The Bonds of Family

Таллахасси, штат Флорида…       Кларк полностью подчиняется плану, разработанному Кетсией, в соответствии с которым о фиктивности предстоящего брака должен знать ограниченный круг. Даже их семьям стоит думать, что всё по-настоящему. Именно для этого устроена эта барбекю-вечеринка, на которой собираются обе семьи. Из живых родственников Лексы остаются всего трое: её мать, Джо Адельштейн — дед Александрии по линии матери — и Джоди Колхун, жена Барта, приходящегося Лексе родным дядей, к сожалению, тоже трагически скончавшегося, как и его брат Питер. От всех троих за версту тянет аристократизмом, несмотря на их одеяние, обычное для всех простых смертных. Джо — зеленоглазый высокий мужчина с сединой на висках. Морщин почти нет, хотя ему уже под семьдесят. Трость в его руке, но в ней нет необходимости. Джоди вовсе выглядит молодой. Не вылезающая из пластических хирургов и салонов красоты, она выглядит безупречно. Её большие голубые глаза завораживают каждого, кто имел честь с ней когда-либо разговаривать. Именно благодаря им она когда-то покорила сердце Барта Колхуна. Бесспорно, её огненно-рыжие волосы тоже сыграли немаловажную роль.       Семья Гриффин в разы больше. Глава семейства — Эдриан Гриффин, можно сказать, одной ногой в могиле. Два десятка лет назад у него начались проблемы с передвижением на собственных ногах. Тогда-то ему и поставили диагноз — болезнь Штрюмпеля. Он мучился долго. Храбрился, пытался ходить с помощью костыля, но потом сдался и до сегодняшнего дня не расстаётся с инвалидной коляской, привезённой Эбигейл из города. Эбигейл… Эбби. Она дочь Эдриана, а также мать Кларк. Красивая женщина, но не замужем. И никогда не была. У Эбигейл три брата: Клифф и Элвин — старшие, Теодор (Тедди) — младший. Последний сейчас сидит в тюрьме, а у двоих других свои семьи. У Клиффа — низкорослого толстенького шатена с карими глазами, очень похожего на отца в молодости — две дочери: Эрика и Ханна. Эрике двадцать один год и она студентка Университета Штата Флорида, учится на HR-менеджера. Ханне семнадцать, и она собирается… а впрочем, судя по её оценкам, никуда она не собирается, что очень сильно огорчает жену Клиффа, Эми. У Элвина два сына — Эйдан и Дерек. Эйдану уже тридцать. И у отца, и у сыновей светло-русые волосы и карие глаза, как у покойной жены Эдриана, Камиллы. Эйдан женат, и у него трое детей: восьмилетний Айзак, пятилетняя Роуз и трёхлетний Томми. Дереку пятнадцать. Он неплохо рисует, но тратит свой талант на разрисовку зданий Таллахасси, поэтому ему прочат высокий риск закончить так же, как его дядя Тедди. Также ещё есть многочисленные родственники по линии младшего брата Эдриана. И все-все они сейчас гостят в доме Гриффинов, расположенного вблизи Таллахасси на ферме по производству апельсинов. Вся семья по линии Эдриана живёт в этом доме постоянно. Ферма приносит не слишком большой доход, а если случаются торнадо, то и вовсе Гриффины терпят убытки. За всю историю существования фермы с домом ремонт производился сто сорок семь раз. Некоторые долги до сих пор не выплачены — ни Кларк, ни Эбби, как единственные, кто зарабатывает выше среднего из семьи, не отличились благородством, не предложив выплатить хотя бы небольшой процент от долга. Дяди Кларк много работают, поэтому в этом году им удалось немного скостить размер должного своим многочисленным кредиторам. Из-за финансовых проблем все затраты по настоящей барбекю-вечеринке легли на плечи Кларк, которая отнюдь не счастлива, что её карманы подопустели. ***       После официальных представлений обе семьи становятся едины. Кроме них здесь ещё присутствуют Рейвен и Титус, которые тоже уже практически как члены семьи. Все находятся на лужайке возле дома Гриффинов. Клифф занимается приготовлением стейков. Ему помогает Эми. Молодёжь с интересом окружает Лексу — будущую жену Кларк здесь представляли не так. Джо и Эдриан тоже нашли общий язык и, попивая многолетней выдержки виски, привезённый в подарок Адельштейном, беседуют, словно закадычные друзья. Старшее поколение женщин располагается неподалёку от разбрызгивателя в удобных креслах, ожидая, когда им, как королевам, подадут мясо. Рядом с барбекюшницей стоит стол, на котором лежит гора чистых тарелок и салатниц, которые прямо здесь под открытым небом заполняются зеленью, овощами и фруктами, заправляются различными соусами, превращаясь в салаты. Эйдан подрядился быть ответственным за напитки, поэтому то и дело бегает в дом, чтобы принести что-нибудь алкогольное или соки для детей, которые носятся по лужайке, точно оголтелые.       