The Bonds of Family

      Несмотря на то, что легли девушки очень поздно, встаёт Лекса очень рано. А всё для того, чтобы, облачившись в традиционную одежду, посетить синагогу, которая находится в близлежащем городке. Сегодня вечером, после заката начнётся празднование Рош ха-Шана — еврейского нового года. В этот момент обычно не только ортодоксальные, но и светские евреи обязаны присутствовать на вечерней молитве, после которой и начнётся празднование. Лекса знает, что вечером у неё скорее всего не получится сюда прийти, и отправляется с утра, чтобы помолиться и послушать звуки шофара*.       Несмотря на то, что Лекса оделась так, как того требует обычай, женщины** странно посматривают на неё, отрывая взгляды от молитвенников. Она старается не обращать на них внимания, считая, что интерес вызван тем, что они видели её фото где-нибудь в журналах, по телевизору или просто в интернете. Но уже возвращаясь обратно в отель, она понимает, что причина совсем в другом. По их мнению, традиция не была соблюдена, потому что они увидели обручальное кольцо на левой руке и непокрытую голову Лексы. Замужние женщины должны находиться в синагоге с платком на голове. Но Лекса не замужем. Её брак с Кларк не признаётся законным и праведным в глазах приверженцев иудаизма. И ей следовало снять кольцо, прежде чем заходить в синагогу.       К тому времени, как Лекса оказывается в номере, Кларк уже не спит. Ещё бы, ведь уже больше часу дня. Правда, судя по виду Кларк, она проснулась не так давно. Её мокрые волосы спутанно спадают на плечи. Она стоит у тумбочки со своей стороны кровати в тот момент, когда приходит Лекса. Увидев её, Кларк робко улыбается, неуверенная, как Лекса отреагирует на её улыбку, ведь вчера, как она помнит, у них всё не очень хорошо закончилось. — Привет, — произносит Лекса, но не улыбается. Настроение у неё паршивое. Одного взгляда на Кларк достаточно, чтобы расстроиться. Через пару часов она станет вдовой. Иронично, что Кларк ещё жива, а на ней уже чёрное облачение: чёрное полностью закрытое платье длиной в пол, украшенное красными цветами. И если бы Лекса была сейчас в настроении, она бы этому усмехнулась. — Привет. Где ты была? И почему ты так одета??? — В синагоге, — Лекса скидывает с себя куртку, стряхивая снег с неё и волос. — Сегодня Рош ха-Шана. Ты в порядке? — У меня жуткое похмелье после вчерашнего. Так и знала, что не нужно было играть в ту игру с тобой. А что такое Рош ха-Шана? — Еврейский Новый год, — подойдя к Кларк, Лекса гладит её по спине, просунув руку под мокрые волосы, и наклоняется к ней, вдыхая носом воздух. — Ты намазалась моим кремом? — Да, а нельзя было?.. — Конечно, можно. Тебе его запах больше подходит, чем мне. Пахнет так соблазнительно, — Лекса наклоняется ещё ниже и теперь касается кончиком носа шеи Кларк, которая вздрагивает от этого прикосновения и, прикрыв глаза, пошатывается, чуть не упав лицом на тумбочку. — Эй-эй, не падай. Может, таблеточку? — Нет, нет… Это просто головокружение. А по тебе совсем не скажешь, что мы бухали вчера. Ни намёка на похмелье. — Похмелье — для любителей, милая, — убрав все волосы на одну сторону, Лекса нежно касается губами шеи, и Кларк вздрагивает от этого прикосновения. — А я профи. Нужно было сказать, если чувствовала, что мы пьём слишком много. Ты вчера никакая была, когда мы пришли в номер. Воспоминания о вчерашнем заставляют Кларк покраснеть. Поэтому, когда Лекса отходит к кровати, попутно снимая с себя платье, она по-прежнему стоит в оцепенении. Лишь через несколько долгих для неё секунд Кларк медленно оборачивается и, видя полуголую девушку, краснеет ещё больше. Но желание смотреть на её тело сильнее стыда и стеснения, которые сейчас владеют Гриффин. — Прости, — произносит она, резко вдыхая. — За что? Лекса как будто бы не обращает на неё внимания, занимаясь своими делами. Её платье аккуратно сложено и помещено в шкаф, а сама она снимает с груди звезду Давида и также прячет её на полку, предварительно