Моя любимая шестёрка

      Повисла пауза. Неловко стало в-первую очередь самому талантливому и великолепному сочинителю басни о тесной мужской дружбе Матвею. Он незаметно сжал плечо Яковлева, прося подыграть, но тот прирос к стулу, не отрывая взгляда от своего студента, у которого от напряжения, к счастью, не видимого внешне, начало сводить зубы. Паренек-соблазнитель не собирался отступать. И мозгами его природа точно обделила, раз уж он задал гениальнейший вопрос:       - Как это встречаетесь?       У Матвея дернулся глаз от желания стукнуть идиота. Он что, не понимает, что тут территория помечена? Алло, вход запрещен! Во дворе тусит злая собака!       - Это когда держитесь за ручки, целуетесь и трахаетесь, - с улыбочкой пояснил Матвей. – Уверен, что Миша, - Шестерняков споткнулся на имени Яковлева, едва нормально его выговорив, - не хотел грубо тебя отшивать. Но мы ведь встречаемся, да? – и упорный взгляд в сторону препода, да такой убийственный, что тот не смог бы ответить «нет».       - Да, - вяло отозвался, начинающий веселиться от разыгрываемого спектакля мужчина. – Уже пару месяцев. А сегодня Матвеюшка так меня разозлил, что я решил залить горечь алкоголем.       И ни в таком уж плачевном состоянии находился Яковлев, как его описывал Сашка. Разговаривал нормально, правда, запинался через слово и совсем уж глазки косил, но ничего, бывает у людей и похуже. Но когда крепкая ладонь легла Матвею на талию, прижимаясь, по-хозяйски оглаживая одежду, Шестерняков сдержал порыв отлететь от Михаила Александровича на десять километров, отмахиваясь всем, чем угодно, лишь бы он не лез. Мурашки поползли по спине, а щеки резко обагрились жарким румянцем. Послать к черту маленькую игру и позволить парню обокрасть Яковлева больше не стало казаться плохой идеей.       Паренек тяжело вздохнул, совершенно некрасиво надул губки и совсем неграциозно слез со стула, траурным голосом произнеся:       - Сказал бы раньше, что у тебя есть пара, - и удалился восвояси, покачивая бедрами.       Матвей еще пару секунду постоял, смотря вслед удаляющемуся, думая, что тот может в любой момент обернуться, но когда пальцы Яковлева на талии сжались сильней, становясь ощутимей даже через ткань куртки, Шестерняков отскочил от мужчины, как ошпаренный, приземляясь на стул, на котором недавно сидел недолюбовник Яковлева.       - Что это был за концерт? – спокойно осведомился Михаил Александрович, вливая в себя остатки алкоголя, чуть морщась от вкуса. – А говорил, что не гей. С каких это пор мы встречаемся?       - Ну уж простите, что пришлось так нагло врать, - Матвей сдержался, чтобы по-детски не показать мужчине язык. – И здесь я очутился случайно, - конечно, такой отмазке Яковлев не поверил, вперив в парня недоверчивый взгляд. Да, по-дурацки и нелогично выходит. – Притворился я Вашим парнем только для того, чтобы тот засранец отстал.       - И зачем?       - Потому что… Потому что я слышал, что у него плохая репутация, - с каждым словом Матвей все больше понимал, как все смешно и ужасно глупо звучит.       Вот, что значит попасть в дерьмовую ситуацию. Во-первых, ему не верили. И даже не потому, что Матвей каким-то чудом оказался снова в клубе, как ищейка, находя Яковлева словно по волшебству, а потому, что он снова знал парня, с которым пытался замутить Михаил Александрович. Сначала Диди, а теперь этот… Что-то нескладненько получалось. Во-вторых, вся ситуация попахивала дешевой мелодрамой с налетом драмы и экшна. Волновать личная жизнь Яковлева должна была в последнюю очередь, но нет же, Матвей совал свой совсем не длинный нос туда, куда не следовало. Логично, что Михаил Александрович ему не верил. Должно быть, он стал полагать, что Матвей, отнекиваясь от своей ориентации, таким образом шифруется. А парню безотчетно хотелось побиться головой обо что-нибудь твердое, понимая, что преподаватель ему не верит ни на секунду.       - Это какая ж такая репутация у того паренька, что ты, спасатель недоделанный, кинулся защищать мою честь? – хмыкнул мужчина.       Смущенно вглядевшись в серебристые глаза, Матвей вдруг заметил, что горечь чего-то драматичного из глаз мужчины постепенно исчезала, заменяясь весельем и легким подтруниванием, которое появлялось обычно в моменты разговоров со студентом. Облегченно выдохнув, Матвей хмыкнул. Ему с каждым разом все проще и проще становилось понимать эмоции мужчины. Не такой уж он и ледышка, судя по всему. Нацепляет на себя равнодушно-льдистую маску на парах, а у самого глаза – это настоящее зеркало. Вот, у кого эмоции читаются в самых выразительных элементах внешности.       - Говорят, что тот парень любит чистить карманы. Могу представить, что после ночи ваших страстных лобызаний Вы бы проснулись без копейки в кошельке, - Матвей махнул бармену, заказывая колу.       Во рту у парня от эмоций и пережитого пересохло, и хотелось чего-нибудь выпить.       - О, так мы снова на «Вы»? – хмыкнул Яковлев, к счастью, не замечая, как покрывается пунцовыми пятнами лицо студента. – А где «Миша» на «ты»? Мне как-то грустно, что я не слышу больше своего имени в твоем исполнении.       - Забудьте! – Матвей поморщился. – Это было для спектакля. Мне крайне странно фривольно общаться с Вами.       - Ух, какие слова мы знаем! – фыркнул Яковлев, пряча улыбку.       Честно признаться, Михаил Александрович был рад присутствию Матвея рядом.       - Не так уж Вы и пьяны, как погляжу, - скосил взгляд на мужчину Шестерняков, беря принесенный барменом бокал, осушая едва ли не половину. – Добраться-то до такси сможете?       - Вряд ли, - качнул головой мужчина. – Я, может, и не так пьян, о чем ты, Шестерняков, судишь по моей речи, но держаться прямо на ногах я точно не смогу. И вообще, я не собираюсь никуда уезжать.       Возможно, от всей возникшей ситуации Яковлев немного протрезвел? По крайней мере, в серебристой дымке его глаз исчезло состояние неадекватности, хоть слова и притормаживали в конце, порой путая окончание, а на фамилии Матвея вообще заплетаясь. Но, в общем и целом, Михаил Александрович находился не в том состоянии, когда вообще человек ничего не соображает.       - Собираться-то, может, и не собираетесь, но у Вас завтра пара, как и у меня, - Яковлев на словах Матвея поморщился. – Не знаю, что в Вашей жизни произошло, Михаил Александрович, что Вы решили надраться по самое «немогу», но это не повод заливаться алкоголем до приступа тошноты.       - Ты меня отчитываешь, Шестерняков? – обалдел мужчина, уставившись на студента.       - Еще как! – хмыкнул парень. – Я мог, конечно, притвориться Вашим коллегой по работе перед тем парнем, что вряд ли бы походило на истину. Или мог сказать, что я Ваш брат, хотя мы так же похожи, как арбуз с дыней, так что единственное, что я придумал – это отношения, - словно оправдываясь, начал тараторить парень, уставившись на свою колу, еще плещущуюся в бокале где-то наполовину. – У некоторых геев есть строгие правила относительно отношений с любовниками, вот я и решил, что лучше притвориться Вашим парнем, чем доказывать что-либо иное, поэтому, пожалуйста, не портьте театральную постановку под конец, и езжайте уже домой.       От такой тирады Яковлев опешил, чуть скривив губы в ухмылке. Суть он понял, а еще в неровном свете софитов заметил, как волнуется, ёрзая на месте, парень, явно смущаясь того, о чем говорил. Это было… Мило, что ли. Михаил Александрович улыбнулся.       - Ты ведь мой парень, - Яковлев, повернувшись полубоком, оперся о столешницу барного стола, подперев щеку ладонью и уставившись внимательным взглядом на Шестернякова. – Разве мы не должны уехать вместе, Матвей?       