Hate / Love

      Харли помнит самый первый день, когда увидела его. Самый первый день в Аркхэме. Добрая врач Лесли Томпкинс встретила ее у самых дверей и провела экскурсию по всей больнице. Почти по всей. В само отделение для особо опасных преступников Томпкинс юного психиатра Харлин Квинзель не повела — еще слишком рано. Харлин к тому моменту только-только закончила университет. С отличием. Благодаря аттестату перед ней открылись все двери, девушка мечтала о карьере и собственной книге. Книге об одном человеке, которого считали безнадежно больным, которого считали самым опасным и самым ужасным маньяком. А так как Харли привыкла добиваться своих целей любыми способами, она не стала изменять своим принципам и здесь. Девушку определили работать с простыми пациентами, у которых дальше депрессии диагноз не заходил.       Два месяца Квинзель сидела в палате с «душевнобольными», выписывала им лекарства и спрашивала, как прошел день и есть ли жалобы. Все по инструкции, все по уставу. Ей не хватало какого-то экстрима, экстренных ситуаций, в которых следовало вызывать охрану или вкалывать дозу успокоительного. Два месяца Харлин засыпала, сидя на стуле, пока слушала какие-то бредни своих пациентов. Она пыталась уговорить Томпкинс дать ей одного, но сложного пациента, объясняла причину, говорила, что ей нужен материал для книги. Пока все, что у Харлин было, — лишь наброски каких-то текстов для ее будущей работы. Сделать больше ей не давала именно главврач.       К счастью, на третий месяц работы, ей удалось уговорить Лесли на сложного пациента. Очень сложного. Харли даже не ожидала, что Томпкинс решит сразу дать ей возможность работать с Джокером.       В свой первый день с новым и единственным пациентом Харли пришла за час до сеанса. Главврач рассказала, что делать в экстренных ситуациях и что лучше говорить и как действовать. Конечно, насчет Джокера Лесли не могла много сказать, так как даже со своим опытом она не смогла с ним справиться — несколько лет назад она сама стала его жертвой, после чего пролежала в больнице несколько недель.       После инструктажа Харлин сидела в своем кабинете и читала дело Джокера, которое ей дала Томпкинс. Пусть папка и не была тонкой, информации было мало. В основном были данные о преступлениях психопата, а данных о диагнозах было всего на страницу. И то, больше половины ее были исправления и перечеркивания. Никто из врачей, работавших с Джокером, не мог поставить точный диагноз и определить курс лечения. Каждый раз для каждого врача клоун показывал себя с новой стороны, что давало им повод предполагать очередную болезнь.       Девушка была уверена, что справится. Конечно, она не всегда училась в университете на отлично, однако что-то в голове у нее было. Прежде она ни разу не встречалась с Джокером лично, она видела его только по телевизору, читала статьи в интернете и видела заголовки газет. Писали и говорили о нем, конечно, страшно, но это не пугало девушку. Она считала, что не стоит верить журналистам. Они всегда все приукрашивают. Даже в отношении Джокера. Человек по определению не может быть таким, каким представляют психопата в СМИ.       Лесли проводила Харлин к палате для терапии и перед уходом еще раз уточнила, уверена ли Квинзель в своём решении взять дело Джокера себе. Молодой психиатр кивнула головой, хотя от волнения начала ногтями ковырять пальцы и отрывать заусенцы. Она всегда так делала, когда очень нервничала. И эта привычка даже с годами не покинула её.       Харлин зашла в палату и замерла у двери — на неё смотрели серо-зеленые глаза Джокера. В них было что-то такое, отчего девушка впала в ступор и не могла пошевелиться. Психопат бегал взглядом по Харлин, внимательно рассматривая свою возможную жертву. В палате повисла тишина, которую никто не смел нарушить. Джокер был занят разглядыванием Квинзель, а сама девушка была крайне шокирована и даже напугана таким поведением психопата. Конечно, она знала, что от «душевнобольных» можно и нужно ожидать всяких странностей, но она и не предполагала, что Джокер в первые минуты первой встречи начнёт так интересоваться своим новым врачом. Или анализировать и искать слабые места. Харлин слышала, что он так может. — С каких пор интернов допускают к работе с пациентами? — вдруг спросил Джокер, облизав свои шрамированные губы. — Так и будешь стоять у двери?       