поместив в небольшую шкатулку. — За… вчера. Ты хотела заняться сексом, а я… — Всё нормально, Кларк, — обрывает её на полуслове Лекса, останавливаясь на полпути в ванную комнату. — Думаю, лучше забыть об этом. — Я просто хотела объяснить… — Ты вчера уже объяснила. — Знаю. Но я не уверена, что адекватно сформулировала свою мысль. Дело совсем не в тебе… — Окей, Кларк. Я же сказала, что всё поняла. Дай мне уже сходить в душ, а сама пока закажи еду в номер. Я бы, конечно, пригласила тебя с собой, но ты же всё равно откажешься, — Лекса хитро прищуривается, ухмыляясь. — Или же нет? Ладно, не отвечай, — она делает ещё несколько шагов в сторону ванной комнаты и вдруг снова, остановившись, оборачивается. — Я оставлю дверь открытой. Так, знаешь, мало ли. И, подмигнув Кларк, она скрывается за дверью, оставляя её, как и обещала, чуть приоткрытой. Оставшаяся одна Гриффин нервно мотает головой из стороны в сторону, не желая смотреть на дверь, которая точно соблазняет её этой узкой щёлочкой. «Чёрт!» Быстро сев на кровать, Кларк сжимает пальцами свои бёдра, словно пытаясь бороться с желанием поддаться бессовестно манившей к себе двери. Она хочет туда пойти, но знает, что не должна. Так будет лучше для них обеих. Так будет лучше… ***       Пена от геля для душа стекает по телу Лексы вниз вместе с водой, горячими струями обдававшей его. Стенки душевой кабины запотевают. Упираясь ладонями в ту, что находится перед ней, Лекса стоит, прикрыв глаза. Её мышцы расслаблены. Сейчас для неё нет реальности. Только эйфория, по обыкновению охватывающая её каждый раз, кода она принимает душ. Намеренно лишив себя одного из органов чувств, Лекса кожей чувствует, как поднимается с пола кабины пар, окутывая её и неразличимыми глазом капельками оседая на теле. Лёгкий холодок бежит от его «прикосновения», усиливая наслаждение. Сенсорная депривация. Спецслужбы используют её, чтобы сломать человека. Лекса использует её, чтобы расслабиться. Короткая сенсорная депривация даёт такой эффект, а длительная разрушает психику. Подход один — цели разные.       Скрежет двери душевой заставляет её распахнуть глаза. От неожиданности, не от испуга. Она медленно оборачивается, поливаемая сильным напором воды, которой всё равно куда течь. И стекает она по волосам, лбу, щекам, попадая в глаза, которые вопреки этому Лекса держит открытыми, чтобы увидеть, кто потревожил её уединение, хотя и так это знает. «Да ладно…» Поверить трудно, что вчера, будучи под воздействием алкоголя, твёрдо стоявшая на своём убеждении Кларк сейчас перед ней застывает в нерешительности на пороге душевой, будто сомневается в своём решении быть здесь. Но ведь она пришла. И её нужно немного подтолкнуть, чтобы она осталась. Кларк хочет остаться. Её глаза почти что умоляют Лексу сделать что-нибудь. Переполненные желанием, они кричат: «Возьми меня». Как можно её разочаровывать?       Сделав шаг навстречу к Кларк, она, склонив голову набок, смотрит в её глаза и одновременно медленно тянет за пояс, развязывая его и наматывая на руку, пока он весь не оказывается там. Края халата разлетаются в разные стороны, едва-едва обнажая тело. Кларк бессознательно облизывает губы, но в её взгляде всё ещё нет решимости. Тогда Лекса делает ещё шаг, становясь на самый край, небрежно бросает пояс на пол. Её ладони ложатся на плечи Кларк, а указательные пальцы забираются под ткань халата. Захватив её, Лекса медленно освобождает от него плечи, гладит их, затем спускается ниже, пока халат вовсе не оказывается на полу. Кларк опускает взгляд на свою голую грудь, подрагивая плечами, и вновь поднимает его, всё ещё робко переминаясь с ноги на ногу. Возможно, стоит остановиться прямо сейчас, но Лекса не хочет. Через каких-то пару часов Кларк уже будет мертва, и то, что сейчас происходит, неуместно и, похоже, не совсем по согласию, ведь сама Гриффин ничего не делает. Внутри неё сейчас желание борется с личными убеждениями, и Лекса активно саботирует попытки «разумного» взять верх над «животным».       