Аннет Гринн

Не знаю как, но Эгон и Болдрик уговорили меня пройти обследование. Они взяли у меня на анализ кровь, измерили давление и пульс, заглянули в горло, просканировали внутренние органы специальным заклинанием. Эгон и Болдрик быстро нашли общий язык и сработались. Факт мирной атмосферы между ними удивил. Впрочем, нам с Болдриком обоим стало казаться, что Эгон просто человек. И только при взгляде в его глаза по-прежнему бросало в дрожь. Как только обследование закончилось, Болдрик и Эгон тут же погрузились в работу, и я вмиг стала ненужной. Что поделать, я все равно ничем не могу им помочь, потому что ничего не понимаю в науке. Я некоторое время понаблюдала за работой парней. Глядя на их широкие спины, я подумала, что мне всегда везло с людьми в жизни, хоть они зачастую долго не задерживались со мной. Ощутив прилив благодарности к судьбе, я направилась в небольшую кухню в палатке, чтобы приготовить себе что-нибудь на завтрак. Но как только я заглянула в небольшой холодильник Болдрика, поняла, что не смогу ничего съесть – в горле застыл ком. Меня хватило только на большую чашку чая с двумя ложками сахара. Я снова вернулась в помещении палатки, где работали парни. Говорят, что подобное расширение пространства в небольшом помещении было придумано в результате просмотра какого-то странного фильма об инопланетянине – внутри его корабль был больше, чем снаружи. Но теперь я думаю, не было никакого инопланетянина, волшебники могли и без него обойтись, чтобы придумать такой пустяк – расширяющее заклинание. А так, конечно, кто знает. Может, инопланетянин в будке все-таки был. Тем временем парни все так же увлеченно работали, и я вдруг ощутила острое желание оказаться одной, отгородиться от их кипучей деятельности. Уже привычный матрас не подходил для этого, и тогда я вышла из палатки. Нужно чем-то занять себя… Машинально я достала свою волшебную палочку. Бесполезный предмет. Меня никогда не смущал тот факт, что почти все заклинания и сгустки энергии мы пропускали через руки. И зачем мне этот кусок дерева? По привычке я бережно спрятала палочку обратно в карман джинс. Надо отпустить весь этот технический бред, мы и без того обладаем сильной магией. Я на мгновение прикрыла глаза и глубоко вдохнула. Плавными и точными движениями рук я создала небольшое торнадо и отправила вверх, полностью контролируя его. Когда торнадо достигло купола защищающего заклинания, оно не вернулось вниз, но разлетелось на сотни маленьких сверкающих звезд, упавших сверху. Я практиковалась еще несколько часов, позабыв о времени и остальном мире, и чувствовала непривычную гармонию со своей природой. Я общалась с магией, которая пропитывала каждую клеточку моего тела. Я чувствовала ее мощь, и это было невероятно. Я вернулась в палатку за еще одной кружкой чая. Потом решила заглянуть к Эгону и Болдрику, спросить, как идут дела, и застала странную картину: они смотрели друг на друга в немом оцепенении. — Что-то случилось? — спрашиваю, делая глоток горячего чая, от которого валил пар. Быстрым движением я изобразила из него оленя и была чрезвычайно довольна своей работой, но мой олень остался незамеченным. Первым из оцепенения отошел Эгон. После одобрительного кивка Болдрика, он повернул ко мне голову и с минуту молчал, просто рассматривая меня, а затем заговорил. — Мы смогли обнаружить кое-что… — он выдержал паузу. — Твоя кровь не реагирует на вирус гнили. В ней есть активные антитела, они не дают ему распространиться. Даже больше — они очищают зараженные клетки. — Значит, у меня есть иммунитет к гнили? — буднично уточнила я, делая глоток