Правда имеет много лиц

      Вернувшись с утренних встреч, Тсуна был застигнут врасплох, когда, вынуждая вскрикнуть и застонать от боли, войдя в поместье был схвачен за плечи. Опасности он не почувствовал и это удивляло — в своё внутреннее пространство, Савада только Вольтера пустил из жителей дома.       — Босс! Где Вы были, Босс?! — ну да, ещё и Гокудеру, как Тсуна мог это забыть? Стопроцентно не потому, что ещё вчера тот был в Китае, — в следующий раз, Вы обязаны предупредить меня о своём уходе! Вы представляете, как я испугался, когда ублюдок сказал, что не знает где Вы?       — Я т-тоже рад теб-бя вид-деть, Хаят-т-то, — тряска не прекращалась, но Савада со спокойной душой, чуть шипя, позволял себя мучить. Силища у Гокудеры была огромная. Слова получились чуть запинающиеся, но Тсуна добился чего хотел: его перестали трясти, отпуская и отходя.       — Простите, Босс, с непривычки, — чуть смущённо проговорил Гокудера, совершенно не поясняя свои слова.       Продолжение не следовало, и Савада внутренне вздохнул, внешне чуть улыбнувшись.       — Всё в порядке. Давно вернулся?       — Часа два назад, — мгновенно откликнулся Хаято, сверкая, словно одновременно ожидая и не ожидая вопрос, — старики наконец перестали упрямиться и подписали с нами договор, а Вы где были? — задав первоначальный вопрос, Хаято осмотрел округу, сузив глаза, послав дрожь, из-за тёмной ауры окрасившую слова. — Где охрана?       Сглотнув, напуганный резкой переменой настроения, Тсуна весело засмеялся, скрестив пальцы за спиной, он уже почувствовал, что с Гокудерой они одни в холле.       — Они ушли, стоило нам приехать, видимо, знали о твоём приезде, и не хотели нам мешать, — от столь яркой улыбки болели скулы, но сменившаяся на белоснежный свет со звёздочками аура того стоила. Тсуна только надеялся, что ни Альберт, который объявлен предателем за своё поспешное бегство и не-предупреждение, а также его охрана, ни разу не путешествующая с ним, не сдаст его Гокудере. Чутьё говорило, что Хаято лучше не знать про эту сторону его приказов, — мы были у дядюшки Розберта, нужно было договориться с поставкой медикаментов — ты же знаешь, как трудно порой убедить привезти нужное.       Многие лекарства были запрещены в использовании вне больниц, а сильные антибиотики контролировались — обеспечить поставку медикаментов было действительно сложно, учитывая, что, официально, лекарства не всегда списывались. В больнице Рёхей тратил их точно на пациентов, Тсуна очень надеялся на это, но некоторым мафиози, почти всем, было нежелательно светиться на радаре. Поставщики были нелегальными, проверенными, но нелегальными. Одна из точек, основная, была закрыта две недели назад, пришлось вспоминать контакты брата, тот как-то говорил где можно достать лекарства в большом объёме. Выходило дороже, но ненамного — не превышало норму. Тсуна даже увеличил количество порций нескольких лекарств и набор самых необходимых вещей. В последнее время количество пациентов стало больше...       Взгляд, который Гокудера послал Тсуне, был чуть обеспокоенный, но Савада сделал вид, что не заметил этого, всё также мягко улыбаясь. То что Хаято не хочет раскрывать ему теневую сторону их семьи, Тсуна знал и с радостью делал вид, что не видит ничего необычного. Не хотелось потом умереть из-за большого знания.       — Босс, Вы видели что-нибудь странное?       Посетовав, что Гокудере лучше промолчать, чем услышать в ответ то, на что он не хочет слышать настоящий ответ, Тсуна подмигнув, ответил:       — Всё как обычно. Что там может быть нового?       Облегчение во взгляде было также проигнорировано.       — И правда, — тихо рассмеялся Хаято, пожимая плечами и тут же, мгновенно останавливаясь, переводя взгляд на Саваду, пугая его этим неожиданным прерыванием весёлости и серьёзным взглядом, — Босс, Вам нравится Китай? — вопрос прозвучал с каким-то непонятным оттенком, вынуждая внутри панически вздрогнуть, крикнуть, чтобы Хаято перестал его так пугать простыми вопросами. Тсуна медленно кивнул, не сводя с собеседника пристального взгляда, надеясь, что выбирает правильный вариант. Радостная улыбка была доказательством, что чутьё никогда не ошибается, — я привёз сувениры, пойдёмте!       Дёрнувшаяся бровь могла поведать, что Тсуна думает по поводу резкого захвата его руки и быстрой ходьбе по дому, но сопротивляться было бы неправильно, и Савада позволял себя тащить, позднее шагая уже без преграды нежелания. Хаято начал говорить про Китай, про обычай и про праздник, на который он попал, заставляя улыбнуться его энтузиазму. В Китае Савада был, но слышать, как описывает свою поездку другой человек было весело. Особенно зная, что это была деловая поездка, а не прогулочная, как подавал её Хаято. Было забавно, Тсуна и не заметил, как прекратил идти на буксире, сжимая руку в своей ладони в ответ, как начал весело смеяться на рассказанное.       — Вы слишком шумные.       Слова были негромкие, поза человека, сказавшего их — лениво-ожидающая. В проигнорированном им с Хаято повороте, кто-то ожидал его появления, Тсуна был уверен, что ждали именно его. Моргнув, ошеломлённый присутствием человека, которого он и не ощутил, Савада замер, улыбка на его губах медленно стиралась, остановившись на мягкой полуулыбке. Гокудера рядом с ним сперва непонимающе повернулся, наверное, не услышав сказанных слов, тоже не почувствовав чужого присутствия. Не сразу замечая новое лицо.       Хибари Кёя был красивым человеком, очень напоминая своей аурой отчуждённости и пренебрежением префекта в его школе, видимый Тсуной мельком пару раз, Савада вспомнил о нём, увидев фотографию стоящего перед ними мужчины, ещё в данном ему Хаято досье — тот тоже был Хибари и должен был бы быть примерно одного возраста с этим, даже на вид сильным мужчиной.       — Привет, Кёя, давно не виделись.       С точки зрения Савады, Натсу-сан сказал бы именно эти слова, встретившись он с другом, спустя долгое время. Хибари сузил взгляд, внимательно проходясь по нему с головы до ног, словно сравнивая, и, видимо, оставаясь удовлетворённым, резко улыбаясь. Не улыбка, Тсуна назвал это улыбкой только потому, что поднявшиеся уголки губ так называют. Сам бы это движение на лице Кёи, он назвал бы вызовом. Плевать, что так не бывает, именно это Савада видел.       — Забью до смерти.       Да, точно, словно повзрослевший Хибари Кёя, демонический защитник.       Появившееся тонфа только подтверждали пришедшее осознание.       Удар в лицо Тсуна заметил в последние секунды, но не стал уклоняться, считая себя виноватым за долгое ожидание. От второго удара Саваду спас Хаято, дёрнув на себя, зашипев как кошка, загородив собой. Третий удар, который был направлен теперь на Гокудеру, как на мешающего охоте, заблокировал Савада. Крепко сжимая в руках тонфа. Выдохнув, что-то сильно напоминающее «вао», Хибари ударил другой рукой, вынуждая отпустить его оружие и заблокировать атаку. Ладонь Хаято Тсуна так и не отпускал, защищаясь одной рукой. Синяки уже образовывали по всей поверхности кисти, но Савада только слабо улыбался, не показывая боли, не давая Гокудере помешать выпустить пар и встать перед ним. Выскочившая неоткуда палка динамита, заставила моргнуть и резко разорвать дистанцию, потянув Хаято за собой. Хибари поступил идентичным ему образом. Отцепив свою руку из крепкой хватки Савады, став перед ним, Гокудера загораживал Тсуну от полетевших в них обоих камней.       