Тело Лексы не горит от возбуждения. Эта ситуация возбуждает в ней лишь интерес. Её ладони невесомо ложатся на талию Кларк, ласкают её медленными круговыми движениями. Лекса ловит каждую эмоцию, отразившуюся на её лице в этот момент. Ей нравится, как дрожат ресницы Кларк, как шевелятся её губы, потому что она часто выпускает через них воздух, который едва-едва поступает в её лёгкие. Грудь Кларк остаётся неподвижной, но очень быстро то поднимает вверх, то опускается вниз её живот — Лекса, держа ладонь чуть повыше пупка, ощущает, как он словно пульсирует. Потрясающее ощущение. Лекса готова поспорить, что это даже немного начинает её заводить, но явно недостаточно. Она знает, что нужно сделать, чтобы захотеть Кларк. Но она не будет это делать.       Руки Лексы обхватывают талию Кларк, скользя вниз по бёдрам. Несколько пальцев заползают под ткань трусов, отчего Кларк резко выдыхает. Резко вскинув взгляд на её лицо, Лекса усмехается, увидев прикрытые глаза и язык, ласкающий, едва касаясь, кромку нижней губы. Нужен только последний толчок… — Что… — низким тоном говорит Лекса, да так внезапно, что Кларк резко распахивает глаза, в которых только слепой не увидит последний оплот сомнений. Лекса снова усмехается, оттягивает указательным пальцем резинку трусов, оставившую после себя розовые пятна на бедре. — Что ты хочешь, чтобы я сделала, плохая девочка? На последнем слове она отпускает резинку, и та с негромким шлепком ударяется о кожу, и Кларк вздрагивает от этого удара. Её дыхание становится чаще, и постепенно она как будто начинает задыхаться. Резко вобрав в лёгкие воздух, она кладёт ладонь на грудь и, закрыв глаза, замирает, но уже через несколько секунд спокойно выдыхает. Лекса усмехается, глядя на неё, и продолжает свою игру: она снова поддевает резинку и оттягивает, рисуя пальцем свободной руки на освобождённом от ткани участке кожи витиеватые окружности, линии, сплетающиеся в знаки, понятные только ей одной. И при этом её взгляд сосредоточен исключительно на реакции Кларк. А та облизывает губы, смотря то на руку Лексы, то в её глаза, и всё ещё сомневается. Вдруг во взгляде Кларк появляется та решимость, которой так не хватало, чтобы она могла наконец позволить себе отдаться на волю желаниям. — Трахни меня, — шёпотом произносит она, словно боясь услышать свой голос и передумать. Мысленно усмехнувшись тому, как изменилась Кларк за считаные мгновения от «мы не можем, потому что я отстойна в постели» до «трахни меня», Лекса наигранно удивлённо приподнимает брови и говорит: — А как я это сделаю? Ты ведь до сих пор в трусиках. И, словно в подтверждении своих слов, для пущего эффекта, Лекса вновь повторяет свою недавнюю проделку, и резинка трусов снова шлёпается о кожу. Этот вполне конкретный намёк заставляет Кларк вздрогнуть. Закатив глаза, она делает несколько коротких вдохов ртом, а затем переводит взгляд на Лексу. А та, дёрнув бровями, просто стоит рядом и ничего не предпринимает: ни взгляда, красноречиво подталкивающего к падению в её объятья, ни прикосновения, соблазняющего на ответные действия… Кларк не понимает, правда ли Лекса хочет, чтобы она переступила порог душевой, или это такой способ сказать, что ей лучше не заходить. На мгновение в мыслях Гриффин наступает просветление, и она, похоже, осознаёт, что происходящее сейчас не должно вообще происходить, поэтому она открывает рот, чтобы напомнить, что у них фиктивный брак, и они должны только играть «близость» для прессы и общества, но оказывается не в силах ничего произнести, потому что в этот момент ладонь Лексы ложится на её правую грудь и не сильно сжимает её. — Ох… Ладонь медленно соскальзывает с груди. Лекса безэмоционально глядит на Кларк, которая бросает разочарованный взгляд на то место, где только что она ощущала приятное прикосновение, а теперь ей остаётся лишь его лёгкое послевкусие, выражающееся в холоде, пробежавшем по коже и оставившем выпуклое твёрдое напоминание о себе — возбуждённый сосок. Вот