***
Лошади мчались, словно дикие, едва поспевая за бегущей впереди белой волчицей. Даже на Листике Леталин не доводилось столь быстро ездить. Она, как и сами лошади, недолго бы продержалась в таком темпе. А Адериен-вервольф давным-давно унеслась бы ещё дальше вперёд, если бы Феликс не рвал глотку, напоминая, что они следуют за ней. Пытаются, вернее. Скачка наконец прекратилась, когда волчица, взвыв, остановилась у кромки воды. Всадники немедля спешились. Лошади вспенились и хрипели, и у Леталин не нашлось сил долго этого терпеть: обеими руками она сплела чары Восстановления и приложила их к мокрым лошадиным шеям, будто обнимая. Снежинка на её груди замерцала, предупреждая о чрезмерно быстром истощении магии, но Леталин не обращала на это внимания, полагая (и даже искренне надеясь), что в ближайшее время волшебство им не пригодится. Руки затряслись. Хоть бы это на самом деле оказалось так. Лишь пустяковые чары, вроде пучков света или исцеления Леталин могла использовать без опасения с тех пор, как замок этой подвески защелкнулся у неё на шее. Об остальном же… было страшно даже вспоминать. — Что это за город вон там? — осведомилась Леталин дрожащим, срывающимся голосом, как только магия иссякла и перестала требовать полного сосредоточения. Она кивнула на плывущую в тумане крепость, затем глянула на Адериен, что до сих пор была в обличье зверя. — Бравил, — спешно отозвался Феликс. По тому, как мало времени ему потребовалось, чтобы перевести дыхание после скачки, Леталин рассудила, что такие вот гонки для него — привычное дело. Красноречивая галочка в послужном списке вора, учитывая то, что он, заслужив её, всё ещё топчет землю. Сам Феликс тем временем заканчивал сматывать сбрую, не сводя прищуренных глаз с туманного города. — Моя мать Мариан родилась там. Вместе со своим братом-близнецом. Леталин было бы интересно послушать об этом подробнее, и она едва не отвлеклась. Но скулящая волчица, что металась у берега бухты, напомнила о себе. Она скакала по мокрому песку, лаяла и кусала летящие в неё брызги. Залив не угодил ей тем, что оборвал след проклятущего медокрада. Плохой залив. Обычно Лет не решалась подходить к Аде, пока та находилась в своём зверином облике, но сейчас вервольф была очень взволнована, и Леталин, не удержавшись, приблизилась, чтобы её унять. Вместе с тем она вспомнила то, что хотела сказать Феликсу: — Мы ведь очень близко. Здесь могут быть люди, — Леталин попыталась утихомирить волчицу, осторожно придержав её за шкирку. То, что хвосты у животных трогать не следовало, она уяснила ещё в детстве. — Ну же, Адериен, успокойся! Скорее прими свою форму! Позади неё раздался голос Фила: — Беспокойство оправдано, — он тоже подошел к воде, однако не встал к Адериен слишком близко, — но не бойся. Местные рыбаки ставят сети не здесь, а на реке у самых ворот, да и для сбора моллюсков пока не сезон. Я знаю этот город, хоть и бывал в нем всего пару раз за всю жизнь. После великой войны жители предпочитают далеко за ворота не выходить, и наслаждаться вечной вонью плесени и рыбы внутри стен. Нас вряд ли кто заметит. Леталин снова огляделась. Тусклое солнце скрывалось за непроницаемыми облаками. С севера на Бруму двигалось тяжелое серое небо. В заводях у города всё гуще клубились туманы, наползая по воде дальше в бухту. Только теперь Леталин поняла, где находится. Этому водоёму, что каджиты называют озером Макапи, а неды — Нибенейским заливом, предшествовало Топальское море: историческое место, названное в честь такой же исторической фигуры, и по совместительству героя её любимой книги. Самые абсурдные фантазии сейчас тянули её на юг, однако бормотание Феликса и скулеж подруги-вервольфа быстро вернули в реальность, где они преследовали