чая. — Именно так! — воскликнул Болдрик, не выдержав переполняющих его эмоций. — Настоящий прорыв. Если ввести эти антитела черногнилу, я уверен на девяносто процентов, что он выздоровеет. — Я думаю, мы можем попробовать, — Эгон посмотрел на Болдрика, и тот кивнул ему. Судя по всему, парни понимали друг друга без слов. А до меня только начал доходить смысл. — То есть… у меня иммунитет. И я тысячу и один раз могла стать черногнилом, но не стала из-за антител в моей крови, — пробормотала я. — Так? — Все так, Аделин, — подтвердил Эгон. — Но почему я? Что во мне такого особенного? — Твоя кровь, — сказал Болдрик. — Мы начали с определения твоей группы крови. Все знают, что их существует четыре. Но на самом деле есть люди, чья кровь не попадает под характеристики ни одной группы из четырех основных. Таких людей очень мало. — И ты одна из них, — закончил Эгон. — Нам попадались еще такие люди, которых гниль не заражает, но их было совсем мало. Теперь у нас есть объяснение. — Ясно. — Мы должны попробовать отделить эти антитела и ввести зараженному, — снова повторил Болдрик. — Подождите… Мы не можем сейчас проверить это, — процедила я сквозь зубы. Эгон и Болдрик уставились на меня в непонимании. — Я готов стать первым подопытным, — решительно заявил Эгон. — Я знаю. Но, возможно, нам еще понадобиться твоя связь с черногнилами. Ты же можешь подключиться к коллективному разуму и все узнать, так ведь? Эгон кивнул. — Вот. Это может нам помочь. — Но и погубить, — добавил Эгон обижено. — И все же я думаю, нам не стоит торопиться. Это ответственное решение. Как насчет тех дести процентов, в которых Болдрик не уверен? Вдруг что-то пойдет не так? — Одним черногнилом будем меньше, — Эгон пожал плечами. — Мне без разницы, Адел. Либо я получу шанс выздороветь, либо умру черногнилом. Других вариантов у меня нет. — Болдрик, ну хоть ты поддержи меня. — Я вынужден согласиться с Аннет, Эгон, — подумав, сказал тот. — Мы сделали только поверхностную работу, стоит все перепроверить еще раз. Выражение лица Эгона выдавало его недовольство. Я подошла к нему и взяла за руку. — Потерпи немного, пожалуйста. Эгон покачал головой и молча отвернулся к пробиркам. Болдрик виновато улыбнулся мне. Что ж, снова есть над чем подумать. Когда стемнело, я разожгла костер возле палатки, понимая, что мне требуется одиночество и фон для раздумий. Потрескивание поленьев и теплый свет как нельзя лучше подходили для этого. Эгон быстро пришел в норму, и они с Болдриком продолжили работу с образцами гнили и моей кровью, мне не хотелось принимать в этом участие. Наверное, мне не стоило бояться, что наконец-то у нас может появиться вакцина от черной гнили и что Эгона можно будет спасти, но я боялась. Вдруг поняла, что по-другому жить не умею, что я буду делать, когда все закончится? И если Эгон снова станет человеком, выберет ли он жизнь со мной или снова исчезнет в неизвестном направлении? Я поправила подушку, на которой сидела, и, обняв ноги, уткнулась подбородком в колени. На этот раз не мне одной решать. Просто придется принять реальность такой, какой она станет. Вырывавшиеся из пламени искры взмывали вверх и смешивались со звездами на небосводе. Воодушевление, посетившее меня утром, испарилось. У меня редкая группа крови… Что, если узнав об этом, за мной начнется охота? И сколько еще таких людей живет сейчас в мире? Что, если мы теперь все в опасности? Что следует предпринять? Спустя некоторое время Эгон вышел из палатки и присел рядом возле костра. — Поздно. Болдрик лег спать? — спросила я, не отрывая взгляд от языков пламени. — Пришлось уговорить. Голова