***
Её окружал мерцающий белый купол. Под ногами словно по водной глади плыл туман, и создавалось впечатление, будто Имперский город покоится в кристальных водах на дне глубочайшего озера. А на поверхности стоит она. Одна посреди этой сырой лилейной бесконечности. Тихо зовут по имени. Офелия идет на мягкий, ласковый голос, ступая по зеркальной пустоте. Из искрящейся белой дымки возникли два давно забытых силуэта. Мать и отец. Тёплые руки обволокли Офелию, вернув ей такие же тёплые воспоминания. Снова мамин голос, звенящий в тумане, словно хрусталь, и теплые папины руки, которые гладят такие же огненно-рыжие волосы, что и у него. Офелия вновь была малышкой. Потом мать с отцом отступили, и она оказалась в окружении молодых пилигримов, что давно завершили свои скитания и обрели покой. Они смеялись и пели радостней, чем при жизни, и в них она узнала своих остроухих, пушистых и чешуйчатых друзей. Фил вновь была девчонкой. После долгих объятий и смеха позади окруживших её друзей показалось свечение, выделяющееся золотым пятном на фоне белесых облаков. Она шагнула навстречу этому видению, нерешительно, словно боясь развеять его своими движениями. Но её опасения улетучились, когда оно не исчезло, а напротив — ярко вспыхнуло, вырисовывая в себе тёмный силуэт с контуром слишком знакомых ей доспехов. Однако вопреки первоначальной тени вышел к ней не воин, не рыцарь, и даже не император — а простой служитель Акатоша в своей ветхой синей робе и неизменно теплой улыбкой на лице, увидев которую Фелис стала собой. Она закрыла глаза, моментально наполнившиеся слезами, проклиная и благодаря богов за этот жестокий, но такой дивный сон, от которого было бы хорошо никогда не просыпаться. Но всхлипнула, вспомнив, что там, внизу, её ждет кое-кто, ради кого она хотела это сделать. Именно это воспоминание кольнуло её душу прямиком оттуда, из реальности. Что же теперь? Мартин подплыл к Фелис, нежно коснувшись её щеки. Прикосновение было тёплым и лишь едва осязаемым. Фелис не находила в себе сил открыть глаза и посмотреть в лицо возлюбленного, только что ставшего отцом, но — она помнила — давно уже покойного. Хотя, наверное, она сама сейчас не многим от него отличалась. Фелис начала ждать этой встречи в ту же ночь. Однако в ту же ночь узнала и то, что заставило её жить. Её, а если быть точнее — их. Теперь, дождавшись наконец дня, когда она привела в мир эту новую жизнь и очутилась здесь, Фелис не знала — плакать от радости или от горя. Всё было так сложно… Коснувшись руки Мартина, Фелис прошептала: «Я останусь здесь?». В ответ она получила лишь родные мягкие объятья, которые, несмотря на встречу, были прощальными. Когда Мартин отпрянул, Фелис открыла глаза. Позади него из огня возник старец, что держал в руках замысловатые песочные часы и отбрасывал на облака и землю далеко под ними драконью тень. Поток песчинок в его часах никуда не двигался. Фелис всё поняла. Был ли это её выбор? Было ли это лишь иллюзией выбора? Замысел богов порой так нелегко истолковать… Собственные желания тоже бывают запутаны. Ты можешь быть уверен в том, что знаешь, чего хочешь. Что тебе нужно, что сделает тебя счастливым. Но всё так быстро меняется. И если вчера ты увлеченно строил планы на годы вперед, то с новым рассветом ты больше ни в чем не уверен. И в Фелис вспыхнула надежда на новый рассвет. Изумившись, растерявшись, ужаснувшись в сердце своём она осознала, что её желания изменились. Фелис взглянула на бога. Песок в его часах шевельнулся и зашуршал. Был ли это её выбор? Было ли это лишь иллюзией