эльфа-полукровку. А ещё обманщика, предателя и вора в придачу. Волчица снова дернулась, порываясь к воде. — И она, — Леталин как могла удерживала оборотня за косматую светлую шерсть, — пока не остынет — человеком не станет. Скоро уже в воду прыгнет. Феликс шумно втянул тяжелый наэлектризованный воздух. — Наверное он заподозрил погоню, — предположил вор. — Вот и отправился вплавь, чтобы скрыть след. Волчица утомилась и немного стихла. Леталин отпустила её и выпрямилась, глядя на Фила пустыми глазами. Он хмурился, разглядывал туман: казалось, тоже совершенно бездумно. — Что же мы будем делать?.. Феликс не ответил. Солнце окончательно заволокло тучами. Далеко вверх по течению стал слышен устрашающий гул. С севера дунул неприятный резкий ветер, подняв пыль и песок. Феликс сквозь сощуренные веки смотрел на то, как серые воды Нибенейского бассейна пенились у берега, омывая массивные лапы вервольфа и босые ноги эльфийки, а затем, уловив движение, поднял взгляд. Тогда он позвал Леталин, чтобы сказать, что туман рассеивается. И правда, ветер гнал белый дым, постепенно открывая вид на водную гладь. Из тумана стали проступать очертания чего-то такого, что обычно не встречается посреди заливов. — Точно, — вспомнил Феликс, пока таращился на становящийся всё четче контур, и потёр щетину. — Ведь там был остров. — Остров? — переспросила Леталин, стараясь разглядеть на том месте именно остров, а не развалины какой-то башни, как она предположила вначале. — Вроде, — уточнил Фил. — Моя мама о нем рассказывала. Как в детстве хотела до него добраться, пока другие даже смотреть в ту сторону боялись. Волчица залаяла. Леталин снова сжала её шерсть в кулак и шикнула, озираясь по сторонам. Феликс ещё раз глянул на остров и нахмурился. — Поплывем туда. — Но… здесь ни единой лодки. — Плыть недалеко. Сами догребём. Леталин поперхнулась. — Нет! То есть… Мы не можем вот так… Да и зачем нам туда плыть-то? — Этот ваш недо-айлейд может быть там, — пояснил Феликс, казалось бы, очевидное заключение. — В чем проблема? Давай, не время строить из себя каджита. Волосы собери, сильно не намокнут. Однако мокрые волосы заботили Леталин в последнюю очередь. Сейчас она с трудом пыталась побороть жуткие воспоминания обо всех своих контактах с водоёмами, глубиной больше своего роста. — Да не в этом дело… — всхлипнула Лет. — Я плавать не умею. Феликс свел брови к переносице. — Не умеешь плавать?! — Ну, может… — растерялась Леталин, не зная, как отреагировать на внезапно ставший резким голос Фила, и до сих пор подрагивая от того, что вплывало в памяти. Всплывало. Помилуйте, Девять! — Может и могу… Только очень-очень плохо. — То есть — не можешь. — Да! — вырвалось у Леталин. — Я пару раз пробовала. Но в первый раз меня вытащил призрак, потом я заморозила море, потом забралась на статую, когда затопило руины, и меня спасли Ада с Брином, потом ещё… — Так, ладно, хватит, — прервал её Феликс, видя, что это стрекотание и прежде не проявлявшаяся избыточная жестикуляция граничат с истерикой. Да и сам он не смог бы за раз пропустить через себя град всех этих сумасшедших историй. — Я так много не проплыву, — вновь тихонько проговорила Леталин (больше самой себе, чем Филу), и отошла от воды. — Пожалуйста, не заставляй меня! Феликс сложил руки на груди и со вздохом потер лоб. — Что с тобой делать?.. — его отвлек становящийся раздражающим скулёж. Фил встрепенулся и ткнул пальцем на волчицу. — Вот. На ней и поплывёшь. Леталин покосилась на Адериен: та дернула ушами, и скулеж сменился сопением; а затем на остров в заливе. Обреченно опустив плечи она хныкнула и зашагала в воду, решив для себя, что эта идея ей всё равно не нравится. Однако магия была израсходована, а если б и не была — повторить тот