Свет проклятых звёзд

Сверкая золотом оперения, купаясь в небесной синеве и лучах новорожденного светоча, Орлы Манвэ кружили над землями, ещё вчера именовавшимися Сумеречными, улавливая зорким всевидящим взглядом каждое движение каждого существа, увидевшего грозную, прекрасную и своенравную Майэ Ариэн. И Владыке Манвэ пришлось принять то, что живые создания не были готовы к дару, казавшемуся Валар величайшим благом. *** — Почему так светло, что это заметно даже сквозь плотные шторы? И кто снова стучит в дверь? Ответа не последовало. — А эти крики на улице? Которые стихли, и теперь… — Тишина? Макалаурэ, наконец, пошевелился и открыл глаза. Он, как обычно, лежал на спине поверх одеяла, одной рукой обнимая эльфийку, а другую положив на живот. Дис могла бесконечно любоваться лицом менестреля, его едва заметной улыбкой, бледной кожей, пушистыми ресницами и чёрными нежно вьющимися волосами, шёлковыми волнами лежащими на подушке, даже сейчас, когда творилось что-то непонятное и пугающее. Тонкая ладонь эльфийки погладила скулу любовника, проскользила по подбородку, Дис провела кончиком пальца по кадыку, спустилась во впадинку, обвела ключицы и, положив руку Макалаурэ на грудь, поцеловала кончик уха. — Какой ответ ты ждёшь, моя девочка? — тихо спросил менестрель. — Скажи мне, и я повторю слово в слово. А одна из арф подпоёт моим речам, сделав их убедительными. — Я не хочу лжи и повторения моих собственных слов, — твёрдо сказала травница, на миг оторвавшись от покусывания кончика уха эльфа, но её речь заставила Макалаурэ рассмеяться. Встав с постели, менестрель подошёл к окну и распахнул шторы. В глаза, отвыкшие от света, ударило ослепительное сияние золотых лучей. Со вздохом поморщившись, наместник сгинувшего короля закрыл окно тяжёлым бархатом, опустил голову и какое-то время молча смотрел в пол. — Что есть правда? — посмотрел в глаза своей любовнице Феаноринг. — Ты когда-нибудь была честна сама с собой? Чувствовала, как больно ранит истина, если сбросить доспехи лжи? Дис отвела взгляд. Макалаурэ накинул на плечи халат, небрежно завязал пояс. Изящные руки менестреля открыли ящик стола, зашуршали бумаги: обрывки, сложенные или смятые листы, разного размера свитки. Феаноринг застыл, шорох стих, и что-то из ящика оказалось прижато к груди. — Правда здесь, Дис, — прошептал менестрель. — Вот она. Именем Создателя Эру Илуватара приношу я Клятву и призываю в свидетели моего Слова Владыку Манвэ Сулимо, супругу его Варду Элентари и саму священную твердь горы Таникветиль! Клянусь вечно преследовать огнём и мечом, своим гневом любого, будь то Вала, Майя, эльф или иное творение Эру, что уже живёт или родится позже, великое или малое, доброе или злое, кое завладеет или попытается завладеть Сильмарилем, будет хранить у себя или станет препятствовать отвоевать святыню рода Феанаро Куруфинвэ! Да падёт на меня вечная тьма, если отступлюсь от своего Слова! Клянусь! Клянусь! Клянусь! Макалаурэ обернулся и, смотря на эльфийку, покачал головой. — Ты не хочешь знать правду о нас, Дис, — менестрель сел у окна, осторожно отодвигая шторы, — а я не хочу говорить. Два свитка легли на стол, в руках Феаноринга запела арфа. — Яркий свет не приемлет лжи, — прозвучали слова, — но как быть, если всё, что у меня есть, соткано из нитей самообмана, моего или тех, кто рядом? Что делать, если всё это рождённое во тьме враньё дорого? Ты сейчас молчишь, и только это правильно. Пальцы затанцевали на струнах. — Когда в чертоги тишины Ты входишь — Сам Творец и Судья, Тогда в сиянии Итиль Находишь Струны в сердце Огня! Узоры нот рождаются в тебе!.. Только во тьме Звезда горит сильней — И звучит твоя Симфония Огня! В кругу зеркал ты — Господин! О, счастье! Верх творенья — твой мир. И к этой тайне ты один Причастен — Мастер, Гений, Кумир! Дыханье музыки тебе дано!.. Вечный поток Из тысячи дорог Выбрал этот путь, И время не вернуть! Танец теней В мерцании свечей — И звучит твоя Симфония Огня! Снова из глубин мелодий свет струится, Но из глаз твоих опять печаль сочится! Как же это всё могло с тобой случиться?! Эру, ответь! Но Душа бесследно Прочь ушла за ветром — Раз был выбор сделан Вот и цена! Страшная дань!.. Хохот и стон — Смешались явь и сон. Светлая мечта Оплачена сполна! Знай, что теперь Назад закрыта дверь! И звучит твоя Симфония Огня! Вечный поток Из тысячи дорог Выбрал этот путь, И время не вернуть! Танец теней В мерцании свечей — И звучит твоя Симфония Огня! *** Текст ровными строками ложился на бумагу, придавленную к столу серебряными фигурками наугрим, складываясь в странный на взгляд писца