Не смей бежать от своих чувств

— Серег, я такую глупость вчера сделал, — Арсений выдохнул и сел в свое кресло за рабочим столом. — Дружище, не нужно мне цитировать свои ночные СМС, ближе к делу. И оно, вероятно, того стоит, раз ты вызывал меня в офис к восьми утра, — мужчина с хвостиком на голове одернул пиджак и присел напротив. — Кстати, будучи знакомым с тобой хренову тучу лет, я уже не удивляюсь таким сообщениям. — Не ерничай, Матвиенко, тут реально трындец. Я Антона поцеловал. — Так, Попов, я с утра позавтракать не успел, бежал к тебе сломя голову. Для чего? Для того, чтоб ты мне про своего Захарьина рассказывал? А я ведь говорил, что слышать о нем не желаю, — произнес Матвиенко и стукнул ладонью по столу. — Если у тебя все, то я пойду. — Сядь, не беси меня. Я своего Антона поцеловал, Шастуна, — выпалил Попов, и товарищ напротив, иронично приподняв бровь, снова сел на свое место. — А это уже интересно. И давно он твоим стал? — Да не стал он моим, это к слову. Вчера такое было, хорошо, что ты не поехал, иначе этому Захарьину точно бы в морду залепил. Я не знаю, как сдержался, когда он бухой вусмерть начал нас палить и Антона унижать, и говорить такие вещи. Антон стоит, бледнеет и сказать что не знает, ну я и… — А я всегда говорил, что Захарьин — тот еще мудак, — покачал головой Матвиенко, недовольно сдвигая брови. — Да знаю я. С Шастуном что теперь делать? Он так вчера на меня смотрел испуганно, меня самого трусило всего, хоть виду и не подавал. — Ну, тут я тебе не советчик, веди себя как раньше, изображая равнодушную сволочь. У тебя это хорошо получается. — Да, ты прав, буду вести себя как обычно, — похоже, иронии в словах компаньона Арсений не разглядел и продолжал ходить по кабинету, отчаянно жестикулируя. — Да, точно. Еще раз спасибо, Серег, заодно будет время в себе разобраться. — Аминь, — выпалил лучший друг и подорвался с места, — разрешите удалиться, герр Попов, дела, сами знаете. — Да, иди-иди, еще увидимся, — махнул рукой темноволосый мужчина, полностью погруженный в свои мысли. Спасение было в работе. Работа спасала всегда, и этот раз исключением не стал. Зарывшись в документацию по уши, Арсений переступил порог дома около двенадцати и замер, погружаясь в абсолютную тишину. Дом был пуст и, кажется, уже довольно долгое время. И не то чтоб ему было на это плевать. Вероятно, человек привыкает ко всему: и к вынужденному браку с парнем, которого Попов знал на тот момент от силы полгода; и к решению своего отца, который сказал в один прекрасный день: "Был бы ты, сынок, бабой — все было бы гораздо проще. А так, ты мужик. Изволь принимать достойные решения, которые спасут твою семью от краха". Пришлось приспосабливаться, тем более жить как раньше никто не запрещал, а к Шастуну Арсений привык, как привыкают к новым обоям, планировке мебели или новым туфлям. Маячит перед глазами, и ладно, разговорами не достает, а несколько раз в неделю можно и пообниматься на всякого рода светских раутах. Время приближалось к полуночи, а Арсений все сидел на широком диване, уставившись в одну точку, и вспоминал события прошедших дней. Наконец, видимо, это ему надоело, и он дотянулся до гаджета, брошенного на подушку. — Алло, Антон, ты на часы смотрел? Время к часу, ты где вообще? — произнес мужчина, как только трубку все-таки взяли. — Я у родителей, ночевать останусь у них, — выдохнул Антон, и на мгновение воцарилась тишина. — Какого хрена? Почему ты меня не предупредил? Что-то случилось? — Нет, все в порядке, — произнес парень, и Арсений ему не поверил. — Шастун, что, к чертям собачьим, произошло? Ты бы не срывался просто так в другой конец города к родителям с ночевкой. Ты, я надеюсь, вещи дома оставил? — Я просто хочу побыть один, — прозвучало как выстрел, и Арсений едва сдержался, чтоб не выматериться вслух. — Антон, что значит один? Ты здесь что, с табором цыган был? Или я не понимаю... — Один — не в плане одиночества, а в плане — подальше от тебя. — Что? — кажется, Арсений ослышался, или что это сейчас было? — Я что, обидел тебя? В чем я виноват? В том, что живу с тобой под одной крышей? В том, что каждый день в лепешку разбиваюсь, чтоб держать бизнес на плаву? Скажи мне, Шастун. — Арс, не кипятись, все в порядке. Не волнуйся за меня, если ты, конечно, волнуешься вообще. — Шастун, ты сейчас похож на гребаную истеричку! Какого хрена ты мне мозг выносишь своими недомолвками? Естественно, я волнуюсь. Времени час ночи, я пришел, а тебя нет. — Возможно, ты поймешь, что я чувствую в такие моменты. — Шастун! — буквально заорал Арсений, с силой сжимая в руке ни в чем не повинный телефон. — Забей, Арс! Я завтра приеду, наверное. Спокойной ночи, — в трубке раздались гудки, а Арсений какое-то мгновение испепелял взглядом трубку, а после отбросил ее в сторону и устало откинулся на спинку дивана. Дурдом продолжался. Где-то на другом конце Москвы подобное чувство опустошенности испытывал Антон, стоя на балконе родительской квартиры. — Антош, Антош, — позвал его тихий голос, и парень обернулся, встречаясь взглядом с глазами матери. — Ты чего не спишь? — женщина, около пятидесяти лет, подошла ближе и дотронулась до руки сына. — Уложить тебя? — Мам, — протянул Антон с улыбкой, позволяя женщине взять его за руку и довести до постели. Уже лежа в кровати, Антон прижался щекой к руке матери, чувствуя себя совсем, как в детстве. — Антош, а ты так толком и не объяснил… У вас что-то случилось? — кажется, сердце матери было не обмануть, но Шастун все же попытался. — Нет, соскучился просто. Разве ты не рада? — Рада, очень, но мне кажется, или вы поругались? Что-то не так. Он тебя обижает? — Мам, а помнишь ты говорила: "Стерпится — слюбится", — парень вздохнул, устало прикрывая глаза. — Наступает момент, когда терпеть нет больше сил. — Все наладится, — тихо произнесла мама, поглаживая сына по плечу. — Засыпай, я завтра пирожков твоих любимых испеку. — Спокойной ночи, — Антон засыпал, кажется, впервые за столь долгое время, ощущая невероятную легкость.