трюк у переправы к замку Волкихар снежная эльфийка всё равно бы не решилась. Сейчас, когда с магией Разрушения дела обстояли в сотню раз хуже, чем до получения этой снежинки… Нет, уж лучше плыть. Ветер окреп. Гроза была всё ближе, и с каждым ударом грома Леталин вздрагивала и охала, останавливаясь и поглядывая на северные тучи. Но Адериен шла следом и тыкалась ей в спину носом, напоминая, что она будет рядом. Когда троица дошла до нужной глубины, Феликс ослабил шнуровку на груди и пустился вплавь, а Леталин на минуту остановилась. Она посмотрела на своё отражение в холодной серой воде. Из собранных наспех волос торчало оголовье резного гребня, чей солнечный орнамент проглядывался сквозь спутанную рыжую копну. Леталин нахмурилась с такой силой, что не узнала себя в отражении, и выдернула гребень. Волосы тут же скатились в воду, а их хозяйка в последний раз взглянула на вырезанное в дереве солнце и швырнула «символ дружбы» в воду. После она обхватила руками волчью шею и поглубже вдохнула, утратив опору под ногами. Ещё до того, как они достигли суши, над городом сверкнула молния, и с раскатом грома над Нибенейской долиной заморосил мелкий дождь. Именно в эту минуту на острове раздался крик и вспыхнул яркий красный свет.***
Выбравшись из воды Адериен наконец приняла свою прежнюю форму, и, недолго похрипев, рванула вслед за Феликсом по отвесной тропе наверх. Леталин откашливалась от воды и не успела сказать им, что внизу барахтается какой-то полуживой бедолага в доспехах, поэтому с горем пополам нырнула обратно в воду, чтобы его спасти. Каким же было удивление несчастной, когда она не только не захлебнулась, но и вместе с утопающим выплыла к берегу. Там она поскорее стянула с него шлем и привела в чувства (решив, что об этом эпизоде никто узнать не должен, и добавив его в список своих неприятных историй о воде). Уже не помня себя от бросавших из крайности в крайность потрясений, Леталин добралась до тропы, уходящей наверх. Тропа вела по странной пружинящей земле сквозь заросли гигантских грибовидных деревьев, по которым слабо постукивали редкие дождевые капли. Но не было времени разглядывать ландшафт. Когда Леталин поднялась наверх — она сразу же об этом пожалела. Стоило остаться там, внизу, со спасенным, и предоставить Феликсу — нет, лучше даже Адериен, — разобраться со всем остальным, чем увидеть… это. Первым же делом Леталин с ужасом для себя осознала то, что Фил был прав. Прав, когда клял Тиаса последними словами и когда решил взять с собой меч. Тот, за кем они гнались, стоял сгорбленным у какого-то чудаковатого изваяния. Одной рукой, что скользила по его собственной крови, он зажимал рану на бедре. Другой — держал свой эльфийский кинжал, чью позолоту испачкал багрянец. У его ног валялось лицом вниз тело мужчины в тех же доспехах, что и у того, на берегу. Увидев Леталин Тилиарис выпрямился и прижался спиной к монументу. Та же всё не сводила глаз с убитого им воина. Теперь она действительно пожалела, что истратила всю магию на лошадей. Может она бы и не успела помочь несчастному, но зато могла бы метнуть молнию в его убийцу, пускай и спалила бы ко всем скампам весь этот треклятый остров. А ещё ей подумалось, что Адериен с Феликсом зря стояли тут без дела и не отлупили его до потери памяти. Но вот Тилиарис бросил кинжал и вытянул руку, и тогда, глядя на неё, Леталин поняла, почему её друзья этого не сделали. На золотой цепи, что обматывала запястье айлейда, болтался заляпанный кровью амулет из осколка императорского камня. Леталин и шагу ступить не успела: стоило ей лишь податься вперед, как он почти сразу поймал его в ладонь и прислонил к каменному изваянию. Какая-то вымученная перекошенная улыбка исказила его лицо, странно блестевшие