Придя в себя от неожиданного взрыва, Савада удивлённо моргнул. Внешне и внутренне выражая крайнюю степень удивления. Конечно, Тсуна знал, что Гокудера пользуется динамитом, но увидеть в реальности - это нечто иное, чем прочитать сухой текст. Пары секунд промедления и Савада обнаружил, что остался за бортом. В обеих руках Хаято из ниоткуда, буквально из воздуха, появились палки динамита, а Хибари приподнял тонфа, показывая боеготовность. Хоть Тсуна и не видел этих людей в битве, то, что оба мужчины являются невероятно сильными, он был уверен. Слухи это подтверждали, но внутреннему чутью Савада доверял больше самой проверенной информации, и оно говорило, что они сильны; что ни Хибари, ни Гокудера не успокоятся, если их не остановить, пока противник не сдастся. Учитывая гордость и силу членов его совета, произойдёт сдача в случае потери сознания, не раньше.       Отбросив мысли, Савада быстро разорвал дистанцию, становясь между мужчинами.       — Так, стоп, — громко сказал он, став боком, чтобы видеть и одного и другого, выставляя руки ладонями, в намёке на известную всем просьбу подождать, — прекращаем сражаться.       — Но, Босс! — тут же начал противостоять Хаято, не опуская оружие и делая шаг вперёд, в неподчинении, — Этот ублюдок первый начал, я просто обязан его уничтожить!       Повернувшись к Гокудере, Тсуна растянул губы не в мягкой улыбке, которую он всегда до этого показывал - твёрдое и резкое выражение эмоций. Глаза грозно блеснули, сейчас Савада перестал быть воплощением доброты, жёсткий и властный король.       — Я сказал — нет.       Возражений у Гокудеры не осталось, но он, в отличие от многих людей, не испугался, лишь стал ещё более оживлённым. Тсуна не понял, откуда взялась эта энергия, но видел, как дрогнули губы Хаято, определённо сдерживая усмешку. Гокудера отступил, признав над собой власть, но динамит в его руках не исчез, показывая, что он готов нарушить приказ, если того потребует случай.       На беседу с Хаято Хибари смотрел с интересом, ни на секунду, не отрывая свой тёмный взгляд от тела Тсуны, его взор словно был осязаемым. Савада чувствовал внимание на каждом кусочке своей кожи. Свет в коридоре моргнул, и Тсуна почувствовал усиливающуюся ауру Кёи, убийственное намерение, которое стало видимым по желанию мужчины.       — Забью до смерти, — предупредил о своём нападении Хибари. Было мило с его стороны сказать об этом, Тсуна успел среагировать как раз вовремя. Схватив тонфа, не давая завершить атаку, Савада отклонил голову, уклонившись от другого взмаха, схватив также и второе оружие.       — Кёя, я знаю, ты хочешь бороться, но давай не сейчас, лады?       Ударив в живот ногой, вынуждая отпустить оба своих оружия, заставляя согнуться от силы удара, Хибари молча отклонил просьбу. Чуть пошатнувшись, отступив, отклонившись на полшага назад из-за удара, Тсуна понял, что слушать его не собираются. В глазах Хибари появилась заинтересованность, а Гокудера обеспокоенно бормотал позади, готовый кинуть динамит в течение секунды. Поморщившись, не от боли, скорее в неудовлетворении, не зная, за какие грехи ему этот спектакль, Савада выпрямился успокаиваясь. Тсуна ненавидел сражения. Выставив руки вперёд, дёрнув губой, Савада кивнул, показывая готовность.       Произносить ничего не требовалось, Хибари видел согласие, разрывая дистанцию и ударяя. Гокудера обеспокоенно переместился, но Савада не стал подставляться под удар, просто отклоняя голову в сторону, почти не сдвинувшись остальным телом. Удары Кёи были впечатляюще сильны, скула, в которую приземлился первый удар ужасно болела, наверняка покраснела и возможно появился внутренний кровоподтёк — ударь Хибари сильнее, определённо сломал бы ему челюсть, в этом Савада был уверен. Сила и скорость его первого удара составляла даже не треть всей мощи Кёи; последующие были в два раза сильнее, кость на руке была треснута в нескольких местах и ужасно болела, а теперь удары были настолько сильны, что воздух от них разрезал ему щеку. Движения были Тсуне заметны с опозданием, только благодаря чутью он мог уклониться от удара. Во взгляде Кёи появилась какая-то непонятная эмоция, такая же непонятная, какая порой появлялась в глазах Хаято и, в очередной раз, у него дрогнули губы. В этот раз не в молчаливом вызове, скорее в удовольствии.       