указ. То и дело теряя понимание смысла речей короля, Даэрон думал о том, что восход Луны ему понравился гораздо больше, чем появление Солнца, из-за которого приходится сидеть в зале совета и, вместо стихов о любви, писать распоряжения, указы, готовить речи и слушать наставления Саэроса о том, как правильно вносить в летопись рождение света в Средиземье. «Да что он вообще может знать о летописях, и кто давал ему право мной командовать?» — возмущался про себя Даэрон, хоть и понимал, что сам виноват в сложившейся ситуации, когда полностью, без остатка отдался отношениям с принцессой. В моменты тяжкой изматывающей тоски, когда Лутиэн, получив от безнадёжно влюблённого менестреля всё, на что он в данный момент времени мог сгодиться, будь то любовные ласки, песни или помощь в очередной вылазке, становилась холодна и равнодушна, уделяла внимание другим мужчинам или посмеивалась над верным слугой, Даэрон с давящей болью в душе вспоминал времена, когда все незамужние девы Дориата мечтали о супружестве с главным советником короля, прославленным менестрелем и творцом письменности. И каждый раз задавал себе вопрос: неужели воткнутый в сердце нож, который какой-то наивный глупец назвал прекрасным чувством, доставляющий страдания каждый раз, когда рука любимой женщины делает неосторожное движение, задевая рукоять, стоил потери положения при дворе и всеобщего восхищения и уважения? Да, стоил. Ведь если бы не Лутиэн, никогда бы не было сделано то, что пусть и не прославило и не придало авторитета, зато привнесло в жизнь истинный смысл. Вспоминая спасённых от орков Авари, менестрель не заметил, как перо выпало из руки, и не были записаны последние несколько фраз, сказанных королём, разумеется, крайне важных. Опомнившись, в основном из-за пристального взгляда советника Саэроса, в котором было столько презрения, насмешки и ехидного торжества, что хватило бы окатить помоями целое войско, а для одного-единственного менестреля это оказалось сродни упавшему на голову обломку скалы, Даэрон схватил перо и стал судорожно соображать, пытаясь вспомнить или хотя бы придумать текст так, чтобы всё выглядело достоверно. — Неужели любимый «сборник песен» принцессы Лутиэн так напуган светом Анора, — наклонившись к менестрелю, тихо спросил Саэрос, — что забыл придуманный самим собой алфавит? Или на самом деле авторство вовсе не твоё? Присвоил плоды трудов талантливого ученика? Даэрон медленно поднял глаза от бумаги. Серебряные фигурки наугрим — кузнеца, воина, ювелира и каменщика сверкнули зрачками-изумрудами, словно одобряя желание менестреля высказать всё. Действительно, как смеет этот напыщенный наглец, не показывающий носа из тёплого безопасного дома, за всю жизнь не сделавший ничего хорошего бескорыстно… «Нет, парни, — мысленно произнёс менестрель фигуркам, удерживающим лист, — я не стану спорить с этим недостойным моего внимания гусем». — Глубокоуважаемый Даэрон, — очень почтительным тоном сказал Саэрос, мерзко ухмыляясь, — ты закончил фразу на том, что нет смысла бояться горячего светоча, ведь Дориат окружён непроницаемой для опасности Завесой. Ты писал о том, что жителям Менегрота никогда не встретить беду в лице стихии, павшего во тьму Вала или Майя, или примкнувших к ним тварей. А всё причинённое ими зло в итоге обратится добром для нас. — Мы предложим укрыться в пещерах всем, кто испугался пламени Анора? — с сомнением поинтересовался Маблунг, переглянувшись с погрузившимся в размышления Белегом. — В окрестностях Менегрота немало поселений, вдоль Эсгалдуина тем более. — Менегрот большой, — отрешённо произнёс лучник, представляя, какой красивой будет купающаяся в золотых лучах Лутиэн. — В отличие от твоего ума, — Саэрос посмотрел на Белега, как на злейшего врага, — но это не значит, что надо собирать здесь всех, у кого не хватает храбрости принять изменившийся мир. — Советник Саэрос, — Маблунг сунул в руки приближённого короля Тингола внушительного размера свиток, — здесь не правила этикета и не рекомендации, как стать приятным собеседником, однако не менее полезная для тебя информация. Которую, вот беда, ты без моей помощи не расшифруешь. Но… увы, мне пора идти. Удачи в прочтении моих карт. Воздух вдруг задрожал. Замолчали все, в том числе и те, кто находились в другом конце зала, даже не поняв, почему не получается сказать более ни слова. Король и королева, держась за руки, встали из-за стола, молча направились к выходу, и все присутствовавшие поняли, что придётся ждать возвращения владык, оскорблённых распрями подданных, и сколько пройдёт времени, прежде чем Майэ и эльф всё