глаза накрыли растрепавшиеся волосы. Ему пришлось немного отойти, чтобы ещё раз ясно показать всем, что он намеревался сделать с амулетом, если к нему вздумают приблизиться. — Однажды его уже разбивали, — напомнил Тилиарис тоном вкрадчивым, как у змеи, и издал глухой смешок. Его чуть шатнуло на раненой ноге. — Интересно, что будет, если разбить… осколок? Адериен презрительно оскалилась. — И сколько же бутылок из моего запаса ты успел выжрать, засранец ты эдакий? Тиас фыркнул, причем сделал это так, будто весь нордский мёд изначально принадлежал ему. Расправив плечи он воззрился на Феликса со всем возможным высокомерием, какое только могло сохраниться у загнанного в угол зверя. Хотя… даже до этого он не выглядел загнанным в угол. — Знаешь, господин Фортуна, — усмехнулся Тиас, принявшись разглядывать амулет, — для меня ты действительно оказался удивительным подарком судьбы. После стольких лет… это чистая удача, что я нашел её потомка. Да ещё и с осколком Амулета! И да, кстати, ты по ночам храпишь. Хуже тролля. — Зачем ему Амулет? — Леталин обратилась к Феликсу, но не спускала глаз с Тилиариса. — Должно быть он думает, что это Чим-Эль Адабал. Салиачи считали, что камень в Амулете Королей — это кристаллизованная кровь из Сердца Лорхана. Леталин нахмурилась, пытаясь повторить про себя слова из языка диких эльфов. — Думаешь, я похитил его по этой причине? — захохотал Тиас. — Наивный дурак. Последний император из Септимов, разбив этот камень, превратился в дракона. Значит Лорхан был не при чем, и артефакт — не айлейдский. Феликс не сдержался и шагнул вперед. — Раз ты это знаешь — для чего тебе Амулет? Зачем ты его стащил и приволок сюда? Тилиарис шаркнул осколком о монолит, оставив на камне белую полосу. Это спровоцировало новую вспышку красного света, и лишь сейчас Леталин заметила, что глыба, вначале ошибочно принятая за обломки маяка или скалы, изображала голову пожилого мужчины с тремя лицами; у одного из них не было носа, а из широко раскрытого каменного рта исходило слабое свечение. После красной вспышки оно стало прозрачно-голубым, и в нем замерцали какие-то белые огоньки. Тилиарис провел пальцем по царапине, затем глянул на красный осколок в своей руке. — Смешно… — сказал он, приподняв уголок губ. — Ты, её правнук, так долго носил с собой ключ, даже не подозревая, где искать дверь. Если бы я только знал, что у неё были дети… — Ты… говоришь о Защитнице? — уточнила Адериен, тут же закашляв. На этот раз смена облика стоила ей немалых усилий. Глотку всё ещё жгло, словно туда влили отраву из арсенала Карлии. — Причем здесь моя прабабка? — голос Феликса стих, как будто ещё до озвучивания своего вопроса он нашел на него ответ. Сквозь воду, льющую с мокрых волос и застилающую глаза, он не видел, как на лице Тиаса растягивается ухмылка. — Это место… — Эта дверь, — поправил Тилиарис, указывая на разинутый каменный рот, — портал, через который ваша Защитница изволила слинять из Тамриэля. В её дневнике об этом не написано? Не удивлён, — Тиас, прихрамывая, стал приближаться к бывшим товарищам. — Увы, она закрыла за собой проход, и теперь туда никак не попасть. С Амулетом пройти тоже не выйдет… зато им получится вытащить нечто оттуда. Судя по словам — его цель не отличалась от цели Феликса с самого начала. Судя по лицу — была кардинально противоположной. Все четверо искали Чемпионку Сиродила. Но… тогда зачем Тиас украл осколок? Почему захотел продолжить этот путь без них? Леталин совершенно опешила. Между ушами усиливался звон, давящий на виски и переносицу. Над головой отяжелели страшные лохматые тучи, небо утробно ворчало и дождевые капли стали крупнее. Феликс и Адериен наверняка ломали голову над ситуацией вместе с Леталин, попутно забывая