Моя любимая шестёрка

      Как посмотреть в глаза человеку, когда знаешь его маленькую грязную тайну? Ну, как «маленькую»? Совершенно такую огромную, жирную, походящую на взрыв сенсации среди тех, кто может быть как-то причастен к делу, зная человека. Смотреть абсолютно точно стремно, если только ты не знаешь, что можешь застебать спалившегося до конца его дней. Если это не препод, конечно.       Отпаивая друга рано утром рассолом из банки из-под огурцов, Матвей во всех подробностях, уже забыв про обиду, рассказал взахлеб о том, что произошло. После неожиданной встречи, Яковлев невозмутимо, не слушая возмущенный писк Диди, вышел из туалета, больше не сказав Матвею ни слова. Зато Димочка начал доставать, знаком ли Шестерняков с тем ушедшим красавчиком, а то несчастненький Диди, самозабвенно делая минет, совсем забыл про его номер телефона. Матвей не стал говорить, что вроде как, он знает мужика, которого обслужил розоволосый. Угу, он его препод по судебке. И вообще, какого черта он палится в гей-клубе?!       - А он что, не человек? – поддерживая болеющую головушку, прохрипел Сашка, когда Матвей озвучил свои мысли. – Он – взрослый мужик, у которого тоже есть потребности. Наш город, хоть и большой, но не достаточно, чтобы на первом перекрестке найти себе парня на ночь. Вот он и пришел в знаменитое место. Теперь я вспомнил! Я видел его уже раньше! – осенило Сашку, который заойкал сразу, стоило ему чуть сильней повысить голос, перейдя на обычный манер разговора, забыв про шепот. – То-то он мне показался знакомым.       - Не слишком ли это палевно? – с сомнением произнес Матвей, не щадя чувств друга, гремя посудой и наливая себе ароматный кофе. – Он все-таки препод.       - И что? Препод, значит, не может трахаться с мужиками? – скептически приподнял бровь Сашка. – И преподы не могут быть геями или би? Что за странные стереотипы, Шестерняков?       Матвей дернул плечами:       - Как он вообще с Диди оказался? - решил перевести тему парень. – Его не было с самого начала с вами?       - Не было, иначе бы я тебе уже позвонил, - Саша несчастно поморщился, скривившись от аромата кофе. Парень сразу потянулся к мутной водичке в своей кружке, не забыв попутно прихватить заранее подготовленные таблетки от боли в голове, быстренько закидывая их в рот. – Видимо, Диди нашел его уже после того, как я совсем отрубился и перестал что-либо соображать.       - Кстати, об этом, - Матвей появился в поле зрения друга, сложив руки на груди, поглядывая на Сашку, как мать родная никогда строго не смотрела. – Ты мне должен новые джинсы. Та яркая хуйня, что вы пили, так и не отстиралась. Спасибо, кстати, что придал моим штанам такой красочный цвет.       Саша покраснел бы, если б мог. Нужно было завязывать с частыми праздниками. Матвей тоже любил выпить, но до такого состояния тот доходил крайне редко, а вот Саше хватало всего ничего, чтобы уплыть в свои радужные горизонты с парящими в небе единорогами.       - Куплю я тебе джинсы, - отмахнулся Жарин. – Не ной.       - Если посмеешь прикупить их со стразами, то я эти стразы самолично тебе на мягкое место приклею, ясно? – угрожающе фыркнул Матвей.       Саша, застонав, стукнулся лбом об столешницу, не желая больше слушать нравоучения Матвея. Друг мог быть дотошным, а все из-за того, что прекрасно помнил все предыдущие подарки Жарина, которые так и кричали гейством направо и налево. Саша дарил все по приколу, но вскоре это начало надоедать.       Возвращаясь к теме того, как посмотреть в глаза человеку, когда узнал его грязный секретик. Ответ на этот животрепещущий вопрос Матвей так и не смог дать. Гадкая сторона характера парня намекала, что было бы неплохо воспользоваться моментом и при удобном случае козырнуть новополученными знаниями. Кто его знает, возможно, прилетит какой-нибудь бонус. Но добрая, чистая и искренняя сторона орала на плохую, заявляя, что нельзя портить жизнь человека. Человек этот сам-то подумал о том, куда он заявился? Как будто только у одного Саши была членская карточка. Что, если таких студентов еще кучка? Хотя, признаться честно, если бы не серые глаза Яковлева, глядящие в самую душу, пронизывая тебя, как иголка брюшко бабочки, Матвей его бы с трудом узнал. В голове не укладывался образ приличного мужчины с тем взъерошенным красавчиком в обтягивающей футболке, что предстал перед Шестерняковым в клубе. Остался на повестке дня последний вопрос: «Как себя поведет сам хранитель грязной тайны?». В том, что сделает вид, будто ничего не произошло, Матвей убедился в тот же день, когда они с Сашей пришли на пару, заявившись чуть раньше остальных, потому что Жарину срочно требовалось подышать свежим воздухом.       