он, аргумент, на который Кларк не может и не хочет возражать. Впопыхах стянув с себя трусы, она оставляет их на полу, а сама моментально запрыгивает в душевую, но поскальзывается и падает. Благо на Лексу, которая твёрдо стоит на ногах и удерживает эту неуклюжую девушку, спасая от участи пойти на встречу к Киму Торру с разбитым носом. — Я уже поняла, что ты являешься мастером спорта по падениям на ровном месте, так что не нужно доказывать это при каждом удобном случае. Смутившаяся сначала Кларк улыбается, когда слышит это, и в следующий момент, уже оставив все свои прежние мысли и чувства, впивается губами в губы Лексы, для которой порыв жены оказывается неожиданным, поэтому она не сразу реагирует на поцелуй, ставшим за доли секунды требовательным и грубым, как будто ожидание возможности того, что он произойдёт, изнутри давило и выжигало Кларк долгое время и теперь взрывом наконец вырвалось наружу. Темп, заданный Кларк, оказывается непосильным для Лексы из-за дикой страсти, с которой та целует её, задыхаясь и захлёбываясь водой, и не может остановиться. — Ладно, ладно, Кларк, погоди… — Лекса легонько отстраняет её, отворачиваясь. — Я сделала что-то не так?.. — Нет. Конечно нет. Просто не надо так спешить. Крепко прижимая тело Кларк к своему, Лекса наклоняется к её шее, нежно захватывает губами кожу вместе со стекающими струями воды, двигаясь к уху, а свободной рукой тянется к двери душевой и одним движением захлопывает её. Этот звук заставляет Кларк вздрогнуть и обернуться, но Лекса, схватившись пальцами за её подбородок, разворачивает лицом к себе и целует, не давая ей перехватить инициативу. Ласки руками синхронны каждому касанию губ. Тонкие пальцы вжимаются в кожу, оставляя розовые следы на спине, талии, бёдрах, заднице… Кларк не управляет собой. Её руки, губы… она будто бы теряет над ними контроль, позволяя Лексе делать с собой всё, что ей хочется. От недавней уверенности, порыва глубокой страсти не остаётся и следа — она полностью подчиняется Лексе. Только когда та вжимает её в стенку душевой, во взгляде появляется огонёк, который тут же тухнет, когда она во влажной истоме запрокидывает голову назад, насколько это возможно, и, раскрыв рот, с придыханием постанывает, пока губы и пальцы Лексы изводят её тело ненастными, жаркими ласками, после которых кожа горит, как от ожога. Сладкий запах геля для душа сбивает с ног Кларк, уткнувшуюся носом в плечо жены, когда в неё входит палец, сначала резко, а потом осторожно, будто пробуя её на ощупь. Лекса не останавливается ни на секунду: её губы покрывают поцелуями шею со всех сторон, спускаются на грудь, обласканную свободной ладонью и волосами, стелющимися по ней под давлением воды. Ласки так хороши и так приятны, что Кларк удивляется тому, с какой лёгкостью у Лексы всё получается, словно она делала это много раз. Но мысли постепенно убегают от неё, теряясь в сладостном тумане, которым охвачен не только разум, но и тело — виновата Лекса. Внизу, между напряжённых бёдер, она усиливает ласки, заставляя Кларк дышать чаще, сбиваясь на стоны. Пальцы услаждают изголодавшуюся по близости плоть. Тело само собой подаётся им навстречу, насаживаясь на них сильнее и чаще, с каждым разом сильнее вжимается в тело Лексы, словно не может побороть желание впитать в себя аромат её кожи. Обхватив обеими руками её шею, Кларк несдержанно стонет ей в плечо. Её тело так близко, что Лекса чувствует быстрое биение её сердца, отдающееся в ней самой глухими стуками, сливаясь со стоном в одну приятную для неё мелодию их секса. Она наслаждается происходящим. Ей нравится чувствовать Кларк, ощущать свою власть над её удовольствием. — Ах… Всё тело Кларк напрягается, дыхание становится ещё чаще. Да и дыханием это нельзя назвать — глухие хрипы, раздающиеся через томящие ожиданием слух Лексы перерывы тишины, которые становятся всё длиннее. Только стук сердца Кларк даёт ей понять, что в её руках всё ещё находится живое тело. Чувствуя, как напряжены все её