***
Всё начинается с границы. С крайней точки, с конца. А следом - сплошное ничего, всплывающие вопросы и пустой взгляд. Она задумчиво сжимает кончики пальцев, словно прикосновение каждой из подушечек, наделенных причудой, запускает новый мыслительный процесс. В голове - пусто, только крутятся строки собственного имени, домашнего адреса и телефонного номера. Вокруг неё стены больницы; всё кажется нечётким, словно сквозь дымку. Вокруг неё суетятся медсёстры, не подозревающие, что она не спит. А она и сама не очень понимает, почему проснулась. - Урарака Очако, - шепчет она, - двадцать четыре года, день рождения двадцать седьмого декабря. Профессиональное геройское имя - Уравити, выпускница старшей школы Юэй. Словно мантру, она раз за разом повторяет одно и то же. Очако повторяет это дни напролёт, пока имя не застывает на губах, а она уже не может понять, почему вообще начала. Сегодня к ней приходило три посетителя вместо привычных двух. Мидория пришел где-то в полдень, как только её родители вышли купить ей поесть что-нибудь вместо больничного супа. Он так изменился, и это ещё мягко говоря; стал широкоплечим и высоким. Детские щечки исчезли, превратившись в угловатые скулы, но волосы всё такие же непослушные, и он так и не научился завязывать галстук. Очако готова поспорить, что у него примерно тридцать пар одинаковой обуви, потому что он по-прежнему носит те же красные ботинки. Не смотря на занятость, Мидория сидит с ней почти целый час сложив на коленях руки, и выглядит безмятежным и спокойным, словно ни одна душа в мире не ждёт его спасения. "Кроме меня, - мрачно думает Очако. - И, если он пытался, меня ему спасти не удалось. " - Как ты себя чувствуешь? - спрашивает Мидория. Он очень аккуратный и мягкий, но слишком вежливый, молча изучает ответы, которых у неё и нет. - Нормально, вроде. Знаю только то, что все мне говорят. В смысле, родители и доктора. Очако склеивает вместе все имеющиеся у неё кусочки, точно хлебные крошки: дату, время, свой возраст и местополжение. Она просит новые газеты каждый день, изучая важные новости и отмечая имена своих старых одноклассников: "Фроппи Спасает Пятьдесят Жизней Помогая Береговой Охране!" и "Красный Бунтарь Перехватывает Оружейную Сделку В Йокогаме!"; на заднем плане шумит включенный телевизор, а она вылавливает знакомые имена. - Он заходил? - спрашивает Мидория, переплетая пальцы. Между бровями у него собирается складка, а на виске выступает капля пота, не смотря на прохладу в больничной палате. - Кто? - Каччан. Теперь её черёд хмуриться. - С чего бы ему тут появляться? По лицу Мидории на мгновение проскальзывает что-то похожее на боль, как если бы кто-то ощутимо ткнул его в бок. Но он качает головой, изображая честную, брендовую улыбку Всемогущего. Очако выталкивает из груди фальшивый смех и какую-то стандартную фразу о том, что он опять болтает всякие глупости. Изнутри её прожигает горечь. Не сложно догадаться, о чём он подумал - Очако крутит эти мысли в голове ещё несколько часов после ухода Мидории. Она прекрасно понимает, что он не хочет задавать вопросов - никто не хочет, - а может, он просто не хочет знать, как много она помнит. Или, скорее, как много она забыла.Пролог.
7 февраля 2018 г. в 18:00
Он задерживает дыхание не потому, что на что-то надеется, просто его сердце наливается свинцом - им наполняется каждая клеточка в теле; его выворачивает, топит и тащит на дно. Он по колено в цементе, руки мертвенно холодные, дыхание колит и застревает в глотке при выдохе. Если бы он мог ответить - а он не может - он бы сказал ей, что единственный выход - наблюдать снизу за небом, во всех возможных оттенках, просто быть человеком - жить без крыльев.
Но Бакуго слышит эти самые слова, произносимые ей, и сам так отчаянно хочет улететь.