Проходят часы, и уже сумерки спускаются на землю. Мясо удалось на славу. Даже Кетсия похвалила, а она-то как не кто иной искушена всевозможными яствами. Наступает время укладываться спать детям и начать развлекаться взрослым… по-взрослому. Ханна и Дерек тоже считают себя взрослыми, и никто не возражает, правда, алкоголя им никто не даёт. По крайней мере, Дереку. Но и он не скучает. А всё потому, что кто-то предложил сыграть в импровизированный бир-понг — в пластиковых стаканчиках не только пиво, но и другие алкогольные напитки. Правда, не всем дано узнать, что именно за напитки там находятся, но абсолютно точно намечается бесспорный лидер в этой игре — Александрия, которую сначала посчитали далекой от веселья, удивляет всех точным попаданием в каждый стакан. Она уже выпивает восемь штук и ни разу не промахивается. Каждое новое попадание ознаменовывается радостным гулом и улюлюканьем со стороны окружающих её молодых людей, для которых она практически становится легендой. Старшее поколение тусуется в своём узком кружке. Джо рассказывает Эдриану про своё хобби, именуемое нудлингом — ловля сомов голыми руками. Он воодушевлён. Кетсия вынуждена общаться с Эбби и Джоди. Впрочем, Кетсия уже хочет уйти, ибо никто не нравится ей тут. До Кларк даже доносится обрывистая фраза, которую Колхун-старшая говорит Титусу, дающая понять, что на самом деле о ней думает Кетсия: «…какова мать, такова и дочь!.. И вовсе неудивительно, что она лесбиянка. Её мать нагуляла её, пока училась в колледже. Без мужа. Небось, постоянного партнёра даже не было, а потому и не знает, кто отец. Правильно мудрые люди говорят: от разврата бывает только разврат!..» Настроения веселиться после услышанного у Гриффин-младшей нет, поэтому она садится на край веранды и наблюдает оттуда, как заходятся от восторга её многочисленные родственники от выходок её невесты, но она больше погружена в свои мысли и почти совсем не замечает реальности. Ей больно и обидно, но она стерпит это. Терпеть недолго, а взамен она получит компанию, в которой мечтала работать ещё будучи студенткой. — Почему не веселишься со своей невестой? — Нет настроения, Нат. Натали садится рядом, близко придвинувшись к Кларк. У них была связь в колледже, а до этого они учились в одной школе. Гриффин ещё тогда была влюблена в эту светловолосую красавицу. Даже поехала вместе с ней в Нью-йоркский университет, хотя ей могли дать грант на обучение в Университете Штата Флориды. Эбигейл не обрадовалась решению дочери, но деньги на обучение выделила из тех, что отложила на покупку квартиры в Таллахассе. Несмотря на то, что она хорошо зарабатывает, до сих пор живёт в отеческом доме, зато угодила дочери, и та поехала в тот колледж, в который хотела. И была там счастлива, словно в сказке. Но сказки заканчиваются. Натали почему-то запаниковала и вскоре выскочила замуж за Эйдана, родив ему троих детей. — Вы с ней и двумя словами за вечер не перемолвились. Поссорились, что ли? — Нет, просто даю ей свободу. — Уж это она любит. Я читала её интервью в журнале. Кларк хочется спросить, о чём она, но показывать свою осведомлённость не решается. — А ты чего не с ними? — Хочу посидеть с тобой. Нат улыбается и, положив ладонь на плечо Гриффин, легонько поглаживает, получая улыбку в ответ. — Она не для тебя, — рука Натали перемещается на шею, перебирает блондинистые пряди. — Я всегда думала, что ты выберешь кого-нибудь абсолютно не похожего на неё. — Ты её не знаешь. Как ты можешь утверждать вообще. Думаешь, почитала журнал и всё поняла? Это так не работает. — А расскажи мне о ней. Положив подбородок на плечо Гриффин, Нат смотрит на неё исподлобья. Приходит пора Кларк паниковать. Зря