мышцы, Лекса ускоряет темп, понимая, что Кларк скоро кончит. А та, тоже ощущая это, зарывается пальцами в волосы Лексы, с силой сжимает их и продолжает утыкаться носом в её плечо. Когда она кончает, Лекса едва не вскрикивает от боли, потому что в тот момент Кларк кусает её за плечо, но через пару секунд хватка ослабевает, а всё тело тяжелеет. Понимая, что она её не удержит, Колхун опускается вместе с ней на пол душевой. Облокотившись о стенку спиной, Кларк хрипло дышит ртом, запрокинув голову кверху. Вода нещадно льётся на неё. Крупными, быстрыми струями она стекает по лбу, носу, губам, попадая в рот. Созерцая это, Лекса кладёт ладонь на шею Кларк, наклоняется и целует её, захватывая вместе с губами и воду, стекавшую по ним. ***       После того, что было в душевой, девушки не разговаривают друг с другом. Лекса не хочет поднимать эту тему, потому что, раз Кларк ничего не говорит, значит, наверняка всё в порядке. А ей не о чем жалеть, ведь момент был хорош. Ощущать желание, а затем и оргазм другого человека — восхитительно. Лексе нравится, что она стала тому причиной. Поэтому, развалившись на кровати, облачённая в халат, она лежит и довольно улыбается, периодически отправляя в рот виноградинки, которые принёс вместе с завтраком в их номер не в меру услужливый работник отеля. Кларк некоторое время занимается чем-то вне комнаты, а когда возвращается туда, Лекса понимает, что она собирается уходить. Совершенно позабыв о плане, который будет приведён в действие уже меньше чем через час, теперь она, сидя в кровати, нервно наблюдает за женой, не подозревающей, что одевается не на встречу с Кимом Торрой, а на первое и последнее рандеву со смертью. — Уже уходишь? Кларк вздрагивает, когда слышит голос Лексы, но не оборачивается. Она смущена тем, что произошло между ними. Она полностью одета. Кофта и штаны покрывают большую часть её тела, а сама Кларк, пряча взгляд, то и дело поправляет одежду, чтобы та не открывала на обозрение оголённые участки, и постоянно потирает шею, на которой красуются несколько засосов. Не нужно быть человеком великого ума, чтобы понять, что ей стыдно. — Да. Смотря на то, как Кларк неловко делает макияж, Лекса в припадке невроза потирает свои колени ладонями и беспрестанно кусает нижнюю губу, словно пытается заставить себя замолчать. Всё должно идти по плану. И не только она так думает: предварительно постучав, в их номер заходит Озан. — Прошу прощения, Кларк, но надо спешить. А то не успеешь. — Две минуты, Озан. Мужчина, подмигнув Лексе, скрывается за дверью. Если бы Кларк сейчас бросила взгляд на свою жену, она бы увидела выражение лица, которого прежде никогда не видела. Но она продолжает изо всех сил стараться не смотреть на Лексу, которую начинает мутить, когда за Озаном закрывается дверь. Тошнота отступает, когда она выпивает стакан воды. А Кларк, уже облачённая в верхнюю одежду, сидит на краешке кровати и надевает сапоги. Скрестив руки на груди, Лекса молча наблюдает за ней. — Пока, — тихо произносит Кларк, прежде чем уйти. После того как за ней закрывается дверь, Лекса продолжает стоять в той же позе. Меньше чем через десять минут от Кларк останется лишь воспоминание, а она так ничего и не смогла выдавить из себя на прощание. Пожалеет ли она об этом? Нет. Жалеть о чём-то или о ком-то — значит быть слабым, а она не может позволить себе быть такой. Медленно дойдя до кровати, Лекса садится на неё. Взгляд её упирается в пол — она разглядывает свои ноги, и ей кажется, что вены на голенях пульсируют с такой силой, будто вот-вот взорвутся изнутри, и по стопам потечёт тёмная кровь и окропит не только их, но и весь пол вокруг. И тогда в ушах Лексы начинает звенеть. Звон нарастает и нарастает, причиняя боль. Она готова закричать, но вдруг раздаётся резкий стук, и всё прекращается. — Я забыла шапку. Вернувшаяся Кларк произносит это так тихо, что Лекса едва её понимает. Для неё всё выглядит так: Гриффин бегает по номеру, переворачивая всё, что попадается на