Студент посмотрел, прищурившись, на мужчину, подумывая, что тот что-то гаденькое замышляет, раз уж так проникновенно и хитро смотрит, обратившись неожиданно по имени.       - А самим никак?       - Никак, - качнул головой преподаватель. – Не мне тебе рассказывать, как нарушается координация, - мужчина не с первого раза нормально произнес последнее слова, но зато замечание оказалось резонным.       - То есть, сейчас Вы предлагаете отвезти Вас домой и помочь попасть в квартиру? – брови Матвея от догадки поползли вверх, силясь уползти на затылок.       - Умный мальчик, - оскалился Яковлев.       Матвей недоверчиво взглянул на преподавателя. Он что-то задумал? Но делать было нечего. Мужчина действительно в таком состоянии далеко не уйдет, так еще и найдет неприятности.       - Так что спасай принцессу, принц, - фыркнул подозрительно пьяно Яковлев. – Раз уж кинулся защищать мою честь, к чему я тебя, собственно, не призывал, то будь героем до конца.       Матвей крепко сжал челюсти, из-за чего зубы скрипнули от раздражения. Яковлев что, издевается таким образом, подтрунивая?       - Вы знаете, что я Вас порой терпеть не могу? – вздохнул парень.       - Догадываюсь, - оскалился Михаил Александрович, начиная копаться в кармане брюк, чтобы достать кошелек.       Неожиданно мужчина положил еще и пару купюр за колу Матвея. Тот оценил поступок, но нахмурился. Он мог бы и сам за себя расплатиться.       - Это в качестве благодарности за помощь, - отмахнулся мужчина.       Когда Яковлев встал, он пошатнулся, и Матвей подошел к нему, подлезая под руку, чтобы приобнять и помочь стоять ровно. Парню показалось, что Михаил Александрович только этого и ждал, приваливаясь на Матвея, обдавая того волной алкогольного дыхания. Шестерняков недовольно поморщился, напуская на себя вид страдальца, а у самого почему-то коленки начали подкашиваться. И явно не от тяжести чужого тела, а от эмоций, которые горячей лавой прошлись по позвоночнику от чужой близости. Да что это такое?! Но самое трудное предстояло впереди. Кое-как поднявшись по лестнице, Матвей помогал Яковлеву, матерясь сквозь зубы. Михаил Александрович в это время фыркал, явно понимая, чему возмущается его студент.       Когда с Матвея уже сошло несколько потов, они выбрались из клуба, и парень ловко поймал такси. Дежуривших водителей возле клуба было достаточно. Они знали, где собирается кучка пьяниц, подвезти которых необходимо после веселой ночки. Устроившись на заднем сидении, через силу усадив Яковлева, который бурчал нечто себе под нос, Шестерняков уставился на мужчину, ожидая, когда тот назовет адрес, но алкоголь начал свое дело – Михаил Александрович засыпал, откинув голову на спинку сидения.       - Эй! – Матвей потряс мужчину за плечо, пытаясь привести в чувства. – Адрес-то назовите. Я не знаю, где Вы живете.       Водитель такси терпеливо ждал, постукивая узловатыми пальцами по рулю, косясь подозрительным взглядом в зеркало. Мужчина примерно представлял, кого он забирает и развозит по домам. За годы работы насмотрелся многого, повидал достаточно и в передрягах побывал тоже благодаря своим пассажирам.       - Михаил Александрович, - Матвей начинал терять терпение, вцепившись в куртку мужчины. – Назовите адрес, ё-маё! Или мне придется копаться в Ваших штанах в поисках документов!       Яковлев пропыхтел себе под нос что-то, и Матвей уловил название адреса, продиктовав его таксисту. Мужчина кивнул, трогаясь с места, а Шестерняков устало расслабился, сев как можно удобней, желательно подальше от пьяного тела рядом. Преподаватель начал подремывать, и в какой-то момент его голова свесилась на бок, оказавшись на плече Матвея. Парень замер, как кролик, почуявший опасность, напрягся, попытался отодвинуться, но все безрезультатно. Удрученно вздохнув, Шестерняков смирился со своей ролью в качестве подушки для пьяного. Отвернувшись к окну, Матвей уставился на проплывающие мимо городские пейзажи, гадая, куда их завезет таксист. О районе, в котором жил Яковлев Матвей слышал: новостройки, где обитают не самые бедные люди города. Красивые и чистые улицы, рядом крупный ТЦ, а неподалеку кинотеатр. В общем, жилой комплекс располагался рядом со всеми удобствами, так что и квартиры там стоили недешево. Откуда же у препода с кафедры судебки такие деньги? Хот-я-я-я-я... С учетом того, что он перебрался из Москвы, то наверняка у Михаила Александровича накопления были.       