Правда имеет много лиц

      Пройдя все препятствия, не столкнувшись ни с одним человеком по пути, Хибари привёл их в гостиную, вроде, на втором этаже левого крыла. Мелкая комната оранжевого оттенка, пустая, за исключением нескольких цветов у входа и установленных вокруг небольшого стола парочки кресел и двух небольших диванов, приблизительно на трёх людей. Небольшая и уютная, атмосфера в ней говорила об уюте и тепле; чутьё говорило, что пользуются этой комнатой очень редко. На столе установлен чайный набор для четверых, к счастью не японский, обычный европейский, что говорило о присоединении к ним Гокудеры — Тсуна надеялся, что именно Гокудера будет, а не кто-нибудь другой, к появлению ещё одного члена совета он был не готов. Хибари присаживается на диван, прямо противоположный выбранному Ямамото, на который тот тянет его за собой. Было интересно, чем же так необычна эта комната, не только чутьё говорит об этом, но и то, что в прилегающих сюда коридорах установлены камеры, отсутствующие в самой гостиной, говорило об этом. Таких помещений, бесполезных, но с увеличенной безопасностью, в доме несколько, и понять, что в них особенного так и не получилось. Никто не понял, зачем такие комнаты были созданы, даже всезнающий Бьякуран.       Никто ничего не говорит, все молчат. Это молчание, каким-то напряжением отдаётся во всём теле, хоть Тсуна и не показывает этого. Всю дорогу, полностью всю дорогу, он ощущал, как его сверлят взглядами, сканируют и словно оценивают, более всего напоминая переоценку товара. Хотелось, чтобы его ценность повысили, а не сочли ненужным товаром, но мысли остаются мыслями. Ребята ведь тоже не в действительности смотрели на него или сверлили взглядами, просто ощущалось так, такая мысль словно засела в мозгу.       — Боишься чихуахуа? — вопрос точно не тот, что он ожидает, и Тсуна почти что замирает, но успевает взять под контроль тело, чтобы удивление не показалось. Рассмотреть, является ли этот вопрос вопросом с подвохом или то, почему спрашивают, если Босса совет знает вдоль и поперёк, не удаётся. Ситуацию тут же поясняет всё ещё обнимающий его мечник.       — Да ладно тебе, Хибари, — не испытывая никакого удивления заступается он, — это было давно и неправда, Тсуна вырос!       Тсуна как раз не вырос, он до сих пор боится именно эту конкретную породу собак, но уже научился не кричать и убегать от них, а со спокойным выражением лица проходить мимо. Разумеется, ничего из этого говорить Савада не планировал, он молчит, не соглашается, но и не отрицает. На то, что он так и не получает ответа, Хибари не реагирует, сидит всё также прямо со скрещенными на груди руками, продолжает смотреть. От этого взгляда внутри Тсуну корёжит, и он не может отделаться от мысли, что его сканируют, но теперь становится как-то легче. Слова Ямамото показали, что его переоценку он прошёл и если цена и не повысилась, то точно осталась на том же самом уровне. Разговор про чихуахуа Савада делает вид, что не услышал вовсе. Мысль, что он теперь знает третьего взрослого мужчину, боящегося этих мелких собак, кажется одновременно радостной и грустной. Больше грустной, ибо в его глазах Натсу-сан идеальный и не боится такую мелочь.       — Слушай, Такеши, а где Мукуро? — сидеть в тишине вновь было бы ещё напряжней, а этот вопрос хотелось спросить ещё с утра, когда Савада осмыслил вчерашний день, — мне казалось, вы оба были во Франции.       Вопрос вызывает у молчаливых собеседников интерес, вернее, интерес возникает у Хибари, во взгляде которого мигнула насмешка, Такеши смотрит чуть задумчиво, и Тсуна поворачивается к нему, показывая, что ему действительно интересно. Лицо Ямамото оказывается слишком близко, настолько, что они почти соприкасаются носами. Настолько, что Савада чувствует на своих губах отголосок чужого дыхания, что вызывает огромное смущение, впрочем, не показанное. На молчание он чуть вздыхает, разворачиваясь обратно, смотря на Хибари, чьё лицо было бесстрастным. Как у этих двоих получается настолько хорошо контролировать свои эмоции непонятно. Их вообще можно назвать глыбами льда. Лица всегда пустые или на них фальшивые эмоции, в глазах иногда показывается истина, и то Тсуна может различить эту самую истину только благодаря чутью. Если бы их ауры не окрашивались теплом или интересом — в зависимости от того, кто это — можно было бы подумать, что они чужаки, совершенно посторонние друг другу люди. Можно было бы подумать, что они не признают его, не признают Натсу-сана.       — Мы были с ним во Франции, это да, — всё же говорит мечник, объясняя причины отсутствия Рокудо и присутствие себя, — но Мукуро поехал проверить информацию, а меня утащили без моего участия на внеплановую тренировку, ещё полторы недели назад.       — Вот как… не знал… — чуть пожимает плечами в слабом намёке на удивление, Савада, не видя смысла уточнять, что за информация или что за тренировки. В первом варианте ему не хотелось обсуждать мафию, особенно зная, что с минуты на минуты придёт Гокудера, от этой информации его оберегающий, а во втором, предполагая, что должен знать, как Натсу-сан, — надеюсь ничего с ним не случится.       — С Мукуро? — как-то слишком весело переспрашивает Ямамото, тут же отбрасывая слова:       — Он вернётся, ты и не заметишь!       Губы дёргаются в намёке на развлечение, не показывая, как на самом деле неприятны эти слова. То что он не заметит появление Рокудо, Тсуна был уверен. Раньше бы сомневался в этом, но познакомившись поближе с рядом сидячими людьми, уже не мог быть таким самоуверенным. Сильнейший в семье — Хибари, но страшнейший — Мукуро. Встретить его неподготовленным не хотелось от слова совсем. Если в первую встречу, Хибари приветствовал его силой, то как приветствовать будет Мукуро, не хотелось думать. Учитывая, что Рокудо иллюзионист, то не хотелось даже думать — в квадрате.       