выбора? Значит, ей нужно идти. Чемпионка посмотрела на Мартина: в его ясные небесные глаза, которые, она знала, будет видеть вновь и там, дома. Она улыбнулась ему в последний раз, и Мартин, поцеловав свою Фелис, отпустил её. Акатош вёл Защитницу Сиродила за грань. Напоследок она обернулась, чтобы ещё раз посмотреть на всех тех, кого она любила. И пообещать себе, что последнего такого человека она сбережет. Любой ценой. Улыбнувшись сквозь слезы Фил растворилась в тумане. «Уверен, боги благословят вашего малыша в это нелегкое время».***
Фелис открыла глаза, и, глядя в потолок, усмехнулась: — А котяра прав оказался. Нащупав опору она с трудом попыталась привстать. Казалось, будто дом как-то изменился, став светлее и чище. Рядом с её просторной кроватью стояла маленькая, очень старая на вид люлька, которая покачнулась от того, что внутри что-то завошкалось. Фелис, кряхтя, подползла к краю и протянула руку к своему ребенку. Подумать только: теперь она мать… Склонившись над люлькой Фил осторожно убрала край материи и стала разглядывать крохотное создание под ней. С её шеи свесилась подвеска с алым камнем, начав раскачиваться, словно убаюкивающий маятник. — Матиас, — произнесла Фелис, с улыбкой глядя на то, как крошечная красная ручка сжимает её мизинец. — Ты будешь жить.***
4Э 3. Сиродил. Имперский город. Этот тёплый денёк бабьего лета в Хартленде мог обмануть своим спокойствием кого угодно, но только не того молодого имперца, что стоял у стены укутанный совершенно не по погоде в плотное черное тряпьё. Именно в такие дни он особенно ненавидел то, в чём ему приходится ходить. Однако парень быстро остывал, вспоминая о том, что никогда не смог бы позволить себе таких вещей, не будь они его униформой. С самого утра этот день щекотал нервишки обещанием стать незабываемым. Но к счастью та, кто делала таким каждый проведенный ими совместно день, выбрала удачное время для посещения Имперского города, и бедный паренёк мог спрятаться от жары в послеполуденной тени под городской стеной. Там было вполне комфортно для того, чтобы полностью сосредоточиться на мыслях о том, какой же он всё-таки стойкий и преданный делу профи; а так же на своем важном поручении: ждать у башни снаружи и следить за откормленной пегой лошадью, на которую уже и седло едва налезает. Однако там, в тени, прижавшись взмокшей спиной к холодному камню, этот профи свирепо глядел на лошадь и понимал, что скорее застрелит её на месте, чем выйдет за ней на солнце из своего облюбованного прохладного угла. Когда кобыла оторвалась от пожухлой травы и навострила уши куда-то в пространство, юноша обернулся к стене. Замер. Прислушался. А потом до боли закатил глаза и вздохнул так, как не вздыхал ещё ни разу в своей жизни. Он взял поводья и подвёл лошадь поближе к тому месту, где, как он полагал, вероятнее всего появится хозяйка. И этой лошади, и его самого. Стражники не особо драли глотки: не то, что в прошлый раз. При нынешней жаре, да ещё и в таких доспехах… Наверное, у них не было сил на всё и сразу. И несчастный, обмотанный в черную кожу мальчишка в эту минуту понимал их, как никто другой. Наверное поэтому она выбрала именно этот день. Какой бы легкомысленной не выглядела спрыгнувшая со стены акробатка — в конечном счете она всегда оказывалась чем-то посложнее удачливой дурочки с лютней вместо оружия. Глядя на её сумку с торчащим оттуда куском тряпки юноша поморщился. Он не любил воровство. Но не потому, что оно являлось преступлением, а потому, что это преступление казалось ничтожным, даже нелепым