она не спустила на тормозах этот разговор. Натали обязательно поймёт, что она ни на йоту не в курсе, что из себя представляет её невеста. Бросив взгляд на выпивающую содержимое очередного стаканчика Лексу, Гриффин облизывает губу, прежде чем начать на ходу придумывать факты о своей будущей супруге. — У неё много достоинств и… разных скрытых талантов. — Каких? — Она… не похожа ни на кого из тех, кого я знаю. Ловко. Кларк сама собой довольна. Вроде бы и не соврала, но и не сказала ничего конкретного. — Это видно. Она мне не нравится. И даже непонятно, когда и как она появилась в твоей жизни. Ещё недавно мы все думали, что ты свяжешь свою жизнь с Евой, а теперь ты приводишь в дом её… Как это понять? — У нас с Лексой, вообще-то, давняя история, — начинает придуманный Кетсией рассказ для прессы и остальных непосвящённых Гриффин. — Несколько лет назад мы познакомились с ней, когда я возила Еву в Доминиканскую Республику на отдых. Там мы немного поссорились, и я ушла погулять по побережью. Там я и встретила Лексу. Она покоряла волну. Я залюбовалась, а когда поняла, что она это заметила, поздно было куда-то бежать. Она подошла ко мне. Спросила, который час. Я ответила какую-то глупость… что-то вроде «лучшее время для знакомства с кем-нибудь». До сих пор помню её сдержанную улыбку, — Кларк усмехается, но только тому, что даже представить не может, чтобы Александрия улыбалась. Даже сдержанно. — Я себя тогда так неловко почувствовала. А она вместо того, чтобы уйти, пригласила меня к себе в номер. Я жутко злилась на Еву, поэтому согласилась. А там… на меня словно затмение какое-то нашло. К Еве я вернулась под утро. Сказала, что гуляла. Мы помирились, но и с Лексой я продолжила общение. Ещё пару раз мы с ней там пересекались, а потом улетели. Была куча сообщений, фотографий… самых разных фотографий и с её и с моей стороны. Бывали встречи и в Нью-Йорке, и в других моих поездках. Лекса много путешествовала в тот период, беспорядочно колесила по миру. Для неё это было порой экспериментов, а я сильно влюбилась. Был момент, когда я хотела порвать с Евой, но тогда Лекса бросила меня, и я… — боже, она забыла, что нужно говорить дальше. — Что ты? — Осталась с Евой. Не хотела быть одна. Но я быстро смирилась, не в первый раз меня бросает натуралка, — Натали чувствует, что этот камень брошен в первую очередь в её огород. — Как оказалось, её чувства ко мне тоже сильны, поэтому она пришла ко мне. Я была счастлива по-настоящему, когда мы воссоединились. Но с Евой я не успела объясниться, а потом пошли слухи и… я не нашла в себе смелости признаться, что обманывала её. Она меня бросила, наверное, просто ещё и сама хотела избавиться. Иначе я не могу объяснить, почему она так легко поверила этим слухам. Гриффин сжимает кулаки. В этой истории многое от правды. Она создана на основе того, что о своей жизни Кларк рассказала Кетсии. Та лишь заполнила своей дочерью нужные пробелы. — Так странно. Лекса совершенно не твой тип. — А какой тип мой? — Э… допустим, я твой тип. Тебе всегда нравились девушки со светлыми волосами, стрижкой под каре… а у неё всё наоборот. Скажи, что ты нашла в ней? — Понятия не имею. Натали ласково проводит по волосам Кларк, в то же время скользя подушечками пальцев по её запястью, из-за чего кожа Гриффин покрывается мелкими пупырышками. — Ты не будешь с ней счастлива. — Да? А с кем же буду? — Со мной. — Я так не могу, Нат. Ты жена моего кузена. — А я не могу с ним расстаться, потому что иначе нашу семью ждёт раскол. Но мы же обе хотим одного и того же. Может, нам повезёт, и Эйдан найдёт себе кого-нибудь, бросит меня, и я стану полностью твоей. — Я не пойду на это. Не предам брата. — А свою будущую жену, значит, легко? — Кхм… Я же изменила с ней Еве. Сама не верит, что говорит. Кларк никогда никому не изменяла, она считает это низостью. Кетсия, её треклятый демон, заставляет делать из себя гадину и публично признаваться в этом. Стоит ли того награда, которую сулит Колхун-старшая? — А мне ты тоже изменяла? — Мне не нравится этот разговор, Нат. Переведя взор на полянку, где Джоди что-то оживлённо рассказывает её матери, Кларк