Гокудера приходит приблизительно через минуту, может чуть раньше. Он был так же собран и серьёзен, как в последний раз сегодня видел его Тсуна. Двойные двери под его руками распахнулись как-то громко и, несмотря на созданный шум, на самом деле было таки радостно увидеть его и услышать всё это человеческое. Ямамото с Хибари не издавали лишних звуков, от них не было слышно шагов или скрипа, подтверждающего открытие дверей, они словно стирали своё присутствие полностью. Тем приятнее было видеть непонимание и удивление, проявившиеся на лице Гокудеры, стоило ему увидеть всех и их настоящие эмоции. Двери закрылись с тихим хлопком позади, а сам Хаято сел в кресло спиной к двери и так, чтобы было удобно видеть собеседников. Получилось что-то вроде треугольника.       — Когда я просил вас составить компанию Боссу, я не имел виду его тискать, — слова сопровождались резким взглядом, закидыванием ноги на ногу и опусканием руки на подлокотник. Хаято в течение секунды выглядел очень заинтересованным Ямамото, обнимающим Тсуну; его слова имели тёмный край предупреждения, — не смей распускать руки больше положенного, не твоя собственность.       Появилась мысль, что во всём его преследовании, оказывается есть виновник за пределами картины, тот, кто дёргает за нити и этот виновник говорит не тискать его, потому что понимает, как ему не нравится обниматься с незнакомцем, да ещё и мужчиной, пусть даже и с Ямамото-куном, имеющим в его мозгу отдельное место и высший рейтинг; этот манипулятор кинул его пираньям, а сейчас пытается выглядеть героем. Двоякость действий поражала.       — Всё хорошо, — тепло улыбается Савада, излучая беззаботность и счастье, — я провёл чудесное время с ребятами, спасибо за беспокойство.       Чудесное — синоним слова чудовищное, но это Тсуна не поясняет, видя, как дёргается Гокудера, видимо не ожидающий, что его покровительство отбросят с такой лёгкостью. Савада ещё в первый день понял всю садистскую сторону Правой руки Натсу-сана, больше доброжелательность Гокудеры не приведёт его в заблуждение.       — Не парься, Хаято! — слова сопровождаются ещё большим объятием, и, будь правая рука способна что-либо чувствовать, Тсуна бы определённо не смог сдержать эмоции, поморщившись, а так, мелькнула боль в ключице, только и всего, — от меня не нужно защищать Тсуну, я за него.       Тсуна не мог поверить своим ушам, видно, как и не мог поверить Гокудера, на лице которого появилось изумление. Изумление быстро растаяло, превратившись в самодовольство и триумф вместе со взглядом восхищения, вскользь брошенным на него. Похоже, Гокудера был удивлён тем, что Ямамото только что показал Натсу-сану свою вернувшуюся принадлежность, которую он определённо не мог заслужить; в то время как сам Тсуна был удивлён, что ситуация обсуждается вслух.       — Тем более не смей его тискать! — возмущённо утверждает подрывник. Возмущения там не было ни грамма, лишь самодовольство, — Ты сильнее всех был против Босса!       Мечник фыркает, растрёпывая его волосы, а Савада не может избавиться от посетившей его пустоты в мыслях.       Это что же получается — его на смерть послали? Если в мафии кому-то что-то не нравится, всё решается либо переговорами, либо убийством. Что-то подсказывало, что эту проблему решили бы вторым вариантом.       — Так я же не знал, что ты именно Тсуну притащишь, — Ямамото пытается склонить его ближе к себе, но Тсуна не поддаётся, даже не сдвигается ни на миллиметр, и Такеши сам наклоняется к нему, прижимаясь щекой к волосам, — я только ему в верности клялся, другого Господина мне не надо.       Теория об отсутствии в мире Натсу-сана вновь рушится — Ямамото ему в верности не клялся, Тсуна бы запомнил — значит, получается Босса не было столь долго, что хотели найти нового.       Охренеть просто.       Ставки вновь повышаются, если Ямамото заподозрит его в подмене, то просто порежет на мелкие кусочки.       Просто удивительная истина выплыла наружу: если бы Такеши хоть на немного засомневался, то именно через его череп пробили бы стену; если бы он не прошёл испытание, то сегодня был бы последний день в его жизни.       Охренеть просто.       Улыбка не гаснет. Савада с интересом смотрит на Гокудеру вместе с Ямамото, он был уверен, что эмоции беззаботности и интереса с мечником у них одинаковы. Гокудера перестаёт сидеть столь пафосно, перестаёт чем-то отдалённо напоминать Бьякурана, откидываясь на спинку и чуть улыбаясь удовлетворённо, напоминая большого кота, чей план позволил ему сожрать огромную крысу. Очень хитрого и умного кота.       — Я самый лучший, — говорит он никому конкретно, в пространство, — никогда в себе не сомневался.       Слова относятся не понятно к какой теме, но Тсуна всё равно улыбается ещё мягче, слыша, как Такеши тихо смеётся, похоже тоже посчитав вид Гокудеры забавным.       Хаято, преодолев стену ярких эмоций, довольно усмехается, приготавливая чай себе и Хибари, который тоже перестал сверлить взглядом, чуть откидываясь на диване и немного расслабив галстук. Самому Тсуне чай делает Такеши, наконец-то отпустивший его и чуть отодвинувшийся — теперь они соприкасаются только плечами. Чай чёрный, с двумя ложками сахара, совершенно не такой, который он любит, но Савада только благодарно кивает, беря блюдце в руки, не собираясь пить. Не из-за того, что вкусы отличаются, потому что стоит приподнять руки выше уровня груди, и мелкая дрожь появится, что в одной, что в другой руке. Безопаснее будет просто держать в руках блюдце.       Было любопытно, решили ли собраться ребята по его просьбе или планировали сразу посидеть даже без его слов, но спрашивать не хотелось.       Повертев немного чашечку, наблюдая за приятным коричнево-бордовым цветом, слабо улыбаясь, Тсуна подумал о том, что совершенно не знает, как действовать дальше или что говорить.       Не обязательно же он должен придумывать тему, да? Здесь три, кроме него, взрослых человека, должны же у них тоже быть мысли. Вот пусть и выскажут, перестанут смотреть на него, и может, тогда получится улучить момент и выпить хоть глоточек этого приятно пахнущего напитка. Ягодный вкус не самый любимый, но очень вкусный, соблазн был велик. Осталось только дождаться, пока внимание исчезнет.       — Меняемся, — негромко произнёс Хибари. Чуть удивлённо взглянув на Кёю, убеждаясь, что смотрят на него, Тсуна склонил голову в немом вопросе.       