для тех, кто посвятил жизни чему-то более серьёзному. Разумеется, он не смел осуждать начальство. Но про неодобрительные взгляды и саркастичные комментарии в догматах ничего не говорилось. — Кажется, на этот раз ты не произвела особого фурора, — фыркнул темный брат, передав поводья в выпачканные пылью женские руки. В ответ на это воровка негромко и как-то слишком уж нервно похихикала, отчего юноша напрягся и даже помог ей поскорее закрепить сумку на седле. Вблизи было ещё заметнее, с какой силой адреналин колотит преступницу изнутри. — Пока они не осознали полностью, что произошло, и не успели поднять тревогу — нам лучше улепетывать отсюда быстрее ветра, дружок. Парень едва не поддался панике, когда воровка оседлала лошадь, а голоса стражников стали громче. — Какого ветра? — он не справился с испугом и тоже повысил голос. — Вокруг полнейший штиль! Всадница зашипела, оглядываясь на городские ворота, и, схватив пособника за руку, как морровиндский грязекраб хватает ваши кошельки, дернула его наверх. Как только тот очутился в седле, она с рычанием и всей оставшейся на тот момент силой хлестанула вожжами, и кобыла умчала их прочь от того, что творилось по ту сторону стен Имперского города.***
Только в тот момент, когда лошадь остановилась у скинградских конюшен, верный, но не всегда хладнокровный помощник рыжей авантюристки смог спокойно выдохнуть. Привычные процедуры, парочка машинальных движений, облегченный на пару монет карман и чья-то довольная физиономия, и они, наконец, входят в город. — И зачем вообще нужно оплачивать стойло, когда можно бросать меня вместе со своей кобылой у ворот и просто перепрыгивать через стену? — бурчал нахмуренный ассасин, плетясь по пятам за лидером их славного трио. Иногда трудно было сказать, хочет ли он просто подтрунить, или действительно пытается уязвить. Здесь, в Скинграде, не было так жарко, как в Хартленде, и ему больше ничто не мешало соответствовать предписанному организацией образу. Кроме, разве что, теперешней Слышащей (которая, похоже, ничего не слышала о профессиональной этике). — Нет уж, дружище Стив, — (парень скривился так, будто глотнул прокисшего козьего молока, и это было ему не впервой), — здесь так лучше не делать. Местных жителей лишний раз настораживать никак нельзя. Молодой убийца фыркнул не хуже кобылы, на которой они сюда приехали. — Уверен, с этим ты справляешься блестяще. Слышащая не ответила, и поскольку шла впереди — шутник не увидел её скептической ухмылки. Тогда он решил догнать её, чтобы утолить своё любопытство касаемо этой сумки из Имперского города. А если быть точнее — её содержимого. — Ну, — начал он, прочистив горло, будто ни в чем не бывало, — и что на этот раз? Поди сыра кусок. Или даже два. Парочка как раз добралась до дверей Розеторн-холла, и Слышащая, не особо сдерживая силы, «всучила» судьбоносную сумку своему подопечному. Тот сумел сбалансировать только благодаря выступу на стене. — Подержи, сыроежка, — прыснула хозяйка дома. — Я дверь открою. — Тяжёлая, — недовольно охнул имперец. Пока Слышащая возилась с дверью, ассасин потихоньку терял терпение, и уже был готов предложить ей отмычки. Но похоже проблема была не в замке, а в самой двери. Как раз когда хозяйка дома заколотила по ней кулаком, к ним на балкон вышла нордская женщина с ведром воды в руках. Она прогнулась через перила, испуганно охнула и поспешила вниз. Через минуту входная дверь распахнулась. — Миледи, прошу прощения! Вы бы предупредили о возвращении сегодня, а то я уже заперла всё на засовы… Фелис скинула с головы