Яковлев зашел в кабинет ровно по времени, не удостоив Шестернякова не то, чтобы озвучиванием его фамилии для того, чтобы убедиться в его присутствии, а даже взглядом. К игнорированию своей персоны Матвей стал привыкать со временем, ведь не все преподаватели падали ниц перед его обаянием, а вот абсолютное спокойствие Яковлева почему-то заставляло удивляться. На красивом лице не дернулся ни один мускул, но к переносице чаще стали сходиться в хмуром выражении темные брови, создавая глубокую морщинку на коже. Яковлев чувствовал на себе чужой пронзительный взгляд, который почти орал: «А я знаю, что вы делали вчера вечером!». Мужчине это не нравилось, но, как понял Матвей, он старательно сдерживал порывы не нарычать на своего студента.       - Надеюсь, все написали акты? – как ни в чем не бывало начал занятие Михаил Александрович. – Есть те, кто профилонил выходные?       «Вы?», - чуть не сорвалось с языка Матвея, который вовремя его прикусил. Кстати, Яковлев не выглядел помятым ни насколько. Возможно, только чуть покрасневшие глаза говорили о том, что мужчина либо поздно лег спать, либо не выспался совсем. Ни запаха перегара, ничего такого, что могло бы его скомпрометировать. Но Матвей понял, что лишил несчастного хорошего траха. Спермотоксикоз у бедного не настанет?       Акт не написало лишь два человека. Они честно подняли руки, за что получили заслуженные двойки в журнал. У всех остальных Яковлев собрал бумажки, сложив их в одну стопку, обещая, что до завтра обязательно проверит. Все остальное время преподаватель то спрашивал тему, то рассказывал новую. И полностью игнорировал Шестернякова. Он даже его не спросил! Что кинулось в глаза всем, привыкшим, что Матвея Яковлев дергал почти каждое занятие.       - У нас с вами осталась ровно неделя до окончания цикла, - подытожил конец занятия Яковлев. – Помните, что вы должны закрыть свои хвосты, чтобы я смог выставить рейтинги. Завтра же вас ждет очередное вскрытие, но на этот раз я буду помогать самую малость, поэтому сразу выберите тех, кто будет проводить главные этапы.       Студенты закивали, а Матвей поерзал на месте. Он бы хотел участвовать, но стал сомневаться, что Яковлев ему позволит это.       - Можете быть свободны, - сказал мужчина, и студенты с шумом стали собираться. – Шестерняков, останься.       Матвей ошарашенно поднял взгляд на Яковлева, который на него не посмотрел, зато Сашка весь изсигналился, моргая глазами, привлекая к себе внимание друга. Лучше Жарину в это не вмешиваться. Если Яковлев узнает, что еще и Саша знает о его секрете, то черт его знает, чем все может закончиться. Поэтому Матвей быстро отвел взгляд от друга, перестав собирать вещи. Саша медлил, но Михаил Александрович начал всех подгонять побыстрей освободить аудиторию, и студенты поспешили удалиться. Жарин разочарованно выдохнул, кинув на Матвея взгляд из разряда: «Ожидаю полной отчетности», - и вышел вслед за остальными.       Яковлев убедился, что дверь плотно закрыта, после чего повернулся к вставшему с места Матвею. Парень вопросительно взглянул на преподавателя, впервые за сегодняшний день встречаясь с его тяжелым взглядом. Все внутри Матвея подобралось, и он почувствовал, как желудок сжимается от непонятных эмоций: страх ли, предвкушение интересного разговора ли.       - Ты кому-нибудь рассказывал? – без обиняков с места в карьер кинулся Яковлев.       