Понимание, что от него хотят, так и не пришло. На приподнятую бровь не ответили.       На следующие действия Савада смотрел с немым удивлением и непониманием, отчётливо видным всем желающим. Ямамото, выпрямляясь, переставая сидеть с наклоном в его сторону, переставая опираться на него, поменялся местами с Хибари. В буквальном смысле. Просто взял и пересел на место Хибари, а тот, соответственно, пересел на место мечника, хоть и не стал так близко склоняться к нему, а просто сидел на другом конце маленького диванчика.       Как говорится, начнёшь ценить, когда потеряешь — именно так можно описать посетившие его мысли.       Тсуне очень захотелось, чтобы Такеши вернулся, чтобы продолжил сидеть рядом, растрёпывать его волосы и виснуть на нём. Если Ямамото-кун и, казалось, исчезал из пространства, заглушая звуки, то Хибари выглядел по сравнению с ним и вовсе чёрный дырой. Затягивающей в своё пространство всё, чёрной дырой. Даже его птичка, сидевшая всё время на плече и ни разу не подавшая голос, была неощутима и неслышна. Если жёлтый пух исчезал из мира, то о самом Кёе и говорить было нечего. Простое его присутствие рядом вызвало стаю мурашек, словно от холода и захотелось вскрикнуть, чувствуя на себе пристальный взгляд. Зачем происходил этот обмен — непонятно, но было точно ясно, что участвовать в этом эксперименте не хотелось и никогда не захочется.       Тсуна тихо удивлённо выдохнул, непроизвольно дёргая плечом, разворачиваясь и смотря на лицо Ямамото, сидевшего теперь напротив и с каким-то интересом наблюдавшего за ним. Хотелось спросить, что только что произошло, что это за молчаливая договорённость, но Савада промолчал. Гокудера тоже промолчал, не удивился — по быстрому взгляду это стало понятно — значит всё в порядке вещей, значит не стоит беспокоиться.       — Ну как? — с отчётливо проскальзывающим любопытством, спросил Гокудера, чуть смещаясь ближе.       — Правда удивительный? — с каким-то странным отблеском в глазах поинтересовался мечник, пугая тоном своим слов не хуже взглядов Хибари.       Молчаливое непонимание, висевшее над ним, все проигнорировали, как понял Тсуна. Сейчас, перед его глазами происходит очередная хрень, а он даже не знал, как на неё реагировать. Савада чувствовал, что ещё более худших воспоминаний, сегодняшний день определённо не сможет принести. После этой беседы точно. Дело вовсе не из-за отсутствия недооценивания им совета, а потому что кончится время. После этой беседы — в кабинет и спать, даже на ужин захотелось забить, чисто, чтобы не встречаться с этими странными людьми.       — Не впечатляет, — сделал вывод Хибари, принеся понимание в происходящее.       Фыркнув, говоря «идиот», Гокудера оборонительно воскликнул, тыча в него пальцем, заставляя перевести уже спокойный, из-за взятых под контроль эмоций, взгляд в его сторону.       — Ты не внешне смотри — внутренне!       Вот этого счастья ему было не надо, пусть лучше всё закончится внешним осмотром, а не внутренним. И вообще, в чём проблема? Натсу-сан такой же «дохлый», как и он.       — Ну да, мышц, как не было, так и нет, — озвучил мысли Тсуны мечник, на него Савада уже не стал смотреть, думая — ему-то что делать, — но они же не главное — хоть Мукуро вспомни!       Лучше бы просил вспомнить их игру, чем сравнивал с кем-то. Особенно со столь сильной и загадочной личностью, совершенно на него не похожей, и, некогда, сидевшей в самом Вендикарте.       Тсуна перевёл взгляд обратно на блюдце с чашкой чая в руках, чуть неуверенно кладя её на стол, понимая, что обсуждают его и его особенности.       Упоминание мышц, вернее их отсутствие, вообще привело в плохое настроение — очередная больная мозоль. Неужели он виноват, что не получается прокачать тело? — Савада не думал, что в этом есть его вина — занимался он сложно, долго и упорно, дело не в отсутствии желания, просто иногда так случается, как сказал учитель.       — Нет ауры, — заключил Хибари, после небольших раздумий.        Отсутствие ауры он должен был признать ещё в первые секунды их встречи, с его-то силой, поэтому было ясно, что сейчас идёт простое издевательство над его психикой.       Тсуна согласно кивнул, подтверждая слова Кёи, что тоже проигнорировали. Гокудера высказался, что это не аргумент, а Ямамото вновь сравнил его с Рокудо, чья аура, по его словам, видна только в исключительные моменты. Раздражало. Есть у Тсуны знакомый, который тоже любит высказать все минусы вслух и посмеяться над этим, даже два знакомых. Брат и его учитель, бывший учитель — эти двое так часто делают, что вместе, что по одиночке, но они, после, говорят воодушевляющую речь, полностью стирая плохое впечатление и даря надежду. Даже не нужно знать этих людей, чтобы понять, что такого здесь не предвидится.       — Ребят, — спокойно прервал очередную цепочку Савада, — давайте не обсуждать меня, когда я здесь и всё слышу, ладно?       Он знал свои минусы, не только в ауре, но и во всём остальном, поэтому не хотел слышать, как над ним смеются трое незнакомцев. Плевать, что обсуждалось всё серьёзно - для Тсуны над ним именно смеялись. Пусть лучше за спиной, чем при нём. Саваду совершенно не волновало, что у него отсутствует аура, что, кстати, не должно было вызвать такие дебаты. У каждого человека была аура и скрыть её было почти невозможно. Сам Тсуна знал пятерых людей, которые могут так делать, число которых также включало учителя и его дочь; догадывался, что так умеют ещё около двух. Аура могла быть невидимой уж у очень слабых людей, а скрыть её могут только очень сильные люди, поэтому надо было радоваться этому. Им радоваться, не ему. Скопировать ауру Натсу-сана не представлялось возможным не только из-за отсутствия личной встречи, но и потому что не получилось пока овладеть этой техникой, поэтому пришлось её скрыть вовсе. Совету действительно надо было радоваться отсутствию у него ауры, если конечно Натсу-сан не скрывал её ранее, то сейчас, возросшей силе Босса им надо было бы обрадоваться.       