свой ужасный коричневый капюшон (капюшоны Тёмного Братства смотрелись куда лучше), и вместе с компаньоном вошла в дом, нахмурившись, но ничего не сказав служанке. — Она очень забывчива, не так ли? — отметил ассасин, чуть вытянувшись, чтобы поравняться ростом с нордкой, и говоря вполголоса. Что-что, а эту её черту он знал не хуже каких-то там служанок, видящих Фелис раз в две недели. Гость прошёл вглубь помещения, осматривая дом, и обратился к его хозяйке (пришлось кричать, поскольку та уже успела куда-то убежать): — А зачем тебе засовы на дверях? Грабителей боишься? Фелис быстро спустилась вниз по лестнице и направилась в обеденный зал, неся в охапке какие-то бумаги и чернильницу. — Эйджа, возьми у нашего гостя сумку, и… Стив! Хватит глазеть, иди сюда! Имперец чертыхнулся, передал сумку плечистой служанке и проследовал за ней в обедню. Там, разложив перед собой бумаги, сидела Фелис. Она немного покопалась в письмах, а затем нашла чистый лист и знаком приказала не отвлекать её от дела. Эйджа вздохнула, оставила сумку на соседнем стуле и принялась прибирать стол (Офелия не слишком аккуратно освободила себе на нём место). Всё время ожидания служанка таращилась на спутника Фелис, как на призрак. И когда Эйдже показалось, что хозяйка закончила с бумагами, она осторожно подала голос: — Не скажете, кого вы к нам сегодня привели, миледи? Быть может гостю принести… — О, это просто Стив, дорогая, — перебила её Фил, не отрываясь от дела. — И перед ним можно не выслуживаться. Эйджа ещё раз искоса взглянула на имперца, выдохнула и слегка ссутулилась, не став от этого и малость ниже. — Мои вопросы, значит, игнорирует… — прошипел Стив, уставший от всего этого неуважения. Когда он вступал в Тёмное Братство, то считал, что немедленно получит его в комплекте с униформой и мрачным образом. Эйджа, как и Фелис, не обратила на него внимания, почти сразу перебив новым вопросом: — Это сумка с трофеями? Мне унести её в ваши покои? — Не стоит, — тут же ответила Фил. Ассасин громко цыкнул. — Мы возьмем её с собой. — Ох, мне так любопытно, миледи! — Насчет Стива? Нет, дорогая, мы просто друзья. А в сумке лежит Древний Свиток. И кусок сыра. Эйджа поперхнулась. Но не потому, что не любила сыр. Даже она — простая нордская служанка, знала, что такое Древние Свитки. Фелис засмеялась. — Да! Я сегодня обчистила Имперский дворец! Служанка и гость молча переглянулись и раскрыли рты. Фил поджала тонкие губы и закатила глаза. — …Но, похоже, из вас двоих никто моего подвига не оценит. Стив, ну хоть бы ты похвалил. Кому я сувениры приношу? — Вы что сделали?! — взвизгнула Эйджа, закрыв руками рот. Ассасин сморгнул растерянность и громко цыкнул. — Да кого ты слушаешь? Вечно она всё выдумывает. Я ведь даже не Стив! Дабы опровергнуть эту клевету, Фелис-воровка выложила на стол Древний Свиток, а Фелис-Слышащая показала Стиву язык, чтобы он и думать забыл о сувенирах. И пока служанка охала и ахала, а юный ассасин внимательно разглядывал Свиток и вечно бормотал, что он, несомненно, поддельный, кое-что важное вспомнила Фелис-мать. — Эйджа, Матиаса давно дома нет? Нордка перестала ходить взад-вперед по комнате и оглянулась на входную дверь: убедиться, что не заперла её снова на засов. — Ах да. Он сегодня весь день в Гильдии магов. Его Дружа утром забрала. Наверное они снова там на ночь останутся. — Да, да, — кивала Фил, задумчиво уставившись на Свиток. — Тогда загляну туда. Не нравится мне, что маги им так заинтересовались… — Фелис вышла в прихожую. Раздался шорох, затем грохот упавшего кувшина. Фил