такие слова как «пощада» и «милосердие». А она до сих пор не бросила попыток придумать Тиасу оправдание. — Значит, — Леталин говорила медленно, старательно формулировала мысль, боясь сбиться и утратить оставшиеся крохи сосредоточенности, — ты хочешь вернуть Офелию через этот портал? Почему тогда ты Феликсу о нем не сказал? Ведь мы ищем одно и то же! Адериен издала смешок. — Решил все лавры себе присвоить, — разъяснила воровка. — Крыса имперская. — Профессиональное заключение, — хохотнул Тилиарис. — Но, госпожа Соловей, мимо. Я намерен не просто вернуть её сюда. Я намерен её убить. Плотную серость неба прорезала молния, и затянувшуюся тишину нарушил поспешивший за нею небесный грохот. Взор Тилиариса не утратил твердости и ужесточился, будто он стоял не здесь, лицом к лицу с потомком Офелии, а на каком-то другом острове и совсем один. Убить. Чемпионку. Феликс мог бы ответить ему так же, как ответил однажды Кинтиру. Но почему-то не стал этого делать. Он буравил взглядом Странную Дверь, и на его мокром лбу медленно собирались морщины. — Да, я хочу убить её, — повторил Тиас, решив, видимо, что гром прогнал из голов его собеседников последние воспоминания. — Интересно, почему? — вопрос в воздух, прозвучавший скорее как насмешка. Он отвлёкся от созерцания нестабильного свечения в портале и оскалился, будто вспомнив нечто важное. Перед ним, на действительно несущественном расстоянии, стояли его напарницы из Скайрима. Адериен пыталась что-то сказать, но без конца кашляла, а Леталин держала её за плечи и что-то бормотала; кожа нордки была красной, а капли дождя на ней быстро высыхали. Тилиарис протянул руки к девушкам: — Ах, мои милые помощницы! И что б я без вас делал? В конце концов вы обе мне пригодились. Едва Тиас успел это договорить, как по его лицу прошлись мощной пощечиной. Ударили наотмашь, беспощадно, и со звоном такой силы, что Феликсу, который на время выпал из реальности, показалось, что била, вне сомнений, Адериен. Но стоило ему вновь собраться с мыслями, как он увидел, что над валяющимся на земле Тилиарисом стоит Леталин. Та ощерилась и устрашающе скрючила покрасневшие пальцы, прочтя заклинание призыва. Кинтир появился в крохотных, едва заметных очках и с какой-то книгой, но почти сразу обронил и то, и другое. Оружия при нём, разумеется, не оказалось, потому он в свою очередь призвал кланфира, чьи размеры шипов и когтей никому не внушили оптимизма. Пытаясь оценить обстановку дремора было о чем-то заикнулся, но увидев, как подруга решительным рывком сняла со спины лук, спешно отшагнул в сторону, решив оставить все вопросы на потом. Готовый к атаке Рогалик топтался рядом и нетерпеливо дёргал чешуйчатым хвостом, ожидая команды. — Леталин! — с опаской окликнул Феликс и чуть дернул рукой. Амулет всё ещё был у Тиаса: он не выронил его при падении, поскольку цепь была обмотана вокруг запястья. Несмотря на дождь Феликс чувствовал себя стоящим посреди огненной руны, лишенным всякой возможности шевельнуться. Нужно срочно придумать план, пока эльфийка или нордка сгоряча не натворили глупостей. Скользя руками по грязи Тилиарис отполз назад и прижался спиной к Двери. На Леталин он смотрел исподлобья, пока не потянулся к саднящей щеке. Тут, свесившись с руки, звякнул цепью осколок Амулета Королей. Тиас судорожно вдохнул и уставился на него помутневшими глазами. — «Из огня — жизнь, из света — магия», — прошептал айлейд. Помолчав буквально секунду он как-то устало усмехнулся, дернул бровью, и, переведя взгляд на пришедшую по его душу троицу, спросил: — Хотите увидеть и то, и другое? Прежде, чем Леталин успела понять его посыл, а Феликс — выбраться из своей незримой ловушки, — Тилиарис со всего размаху ударил подвеской о дверь царства Безумия.