замечает многозначительный взгляд Кетсии, которым она указывает на свою дочь. Призыв приструнить Александрию понятен без слов. — А почему бы и не поговорить? Я раньше и не подозревала, что ты такая изменщица. Гриффин, высвобождаясь из объятий Натали, поднимается и решительным шагом направляется к Александрии, которая как раз прицеливается, чтобы закинуть шарик в очередной стаканчик. Фантастика, ни единой осечки за вечер. Вот что значит стаж. — Лекс, — схватив девушку за локоть, тихо говорит Кларк, — прекращай игру. Твоя мама сердится. — Ничего нового, она всегда сердитая. «И не только она», — думается Гриффин, а вслух она добавляет. — Мне тоже не нравится, что ты столько пьёшь. Серьёзно, тебе хватит. Внезапно Александрия разворачивается лицом к своей невесте и, прихватив ту за талию, прислоняет губы близко-близко к её уху. — Жёнушка твоего кузена там замерзает в одиночестве. Скажи-ка, мне придётся с ней драться за тебя? Дёрнув бровями, Лекса вновь разворачивается к столу со стаканчиками, прицеливается и бросает. Снова в цель, несмотря на то, что Кларк нетерпеливо тянет её за руку, поворачивая обратно лицом к себе, а вокруг раздаётся радостный гул и хлопание в ладоши наблюдающих за победами их будущей родственницы людей. — Не пытайся меня запугать, — почти шёпотом говорит Гриффин. — Заканчивай с этим и не зли меня! — Сестрёнка, ты портишь всё веселье. Рядом с ними оказывается Эйдан, в руке которого стаканчик, где плавает шарик для пинг-понга. Александрия забирает его, делает оттуда глоток, пока кузен её будущей жены под уничтожающим взглядом той возвращается на место рядом с Эрикой. — Тебе надо расслабиться, — произносит Лекса. — Пей. Стаканчик протянут Кларк, но она не собирается брать, пока толпа радостно не начинает скандировать оглушающее «Пей!». Как факир в цирке под давлением целого зала зрителей, ожидающих чуда, проглатывает огонь, так и Кларк под давлением своих подвыпивших родственников выхватывает из рук Колхун стаканчик, психанув, и выпивает его залпом, сильно морщась. Лекса заинтересованно наблюдает за этим, одновременно отмечая бурную реакцию окружающих. Когда на дне остаётся пара капель, Гриффин отнимает стакан от своих губ, бросает его на землю и начинает интенсивно трясти рукой, словно нагоняя в себя побольше воздуха, не обращая внимания на одобряющие вопли членов своей семьи. — Что это за гадость?! — Кашаса. Скривившись ещё больше, Гриффин интенсивнее машет рукой, никак не ожидая подобного развития событий: Лекса, схватив её за талию, притягивает к себе и целует, да так, что Кларк кажется, будто она задалась целью высосать из неё обратно всё то, что только что было выпито. И Гриффин отвечает тем же, не может не ответить, потому что все вокруг смотрят и зачем-то выкрикивают цифры. Их первый поцелуй… Не то что бы Кларк думала, что могут быть другие… Ей казалось, что это могло состояться только в день регистрации их брака в мэрии. И уж тем более она не подозревала, что поцелуй будет таким горячим. У неё даже трусики намокли, из-за чего Кларк становится стыдно, но она не разрывает поцелуй — это делает Лекса. Внезапно и резко, словно отрывается от раскалённой сковороды. На её лице ни тени смущения, ни намёка на то, что поцелуй её как-то взволновал, в отличие от Гриффин. Будто бы и не было его вовсе. Окружающие аплодируют, но не все. Некоторые члены семьи, которым происходившее только что не по душе, с отвращением смотрят на парочку. Точно такой же взгляд Кларк ловит и со стороны Кетсии. Александрия тоже его видит, но кроме неприязни она улавливает в этом взгляде тычинку раздражения, и это именно то, чего она хочет добиться. Но ей этого мало. — Покажешь мне свою спальню, Кларк? — склонив голову на бок, спрашивает Лекса. — Интересно глянуть, где ты в школьные годы тайком тискала девчонок. Гриффин бросает растерянный взгляд на Кетсию, которая всем своим видом показывает, что не позволяет ей соглашаться на провокацию Александрии. — Но… тебе же так весело здесь… да и как-то нехорошо оставлять присутствующих без виновников сего собрания. Уверена, ты ещё не… — Хочу передохнуть от общения с таким большим количеством людей. Пойдём. Не став ждать ответа, Лекса берёт Кларк за руку и уводит в дом. Гриффин покорно идёт, не вырываться же, в самом деле? Перед тем как скрыться за дверью дома, она замечает леденящий, похожий на Колхун-младшей, грозный взгляд Кетсии.       