотрела с пряди в его пальцах на него самого, склонившегося над ней. Расслабленное лицо в мгновение ока преобразилось. Гермиона вопросительно приподняла бровь. — Доброе утро, — ответил тот и откашлялся. Одним движением он таки убрал локон в сторону, но не решился заправить его ей за ухо. Неизвестно, как она к этому отнесётся. — Тебе мешали волосы во сне, вот я и… — Понятно, — пробормотала она и почему-то засмущалась. — Ты не мог бы… мне нужно переодеться. — Да, конечно, — Нотт тут же развернулся и хотел было уйти, как до него долетел её голос: — Книги для работы у ближайшего столика слева. Он не обернулся, лишь утвердительно кивнул и продолжил свой путь, скорректировав его после её слов. Поговорить они смогут и позже. Главное, суметь сконцентрироваться на поставленной задаче, то есть чтении манускриптов, а не думать о том, что там, за несколькими стеллажами, набитыми книгами, переодевается Грейнджер.XXIX
8 мая 2018 г. в 16:00
— И всё же… почему Уизли?
Гермиона тяжело вздохнула и повернулась на бок.
— Мне кажется, ты повторяешься, Малфой.
Уголок губ Драко дрогнул, и он протянул:
— Опять Малфой? Ещё недавно я был Дра-а-ако.
Её щёки залил румянец, а Малфой, глядя на неё, тихо рассмеялся.
— Даже не думай, что я повторю ту глупость, которую ты сделал после моих таких же слов.
— Думаешь, это была глупость? — Драко снова улыбнулся и прикрыл глаза. — А мне понравился… результат этой глупости. Уверена, что не хочешь повторить?
— Да ты, как-никак, флиртуешь со мной, Малфой! — наигранно возмущённо заметила она.
Малфой усмехнулся и ответил:
— Ты тоже иногда флиртуешь со мной, Грейнджер, — затем открыл глаза и повернул голову в её сторону. — Но ты так и не ответила, почему Уизли?
— В прошлый раз результатом твоего вопроса была пощёчина. Уверен, что хочешь повторить?
Малфой отзеркалил её позу, повернувшись на бок, и с ухмылкой протянул:
— Мне кажется, ты повторяешься, Грейнджер.
Она скользнула по его лицу насмешливым взглядом и против воли остановилась на его губах, чуть приподнятых в улыбке. Воспоминания о поцелуе накрыли её волной, и она невольно облизнула свои губы. Воздух будто стал гуще и жарче, ей катастрофически его не хватало. Она сделала глубокий вдох и… перевернулась на спину, зажмурившись. Драко Малфой, лежащий на расстоянии чуть меньше чем вытянутая рука, был провокационно соблазнителен.
Где-то сбоку раздался смешок. Судя по шуму, Малфой тоже лёг на спину.
— Так… почему Уизли?
Гермиона громко вздохнула, на этот раз раздражённо, и ответила чуть резче, чем планировала:
— Почему тебя это так беспокоит?
— Может, я, — Малфой прокашлялся и продолжил, — хочу понять?
— Понять что? Почему не Гарри? Потому что Гарри мне как брат!
— Нет. Понять то, по каким именно критериям ты выбираешь себе парней.
— Я не… Проклятье! Я не знаю, почему я его выбрала, Малфой, доволен? — голос звучал зло и устало одновременно. Ей не понравилось, что её вынудили отвечать на вопрос, в котором она сама ещё не разобралась. — Рон Уизли мне понравился ещё на втором курсе, и логически я никак не могу это объяснить. Просто при его виде и присутствии внутри что-то… щёлкало. Вначале просто захватывало дух от этого «щёлк», потом хотелось при нём поправлять волосы и мантию, потом вырывать волосы Лаванде Браун…
Малфой нахмурился, явно пытаясь что-то вспомнить.
— Браун? За что?
— Видимо, ты действительно был очень занят на шестом курсе, раз не помнишь, как почти всю первую половину учебного года они сосались на каждом углу, — проворчала в ответ она.
— Уизли и Браун?!
— Что тебя удивляет? — недоумённо спросила Гермиона, повернув в его сторону голову.
Малфой сел и провёл ладонями по лицу.
— Ничего. И что, больше ни с кем у тебя не щёлкало? Даже с Крамом?
— Крам был… бальзамом на мою самооценку и шансом заставить Рона ревновать.
Он ухмыльнулся, явно что-то вспомнив, и спросил:
— И что, шанс сработал?
— О да, ты даже не представляешь насколько. Мне кажется, он тогда впервые понял, что я — девочка.
Малфой издал смешок и развернулся к ней.
— Но ты так и не ответила на ещё один вопрос.
— Какой? — Гермиона насторожилась.
— О твоём загадочном «щёлк». Больше ни с кем другим у тебя не щёлкало?
Она поёрзала, устроилась, как ей показалось, более удобно, сложила руки на груди и закрыла глаза.
— В Хогвартсе — ни с кем.
Кажется, он раскусил её попытку увильнуть от вопроса и… придвинулся к ней ближе?
— А после Хогвартса?
— А после Хогвартса я начала встречаться с Роном, и необходимость прислушиваться к щёлканью с кем-то другим исчезла, — строго ответила она и почти тут же почувствовала, как прогнулась под его весом постель с двух сторон от её головы. Ещё до того, как он заговорил, Гермиона ощутила его аромат и горячее дыхание на своей щеке и задохнулась от ощущения предвкушения, нахлынувшего на неё. Она зажмурилась покрепче и услышала мягкий смешок Драко:
— А сейчас щёлкает? — вкрадчиво прошептал он, очевидно сильно склонившись над ней. Не открывая глаз, она со всей силы оттолкнула его от себя, а он, не ожидав, упал на бок и засмеялся. — Трусишка Грейнджер, — беззлобно протянул он.
— Заткнись, Малфой, — прорычала она, тщетно пытаясь успокоить дыхание и сердечный ритм.
— Нет ничего постыдного или подсудного в том, что ты ощущаешь желание, — продолжил он серьёзно. — Уверяю тебя, я испытываю то же самое.
— Ты не помолвлен, — простонала она сквозь зубы, чем выдала себя с головой. Гермиона ощутила на мгновение лёгкое прикосновение к своим волосам, но оно исчезло, прежде чем она смогла на него среагировать. Малфой хмыкнул каким-то своим мыслям и ответил:
— А это возвращает нас к первому вопросу: почему Уизли?
— Кажется, я тебе уже ответила, что не знаю, — у неё не осталось никаких моральных сил на то, чтобы лежать с ним рядом так близко. Не тогда, когда чувствуешь под боком его тепло и помнишь о недавних поцелуях. Одним движением она поднялась с постели и опустилась в кресло у камина.
— Что ж… жаль, — только и ответил Малфой, оставшись лежать там, где был.
Гермиона впервые была рада тому, что скоро взойдёт солнце. Скоро оно заставит её проснуться и продолжить свои исследования. Скоро оно осветит все потаённые уголки её души и руины того, что она раньше считала незыблемым. Руины уверенности в том, что Рон Уизли предназначен ей судьбой. Развалины знания, что она сделала правильный выбор. Остатки самоконтроля и памяти о том, что всё было хорошо.