Не найдя никакой связи между вопросами, Харлин наконец смогла пройти вглубь палаты и, положив блокнот на стол, сесть на стул. Теперь она смогла рассмотреть психопата лучше. Его засаленные зелёные волосы спадали небрежными прядями на лицо. Белая краска грима была неравномерно размазана по лицу, и где-то были видны свежие царапины с запекшейся кровью. Свой взгляд Харлин остановила на его шрамированных губах, которые были густо и небрежно намазаны помадой. Но сквозь неё все равно можно было разглядеть рваные шрамы, тянущиеся от уголков рта и выше, создавая эффект широкой улыбки до ушей. — Между прочим, я не интерн, — Харлин все же смогла собраться и начать сеанс. — Меня зовут Харлин Квинзель.       Казалось, что Джокеру совсем не интересны ответы на свои вопросы. Он сделал задумчивое выражение лица и, будто пробуя на вкус, стал повторять имя психиатра: — Харлин… Квинзель… Квин… Зель… Харлин… — повторял он, будто читает заклинание. — Если переделать, то получится Харли Квинн! А, как тебе? Прям как Арлекин! — Джокер улыбнулся, оголив свои вставные железные зубы. Кажется, Харлин слышала историю, как Бэтмен, в порыве злости и гнева из-за смерти своего помощника Робина, выбил всего его тридцать два зуба.       На замечании Джокера о своём «новом» имени Харли не стала заострять внимание. Ведь, по инструктажу, не стоит исправлять психопатов. Простите, душевнобольных. — Ладно, — протянула Харлин. — Как я могу к вам обращаться? — девушка открыла блокнот, чтобы начать записывать для себя основные факты и наблюдения. Однако, когда ответа от Джокера не последовало даже через несколько минут, она оторвалась от записей и снова подняла глаза на Джокера. Он все также продолжал разглядывать Квинзель, не скрывая любопытства. — Почему такая хрупкая девушка решила работать здесь, в этом мрачном и страшном месте? — спросил через какое-то время Джокер, будто находясь в своём мире и не обращая внимания на реплики своего врача. — Мистер Джей, — все-таки Харлин смогла сориентироваться и придумать имя для пациента. — Здесь вопросы буду задавать я. А вы будете на них отвечать, хорошо? — Что ж, думаю, получится отличная игра! — захихикав, ответил Джокер. — Я согласен.       На протяжении всего сеанса Харли задавала скучные вопросы, стандартные для каждого сеанса с каждым пациентом. На что-то Джокер отвечал достаточно серьёзно. На что-то — с неохотой, либо и вовсе игнорировал Харлин. Не обошлось, конечно, без шуток: психопат вставлял глупые и смешные фразы при каждой возможности. Под конец сеанса Харлин даже сдалась и позволила себе посмеяться над некоторыми шутками из репертуара Джокера. Вообще, как посчитала сама Харли, она смогла найти общий язык с ним. Клоун даже не попытался вести себя враждебно. Даже если он и не отвечал на вопросы девушки, он переводил тему, интересуясь личной жизнью Квинзель, при этом не убирая с лица улыбку. Девушка наивно полагала, что Джокер открылся ей, а потому даже не задумывалась о том, что он мог что-то замышлять.       Харли помнит, как проходили сеансы с Джокером. Как она ждала встречи с ним и упрашивала доктора Томпкинс сделать сеансы чаще под предлогом «это будет лучше для пациента». Она не замечала, как все больше запутывалась в его сетях. Она видела Джокера каким-то несчастным добряком, которому просто не повезло в жизни. И подтверждая это, клоун рассказывал невероятные истории из своего несчастного детства, которым Харлин слепо верила и жалела Джокера. — Пожалуйста! Прими меня! Я тебе доказала свою верность, свою любовь… — этот момент Квинн считала переломным. И в своей жизни, и жизни Джокера. Она помогла сбежать клоуну спустя три месяца после начала их сеансов в Аркхэме. А после он её бросил, пропал на несколько недель, а Харлин пыталась скрыться от копов. Он сам её потом нашёл. И хотел убить. Даже приставил пушку к голове Квинзель. Но не выстрелил, хотя девушка уже попрощалась с жизнью и полностью отчаялась. Нет, он просто лишил её нормальности, забрал последние светлые мысли. Заставил напялить нелепый костюм и завязать два хвоста на голове.       И Харли благодарна ему. Искренне и по-настоящему. Она до сих пор верит, что Джокеру просто не повезло в жизни и поэтому он стал убивать. Стал маньяком и ночным кошмаром Готэм–Сити. Она изменилась ради него. Чтобы Джокер не говорил ей и как бы ни бесился, он одинок. И Харли закончила свою нормальную жизнь, оставила Харлин Квинзель ради него. Чтобы он не чувствовал одиночества.