уже не варит, устал парень. — А ты? — Я не сплю. — Что, совсем? — Совсем, — Эгон вздохнул. — Черногнилы не спят. Никогда. Представляешь, какая мука — быть постоянно в сознании? — И представить не могу. Сейчас, в полутьме, освещенный бликами костра Эгон был похож на обычного человека. Впервые за все время нашей неожиданной встречи я не испытывала к нему чувство отвращения или ужаса. На смену им пришла пустота. К тому же, как выясняется, я могла не бояться заразиться. — Так значит, зачистщик, — констатировал Эгон спустя паузу. — Да, — я поймала на себе его пристальный взгляд. — И как же ты докатилась до такой жизни? — Ну, ты же знаешь, что я должна была пойти по стопам отца. Училась на зельеварщика, потом собиралась получить еще одно образование управленца, чтобы помогать отцу на его фирме с зельями, но не сложилось. Я бросила учебу, когда ты умер, — по спине пробежали мурашки от последней фразы. — Я понимаю, что отец смог бы меня и без образования пристроить, но… Короче, не сложилось и все тут. — Но почему надо было становиться зачистщиком? — допытывался Эгон. — Я все равно не понимаю. Одна из самых опасных работ в мире! Ты ведь не такая, это тебе не подходит. — Я не знаю, что мне подходит, а что нет. Но я довольна своей работой. Мне нравится помогать людям, — возразила я. — Началось все случайно — на соседей черти напали. Ну ты знаешь из курса биологии, какие это твари. Эта работа спасла мне жизнь, когда ты меня бросил. На последнем слове выражение лица Эгона изменилось. Я покачала головой. — Бросил… — прохрипел он. — Просто… мне сложно описать то, что я чувствовала тогда, восемь лет назад. Мне очень плохо было. И я думала, что ты бросил меня. Исчез. Из бытия. Мама еле вытаскивала меня из кладбища и силком тащила домой, буквально заставляла есть и даже воду насильно вливала. Мне жить не хотелось. Я вспомнила, как лет семь назад представляла собой скелет, обтянутый кожей, равнодушный ко всему. Не самые приятные воспоминания, но их не стереть. — Ты словно хотела раствориться в мире, тоже исчезнуть… А ведь я собирался уехать вскоре в другую страну… — Эгон посмотрел на пламя ничего не видящим взглядом. — Я искренне полагал, что плохо на тебя влияю и что должен исчезнуть из твоей жизни. — И исчез, — я усмехнулась. — Адель, прости, что заставил тебя испытать столько боли, — Эгон взял меня за руку, по всему телу пробежали мурашки от его прикосновения, ноги стали ватные. — Ты не виноват. Ты не собирался умирать, — едва слышно говорю, в горле пересохло. — Верно… Вся эта гниль. Ты не представляешь, как это тяжело, — я с удивлением заметила на глазах Эгона выступившие слезы. — Я слышу их голоса в своей голове, они перебивают мой собственный. Мои мысли с легкостью дуновения ветра становятся общим достоянием, точно так же, как и мысли остальных черногнилов. Ни уснуть, ни отключиться. Сложнее осознавать, что ты внутри все еще человек, что у тебя есть воспоминания, чувства, целая жизнь, потерянная безвозвратно. Но вначале ты этого не помнишь. А когда вирус ослабевает, память выливает на тебя все и сразу. Все эти лица людей, которых я убил… Я вижу их ночами, Адел. Армия мертвых людей приходит ко мне… Я внимательно посмотрела на друга. Он сидел, сгорбившись, смотря на свои руки, сплетенные в замок. Я понимала, что он испытывает вину и боль, но я их тоже испытывала по другую линию фронта. Он не один такой и не особенный. — У меня было много напарников, — говорю тихо. — Таких, как Болдрик. Они умирали, Эгон. Черногнилы убивали их на моих глазах. И их было много. Я их всех хоронила. Рыла им могилы и закапывала