Спор резко прекратился, и Тсуна почувствовал сильную жажду крови у сидящего рядом с ним Хибари. Посмотреть на Кёю и узнать причину не получилось, чутьё сказало уклоняться. Чтобы не попасть под удар, пришлось отклониться назад, избежав буквально в паре сантиметров от глаз тонфа, что стала следовать за его лицом. Прогнувшись, видя, как разрезается пространство перед лицом и слыша с опозданием свист воздуха, Тсуна чуть выдохнул, отталкиваясь ногами от пола. Чтобы уклонится от второго тонфа, пришлось использовать руки как опору, делая ровную стойку вниз головой. Будь они целы, не пришлось бы так изворачиваться или вообще стараться избежать удара, но из-за недееспособности правой, пришлось коснуться кончиками пальцев более-менее целой руки края дивана, используя его как опору. Раздался скрип разрушения на месте, где секунду назад он сидел, перед глазами промелькнула вата, наверное, откатившаяся к спинке мебели. Удар локтем опоздал буквально на долю секунды, касаясь только края кожи и одежды; если бы чутьё заранее, ещё после ауры смерти, не сказало, как действовать, то Тсуна был уверен, что отделался бы большим, чем кончиками волос и мелким синяком в боку. Намного большим. Повернувшись на девяносто градусов, избежав удара, Савада следом, сразу же готовя себя к боли в поддерживабщей его руке, оттолкнулся, успевая заметить, как попадает по кончикам пальцев тонфа, почти ломающая фаланги, но из-за опоздания только причиняя боль и немного сгибая их. Толчок был несильным, не более метра над высотой своего роста, достаточно, чтобы изогнуться в воздухе и приземлиться на пальцы ног по другую сторону стола и поймать рукой тонфа.       — Я не оскорблял, — спокойно произнёс Тсуна, пренебрёгший следующей атакой, которая остановилась буквально в двух сантиметрах от его горла. Чутьё уже сообщило причины вспышки, — мне просто неприятно, когда меня игнорируют.       После слов, Тсуна сразу же прекратил сжимать руку, зная, что дальше не последует нападения, поспешно отпуская тонфа, не желая, чтобы заметили мелкую дрожь в руке; чуть дёргая губой, спокойно присаживаясь рядом с мечником, около которого он стоял. Наглядно показывая, что всё это бред со стороны Хибари, и что возвращаться он был не намерен, сидеть рядом с Хибари он был также не намерен, не только из-за разрушенной теперь мебели, но и потому что так хочет. Слегка надеясь, что Кёя примет на свой счёт то, рядом с кем приятнее сидеть, и как это он не впечатляет, раз смог уклониться от всех атак. Да, левая ладонь теперь тоже сломана, и на ужин он точно не пойдёт — не хочет показывать всем свою боль — но это стоило всего того. Гордость, вспыхнувшая в груди, и чутьё, говорящее, что он небезнадёжен, стоили этого.       Хибари смотрит внимательно, не опуская оружие, словно пытаясь что-то найти, увидеть что-то, что знает только он один. Тсуна встречает этот взгляд. Эта его внимательность почему-то говорила, что скоро, очень и очень скоро, ему придётся пройти тест на пригодность от японца. Придётся пройти в любом случае, ведь сейчас Кёя не находит то что ищет и, вероятно, так и не найдёт. Тест, скорее всего, будет на силу. Сможет ли он пройти его - совершенно другой вопрос; тот, на который очень легко ответить, но не хочется. Ответ был бы отрицательный. Осознание этого било прямо в душу и заставляло желать пройти профпригодность. Не столь из-за Натсу-сана или Гокудеры, сколь для себя, для своей гордости актёра и гордости мастера боевых искусств. Найти в его душе, в нём, вероятнее всего, на сто процентов, ничего не получится, но ввести в заблуждения силой, хотя бы попытаться — можно было попробовать. Нужно было не просто попробовать - нужно было сделать.       — Посмеешь назвать меня сплетником ещё раз, — опуская оружие, спокойно говорит Хибари, — забью до смерти.       Тонфа исчезают так быстро, что Тсуна не успевает заметить, куда же они пропадают; сам он кивает, показывая, что понял, а Хибари делает пару шагов в сторону, присаживаясь в кресло, закидывает ногу на ногу и смотрит с небольшой хмуростью. Угрозы в словах не было, вернее, не было слов — только угрожающее предупреждение. Звучит странно, но было именно так.       Савада даже не планировал, не то что специально, случайно оскорбить собеседника. Способность вывернуть его слова таким образом просто удивляет. Логично же, что людям не нравится, когда их обсуждают, но игнорируют их присутствие, особенно когда обсуждают минусы, а не плюсы. За спиной ты ничего не слышишь, вероятнее, даже не узнаешь о наличии разговора, по мнению Тсуны, так было бы лучше, чем над ним будут смеяться прямо в лицо.       — Ха! И после этого ты будешь говорить, что он не впечатляет? — восклицает Гокудера, — ты же не слепой, Хибари!       — Этого недостаточно, — понимая, что разговор продолжится, решает поучаствовать во всём этом Тсуна, отклоняя довод, — я уклонился, потому что знал, как Кёя будет действовать, только поэтому.       — Ты и правда уклонялся уже до удара, но было видно, что не успеваешь, — соглашается Такеши, приобнимая, и в этот раз Тсуна слегка поддаётся, склоняется на немного ближе, отказываясь даже думать, что выглядят они теперь парочкой. Хотелось почувствовать тепло, а Ямамото-кун, не смотря на такую же буферную зону, как у Хибари, дарит спокойствие, нужное ему для подавления адреналина, — но впечатляет.       — Вот-вот, Босс! Было удивительно наблюдать за вашими действиями!       Хибари молчит, только странно смотрит, но Тсуна стараясь игнорировать взгляд, выдавливает улыбку:       — Ребят, я, конечно, благодарен вам за поддержку, но этого было мало… даже вам было мало.       Кёя атаковал не в полную силу, и чтобы понять это, нужно просто вспомнить его вчерашнее приветствие, скорость удара была в четыре раза слабее финальной атаки. Именно той, которую остановил Такеши, и которая, вероятнее всего, всё равно бы ударила его, даже несмотря на предупреждение чутья и раннего уклона.       — У меня другой критерий, — одновременное и мгновенно отвечают Гокудера и Ямамото, полностью отбрасывая слова, заставляя удивлённо моргнуть, и неуверенно перевести взгляд.       Что значит другой критерий? Эти двое сильны не хуже Хибари, а победить их, если и получится, то только действительно сражаясь в полную силу - должны же они понимать, что его действия слабы по сравнению с предыдущим уровнем? Он не их Босс, такую же силу, как у оригинала, ему ни за что не показать.       — Ещё и низкая самооценка, — слова не получились презрительными и не сопровождались досадным фырком, простая констатация факта. Разгадать смысл этих и других слов, получается весьма просто. Отчего-то даже слишком просто. Лицо краснеет, и Тсуна отчётливо чувствует это. Он непроизвольно опускает взгляд, хотя и ни на кого не смотрел, остановив его перед собой, натыкаясь на стол, на котором до сих пор стоит приготовленный чай, однако так никем и не тронутый. Хочет воскликнуть что-то наподобие — так давайте же пить чай! — и это вышло бы ещё глупее, чем он сейчас выглядит. Тсуна фальшиво кашляет, стирая краску с лица, улыбаясь и беззвучно говоря «спасибо». Савада уверен, что понял всех правильно, оттого выражение лица наверняка получается каким-то поражённым и смущённым одновременно, глупым одним словом. Правда, сейчас это было безразлично, ведь несмотря на понимание, что другой критерий у Гокудеры, это его знание, кто он на самом деле, а у Ямамото — клятва верности — что они, включая Кёю, говорят так из-за Натсу-сана, а не ему — всё равно становится приятно. Даже если всё это ложь — это приятно. Не просто из-за слов — из-за ситуации в целом, из-за поддержки и за семейное тепло. Не такое, которое бывает с друзьями или с мамой и детьми, такое, какое много раз замечалось между Хранителями и их Небом или Землёй. Такое тепло, которое ощущается им впервые в жизни.       — Вы лучшие, — говорит Тсуна, счастливо и тепло улыбаясь, — все вы.       Может его реакция сейчас излишняя, но в данную секунду хотелось дарить счастье всему миру. Не волновал ни Натсу-сан, ни понимание, что у него вроде как миссия, ни мысли, что ребята, вероятнее всего, Хранители того самого Босса, которого он заменяет — сейчас было слишком огромное тепло в душе. Самому себе-то можно признаться, что потом, когда уже выяснилось, с кем он будет иметь дело, и что Натсу-сан, замену которого он играет, их Небо, мелькала мысль, что, может, он хотя бы отголоском ощутит то тепло, о котором он столько раз слышал.       — Вы самые лучшие, — проигнорировав странные взгляды и «травоядный зверёк» от Хибари, подтверждает Савада вновь, стараясь скрыть улыбку, что не получается вовсе.       Пусть они дальше будут разговаривают о его минусах, сейчас было безразлично, сейчас можно было с ними и обсудить все недостатки в нём и все проколы.       Улыбку не получается спрятать и после нескольких попыток, Тсуна решает не обращать внимание на это, мягко смотря на стоящие блюдца, не собираясь выглядеть ещё глупее, глядя то на одного, то на другого. Если такое поведение совета и ожидалось, то в очень слабой мере. Не потому что он фальшивка, как раз из-за того, что он играет оригинал. Натсу-сана не было два года минимум, вероятнее всего, совет злится, обижен и будет отыгрывать злость на нём, на своём Боссе. Тсуна осознавал это, подготовился морально к этому, и хоть и были мысли и надежды почувствовать отголоски тепла и доверия, то только в самом конце. Ближе к окончанию миссии, к времени ухода. Поэтому сейчас остаётся приятный осадок, что всё же не зря он так уважает их Босса. Была мысль, что неподготовленного человека сожрут, но сейчас, ощущая поддержку, становится ясно, что Натсу-сан очень и очень хороший. Плохого человека не принимали бы обратно после столь долгого ухода, не искали бы так долго; плохому человеку не хранили бы верность столько лет и не собирались убивать других кандидатов на его место. Если, спустя день после встречи, его уже стараются успокоить, показать, что не так-то всё и страшно, то уже почти не боязно встретиться со всеми остальными. Как бы Савада не крепился и не действовал вызывающе, например, как в приезд к Рёхею, по-настоящему было очень страшно даже подумать о встрече. Было страшно в действительности встретиться с советом и провалиться на первых же секундах, не оправдать данное ему доверие. Именно поэтому, от понимания, что на самом деле всё таки не так-то и ужасно, становится легче, значительно легче. Невидимая напряжённость, присутствующая с момента принятого решения приехать в столь опасное место, наконец-то покинула тело, как исчез тёмный голос в голове, говорящий отказаться и сбежать, пока ещё не всё потеряно.       Ребята продолжают сверлить взглядами, ничего не говоря, только птичка произносит «травоядное», словно предупреждая, и Тсуна чуть ей кивает, показывая, что понял. Перекрёстные взгляды создают атмосферу, ещё не до конца образованную и только отголосками тёмную, но воздух уже начинает плавиться от аур, что резко изменились в объёме и пытаются задавить, заставляя желать вздохнуть нормального, без невидимого напряжения, воздуха. Аура Гокудеры давит со своей стороны, конкурируя с аурой сидящего с ним в обнимку мечника, в то время как слабый, неслышный выдох сорвавшийся с губ Хибари, наверняка видящего происходящее, стал сигналом, и его аура исчезла на задний план, приняв форму маленького ореола, почти не видимого зрением. Нотка интереса перед исчезновением говорила, что ему больше охота узнать, чем закончится молчаливое противостояние, чем самому участвовать в этом. Внешняя радость исчезла так быстро, что лицо наверняка приняло маску полного безразличия, из-за стёртого любого хорошего начала. По телу прошёл озноб, прекрасно заметный, и Тсуна выпрямился, не отстраняясь от Ямамото, просто не склоняясь в его сторону. Отказываясь даже смотреть в сторону мечника или в сторону Гокудеры. Их невидимое противостояние вызвало замешательство и непонимание, вместе с капелькой страха. Если в реальности он вновь увидит светящиеся глаза, то от двойной дозы страха, Савада невольно вскрикнет, спровоцировав хищников на атаку.       Кашлянув, привлекая к себе внимание, Тсуна поднял взгляд на Хибари, но увидев в его глазах холод с далёкой заинтересованностью, перевёл взор на птичку, понимая, что она и он - сейчас самые адекватные существа в комнате.       — Вообще-то, есть то, что я хочу с вами обсудить…?       