Отклониться от следующих ударов получилось с большим трудом, тонфа практически касались его тела, даже с помощью чутья, без применения рук приходилось туго. Понимая, что дальше отступить не представлялось возможным, позади стоял Хаято, так и не сдвинувшись с места, Тсуна, поймав рукой тонфа, сломав этим себе палец уже повреждённой руки, уклоняясь от другого взмаха, двумя ударами откинул от себя Хибари. Одним — в живот ногой, дезориентируя, затем — раскрытыми ладонями в грудь, отталкивая и выбивая воздух. Техника вообще-то должна была сломать рёбра и превратить лёгкие всмятку, но не просто выбить воздух из груди, как получилось. Силу Тсуна сдержал только на тридцать процентов.       — Может хватит, Кёя?       Хибари Кёя — чудовищно сильный и крепкий человек, Тсуна собственными глазами увидел, что титул опасного убийцы он получил не за красивую внешность. Бесчеловечная выносливость была только подтверждением этому.       Выпрямляясь, приготавливаясь напасть вновь, полностью игнорируя сказанные слова, Хибари чуть не заставил Саваду поседеть, когда резко согнулся, кашляя. Кровь, потёкшая по его подбородку и окрасившая воротник его рубашки, наглядно показала, что удары затронули его больше чем он ожидал. Сдвинувшегося в его сторону Тсуну остановил очередной восхищённый выдох — теперь Савада был уверен, что ему не показалось и Кёя сказал «вао» — стерев кровь, размазав её по лицу и видя её же на ладони, Хибари усмехнулся — ухмылка полная обещаний, жажда убийства холодным ветром пронеслась мимо.       Такое сдерживание эмоций вызвало восхищение и первобытный ужас от будущей боли — стоящего перед ним мужчину Тсуна не боялся, будто зная, что убивать его не станут, но и не опасаться он не мог.       Чувство предупредило где будет нанесён удар, и Тсуна уклонился ещё до того, как почувствовал воздух на коже, зная, что иначе не успеет — движение было сделано им зря — руку, держащую тонфа, схватили. Удивив этим, похоже, только Саваду, глаза Кёи были спокойны, словно он заранее знал, что так и произойдёт. Мелькнувший блеск в них сказал, что было сделано это специально, и Тсуна мрачно понял, что Хибари сделал это, чтобы убедиться в его способности предвидения, как называют его чутьё некоторые знакомые люди. Савада надеялся, что это не даст Хибари понимание, что он на самом деле не Натсу-сан — Кёя не выглядел человеком, который будет играть с Гокудерой в «замену».       — На этом, пожалуй, стоит остановиться, Хибари.       Прервавший драку был высоким парнем, рост был больной темой Тсуны и, столкнувшись с ещё одним членом его совета, Тсуна понял, что окружают его одни гиганты.       Высокоразвитые дети, почему природа наградила их? — Мироздание не ответило, но Савада и не нуждался в ответе на риторический вопрос.       Дёрнув рукой, высвобождая её из хватки, Хибари, издав многозначительный хмык, отступил. На оказанное ему равнодушие мужчина никак не отреагировал. Тсуна не видел, кто прервал их, но подозревал, что это был Ямамото Такеши — узнал по мозолям на руках. Такеши был одногодкой Тсуны, учились они по крайней мере в одном году и некоторое время, даже были одноклассниками, не просто сверстниками. Савада знал, что Такеши исполнил свою мечту и стал известным бейсболистом, мама хорошо общалась с Тсуёши-саном, отцом Такеши, но вот известие, что Ямамото-младший стал киллером, стало действительно шокирующим. Тсуна даже не подозревал одноклассника в участии в таком мире — его беззаботный характер просто отрицал саму концепцию мира крови и боли. Савада надеялся, что Такеши не вспомнит о нём. Более десяти лет прошло, можно было бы уже забыть о многом.       