Поерзав, Матвей скосил взгляд на темную макушку. От Яковлева несло алкоголем, но сквозь него пробивался приятный запах свежего мужского парфюма. Михаил Александрович тихо простонал, чуть поворачивая голову, обдавая оголенную шею Матвея жарким дыханием. Вздрогнув, Матвей замер, ощущая себя крайне странно. Ему все больше и больше становилось не по себе от близости с этим мужчиной. Матвея бросало то в холод, то в жар. Никогда подобного парень еще не испытывал, и сердце в груди сжималось от плохого предчувствия.       - Эй, парень, - окликнули его впереди, и Матвей пришел в себя, оторвав взгляд от лицезрения лица Яковлева. – Мы приехали.       - А, да… - Шестерняков замешкался, после чего достал деньги из кармана, расплачиваясь с водителем.       Матвей вздохнул, посмотрев на Яковлева.       - Подождите секунду, пожалуйста, - попросил таксиста Матвей. – Михаил Александрович, - парень сжал плечи мужчины, встряхнув его, - просыпайтесь, мы приехали к Вашему дому. Мне нужен номер подъезда и квартиры, чтобы Вас довести.       Яковлев поморщился, приоткрывая глаза. В полутьме их взгляды с Матвеем встретились. Парень оказался достаточно близко для того, чтобы Михаил Александрович мог рассмотреть каждую черточку на его лице. Рвано вздохнув, мужчина замер, вглядываясь в Матвея, словно пытаясь найти некие слова, но на ум, как назло, ничего не приходило.       - Второй подъезд, квартира – шестьдесят два, - произнес Яковлев. – И я думаю, что сам смогу выйти.       Матвей кивнул и с готовностью выскочил из машины, ожидая, когда Яковлев за ним последует. Мужчину чуть пошатывало, но он чудесным образом разбирался во всем происходящем. На улице все еще моросил дождик, и Михаил Александрович с наслаждением задрал голову к ночному небу, подставляя лицо приятным каплям. Матвей не торопил, со стороны наблюдая за преподавателем. Внутри все переворачивалось от одного вида Яковлева. Снова на место праздному веселью от встречи со студентом в клубе пришла некая горечь и печаль. Смену эмоций было видно не только по глазам, которые Яковлев открыл, переведя взгляд на застывшего рядом Шестернякова, но и по его чуть сгорбленной позе, словно на плечи мужчины упал неподъёмный груз.       Сунув руку в карман брюк, Яковлев достал ключи, кинув их Матвею, который от неожиданности едва не выронил небольшую связку, но чудом удержал ее в руках, возмущенно уставившись на преподавателя, переставая тем самым размышлять о своей странной реакции на мужчину.       - Мне лучше, но не до такой степени, чтобы добраться самому, - спокойно ответил Яковлев на вопросительный взгляд студента, но что-то последнему из них подсказывало, что кое-кто больше притворяется.       Тем не менее, отвести пьяницу домой следовало. В подъезде, как и в лифте, к счастью, ничего не случилось. Яковлев предпочел молчать, лишь пронзительным взглядом смотреть на профиль Шестернякова, который его упрямо игнорировал, делая вид, что ничего не происходит. Матвей чувствовал себя, по меньшей мере, крайне странно. Он помогает выпившему преподавателю добраться до квартиры. Кого угодно подобное приключение поставило бы в тупик. Но Шестернякова смущало то, как он реагировал на Яковлева. Скажем, с Сашкой, хоть он и целовался, совсем не чурался его прикосновений. Но стоило лишь Михаилу Александровичу задеть его, коснуться краем руки, и все, пиши пропало, жуткий румянец выдает с головой. Подобная реакция злила. Буря негодования и вселенского возмущения крутились внутри, сжимая внутренности в тугой комок.       