Воздух вокруг почти начинает видимо искриться и, даже спустя три секунды специальной паузы-вопроса, никто ничего не произносит, только комок пуха склоняет голову, и Савада вновь кашляет, говоря чуть громче:       — Надеюсь, никто из вас не забыл какая скоро дата?       — Феррагосто? — уточняет Такеши, посылая очередной табун мурашек по телу; слова сказаны только для него одного, они были тихие и почти неслышны. Чтобы сказать их, мечник даже перевёл на него взгляд, испугав невидимым импульсом, что, казалось, оставлял жжение в области шеи. Через глаза словно передавалось витающее вокруг напряжение.       — Н-нет… он был вчера… — слова получились запинающимися и очень хриплыми, Тсуна вновь кашлянул, в этот раз действительно нуждаясь в этом и в этой отсрочке, приподнимая уголок губ, продолжая смотреть на зверька, — более важный праздник…       — Сан-Савино? — интересуется подрывник, сразу же указывая:       — Мы не празднуем государственные праздни… — затем, останавливается на полуслове, спешно меняя мнение:       — В смысле, если Вы хотите, мы тотчас же начнём приготовления!       Это восклицание и излишняя заинтересованность, почти заставляют облегчённо выдохнуть, ибо это показатель, что Гокудера начинает думать, а не отвечать бесстрастно. Тсуна отрицательно махает головой, мрачно улыбнувшись. Ауры перестают так давить, стихая, будто Гокудера и Ямамото решили неизвестный спор или, больше вероятно, вспомнили, что в комнате не одни. Хотя и вряд ли в действительности забывали - если бы не помнили об этом, то уже начали бы не просто невидимое сражение, а скорее видимое и намного серьёзнее, чем должны были бы.       — Я о дне рождения…       Тсуна предполагал, что такие праздники совет празднует в кругу семьи, и от удивлённых взглядов почувствовал себя очень неуютно. Появилась неуверенность - может стоило спросить Гокудеру отдельно об этом вопросе? — может никто из совета не празднует день рождения? Они ведь не устраивают вечеринки или какие-либо сборища, живут в принципе отдельно от всех мафиози, не только из-за ненужности им чужой поддержки, но и, скорее всего, из-за того, что семья Аллерон наименьше всех похожа на семью мафии. Подконтрольная им область является только девятой областью в стране, что для семьи, стоящей на пятом месте среди всей мафии и имеющей такую большую силу и авторитет, очень мало, но именно в этом отличие Аллерон от остальных — мафиозный бизнес для них только одна двадцатая всего бизнеса. Их практика, в большинстве своём, состоит из более-менее честного бизнеса и оттого у них, кроме нескольких мелких союзников, в принципе никого нет. Собирать обязательные встречи или устраивать какие-либо торжества им не нужно. Именно поэтому, казалось, что празднуют дни рождения они в кругу семьи. Казалось, что нужно обсудить предстоящий день. Непроизвольно опускается взгляд, и Тсуна замечает, что отбивает пальцами ритм, очень быстро, что всегда делает, когда жутко взволнован. Лицо вновь покрывается румянцем, и Савада почти замирает, думая, что раз облажался, то хоть доведёт дело до конца, выдавливая слова:       — Сегодня уже шестнадцатое, и я подумал, что пора готовиться… Рёхею исполняется тридцать… и… как бы… пора.       Слова получились какими-то детскими, а удивление во взглядах только усилилось. Хотелось встать и выбежать отсюда, громко вопя, как всегда непроизвольно получалось в подростковом возрасте. Стало плохо, замутило от реальности происходящего. Тсуна выдержал целую неделю, провёл целый день с Ямамото и два часа под пристальным вниманием Хибари, за всё время пребывания здесь, он ни разу не ошибся, оттого то, что он мог завалить миссию на такой глупости, было просто противно и вызывало отвращение к себе. Посетила мысль, что нужно было просто заткнуться, не открывать рот вообще. Следом промелькнула паническая мысль, что Гокудера обязан помочь ему — он же его страхует! — но Савада не стал переводить взгляд в поисках помощи, не собирался тащить на тонущий корабль ещё и Гокудеру. Сам виноват.       — Неплохо, зверёк.       Моргнув, резко приподнимая голову, видя слабый намёк на удовлетворение в глазах Хибари, Тсуна, сам того не осознавая, тихо переспросил, сомневаясь, что действительно услышал одобрение. Кёя никаким образом не выглядел человеком, сказавшим похвалу, но птичка, на которую Тсуна перевёл взгляд, уже зная, что она не безразличная к его горю птичка, повторила «зверёк», даря искреннюю надежду. Если такие потрясения будут случаться и в будущем, то Савада был уверен, что у него остановится сердце от такого перенапряжения.       На волосах почувствовалось давление, и понимание, что ему опять растрепали волосы, пришло с каким-то опозданием. Отвести взгляд замешательства от искренне-равнодушных чёрных бусинок жёлтого пуха было невозможно. В ближайшее время надо будет узнать, как зовут птичку, а то называть птичку птичкой или зверьком, или жёлтым пухом, как-то неправильно — такой помощник заслуживает к себе большего уважения.       Покашливание заставило вздрогнуть, спешно стереть с лица эмоции, прикрыв их непроницаемой маской и отвести взгляд от зверька, посмотрев на Гокудеру. Наконец-то, действительно настоящий помощник, начал действовать.       — Вы… гм… Вы правы, Босс, — как-то пространственно, но тем не менее с усмешкой согласился он, смотря с непонятным изумлением, — подготовку надо бы действительно начать… у кого-либо есть идеи?        Молчание, которое даже на слух было пустым, принесло понимание, что о дне рождения просто забыли. Удивились не из-за отсутствия празднования, удивились, что забыли они, кто всегда рядом с Рёхеем, но помнит он, кто покинул их. В эту же картину вписывается и изумление Гокудеры, наверняка даже не надеющегося, что он запомнит такой тонкий момент. С губ сорвался тихий выдох, но Савада сразу же понял, что не такой он был и тихий — взгляды сразу стали прикованы вновь к нему одному. Спешно, немного косо, из-за сломанных костей в пальцах, достав из внутреннего кармана блокнот, специально купленный ещё во время подготовки, с важными датами и для ведения расписания, Тсуна, пролистав пару десятков уже исписанных страниц, поставил закладку, передавая его Гокудере. Надеясь, что мелкую дрожь в руках примут за волнение, что, по отсутствию комментариев, так, наверное, и было принято.       — Я… в машине было нечем заняться, и я набросал несколько вариантов… — глаза всё ещё смотрели на него, а птичка вновь произнесла «зверёк», но Тсуна отказывался им поддаваться или краснеть вновь. В мыслях убеждая себя действовать, как взрослый, кем он и является, — я знаю, что Рёхею нравится бокс, но кроме показательных боёв, которые будут проходить в окрестностях Вероны и Кьети, по близости не будет ничего действительно выдающегося… это конечно тайский бокс, но можно было бы всё равно съездить посмотреть или… ну… кроме поездок есть и варианты без необходимости выезда. Возможно неоригинально, но… мм… может пригодиться?       Несмотря на мысленные уговоры, получается всё равно как-то неуверенно и запинающееся, да ещё и дрожь становится не просто мелкой — заметной даже непристальному взгляду. Блокнот из рук так и не был взят, Гокудера похоже был слишком удивлён созданной им подготовкой, чтобы отреагировать. Мысленно тяжело вздохнув, посетовав, что помощник как раз нихрена и не помогает, а наоборот, будто специально заостряет внимание на ненужных деталях. На местах, в которых он с лёгкостью может ошибиться, да и чувствует себя неуверенно. Изменения от простого удивления, до замечания дрожи и почти вопроса, происходят как-то быстро, и становится понятно, что нужно что-то делать. Мысленно сцепив зубы, усиливая хватку на руках, так сильно, что побелели костяшки, Савада дёрнул рукой, мысленно и в реальности, прося взять и посмотреть. В реальности более добро, намного добрее, чем ругательно про себя. Дрожь в руках исчезла, и кровь в костяшках продолжила действовать. Мысль, что об этом он ещё пожалеет, била набатом в мозгу. Было бы у Савады пламя Земли, или, если бы он хотя бы мог использовать своё собственное пламя, не спалившись, могло быть намного проще. На очень много.       Увидев отсутствие дрожи, Гокудера заметно изменил мнение и не стал задавать вопрос, что не должен был делать вовсе — как и перестало так сильно полыхать любопытство в глазах Ямамото, хорошо ощущаемое на руках — протянув ладонь, подрывник взял блокнот из рук, сразу же принимаясь за чтение. Не успел исчезнуть из груди холод, а в горле растворится комок, как Гокудера, перелистнув последнюю, пятую страницу, начал листать дальше. Скорость его чтения ошеломляла, не только потому что он, буквально за две секунды прочёл всё нужное, но и потому что он прочёл так быстро, разобрав написанное. Строчки немного скакали и в принципе, действительно нормального почерка там было немного - в машине нормально не получалось писать, да и не старался Тсуна почти. Увидев дальнейшее листание, захотелось крикнуть что-то наподобие — не нужно, не читай дальше! — но в действительности получился короткий сип и Савада спешно встал, не замечая, как буквально выскальзывает из крепкой хватки Ямамото и растворяется в воздухе, оказываясь за спиной Гокудеры и спешно забирая из рук блокнот. Страница показывала, что Гокудера дошёл уже до Ламбо, примеры праздника которого были только в виде домашнего варианта из-за далёкого будущего.       Хлопок закрытия прозвучал чересчур громко, и хоть его создаёт он сам, Тсуна всё равно почти вздрагивает, смущённо склоняя голову, невольно заметив ухмылку Хибари и внимательно-серьёзный взгляд Такеши. То, что он двигался намного быстрее, чем показывал всё это время, приходит с задержкой.       — Я… это… не… нельзя было читать дальше, — скомкано оправдывает свои действия Савада, возвращая блокнот обратно во внутренний карман и только затем, переведя взгляд на Гокудеру, уверенно добавляет:       — Нельзя читать чужие заметки без разрешения.       Это хорошо, что впереди были только дни рождения, а не иная информация, написанная на страницах ранее, но всё равно нельзя было. Именно Гокудере нельзя было. Остальные вроде как думают, что он настоящий и особого вреда не будет, если они увидят немного странные вещи. Главное, конечно, не всё это, главное, что у Гокудеры день рождения следующий, и заметки к этому поводу он уже прочёл. Придётся всё полностью менять.       Рука так и зависла в воздухе, будто продолжая держать в руках записную книжку, и это вроде как нормально, потому что Тсуна понимает, что Гокудера вроде как не успел отреагировать. Савада понимает, это да, но проблема в том, что он чувствует изменения в Гокудере, какие-то невидимые, даже аура не изменилась, но изменения есть, это точно. Когда подрывник встаёт одним слитным движением, Тсуна отступает, чувствуя и видя этот пронзительно-серьёзный взгляд зелёных глаз. Кажется, что его собираются убить. Настолько всё серьёзно и настолько пугающе. От вскрика получилось сдержаться с огромным трудом, но короткий вздох, наверняка наполненный ужасом, всё равно покинул тело, Савада замер, почти что закрывая глаза — это не какая-то пантера на заднем плане — это какая-то Сучи-нока! — огромная-преогромная Сучи-нока!       — Дайте дочитать, пожалуйста…?       Тон может и вопросительный, но образ в голове только хищно облизнул губы, или что там у рептилий, намекая, что откажешься - и я тебя сожру. Отказать такой просьбе было нельзя, но и выполнить нельзя было. Нельзя позволить узнать, что он знает больше, чем информация, которую ему предоставили!       Савада коротко махнул головой, отрицая, собираясь с силами и выпрямляясь, говоря короткое, но наполненное огромной решимостью «нет». Если его и сожрут, то только он сам решит, каким образом.       Рептилия сверкнула глазами, а Гокудера начал поднимать руку, незнамо зачем, но всё равно пугающе. Из-за страха казалось, что потяжелел воздух, что всё вокруг стало серым и двигалось в замедленной сьёмке.       Вопрос, что и почему происходит, даже мысленно не мог быть сказан, Савада опасался узнать что-то такое, что не хотелось бы. Может Гокудера понял, что он что-то скрывает? Наконец-то понял, что он не просто бродящий циркач?       