Ямамото стоял позади него, буквально впритык, Тсуна чувствовал спокойное сердцебиение спиной; стоило Хибари отступить, Савада, не чувствуя, как отступает от него Такеши, сдвинулся в сторону, нехотя привлекая к себе внимание. Находиться столь близко к другому человеку казалось смущающим. Кёя смотрел как-то изучающе, его взгляд Тсуна встретил первым, казалось, будто мужчина ожидает крик, панику, злость или что-то в этом роде — Савада не знал, как должен реагировать на угрозу своей тушке — небрежно дёрнул плечом, приподнимая бровь. Хибари, казалось, удивился, но не то чтобы его тело или эмоции во взгляде сказали это, когда он отвернулся.       — Что ты смотришь? — серьёзно спросил он, повернувшись к Такеши, который не сводил взгляд с Кёи, будто в ожидании чего-то, пребывая в неком подобии замешательства, — зверьку больно — вылечи его.       Слова заставили удивиться и как-то странно осмотреть округу, глаза опустились на дыру в стене, проём, который выходил на улицу. Тсуна побледнел, поняв, что из-за динамита Гокудеры, зверёк, важный префекту, оказался раненый. Проклятья пронеслись в голове Савады, он чувствовал себя частично виноватым в произошедшим       — А? Зверёк? — недоумённо проговорил Такеши, удивляя своим незнанием Тсуну, ладно он сам не знал, но Ямамото-то должен был знать о любимцах их префекта.       — Зверёк! Зверёк ранен! Лечение! Лечение!       С лампы, выполненной на средневековый манер, спустилась мелкая птичка, переключая внимание Тсуны на себя, удивляя своим видом и вынуждая внутренне тяжело вздохнуть: существование говорящих канареек было не то, о чём знал Савада. Канарейка была милой и, опустившись на плечо Хибари, убедила, что зверёк принадлежал Кёе. Наверняка такой же мелкий и симпатичный.       — Я и без тебя знаю, что нужно вылечить Босса, ублюдок! — громко воскликнул Хаято, его реакция была — вроде как? — заторможена, но он не казался удивлённым, наоборот, воодушевлённым ещё больше. Динамит в его руках исчезал, и даже если Тсуна смотрел на Хаято, он не мог объяснить, как получилось положить восемь палок динамита внутрь одежды, не создав выпуклость. Понимание, что именно его назвали зверьком, пришло задней мыслью, Савада почти выпустил нечленораздельное мычание. Гокудере стоило предупредить, что в их семье действует система прозвищ! — мог быть и более осторожным, сокровище хрупкое…       Сказанные слова Гокудера пробормотал, но их было слышно всем, Тсуне в том числе, но он также как и Такеши не понял о чём речь. Хибари насмешливо дёрнул губой, бросив на него ещё один странный взгляд, разворачиваясь, и вместе с канарейкой, повторяющей «сокровище» и «осторожнее», ушёл.       — Эээ… Сокровище? — спросил Ямамото, повернувшись в пол-оборота. — Что вы…?       Такеши запнулся, и Тсуна понял, что это потому что его увидели. Гокудера легонько сжимал его лицо, вынуждая приподнять голову для лучшей видимости, но краем глаза Тсуна увидел движение бывшего одноклассника. В тот же миг, когда Ямамото понял его присутствие рядом, Савада почувствовал вес на теле, вновь ощутил пристальный осмотр, взгляд, который давил.       — Поймёшь когда-нибудь, — вот и всё что ответил Гокудера, переключаясь на руку и тихо ругаясь себе под нос. Во взгляде Такеши было узнавание, и Тсуна понял, что его вспомнили — оставался вопрос: кого именно — Натсу-сана или Саваду? Хотя, если прошло столько времени, и учитывая то, что Натсу-сан является Боссом Ямамото, копией самого Тсуны, ответ был очевиден. Было немного неудобно от возникшего по этому поводу сожаления — друзьями с бывшим бейсболистом Тсуна никогда не был, но было бы ложью сказать, что не хотел бы подружиться с ним. Савада успел только чуть улыбнуться, намереваясь поздороваться, как Гокудера схватил его за здоровую руку, дёргая на себя, вынуждая споткнуться из-за невнимания и тихо вскрикнуть.       