Матвей решил подумать обо всем потом. Главное – это благополучно доставить пьяное тело к месту парковки.       - Ты так напряжен, - вдруг отозвался где-то сбоку Яковлев, пока Матвей открывал ключом его квартиру, делая вид, что подобное для него не впервые. – Не волнуйся, нападать на тебя я не собираюсь. Того и гляди начнешь колючками стрелять.       - У меня все равно бы на Вас не встало, - огрызнулся разочарованный своими чувствами Матвей, пытаясь привести себя в более-менее спокойное состояние. – Вы не в моем вкусе, тем более мужик.       Яковлев лишь хмыкнул, а Матвей в это время успел открыть дверь. Но мужчина завис, пропуская Шестернякова вперед.       - Э-э-э, нет, - покачал головой парень. – Я Вас доставил, Михаил Александрович, а все остальное уже не мое дело.       - Да брось, - закатил глаза мужчина. – Проходи. Я тебя не укушу. Да и… Оставаться одному мне не хочется.       Последние слова Яковлев произнес нехотя, словно выплевывая, смущаясь собственного откровения. Было видно, что такое признание далось ему нелегко и, несмотря на то, что приглашал гостя войти первым, он, отодвинув Матвея, вошел сам, чтобы наверняка скрыть, как ему неловко.       Хмыкнув, парень зашел следом за мужчиной, закрывая за собой дверь и попадая в кромешную тьму. Шорох справа сообщил о местонахождении хозяина квартиры, а через секунду небольшой коридор осветил тусклый свет. Поморщившись с непривычки, Матвей заморгал, прищурился, после чего осмотрелся. Ничего необычного он не заметил: совсем обычный шкаф-купе, мягкий пуфик рядом с ним и небольшая полочка с составленной на ней обувью. Дальше шел небольшой коридор, проход которого справа вел через открытую широкую арку в другую комнату, а слева - закрытая дверь.       «Видимо, туалет, - подумал осматривающийся Матвей. – Сейчас бы не помешало умыться и справить нужду, а то с этими приключениями совсем забыл о своих потребностях».       - Раздевайся и проходи, - махнул рукой Яковлев. – Ради приличия хоть чаем тебя угощу, что ли.       Шестерняков с сомнением покосился на Михаила Александровича, который снимал обувь, придерживаясь рукой за стену. Яковлев, казалось, вовсе не пьян, то представление было ложным. Мужчина отлично скрывал настоящее положение дел, чуть покачиваясь от выпитого спиртного. В такси-то, возможно, он и протрезвел, но не достаточно для того, чтобы прийти в норму.       - Нет уж, мне нужно уйти, но прежде я должен убедиться, что Вы легли в постель и угомонились, - отчитал мужчину Матвей, снимая обувь и куртку, комкая ее в руках, не зная, куда можно повесить.       Яковлев тяжело вздохнул и, не говоря больше ни слова, снял с себя пальто и, взяв верхнюю одежду студента, повесил все в шкаф, после чего мужчина направился в ту комнату, в которую вела арка. Матвей потоптался немного на месте, а затем последовал за хозяином квартиры. Парень шел медленно, осматриваясь по сторонам, замечая, что на стенах коридора не висела ни одна фотография, ни одна картина. Попадая в смежную с коридором комнату, Шестерняков застыл на месте. Большое помещение представляло собой совмещенную небольшую кухоньку с гостиной, в которой стояла длинная, судя по всему удобная, софа нежно-кремового цвета, куда и завалился Яковлев, прикрывая лицо сгибом руки. Свет мужчина успел включить лишь на кухне у вытяжки, поэтому все пространство было видно достаточно плохо, но разглядеть большую плазму напротив софы и полное отсутствие какой-либо хозяйской руки в самой квартире Матвей умудрился. В квартире все заполнял сплошной минимализм: никаких тебе статуэток, ни картин, ни красивых элементов интерьера. Все строго и лаконично, отражая саму сущность своего хозяина. Подобная обстановка обдавала холодом, безжизненностью. У Матвея же в родительской квартире все пахло заботой и теплотой, семейным очагом, поэтому подобная скучная картина чужой одинокой жизни чуть напрягла, заставила пожалеть того, кто сейчас в самых горестных чувствах развалился на мягкой мебели.       