выглянула из-за стены и крикнула Эйдже: — Скажи, ты клеймору мою не видела? Нордка засмеялась и решила отпустить шуточку: — Маги, конечно, мутные ребята, но к ним можно и без оружия ходить, миледи! Стив, который до сих пор размышлял о том, что он вовсе не был Стивом, в который раз бросил свою напускную хмурость и прыснул в кулак. Офелия тоже усмехнулась и решила снять свою воровскую куртку. — И зачем только вам, Чемпионке Сиродила, заниматься такими грязными делами? — качала головой Эйджа, проследив за тем, как хозяйка прячет куртку в шкаф. Офелия вздохнула. Она и сама не всегда была в восторге от того, что делает. Но в отличие от дел Темного Братства, после дел гильдии воров хотя бы не приходилось весь вечер смывать с себя кровь. Авантюры, в которых она могла применить таланты, полученные ещё в юности, и живая компания, несомненно, нравились ей больше. Но ещё больше ей нравилась выручка, за которую не пачкался клинок и которую не хочется выбросить в озеро. — Чемпионка-шмапионка, — бросила Фил, закрыв шкаф. — Жить как раньше уже не получится. У меня теперь ребёнок есть. А его приключениями не прокормишь. Ассасин нахмурился и едва заметно кивнул. Когда речь заходила о сыне Слышащей — он, как и все обитатели убежища, всегда становился по-настоящему серьёзным. Фелис состояла в братстве ещё до беременности, и многие были уверенны, что отцом этого ребенка является несправедливо убитый Люсьен Лашанс. Никто не решался заговаривать об этом в открытую, поскольку Аркуэн запретила поднимать эту тему на слух, опасаясь за вероятную месть новой Слышащей. Из прежнего состава Братства в живых остались лишь они двое, и альтмерка всеми силами старалась удержаться на своей позиции. То, что глава Братства после случая на ферме Эпплвотч редко появлялась в убежище, лишь подстёгивало слухи о них с Люсьеном (и страхи Аркуэн). Наверное поэтому Слышащая всеми силами пыталась отвлечься. Наверное поэтому решила перейти на более легкий и безопасный заработок. Теперь было понятно и это, и засовы на дверях. Стив глубоко уважал память о легендарном Уведомителе, и даже Фелис (хотя и не был о ней высокого мнения). Поэтому принял решение впредь не осуждать её, и вместе с Аркуэн взять на себя ответственность за безопасность ребёнка. Но так же, как Фелис знала об этих слухах, она узнавала и о мыслях Стива лишь глядя на его лицо. Точно такие же мысли она предвидела и у той помешанной альтмерки, и у каждого из новобранцев. Фил не была дурочкой, но очень любила ею притворяться. Оттого не стала ни поддерживать эти слухи, ни опровергать их. В конце концов они обеспечивали Матиасу покровительство и спокойный сон, а значит один мертвый отец вполне подходил на замену другому. Уж лучше держать его ближе к магам, ворам и убийцам, чем к трону… — Идем, Стив. Я познакомлю тебя с сыном. В этот раз тёмный брат почему-то не скривился и не стал закатывать глаза, а просто кивнул, сказав: — Как скажешь, Слышащая. Лишь когда они вышли из дома и направились в Гильдию магов, молодой имперец вспомнил нечто занятное, и решил, что это нечто им с Фелис вполне подойдёт. — Знаешь, тут на юге бродит молва о какой-то странной двери. Наверняка там есть, на что посмотреть. Или что оттуда вынести… Фелис замедлила ход и удивленно уставилась на ассасина. — А ты быстро проникся, Стив! — с усмешкой заметила она. Юноша немедленно прогнал с лица заинтересованность, нахмурился и в который раз за сегодня цыкнул. — Так мы проверим, или как? Защитница Сиродила негромко засмеялась. Ну разве она могла пренебречь своим долгом?