Такеши рассмеялся, добро и как-то ностальгически, словно это было давно не видимое действие, но какое-то привычное, помогая вместе с извиняющимся Гокудерой встать, хватая за больную руку. Вскрика или гримасы боли не было, но каким-то невероятным образом киллер понял, что доставил неудобства, сразу же отпуская его.       — Эм… прости… не знал, что ты ранен, — такое чтение тела было на грани невозможного, Тсуна уверен, что только слабым напряжением, за которое можно было принять и неожиданность от касания, передал неудобство.       — Идиот, — ответил на извинения Гокудера, взглянув с каким-то непонятным восхищением на Саваду вновь, — Вам очень больно, Босс? Вас понести?       Вопрос шокировал, Тсуна почувствовал как удивляется — люди Натсу вызывали слишком много эмоций, заставляя рушить образ, но при этом ни слова не говоря о его проколах. Сколько же отсутствовал их Босс, что они со спокойной душой относятся к неправильному поведению? Неужто и правда два года? Привычки и реакции за это время могли успеть поменяться более одного раза.       — Н-нет! Не надо, я сам дойду! — громче чем нужно было, воскликнул Тсуна, видимо молчание было принято Гокудерой за согласие, протестуя и махая руками перед собой, будучи против этой идеи. Ну уж нет, он был не намерен, чтобы к нему относились, как фарфору, — синяком меньше, синяком больше — не впервой.       Савада с детства являлся крепким парнем, за всё время учёбы в школе, даже несмотря на то, что хулиганы питали к нему излишнюю любовь, он ни разу не получил травму сильнее синяков и царапин. Позднее, когда Тсуна стал тренироваться с учителем и порой с его друзьями, приходилось переживать намного более сильную боль. Чувство в руке было ничто, по сравнению с тем, что он пережил.       Протест вызвал разную реакцию: Гокудера поджал губы, словно несогласный, но не противостоял; Такеши рассмеялся, словно в чём-то окончательно убедившись.       — Так это и правда ты, Тсуна? — Вопрос прозвучал с каким-то непонятным оттенком, и Тсуна внутренне поморщился, спрашивая себя, что хочет сказать ему чутьё, склоняя голову в бок. — Сто лет тебя не видел.       Пришлось постараться подавить улыбку, ибо она получалась даже слишком яркой, не такой, какой бы встретил Такеши Натсу-сан, такой, какой хотел бы встретить Тсуна Ямамото на встрече выпускников, но на эту встречу Савада не пошёл. Не видел смысла — все, кого он хотел бы видеть, на третий год школы учились в параллельном классе и не считались его одноклассниками, лишь одногодками.       — Я тоже рад тебя видеть, Такеши, — если сдерживание эмоций и заметили, никто не прокомментировал, — давненько мы с тобой не виделись.       — Ага, давно, — согласился киллер, рассмеявшись, но показанное Хаято какое-то действие — Тсуна не знал какое, но был уверен в наличие какого-то сигнала — тут же изменили мнение Ямамото, — эм… в смысле, не так-то и давно. Ты совсем не изменился! Всё такой же маленький!       Вроде очень приятно, что о нём беспокоятся, даже взлохматили его волосы в ласковом движении, но слова вызвали печаль. Упоминание роста было болезненно, но Тсуна постарался отбросить мысль, понимая, что это не главное. Почему от него скрывают сколько времени Натсу-сана нет? Не хотят пугать или привыкают заранее? Возможно ли, что у Натсу-сана амнезия?       Нет, невозможно, — ответил сам себе Савада, — ведь именно Натсу-сан выбрал его в качестве замены, но и первый вариант отпадал — Такеши не знает, что он замена, да и чутьё сказало, что тот говорит правду. И про количество прошедшего времени и про всё остальное.