И вот девушки внутри. Кларк, решившая, что будет лучше, если они действительно поднимутся в её комнату и поговорят о том, как не надо себя вести, показывает дорогу Александрии. Хотя не трудно её узнать: на двери радужного цвета буквами написано имя «Кларк». Потянув за ручку, девушки входят в комнату. Дверь захлопывается. Колхун, наконец отпустившая руку Гриффин, стоит посреди комнаты и осматривается вокруг. — Нам лучше вернуться, — заявляет Кларк, облокотившаяся о дверь и почувствовавшая себя более чем неловко в закрытой душной комнате с человеком, от поцелуя с которым ещё не успела отойти. — Твоей маме не нравится, что мы здесь наедине. — Так и будешь заботиться о том, что чувствует Кетсия? — Лекса приближается вплотную к своей невесте, а та изо всех сил вжимается в дверь, лишь бы хоть на миллиметр отдалиться от неё. — Или подумаешь о том, что нравится тебе? — Так тоже не надо делать. Кларк мотает головой из стороны в сторону, стараясь не встречаться взглядом со своей невестой. Её нервозность заражает воздух, но влияет это лишь на неё саму: она задыхается в этой опасной близости к Лексе. Кажется, что хуже быть не может, но нет, ещё как может. — Почему? Ты потекла? Александрия, устанавливая зрительный контакт, разрушающий остатки воли Гриффин, медленно опускает ладонь на бедро. Холодные пальцы льдом впиваются в огнём горящую плоть сквозь ткань джинсов. С прикрытыми глазами, резко вдыхая в себя воздух, Кларк ведёт невидимую борьбу сама с собой, в которой проигрывает. Её невеста, точно змей-искуситель, развращает мысли одной своей близостью, но Гриффин борется. Кетсия предупреждала, что её дочь попытается завладеть желаниями, заставить подчиниться им. И Кларк видит, как манипулирует ей сейчас Колхун, но слишком слаба, чтобы противостоять. Даже упорное прокручивание в голове, что она убийца и психопатка, не может заставить Гриффин справиться с непреодолимым желанием сдаться. Охлаждает пыл лишь индифферентный взгляд Лексы — она играет, как и во дворе перед семьёй Кларк. Не желая показать слабость, стать куклой в её руках и быть обдураченной, Гриффин собирается с силами и яростно ударяет ладонью по руке Александрии, сбивая её со своего бедра. Ладонь горит, но этого мало: нужно избавиться от её близости. Не задумываясь о том, что она делает, девушка импульсивно толкает Лексу, и та, не удержавшись на ногах, падает на пол. — Прекрати! Что, по-твоему, ты делаешь?! — Получаю удовольствие от ситуации, в которую меня загнала Кетсия. Ловлю момент и развлекаюсь, пока меня не настигла смерть. — Не говори такого! Я беседовала с твоей мамой. Никто тебя не убьёт. Просто поместят в лечебницу. Тебе там помогут… Сейчас, когда у тебя ремиссия, ты должна понимать, какую опасность ты можешь представлять для себя и окружающих… — Святая наивность. Ты правда думаешь, что когда я подпишу бумаги о слиянии, ещё будет хоть какая-нибудь причина оставлять меня в живых? — Лекса поднимается с пола. — Не будь смешной. Она выбрала тебя, потому что сможет управлять тобой. Ты и не заметила, как она промыла тебе мозги. А если ты вдруг посмеешь ей перечить, она либо подставит тебя за моё убийство, либо будет шантажировать этим, заставляя тебя и всю корпорацию плясать под свою дудку. Когда это случится, вспомнишь, как я тебя предупреждала. — Брось, ты просто пугаешь меня. Она — твоя мать, а матери не поступают так жестоко со своими детьми. — Сними розовые очки, Кларк. Кетсию заботит лишь компания. У неё всегда был только один ребёнок, и я убила его, защищая свою честь. Теперь она мне мстит. Она отобрала у меня всё, остаётся только жизнь. Александрия отворачивается от глубоко задумавшейся Гриффин, более внимательно оглядывая комнату. Прямо перед ней стоит кровать, идеально заправленная. Над ней висит огромный стенд, на котором расположены разные надписи, вырезки из журналов, просто нарисованы