Потоптавшись на месте, Матвей неуверенно ступил в комнату, направляясь к кухне. Достав с сушилки стакан, парень заглянул в холодильник, где нашел бутылку с водой. Налив прозрачную жидкость в ёмкость, Шестерняков направился к хозяину квартиры. Матвей подошел к Яковлеву, представляя, насколько тому может быть плохо.       Присев рядом с мужчиной, благо, что размеры мебели позволяли это, парень тронул того за плечо.       - Михаил Александрович, я принес воды. Выпейте. Полегчает немного, - парень говорил проникновенно, как с маленьким ребенком, а сам мысленно пытался поторопить мужчину, выполнить свои обязательства перед ним и свалить из «пустой» квартиры.       Яковлев двинулся, отрывая руку от лица. Открыв глаза, он посмотрел на парня, сидящего рядом. В серебристых глазах плясал какой-то немой укор с налетом грустинки возле темного зрачка. Что же у него произошло, раз уж он в таком состоянии? Матвей порывался спросить, но решил, что это лишь разбередит раны мужчины, поэтому промолчал, упрямо сжав губы. В это время Михаил Александрович приподнялся, взяв у Матвея из рук стакан. Жадно осушив его наполовину, мужчина поблагодарил и лег обратно на софу. Что за вселенская печаль, а?       Матвей нахмурился и, отнеся стакан обратно, вернулся на свое место, недовольно уставившись на притворяющегося спящим мужчину.       - Рассказывайте, - потребовал парень, решив не отступать.       - О чем? – Яковлев немного отнял руку от лица, взглянув на парня.       - Что такого произошло в Вашей жизни, что Вы так напились? Всегда сдержанный, Вы решили утопить горечь в алкашке, - Матвей дернул плечом, посматривая на преподавателя сверху вниз. – Сейчас я Вам не студент, поскольку утро еще не наступило, и пары не начались. Считайте, что я для Вас анонимный собеседник.       Михаил Александрович помолчал, после чего фыркнул, хитро прищурившись.       - Шестерняков, а с чего ты взял, что я вообще хочу чем-либо с тобой поделиться?       - Потому что любому человеку нужен собеседник, - последовал невозмутимый ответ. – Так почему бы не воспользоваться ситуацией? Вы ведь именно для этого пошли в клуб. Чтобы скрасить свое одиночество, да?       - Твоя проницательность ужасна, - поморщился Яковлев, тяжело вздохнув. – Но ты прав. Мне так хреново, что выть хочется.       Матвей поерзал на месте. Яковлев потянулся вверх, сел, и Шестернякову пришлось подвинуться, посматривая искоса на мужчину. Михаил Александрович потер глаза, еще пару раз вздохнул, посмотрев на парня.       - Мне плохо, но не до такой степени, чтобы изливать душу студенту, - вдруг выдал Яковлев. – Несмотря на время суток, ты все еще обучающийся в ВУЗе, где я преподаю, Шестерняков.       - Отлично, - парень закатил глаза, вдруг поняв, что очень расстроился из-за ответа мужчины и его резких слов. – Тогда мне, как студенту, больше не стоит задерживаться. Я пойду.       Шестерняков встал, никем не останавливаемый. Противное липкое чувство обиды засвербело в глотке недовольством. Хотя бы поблагодарил за то, что спас его задницу из передряги! Так нет же. Наставления давать интересней, да и следовать правилам и соблюдениям отношений нужно, судя по всему, опираясь на логику и слова Яковлева. Вскипая от злости, Матвей направился на выход, пока не услышал тихий голос Михаила Александровича:       - Мой бывший женится этим летом. И хочет видеть меня в качестве свидетеля и друга жениха.       Матвей тормознул, развернулся, шокировано уставившись на мужчину. Что за убийственное предложение от бывшего? Словно насмешка над чужими чувствами.       - Что? Но Вы… Вы ведь говорили, что он пытался вернуть Вас, - собственно, какое ему, Матвею, вообще дело до этого?       - Он хотел вернуть дружбу, а не чувства, - хмыкнул Яковлев, сгибаясь, прикрывая лицо ладонями. – Этот уёбок сказал, что я важней ему, как друг. И ему, похоже, абсолютно срать, что я, блять, любил его когда-то.       Матвей застыл, не зная, что сказать. Ему стало вдруг так обидно за мужчину. Он статный, красивый, достаточно обеспеченный для того, чтобы позволить себе пусть однокомнатную, но шикарную квартиру в богатом и новом районе города. У него есть все задатки для становления в будущем прекрасным заведующим кафедрой или даже руководителем крупного департамента. В общем, у Яковлева было почти все, чего в будущем хотел бы иметь Матвей. И этот шикарный мужчина сидел, чуть ли не рыдая, изливая свою горечь собственному студенту. Абсурдность ситуации поражала. Но Яковлев был все же человеком: со своими эмоциями, переживаниями, обидами и чувствами.       Шестерняков сдвинулся с места, снова вернулся на софу, ближе сев к преподавателю. Не зная, как того приободрить, Матвей похлопал его ладонью по спине, чуть сжав плечо, выражая тем самым свою поддержку. Яковлев вздрогнул, отнял руки от лица, несчастным пьяным взглядом посмотрев на гостя.       - Что Вы ему ответили? – полюбопытствовал Матвей.       - Что подумаю, - вздохнул Яковлев. – Я порывался послать его, но сил не было. Не хватило смелости сказать «нет», настолько я был шокирован.       Матвей покусал губу, раздумывая, что бы посоветовать.       - На Вашем месте я бы его послал, - честно ответил парень. – На хуй такие предложения, Михаил Александрович. На… хуй… Он Ваш бывший, а еще приглашает на собственную свадьбу с какой-то бабцой. Именно с ней же тот собрался соединяться узами брака? В России-то запрещены однополые браки. Не знаю, что за история у Вас с тем мужиком приключилась, что Вы так орали на него еще в кабинете, но он того не стоит.       Яковлев слушал внимательно, вглядываясь в лицо Матвея, словно разгадывая его эмоции, впитывая их, как губка. Михаил Александрович вдруг улыбнулся уголками губ.       - Если ты так и продолжишь успокаивать меня, то мне захочется поцеловать тебя, - а голос-то чего стал на тембр ниже?!       Матвей покраснел, что, собственно, было весьма ожидаемо. Он убрал руку от спины мужчины. Взгляд парня неожиданно скользнул на узкие губы, после чего Шестерняков быстро отвернулся. С Сашкой он так не смущался, черт побери! Краснеет, как девчонка на первом свидании! Причем девчонка-девственница! Стало стрёмно так, что не вздохнуть. С Жариным поцелуй-то был по пьяни в полную зюзю, но ощущения Матвей смутно, но помнил. Ему тогда понравилось. Но одно дело с другом: полизался и забыл, поржали и отмахнулись. И совсем другое с мужчиной старше на десять лет, который, ко всему прочему, является преподавателем, тем, кто, вообще-то, весь цикл по судебке насмехался над ним!       - Вам станет от этого легче? – поднял взгляд на мужчину Матвей, слыша собственные приглушенные слова словно со стороны, будто не он их произнес.       Яковлев застыл, явно не ожидая подобного вопроса. Он-то, видимо, рассчитывал на категоричный отказ, а тут такое.       - Я ведь не в Вашем вкусе, - пробормотал Матвей. – Да и меня мужики не…       - Не привлекают, - закончил за него Михаил Александрович, придвигаясь, соприкасаясь плечом к плечу, бедром к бедру. – Я помню. Но, отвечая на твой вопрос… Возможно, полегчает.       - Тогда я не…       Матвей не успел договорить. Чужая прохладная ладонь коснулась его лица, очерчивая скулу, после чего пальцы коснулись подбородка. Шестерняков потерял сердце где-то в районе пяток, видя, как к нему приближается Яковлев, все больше и больше сокращая между ними расстояние. Матвей успел лишь выдохнуть, когда его рот накрыли чужие губы.