Он говорил спокойным, ровным тоном, словно мужчину не волнует ответ, но Матвей подумал, что это лишь прикрытие, что на самом деле Михаила Александровича трясет изнутри. Возможно, это стало понятно по тому, как он теребил в руке свою ручку, хмуря брови, а, может быть, волнение отлично отражалось в омуте его глаз. По крайней мере, Матвей вдруг понял, что начинает различать эмоции на лице преподавателя.       - Нет, - соврал легко Матвей, хмыкнув: - Я думал, что вкус у Вас получше, Михаил Александрович, - не удержался от издевки Шестерняков, припомнив все язвительности преподавателя. – Диди? Серьезно?       - Я не знаю, как зовут того парня, и как-то все равно, - поморщился Яковлев, словно проглотил целый лимон с таким кислым насыщенным вкусом, что справиться с эмоциями не смог. – И я не свою личную жизнь собираюсь обсуждать.       Не проще тогда было бы проигнорировать встречу? Складывалось ощущение, что нечто подобное когда-то в жизни Яковлева было, поэтому он решил отмести все недомолвки и непонимания, поставив жирную точку на проблеме с самого начала.       - А что тогда? – нахмурился Матвей.       - Забудь все то, что ты видел, - просто объявил мужчина, и Матвей чуть не захохотал.       - Простите, но что именно забыть? – Шестерняков не сдержал улыбки. – То, что Вы были в гей-клубе, Михаил Александрович? Или то, что Вы вышли из туалета с парнем за руку? Или выкинуть из головы информацию, что Диди Вам отсасывал в кабинке?       На скулах Яковлева заходили желваки раздражения и наплывающей, как лавина, злости. Матвей попросту не смог сдержаться, подтрунивая, понимая, что переступает черту. Но почему Яковлев так боится? Даже, если Матвей начнет трепаться направо и налево, то вряд ли ему кто-то поверит, ведь так? Все смогут подтвердить, что у преподавателя со студентом натянутые отношения. Тогда в чем проблема? У Яковлева есть защита в качестве своего положения на кафедре. Защита, пусть и зыбкая, но она есть.       - Забудь все то, что ты перечислил, - медленно выдохнул Михаил Александрович, перебивая тем самым мысли Матвея. – Моя личная жизнь должна волновать тебя меньше всего.       - Да мне все равно на Вашу личную жизнь, - фыркнул Матвей. – Забавно другое.       - Что тебя забавляет? – удивленно вскинул бровь вверх мужчина.       - Тот факт, как Вы старательно пытаетесь заставить меня забыть обо всем, - хмыкнул Матвей. – Это интересно.       Матвей двинулся к выходу, огибая мужчину по дуге, будто бы боясь подойти к нему, а Яковлев продолжал молчать. Лишь по тихому шороху парень понял, что мужчина повернулся, чтобы увидеть, как Матвей уже берется за ручку двери, чтобы выйти.       - Шестерняков? – позвал Михаил Александрович совершенно спокойным тоном, заставив Матвея обернуться, вскинув вверх брови. – Скажи-ка, пожалуйста, а что ты сам делал в гей-клубе почти в двенадцать ночи? Или ты, как Золушка? Преображаешься с приходом полуночи? Но, что более интересно, откуда ты знаешь отлично делающего минет Диди? – и узкие губы растянулись в ухмылке.       Матвея ударило в жар. Щеки опалило румянцем мгновенно. Парень вообще достаточно редко краснел, но тут его застали врасплох, и он не нашелся, что ответить.       - Я… Ну… Я… - Матвей неожиданно для самого себя заблеял что-то невразумительное, пытаясь найти оправдание.       Если он скажет, что забирал пьяного в хлам друга, то Яковлев без всяких подсказок спокойно может догадаться, что речь идет о Сашке Жарине. Понятным становилось, что эти двое – друзья только лишь по одному взгляду на них. Бухой студент в гей-клубе поздно ночью – это проблема. Очень большая проблема, если преподаватель узнает. Палить друга не было никакого желания, но и придумать достаточно быстро более вескую отмазку Матвей не смог, продолжая мямлить.       Яковлев громко хмыкнул, направляясь к нему. Шестерняков застыл, уставившись на лицо Михаила Александровича, утопая в его глазах, ощущая себя кроликом перед большим злобным волком.       - Должно быть, мы в одинаковом положении, да, Шестерняков? – ухмыльнулся еще шире Яковлев, резко стукнув ладонью по двери прямо у лица парня сбоку, перекрывая тем самым путь к отступлению. – Логичный вопрос я задал. Так, что ты делал в клубе?       