какие-то картинки… Некоторые из них зачёркнуты. — Что это? — указав пальцем на стенд, спрашивает Лекса. — Аа?.. А… это моя доска желаний. — Доска желаний?.. — Ага. Давно её сделала и продолжаю дополнять, но, к сожалению, так почти ничего и не воплотилось в жизнь. Несколько записей зачёркнуты красным маркером, из чего Лекса делает вывод, что как раз они и есть те самые выполненные желания. Среди них посещение концерта LP, поездка в отпуск в Доминиканскую республику, поездка в Дисней Лэнд, получить степень доктора естественных наук, переезд в Нью-Йорк и найти настоящего друга на всю жизнь. Гораздо больше несбывшихся желаний: увидеть снег и валяться в сугробе, поездка в Куршавель в качестве свадебного путешествия, завести кота (прилагается фото вислоухого красавца с большими глазами), букет из крокусов на свадьбу, купить маме машину её мечты (фото несколько, но особенно бросается в глаза красная Audi A5), иметь двоих детей к тридцати, познакомиться с Питером Колхуном, кругосветное путешествие на огромном лайнере, получить государственный грант на разработку панацеи от всех болезней, научиться кататься на лошади… Колхун отводит взгляд, обращая внимание на стол. Там идеальный порядок. На полке внизу стоит несколько книг. Нагнувшись, Лекса берёт одну из них и распрямляется — Тибор Фишер «Коллекционная вещь». — Не трогай ничего! Гриффин моментально подскакивает к ней, вырывая книгу из рук. Слишком внезапно. Александрия лишь в последний момент успевает схватить цепкими пальцами край книги, неловко дёрнув, из-за чего страницы разлетаются и на пол падает засохший крокус. — Чёрт, я же просила не трогать. Обе девушки опускаются на корточки, чтобы поднять упавший цветок. Кларк чуть-чуть не успевает — Александрия на долю секунды забирает его раньше. — Значит, ты любительница гербария… — вертя крокус в руке, произносит Колхун. — Нет, — девушка вырывает цветок из руки своей невесты и кладёт его обратно в книгу. — Я вообще-то не люблю цветы, но этот крокус для меня очень важен. Мне его подарили во время традиционного зимнего фестиваля здесь. Я помню, как хотела кофе с карамелью, но когда подходила наша с дедушкой очередь, карамель кончилась. У меня случилась истерика… да что с меня взять? Я была ребёнком. Лет семь или восемь. Тогда-то ко мне подошёл дядя и подарил этот цветок. Этим дядей был Рик Скотт, который сейчас действующий губернатор штата Флорида. Тогда он боролся за пост мэра Талахасси, и я считала таким счастьем, что он подарил мне крокус, и решила сохранить его, как память, что мне сделал подарок такой великий человек, как мистер Скотт. Я им восхищаюсь. Из-за него мне и нравятся крокусы. Эй, ты чего?! Лекса цокает языком, и Гриффин это не нравится. Она ведь делится сокровенным, а эта неоднозначная реакция просто выводит из себя. — Он республиканец. — И что?! Какая разница? — Кетсия поддерживает Демократическую партию. Кларк непроизвольно расплывается в улыбке. Ей почему-то кажется смешным подмеченный Колхун факт. Может, потому что из них странные союзники получаются, ведь Кетсию в Кларк раздражает всё, начиная с происхождения. Лекса же никак не изменяется в лице, а лишь отворачивается, внимательно смотря на ту полку, с которой стащила книгу с гербарием. Все книги стоят в ряд, на них сидят мягкие игрушки — кролик, котёнок, свинка — весело улыбающиеся. И всё бы хорошо и идеально, но за ними Колхун замечает какой-то непонятный отблеск, которого там быть не должно. И Лекса под влиянием невидимой силы тянет руку и цепляет пальцами край диска, вытаскивает его оттуда, резко вскакивая и успевая спрятать за спину от пытающейся вырвать его Кларк. — Отдай сейчас же! — А что ты так встрепенулась? — Лекса делает шаг назад, придвигаясь к двери, но оставаясь к ней спиной. — На этом диске что-то секретное, да? — вместо того, чтобы ждать ответ стоящей, словно она язык прикусила, Гриффин, Александрия смотрит на диск, читая вслух надпись. — «Четыре развратные латинки веселятся всю ночь в номере мотеля». Это порнуха? — Верни, пожалуйста. — Оказывается, ты такая плохая девочка. — Дай сюда мой диск! — Не могу. — Почему это?! — Потому что тогда