лопатой. Буквально неделю назад я так похоронила Кева. Ему бы еще жить и жить. — Аделин… — Эгон прикрыл глаза. — Что же ты пережила… — Пережила ведь. И ты переживешь. — А я не мог остановиться… Я ведь убивал их по приказу. Чьих-то напарников и любимых. Твоих, может быть. Ненавижу себя… Вы правы, называя черногнилов монстрами. Я монстр, Адель. — Не говори так… — я придвинулась ближе к нему, положила руку на его синюшную щеку. — Но так и есть, — Эгон взял мою руку и поцеловал ее в тыльную сторону ладони. — Знаешь, все мы немного монстры… — говорю через паузу. — Мне иногда стыдно так думать, но все же порой очень хочется, чтобы кто-то умер, кто-то определенный, кто заслуживает смерти. Так ведь нельзя думать, но… Когда какой-то кретин сбил моего любимого рыжего кота на машине… Он оставил его умирать на обочине. Он мог остановиться и спасти его, всего пару слов, одно заклинание, но он уехал! Разве он не монстр? — Я не знал об этом… — Мне было тринадцать. Это случилось прямо перед отъездом сюда, — я прикусила нижнюю губу, сдерживая слезы. Перед глазами снова встала та ужасная картина мертвого Балу, его рыжей шерсти, покрытой кровью, закрытые навечно глаза, любимая рыжая морда, укрытая ссадинами… Эгон вздохнул, крепко сжав мою руку в своей ладони. — Я знаю, ты права. Люди монстры по своей сути, без этого никуда. И все же, Аделин, пообещай мне одну вещь. — Какую? — Если я начну терять себя, ты сама убьешь меня своим лучом. Я посмотрела на Эгона. На мгновение мне стало страшно. Что ему еще известно об убивающем луче? Мы храним формулу заклинания в тайне, чтобы никто из черногнилов не узнал его. Мы даже вслух его не произносим и делимся с кем-то очень редко. Может, Эгон подослан, чтобы разузнать что-нибудь о луче? Даже думать об этом не хочется. — Нет, Эгон, — протестую. — Ты просишь слишком много. Я не хочу тебя терять вновь. — Мы оба знаем: если это случится, у тебя не будет выбора. — Как и восемь лет назад. — Как и восемь лет назад… — повторил Эгон. Обняв мое лицо руками, он пристально смотрел мне в глаза. Я поняла, что Эгон хочет меня поцеловать, и отстранилась. В его глазах я заметила досаду и непонимание. — Прости, я думал, что ты все еще… — Эгон не договорил, нахмурившись. — Мне тебя так не хватало, я задыхалась без тебя, но прошло слишком много времени, — я пожала плечами. Треск поленьев заполнил тишину. Где-то вдалеке пели птицы. — Я понимаю, — сказал Эгон после паузы. — Но теперь я рядом, Аделин, и никуда от тебя не денусь. Обещаю. Знаешь, в параллельном мире есть религии, — сказал он после еще одной паузы. — Люди верят, что мир создал бог. — Бог? Кто это? — Могущественное сверхъестественное высшее существо, творец вселенной, демиург. Он создал все вокруг, а человека наделил душой — о душе ты, разумеется, слышала. Так вот после смерти души попадают либо в рай, либо в ад. Рай — это прекрасное место, залитое лучами солнца, вечное зеленое лето, там нет боли и слез… — А ад? — Кошмар и хаос, пылающая без конца реальность в девять кругов отборных пыток. Все грешники попадут туда. — И ты веришь в это? — я обеспокоено посмотрела на Эгона. — Каждому воздастся по его вере… — он грустно улыбнулся мне. — Наверное, моя жизнь была похожа на ад, когда ты умер. — А я завис над пропастью, ногой в раю, ногой в аду… — Эгон помолчал. — А теперь ложись спать, тебе нужно отдохнуть, — он погладил меня по волосам и поцеловал в макушку. — А ты? — я посмотрела на Эгона и снова увидела в нем черногнила. — А я останусь наедине со своими демонами в своем личном аду, — Эгон снова грустно улыбнулся мне. — Утром решим, что нам делать дальше.