Глухо, но как-то звонко, приземлилась чужая ладонь на макушку, успокаивая. Сейчас Савада был уверен, что Такеши поможет в случае чего. Должен был бы вообще помогать Гокудера и защищать, кстати, тоже, но получается, что защищать будут именно от подрывника. С губ не сорвалось ни звука - Ямамото ощущался тёплым и спокойным бризом, не пугая. Он словно перестал подавлять своё присутствие, успокаивая простым нахождением рядом.       — Гокудера, хватит, а? Просто объясни, что ты такое увидел и убери эту мрачную рептилию — она пугает. — В голосе отсутствовал хоть какой-то страх, казалось, словно Ямамото много раз сталкивался с таким настроем Гокудеры и знает, что на самом деле происходит, — Тсуну очень пугает.       До этого момента, Саваде казалось, что все животные, видимые им на заднем плане, происходят только в его голове, но сейчас, слыша слова, становится понятно, что не стоило так просто отбрасывать здравую мысль. Как-то учитель говорил, что сильные люди могут непроизвольно выпускать ауру в виде животных, наиболее подходящих для ситуации или по собственному желанию. Вообще, Савада видел только два таких образа в своей жизни и поэтому как-то отбросил мысль, что так могут делать просто сильные люди, решил, что ауру изменить могут только необычные люди. Такие как учитель и Скуало, второй Император меча — очень необычные и преданные своему искусству люди.       — Да что ты понимаешь! — резко воскликнул подрывник, потеряв любую страшную атмосферу, сжимая руки в подобие молитвы и смотря в небо (потолок), — Босс! Босс такой прекрасный! Он составил план на мой день рождения! Настоящий праздник, понимаешь?! — расцепив руки, небрежно показывая куда-то в сторону, Гокудера обвинительно уставился на рядом стоящего Ямамото. Моргнув, не понимая, Савада с каким-то изумлением уставился на Гокудеру, — Он даже для Вас подготовил, представляешь?! Это не вы, кто забывает даже о собственных днях рождения! Почему я вообще единственный, кто должен париться об этом? Мне даже собственный праздник самому делать приходится, потому что вы забыли! — взгляд резко приобретает мечтательные ноты, и Гокудера буквально засверкал, склоняясь ближе и счастливо улыбаясь, смотря на него, — Босс, Вы удивительный! Давайте забьём на всех остальных и будем только вместе праздновать? Эти придурки всё равно не поймут, а мы отпразднуем мой день рождения! Мне нравится третий вариант!       Осознание, что вся эта ранняя тяжёлая атмосфера, это просто очередная неправильная реакция Гокудеры, приходит с огромным опозданием. Хотелось тяжело вздохнуть, ругнуться и свалить нахрен, но смотря на это сверкающее выражение лица, получается только нечленораздельное мычание и подростковое «чё?». Рядом удивлённо присвистнули и попросили посмотреть, а на заднем плане также раздался тихий звук, наподобие фырка, характеризующий также желание посмотреть записи.       Савада моргнул, чувствуя внимание от каждого члена совета и, чуть вздохнув, пришёл в себя, вновь расслабляясь и отбрасывая произошедшее в далёкую часть разума.       Почему же Гокудера, чей характер подразумевает спокойствие, собранность и ум, страшит так сильно? Если Гокудера так пугает, то как действовать будет Мукуро, чей характер говорит о стопроцентном садисте, и предполагать не хотелось. Наверное, эта парочка вместе — то ещё комбо.       — Разумеется, я не дам никому посмотреть, — пожал плечами Тсуна, указывая причины, чувствуя, как любопытство меняется на что-то более ужасное, подозревая, что попытаются отобрать записную книжку силой, если не объяснить, — праздник должен быть сюрпризом, с именинником не обсуждается организация, — вновь чуть вздохнув, посмотрев на ошеломлённое выражение лица Гокудеры, понимающего к чему он клонит, Савада сожалеюще улыбнулся, — прости, Хаято, но всё что ты прочёл, будет отсутствовать. Я всё изменю и советоваться с тобой мы не будем — это ведь твой праздник. Мы не можем позволить тебе узнать сюрприз, иначе это не сюрприз.       — Мой праздник, мне решать, как его праздновать, — не согласился Хибари, вставая, — иначе — забью до смерти.       Удивлённо моргнув, Савада ощутил от ситуации дрожь, пробежавшую по спине, чувствуя внимание ещё и Ямамото, перешедшего в категорию врага.       По правилам хорошего тона, праздник устраивают без участия виновника торжества, логично же! — но ответить Тсуна не успел.       — Я против! — сразу же воскликнул Гокудера, разворачиваясь, заступаясь, — пусть… пусть мне не нравится этот закон, но раз Босс так сказал, то даже ты не имеешь права пренебрегать правилами, Хибари!       Ухмылка на лице не предвещала ничего хорошего, и Савада вновь моргнул, неуверенно взглянув на всех поочерёдно. Взгляд у Ямамото был пугающе-задумчивый, а Хибари с Гокудерой уже приготовились сражаться.       Какого хрена только спрашивается? Что это вообще за странные реакции на праздники? Неужели все так хотят отпраздновать нормально, потому что до этого было плохо?       Возможно, — согласился Тсуна, тяжело вздохнув. Отсутствие склеивающего их материала, Натсу-сана, похоже действительно серьёзно повлияло на ситуацию в целом. Кто же знал, что от простого ничегонеделания будет столько проблем?       Савада, мысленно вздохнув от тупизма ситуации в целом, специально громко произнёс, привлекая внимание:       — Ребят… давайте пока сконцентрируемся на действительной проблеме, а остальные решать будем по времени их поступления, лады?       Решать будут не с ним, а с Натсу-саном, так что плевать. Главное сейчас — сделать вид, что всё хорошо.       Пришлось ответить на все взгляды словами, что мнения будут учитываться, в смысле, можно сказать, что ты не хочешь, но основа всё же показываться не будет, чтобы оставалось хоть какое-то подобие сюрприза и что это — последнее слово. Взгляды возражения были отчётливо видны, но Савада сделал вид, что не замечает их, прося сконцентрироваться на организации близлежащего торжества. Мысленно извинившись за доставленные неудобства и пообещав написать об этом заметку, чтобы позднее спрятать листок с предупреждением для их Босса, Тсуна приступил к решению действительной проблемы. Он ещё только на праздник Гокудеры попадёт, на остальные — нет, так что это уже не его проблемы, как Натсу-сан будет организовывать сюрпризы под пристальным вниманием. Не его проблемы.