пути, явно находясь в поисках чего-то. — Чёрт!.. Может, правда просто капюшон накинуть? А если замёрзну?.. Ай! Кларк разговаривает сама с собой, продолжая искать шапку и не подозревая, что та преспокойно валяется под кроватью. Вчера, когда они вернулись в номер, то побросали всё, как зря. Так шапка и оказалась там. Не знавшая, где находится эта несчастная шапка, Лекса воспринимает возвращение Кларк, как и подобает верующему человеку — как знак. Бог даёт ей шанс поступить правильно. Поэтому, резко поднявшись, она бросается всё ещё бегающей из стороны в сторону Кларк наперерез и останавливает её, хватаясь руками за ворот её куртки. — Что ты делаешь?! — Я хочу, чтоб ты осталась со мной. — Что?.. — Останься со мной в номере! Посмотрим фильм какой-нибудь. Сама выберешь, что захочешь! Будем есть попкорн, и я обещаю, что не буду высмеивать ни персонажей, ни сюжет. И смеяться над твоими чувствами тоже не буду. Только останься здесь. Со мной… — Кларк, — в номер просовывается голова Озана, — времени уже почти нет. Тебе придётся бежать. — Выйди вон и закрой дверь!.. Озан непонимающе глядит на Лексу. Только сейчас он замечает, что в номере происходит что-то странное. То, как стоят обе девушки, заставляет его насторожиться, но он не придаёт этому чувству особого значения: его дело небольшое — доставить Кларк по месту назначения в нужное время. Сейчас он точно не справляется со своей задачей, но не перестаёт пытаться исправить положение. — Уйду сейчас же, но с Кларк. У неё уже нет вр… — Я сказала, чтобы ты катился нахер отсюда!!! Озана непросто напугать. Он встречался с чем-то более грозным, чем разъярённая Лекса, но всё равно послушно уходит. Понимая, что, скорее всего, она пытается помешать Кларк умереть сегодня, Озан не стремится противостоять ей. В конце концов, босс тут Лекса. А кто он такой, чтобы саботировать её решения? — В чём дело? — испуганно произносит Кларк, когда за Озаном закрывается дверь. Осознав, что слишком сильно напирает, Лекса выпускает из рук ворот куртки Кларк и, приняв невозмутимый вид, отвечает: — У нас же медовый месяц. Я не хочу, чтобы СМИ разнесли по миру новости с заголовками а ля «Лекса так быстро наскучила Кларк, что та сбежала от неё ради речи Кима Торра». — Не преувеличивай. Я же не на свидание иду. Кому есть до этого дело? — Ты ничего не понимаешь, Кларк. За нашими отношениями сейчас следит весь мир. Влюблённые люди не проводят время порознь во время медового месяца. — Неправда. Даже влюблённые могут устать друг от друга. — Хочешь сказать, ты от меня устала? — Что? О чём мы вообще говорим?! — Кларк вскидывает руки кверху, не скрывая своего полнейшего непонимания. — Мы же не влюблённые… А, знаешь, пофиг. Я всё равно опоздала. Спасибо, Лекса. Сев на кровать, Гриффин медленно снимает куртку и кидает её на пол. Она настолько расстроена, что в глазах появляются слёзы. Ощущая свою вину за это, Лекса садится рядом с ней и, положив руку на талию Кларк, произносит: — Знаешь, немного обидно, что общество самонадеянного испашки радует тебя больше, чем перспектива общения со мной. — Дело не в нём же, Лекса, — устало вздохнув, отвечает Кларк. — Я не знаю, как… Аааа!.. Сильнейшая дрожь, подобная той, что бывает при землетрясениях, охватывает весь отель. Её внезапность и сила приводит к падению девушек на пол. Благо, она не длится более тридцати секунд.       Через полчаса в интернете появляются короткие новостные статьи, гласящие о том, что курорт Зельден подвергся террористичекой атаке. Взрыв унёс жизни пятнадцати человек, ещё около сорока пострадали. Но есть и хорошие новости: его сила была незначительна, поэтому он не спровоцировал схождение лавин. Иначе жертв могло бы быть намного больше.       