боюсь, что не справлюсь с желанием заявить в полицию. За хранение порно-файлов в тюрьму сажают. Или ты хочешь за решётку? Слышала, там любят лесбиянок. — Слушай, ты, — Кларк подходит вплотную к Колхун, а та прячет диск за спину, просовывая сзади в штаны и прикрывая сверху футболкой, чтоб не было видно, что там что-то лежит, — я не собираюсь терпеть твои выходки и издевательства. Верни мой диск, иначе… — Что? Настучишь Кетсии, что я тебя обижаю? — скрип зубов Гриффин наверняка слышно в Нидерландах, но Александрии всё равно. Она склоняется к уху Кларк, почти касаясь его губами. — Диск конфискован. Придётся купить другой или скачать с интернета новое порево. — Кхм-кхм, простите, что помешала, — в комнату бесцеремонно врывается Эбигейл, и Гриффин мысленно благодарит её. Как-никак, спасение от горячего дыхания Лексы совсем близко к её коже было крайне необходимо. — Дочка, приехал подарок Кетсии нашему семейству, и она зовёт вас с Александрией поприсутствовать при его открытии. — Иди, любимая, — говорит Колхун, отчего Гриффин-младшую аж передёргивает. — Я попозже подойду. Хочу умыть лицо, — женщины Гриффин уже собираются уходить, когда их останавливает голос Александрии. — И да, Эбби, зовите меня Лексой. Эбби кивает, уводя свою дочь, беспокойно смотрящую на Колхун. Неизвестно, что ещё вытянет из закутков её комнаты Александрия. И вообще, никому не нравится, когда кто-то шарится по его вещам, тем более, если это делает абсолютно посторонний человек. А Колхун, помахав ручкой своей невесте, ещё раз осматривает комнату, думая, как же сильно она отличается от её собственной и комнат её мажорных друзей: во-первых, она намного меньше; во-вторых, в ней всего один шкаф для одежды, когда в особняке у Лексы целая комната для этого отведена и ещё одна под обувь; в-третьих, здесь нет ни телевизора, ни приставки, ни музыкального центра, только ноутбук стоит на столе. «Может, увезла всё в нью-йоркскую квартиру», — думает Колхун. Делать тут ей больше нечего, поэтому девушка, предварительно умыв лицо в ванной Кларк, как она и сказала её матери, когда отказалась уйти с ними, спускается вниз по лестнице. Остановившись на секунду, Александрия идёт на кухню, ощущая желание промочить горло водой. На кухне никого нет. Но это только на первый взгляд… Взяв стакан из подвесного шкафа и налив туда воды из-под крана, девушка выпивает его залпом, при этом чувствуя, что её талия как-то потяжелела. Ещё бы, ведь на неё бесцеремонным образом положены чьи-то небольшие руки. — И кто это у нас тут такой наглый? — Это я. Мальчишеский голос — определённо Дерек. Александрия закатывает глаза, пытаясь убрать его руки с себя, но не получается, ибо мальчик держит крепко. — Довольно игр, Дерек. Убирай свои культи, пока я по-своему не решила этот вопрос. — Ну зачем?.. Ты секси… Я тебя прогуглил. Раньше ты любила парней. Пожалуйста, будет так нереально круто потерять девственность с кем-то вроде тебя! — Знаешь, милый, я не настолько пьяна, чтоб с тобой переспать, — Лекса резко ударяет ладонью по его рукам, заставляя парня их отдёрнуть. — И да, с такими подкатами тебе ещё лет десять никто не даст, — Колхун направляется в сторону выхода из дома, однако останавливается и оборачивается. — Удачи, пикапер. Более она ничего не говорит, а по выходе из дома сразу же направляется к столпившимся в одной точке двора людям, которые осматривают огромную машину, занимающую большую часть двора. Эйдан запрыгивает на эту громадину, как и его отец, с любопытством обследуя каждую деталь. — Что это? — спрашивает Колхун у стоящей по правую от неё руку Натали. — Машина для сборки апельсинов. А ты что, не знала, что твоя мама это подарит? — Нет. Если вы никогда не видели, как радуются фермеры, вы не знаете ничего о жизни. Александрия хмурится, смотря на их веселье, пока не замечает в толпе лицо, которого здесь точно быть не должно: одетый в униформу курьера Джон подмигивает ей, сильнее натягивая на глаза бейсболку. Колхун скорее отводит взгляд, нервозно посматривая по сторонам. Он может подставить и её и себя, так чем он вообще думает? Хотя… как раз ответ на этот вопрос нисколько не секрет. В