Подобного нахального, дерзкого и прущего, как танк, защищающего себя, Яковлева Матвей еще не видел, теряясь от подобного наезда. Ладонь соскользнула с ручки двери, и Шестерняков весь сжался, не шевелясь. Он никогда не боялся драк, хоть и пытался разумно их избежать, и уж тем более никогда не лез в словарь, чтобы сказать что-нибудь дерзкое. Однако перед Михаилом Александровичем Матвей растерялся, теряя все свое обладание. Серые глаза гипнотизировали, выбивали почву из-под ног, заставляя сердце биться где-то на уровне шеи. Можно же придумать какое-то оправдание! Но в голову, как назло, ничего не лезло. Мысли превратились в белый шум где-то там далеко на уровне подсознания, оставляя Матвея тет-а-тет с чужим пронзительным взглядом. Кажется, даже дышать стало тяжело. Да что это такое?       - Я… Я не гей! – выдавил из себя нечто на подобии писка Матвей, прокашлявшись. – У меня… У меня там были дела.       - Да ну? – хмыкнул Яковлев, продолжая напирать, но не собираясь сокращать и так маленькое расстояние между их лицами, из-за чего Матвей почувствовал мятный аромат жвачки, которую Михаил Александрович, видимо, недавно жевал. – Такие же дела, как и у меня, видимо? А то, что ты, якобы, не гей, твое присутствие там не доказывает, а наоборот – противоречит твоим же словам.       Матвей открыл рот, чтобы что-то сказать, но не нашел ничего лучше, как хмыкнуть, тем самым пытаясь снова встать в оборону, заявляя:       - Вы же сказали, что не собираетесь обсуждать свою личную жизнь со мной.       - Может, тогда тебе стоит стать частью моей личной жизни? – издевательски вскинул вверх бровь преподаватель.       - Чего?! – опешил Матвей, охреневая почти так же, как и вчера.       - А что? – пожал плечами Яковлев. – Ты вполне себе такой симпатичный. Как я понял, оба мы свободны, обоим нравятся парни. Почему нет?       - Совсем сдурели?! – обалдел Матвей, хлопая ресницами, а когда Яковлев еще и начал наклоняться к нему, тем самым сокращая расстояние, парню пришлось руками упереться ему в грудь. – Я, блять, не гомосяо!       Яковлев поморщился от ругательства и странного переименования слова «гей», что вырвалось изо рта Матвея. Чужой халат под пальцами студента оказался плотным, сделанным из качественного материала. Видно сразу, что дорогая вещь, но Шестернякова больше озаботила другая сторона своего порыва оттолкнуть наглеца – какого черта он не отталкивает?! Яковлев отодвинулся сам, отчего-то так громко фыркнув, как кот, что дало Матвею понять – он так смеется.       - Прекрати трястись за свою сокровенную задницу, Шестерняков. Ты не в моем вкусе, - а вот это задело, почему-то неприятно осев где-то глубоко внутри. – Какими бы упругими твои ягодицы ни были, меня ты не интересуешь. Не завожу романов со студентами, знаешь ли.       Михаил Александрович отступил, и Матвей расслабленно выдохнул, продолжая ощущать кожей ткань чужого халата. Что за черт?! Почему его это так задело?!       - И держи рот на замке о том, что ты видел меня в том клубе. Я выпил тогда лишнего, и сам не понял, как меня понесло в то заведение, - откровение было лишним, но Яковлев словно оправдывался. – А Диди твоего я почти не трогал.       - Он не мой, - огрызнулся Матвей. – Я уже сказал, что не гей.       - Да-да, как и я, - кивнул Михаил Александрович, пожалуй, вовсе не веря заверениям парня. – А теперь брысь отсюда, Шестерняков. И помни, я всегда могу покуситься на твою невинность.       Яковлев, видимо, пошутил, но на Матвея подобное заявление подействовало, как спусковой крючок. Он пулей вылетел из кабинета, все еще ощущая, как пылают его щеки от бешеного румянца. Что только что было?! И почему он краснеет, как девчонка? Сегодня ему раскрылись новые грани характера Яковлева. Он не такая холодная ледышка. Умеет шутить, подначивать, отлично отвечает на колкости, способен победить в споре, найдя отличные выходы из ситуации, прекрасно понимая, как надавить на человека. И оставалось не ясным, то ли он действительно не поверил, что Матвей не гей, то ли сделал вид, что это не так.

