Витражи

      «Ваш номер в очереди — 1783». Аглая смотрит на текущий номер на табло — 1503, на свой номерок, снова на табло.       — И долго мне ждать слушания? — раздраженно спрашивает она в пустоту.       Посовещавшись, Коллегия решает поместить инквизитора Лилич в столичную тюрьму — только предварительно проверив, чтобы в камере не оказалось двойного дна.       Она уже начинает привыкать к размеренной тюремной жизни, когда однажды на рассвете ее будит охранник.       — Еще пять минуточек...       — Лилич, ваше дело слушают через пять минут!       — Ну и пусть слушают, — отмахивается Аглая. — Сами разберутся. Мне потом зайдете расскажете, что решили. — Аглая зевает и переворачивается на другой бок.       Вечером ее навещает Карминский. В руках у него книга.       — «Самые прикольные казни», — читает Аглая на обложке. — Серьезно, Марк?       Тот устало вздыхает.       — А ты чего ждала? Твоя казнь должна быть эффектной! Как-никак ты сама Инквизитор. Это событие должно всем запомниться. А мне ничего в голову не идет... Повесить?       — Банально. И быстро.       — Утопить?       — Умею плавать.       — Сжечь?       Аглая скептически смотрит на него.       — Марк, это не прикольно.       Карминский подпирает рукой подбородок.       — Можно голову отрубить.       Он лениво пролистывает страницы и вдруг радостно восклицает:       — Вот! Нашел! Ссылка...       — Ссылка — это не казнь.       — ... с последующим самоубийством! — заканчивает Карминский. — Ну, как тебе?       — Чего?..       — Тут написано, что место ссылки настолько угнетает осужденного, что он предпочитает оборвать свою жизнь.       — И куда же ты решил меня сослать?       Карминский берет еще несколько дней на размышления.       В свой следующий визит он приносит собранный чемодан и помогает Аглае надеть пальто.       — И куда я еду?       — Ах, это оказалось просто — в Город-на-Горхоне. Им как раз сейчас требуется... кхм... помощь.       Аглая резко останавливается.       — Нет-нет-нет, вот это совсем не прикольно! — Она пытается стащить пальто обратно, но Карминский уже выпроваживает ее из камеры.       — Осужденному, моя дорогая, не пристало обсуждать метод своей казни.       Уже в поезде она находит в чемодане подложенную Карминским книгу. «Самые прикольные казни». Серьезно, Марк?

***

      Она не помнит, когда в последний раз видела солнечный свет. Наверное, когда с поезда ее препровождали в здание столичного суда. На этот раз никаких кандалов и цепей — ее ведут словно почетную гостью. Никаких сырых подвалов и казематов — для нее приготовлены лучшие апартаменты. Гостья, которой никогда уже отсюда не выйти.       На самом деле в камере есть окна. Просто она не подходит к окну. Завесила его покрывалом с кровати и всем тряпьем, что здесь нашлось. И без того знает, что оно выходит во двор, в центре которого уже сооружен для нее эшафот.       Она не сомневается, что ее повесят. Карминский лично завяжет для нее петлю и накинет на шею. Разве не о том он мечтал все эти годы? Разве не хотел унизить Орфа, повесив лучшую из его учениц, как уже повесил двоих до нее?       Ее мучили не прекращавшиеся несколько дней допросы, бесконечные отчеты и протоколы, но теперь ее наконец оставили в покое. Она не знает, сколько дней прошло с тех пор. Может быть, всего несколько часов       ожидания.       Ожидание.       Суда, приговора, смерти.       Что угодно, лишь бы оно прекратилось...       Она просыпается от запаха дыма: в камине пылает огонь. Аглая резко вскакивает. Какая наглость! Они приговорили ее к смертной казни, но пекутся об ее комфорте! Она хочет затушить пламя, затоптать, но спотыкается о каминную подставку. Больно ударившись и оцарапав ногу, падает на колени. На нее волной накатывает осознание собственного бессилия и обреченности. Сбивая костяшки в кровь о каменный пол, она отчаянно рыдает и проклинает Властей...       Потом приходит равнодушие, оцепенение, тупое спокойствие. Аглая с ногами забирается на кровать и прислоняется спиной к холодной стене.       Ждать.       Пока не распахнется, лязгая металлическим засовом, дверь.       Орф, близоруко щурясь, стоит на пороге. Аглая не двигается с места, ничего не спрашивает, и ему требуется время, чтобы привыкнуть к темноте и разглядеть ее застывшую фигуру на кровати.       По давней привычке Орф протирает стекла очков — жест, за которым он обычно скрывает собственную нервозность.       — Коллегия вынесла вердикт. Мне очень жаль, Аглая.       Она не реагирует, и на какой-то момент ему кажется, что она уже мертва.       Ее скрывает темнота, и Орф не видит, как ее бьет дрожь, как ее трясет, как ей приходится до боли сжать зубы, чтобы произнести хоть слово.       — Это будет несложно. — наконец шепчет Аглая. — Карминский — опытный палач, к тому же... — Она на секунду замолкает, а потом смеется будто удачной шутке. — У меня тонкая шея.