сторонке о чём-то переговариваются Кетсия и Кларк. Это тоже не вызывает у Лексы положительных эмоций. Гриффин очень напугана. Отчасти в этом есть вина и её самой, но в большей степени заслуга её матери, которая хорошенько промыла мозг Кларк и продолжает делать это прямо у всех на глазах. — Кхм… — привлекает внимание всех Колхун-старшая. — У вас тут очень весело, но нам с Александрией пора лететь в Нью-Йорк. — Я останусь здесь, — подходя к Кларк, говорит Лекса и берёт её за талию. — Не могу позволить, чтоб моя девочка спала в холодной постели. Кто-то из присутствующих присвистывает, но Лексе на это плевать — важна лишь битва между ней и её матерью. Губы Колхун-младшей касаются щеки Кларк, по которой холодок пробегает. Гриффин-младшая опускает глаза, чтобы хоть как-то спрятаться от настойчиво твердящего следовать её воле взгляда Кетсии. — Мне жаль, но ты и правда должна вернуться в Нью-Йорк. Я тоже хочу, чтоб ты осталась, но… так надо. — Глупости. Надо так, как мы хотим. Кларк попадает в крепкие объятья, не зная, что теперь ей делать. Она не может второй раз просто взять и отказаться, потому что её родственникам покажется это подозрительным. Натали уже насторожена всей этой ситуацией. Не хватает только дать ей повод ещё задуматься, да и, может, поделиться мыслями с другими. А кроме этого выражение лица Кетсии ясно говорит, что её дочь не должна остаться здесь. — Лекс… надо уже готовиться к вечеринке по случаю помолвки. Кто-то должен взять на себя заботу об этом, пока я буду здесь. Ладно? Гриффин, как может, разыгрывает фарс перед своей семьёй, а для этого она с максимально возможной нежностью кладёт ладони на скулы своей фиктивной невесты. Она вся дрожит — в стеклянных зелёных глазах нельзя прочесть, о чём думает их обладательница. И это пугает. — Ты права, Кларк. Как же она сексуально произносит её имя… Гриффин даже в жар бросает. А может, это потому, что Александрия крепко прижимается к ней, то ли случайно, то ли намеренно — зная Колхун-младшую, можно смело ставить на второй вариант — касаясь кончиком носа её шеи. Объятия недолгие, а после них Лекса, безэмоционально помахав рукой на прощание честному семейству, своей тёте и деду, которые ещё задерживаются в доме Гриффинов, идёт к автомобилю и садится в него. То же самое делают и Кетсия с Титусом, а также Джон Мёрфи, правда, у него своя машина. Александрия видит в окно, как он обгоняет их, моргнув фарами напоследок, прежде чем набрать скорость. Хорошо, что никому не приходит в голову, будто это может что-то значить.       В аэропорт Колхуны добираются в тишине. Даже магнитола молчит. Титус время от времени поглядывает в зеркало заднего вида, следя за обстановкой, но, кажется, опасности нет. Для Кетсии, разумеется. Его волнует лишь её благополучие. А сама Колхун-старшая, кажется, совсем теряет бдительность, задумавшись о чём-то. Казалось бы, идеальная возможность, но из троих сидящих здесь, только двое знают, что если с Кетсией что-то случится, обнародуют письмо, заверенное ей и её адвокатом, в котором сказано, что вина за смерть лежит на Александрии. К письму прилагается запись на флешке, в которой девушка угрожает матери. Её-то и дали послушать Лексе прежде чем упечь в психушку. Инстинкт самосохранения что у матери, что у дочери, сильнее любых других.       Прибыв в аэропорт, все трое покидают машину. Лекса сразу идёт в самолёт, принадлежащий семье Колхун, а Титус и Кетсия задерживаются — Колхун-старшая останавливает своего подручного, чтобы сказать пару слов первостатейной важности. — Моя дочь охмуряет мисс Гриффин, — с прискорбием заключает Кетсия. — И та ей это позволяет. — Я заметил. — Даже не удивлена, что она, оказывается, слаба на передок. Она заложница развратной семьи, развратных генов. Мне даже её жаль, но это надо пресечь на корню. — Что я должен сделать? — Внеси в список гостей на приём по случаю помолвки ещё одно имя: Еву Дрейк. Разбередим больную рану. Тогда у неё не будет времени и желания поддаваться чарам Александрии. Титус кивает, после чего оба заговорщика идут в самолёт, который сразу же начинает отъезжать, как только они заходят на борт.