***

      - Я похож на того, кто трахается с мужиками? – скучающе протянул Матвей, сидя на лекции того же дня.       Саша выронил из пальцев ручку, которая звонко упала на парту, привлекая к себе внимание соседей. Стоп-кадр – ошарашенный Жарин с выпученными зелеными глазами. Оставалось только сфотографировать и сделать мем. Друг все пытался допытаться до Матвея, как прошел разговор с Яковлевым, но парень упрямо молчал. А теперь такое интересное заявление.       - Ты с практической точки зрения спрашиваешь или с теоретической? – отмер Саша, возвращая на место ручку, чтобы продолжить записывать хотя бы обрывки лекций про синдромы хронических болей у пациентов.       - А есть разница? – недовольно рыкнул Матвей, рисуя в своей тетради какую-то кракозябру.       - С теоретической точки зрения любого можно представить в гомо-отношениях, - пожал плечами Жарин, усердно пытаясь понять, к чему задает сей странный вопрос лучший друг. – Так что и тебя, в принципе, можно свести с парнем. С практической же точки зрения все куда сложней.       - Это еще почему? – Матвей перестал рисовать, уставившись на друга.       - Потому что с парнем ты целовался, - без намеков ответил Саша. – У тебя встало. Но, возможно, это была физиология, - перебил начавшего было уже возмущаться Шестернякова парень. – Да-да, все я знаю. Кровь наполняет кавернозные и пещеристые тела полового члена, и это не остановишь. Я помню анатомию, Шестерняков. Я не об этом. У тебя встало, - Матвей на этот раз не стал сопротивляться очевидному. – Но смог бы ты потрахаться с мужчиной – это вопрос хороший.       Шестерняков кивнул, устало подперев щеку рукой. Действительно, что его так задело в словах Яковлева? Разговор с преподавателем все никак не шел из головы, и Матвей прокручивал его и так, и этак, не зная, как объяснить самому себе, что его больше всего задело в словах мужчины.       - А на гея я вообще похож? – через минут пять раздумий задал гениальнейший вопрос парень, гипнотизируя профиль друга.       - Так, - прошептал Саша, неожиданно строго взглянув на Матвея, - что происходит, а? С чего такие вопросы после разговора с Яковлевым?       - Ничего такого, - невинно улыбнулся Шестерняков. – Мне вдруг стало любопытно.       - Тебя годами не интересовали гей-отношения, Матвей, - строго, тоном учительницы, объявил Жарин. – Твое любопытство было чем-то подкреплено.       - Ты ответишь на вопрос?       - Нет, ни хрена не отвечу, пока не пойму, с чего ты начал подумывать о том, чтобы трахнуться с парнем, - прошипел заинтригованный Жарин.       - Я не собираюсь трахаться с парнем! – чуть не заорал Шестерняков, вовремя вспомнив, что они, вообще-то, на лекции находятся. – Я спросил чисто теоретически.       - Тогда я чисто теоретически посылаю тебя на хуй, - возмущенно ответил Саша, демонстративно возвращаясь к записыванию лекции. – Отвали. Я ничего тебе не скажу, пока ты не объяснишь мне, что за херня с тобой творится.       Матвей насупился, но промолчал. Он сам бы хотел узнать, что за чушь проносится у него в голове с тех пор, как он поговорил с Яковлевым. Неожиданные стороны характера преподавателя стали приятным открытием. Значит, он не такая уж безжизненная игрушка, выполняющая механические действия. Его можно задеть. Но в голове у не обделённого фантазией Матвея проносились и более пикантные картинки. Он попытался себе представить Диди вместе с Яковлевым, что выходило весьма скверно, и парня чуть не затошнило. Не-е, как-то он не может понять, каково быть геем. И вообще, Яковлев сверху или снизу? Ну, если он был с Диди…       - Бля-я-я-ть, - с чувством протянул Матвей, стукнувшись лбом о парту, потеряв всякую надежду на то, чтобы сосредоточиться на лекции.       Саша покосился на друга, но ничего не стал говорить, чему Матвей был благодарен. Парню не хотелось рассказывать о разговоре с Яковлевым. Во-первых, это смущало, а, во-вторых… Во-вторых, Матвей сам не понимал, почему захотел полученную информацию оставить только между ними с Михаилом Александровичем.