Вымученная событиями сегодняшнего дня Кларк лежит на кровати, уткнувшись носом в шею Лексы. Её падение не обошлось без последствий — сильный ушиб руки и прикушенный язык. Малоприятно, но по сравнению с душевными переживаниями, ещё как терпимо. Когда она узнала, что падение связано со взрывом и погибли люди, разрыдалась так, что Лекса не смогла её успокоить. Поэтому, когда полицейский спрашивал её о том, как так получилось, что она была в списке, но не пришла на небольшую приват-встречу с Кимом Торрой, Кларк говорила сквозь слёзы, глотая слова, а временами и вовсе переходя лишь на безутешные рыдания. И теперь ей стыдно за это. На экране телевизора транслируется какая-то комедия, но в номере никто не смеётся. Лекса задумчиво смотрит в экран, обнимая Кларк и непроизвольно поглаживая её по спине. Она присутствовала при разговоре с полицейским и поняла, что основная версия, которой придерживается следствие, завязана на политических дрязгах Каталонии. Всё-таки Джон оказался прав: целью террористического акта считается Ким Торра. И ни у кого не возникает мысли, что на самом деле покушались на жизнь Кларк. И тем не менее, хоть последняя и жива, в ней нет ни капли радости, потому что ей жалко, что умерли люди. За этим она забывает, что её имя могло находиться в списке жертв. С одной стороны, это неплохо: чем меньше Кларк анализирует ситуацию, тем менее вероятно появление в её голове идей, которые выведут её на верную дорожку. Но с другой… Лексе не нравится, что она в слезах. Время, проведённое на Зельдене, должно радовать. Поэтому она решает сделать то, что не планировала.       Стук в дверь заставляет Кларк вздрогнуть и напрячься. Напряжение не спадает, даже когда она видит, что это всего лишь Озан решил их побеспокоить. Закрыв за собой дверь, он останавливается около неё и, бросив быстрый взгляд на Лексу, произносит: — Машина приедет через полчаса. — Спасибо, держи в курсе. — Какая машина? — глядя на Лексу непонимающим взглядом, произносит Кларк. Хитрый Озан в это время уже закрывает дверь, скрываясь за ней. — Мы куда-то едем??? — Да. — Но я никуда не хочу. У меня не то настроение, чтобы развлекаться. — Это не совсем развлечение, — вставая с кровати, Лекса направляется к шкафу. — Как я говорила, сегодня празднование Рош ха-Шана. Предлагаю тебе отпраздновать его со мной по всем канонам. Как ты понимаешь, в отеле это будет невозможным, поэтому мы отправляемся в другое место. Чего лежишь? Одевайся. Нехотя, Кларк садится на кровати, беспомощно глядя на жену, которая выбирает для неё наряд на вечер. Ничего экстравагантного — красный джемпер и чёрные джинсы. Для себя она готовит то же самое, но другой расцветки, а затем собирает в один из чемоданов некоторые другие вещи, в том числе и нижнее бельё. — А это зачем?.. — Мы, возможно, задержимся на пару дней. — Что?! Куда мы едем??? — Увидишь, Кларк. Собирайся, пожалуйста. Или ты хочешь, чтобы я одевала тебя, как маленькую? Ничего не ответив, Гриффин медленно переодевается в то, что приготовила ей Лекса. Ей ничего не хочется. Лишь завернуться в плед и лежать, смотря что-нибудь по телевизору, с чашкой горячего шоколада в руках. Но толика интереса к традициям иудаизма притупляет желание капризничать.       Когда девушки выходят из отеля, их ожидает чёрный мерседес, в багажник которого Озан загружает чемодан. Разобравшись с этим, он спешит открыть дверь и помогает сесть в машину Кларк. Когда доходит очередь до Лексы, он прикрывает дверь так, чтобы сидящие в салоне не могли услышать его, и тихо говорит Лексе: — Я видел Джона. Он был в ярости, и я сказал ему, что вина за провал лежит на мне. — Зачем? Он не может мне указывать, какие решения принимать, и высказывать своё недовольство. Вы с ним всего лишь работаете на меня. Я тебе говорю и ему скажу: не надо брать на себя больше, чем положено. — Ты не понимаешь, Лекса. Этот парень… опасный тип. Я таких много повидал. Он бесконтролен. Настоящий психопат. И я сделал то, что должен, как твой телохранитель — защитил тебя. Легонько похлопав ладонью по двери машины, Лекса всем своим видом показывает, что не намерена больше стоять на холоде. И тогда Озан наконец впускает её внутрь, да и сам садится на переднее сиденье рядом с водителем, после чего машина трогается с места.