обсудят наедине, неизвестно. Серебряные фигурки наугрим сверкнули зрачками-изумрудами, подбадривая сникшего менестреля, осознающего, что теперь ещё долго не увидится с любимой, которая снова закрылась от магии, не позволяя тоскующему эльфу общаться с собой при помощи осанвэ. Неужели даже бездушный металл способен на сочувствие и понимание, а сердце Лутиэн — нет? *** Пламенный, слепяще-блистательный светоч медленно спускался к зубчатой чёрной стене леса, и небо сияло розовыми и сиреневыми волнами облаков. Ярче, контрастнее, удивительнее. — Твои помощники работали даже под горячими лучами Анора? — спросил Амдир, закрыв ладонью лицо от слепящего света, подходя к стоящему по колено в воде Келеборну. Валинорский Тэлеро был по пояс обнажён, кожа на рельефных мышцах груди и плеч покраснела, как и лицо, отчего наполненные дивным сиянием глаза светились ещё ярче. Беспечно и совсем не по-королевски улыбнувшись воину, эльф вышел на берег, проверяя, не замочил ли закатанные штаны. — У нас нет выбора, — пожал плечами Келеборн, — Майэ Ариэн и Майя Тилион отныне будут появляться на небе по очереди и, привыкнув к свету, мы многое сможем делать без факелов и свечей, снова используя их больше для забавы, чем из надобности. — Обернувшись и с любовью посмотрев на реку, Тэлеро устремил взгляд вдаль. — Ариэн согрела волны, они стали ласковыми, словно девичьи объятия. Наверное, и море наполнилось нежностью. Море… Великая бескрайняя вода, пугающая и дивно прекрасная! Келеборн ощутил необъяснимую тоску, вспоминая жизнь на побережье, в прекрасном воздушном дворце, когда не приходилось выдавать себя за того, кем не являешься и никогда не станешь, когда каждый день видишь исчезающую в дали морскую гладь, переливающуюся волшебным сиянием Древ… И даже плаванье в Эндорэ, казавшееся страшнейшей напастью из-за ощущения занесённого над головой меча короля Феанаро, который в любой момент рубанёт, теперь вспоминалось с грустью: море, чёрное и опасное, окружившее со всех сторон, было… прекрасно. Опомнившись и снова поймав на себе внимательный взгляд Амдира, который опять сомневался, что «принц Вольвион» никогда не держал в руках оружие, самозванец натянул рубаху. — Отец рассказывал, — вернулся в роль Тэлеро, — когда Майя Оссэ подарил корабли, он лишь вскользь обмолвился, как ими управлять, объяснив, что навык не потребуется, и эльфов повезёт ветер и волны. Это было истинное волшебство, ведь каждый, кто жил у воды, знал, что для управления лодкой, крошечной рыбацкой или большой — для торговли, нужны вёсла. Но подаренные Майя Оссэ суда были поистине огромны! С парусами! Никогда ранее эльфы не видели ничего подобного. Когда поднялся ветер, корабли словно расправили крылья, будто воспарив над волнами! Отовсюду слетелись лебеди и сопровождали Тэлери до самого Валинора! А потом жили в нашей гавани. Во время плаванья эти дивные птицы были совсем ручные: садились на палубу, красовались перед девами, клали голову на ладонь. — Так вот откуда взялась легенда, — засмеялся Амдир, — что вас везли по воде запряжённые в корабли лебеди! — Легенды… — Келеборн вдруг помрачнел. — Путешествуя по Белерианду в поисках дружбы Новэ Корабела, я слышал очень странную историю о завершении Северной Войны. Дориатский воин понимающе кивнул. — Почему же странную? — не согласился Амдир. — Она вполне логична. За время, прошедшее с победы над врагом, история не успела сильно измениться, но теперь, когда, прячась от пламени Анора, эльфы, не обязанные выполнять приказы короля укреплять берег и защищать границы, будут больше сидеть дома, подробностей прибавится. Может быть, даже изменится сама её суть. Но то, что слышал я, весьма убедительно. Посланники Валар пришли защитить нас от врага на севере. Увы, победное шествие не достигло вражьего логова, ибо слишком крепки его стены. И тогда король эльфов-посланников, понимая, что не сможет оправдать доверие своих владык, принёс себя в жертву, запечатав своим телом ворота северной крепости, чтобы никто не смог их открыть, и войска Моргота не прошли в Белерианд. И до тех пор, пока Король-воин сдерживает врага, войны в Средиземье не будет. Келеборн помолчал какое-то время, смотря на уже практически готовые укрепления на берегах Эсгалдуина. — Король-воин, — вполголоса произнёс Тэлеро. — Король Маэдрос. «Ольвэ, наверно, был бы счастлив услышать эту легенду», — подумал самозванец. Келеборн и Амдир посмотрели друг на друга, не сказав больше ни слова, лишь вспомнив героев новой красивой сказки, которых знали лично. — Знаешь, принц, — усмехнулся воин, — то, что ты, несмотря на свой высокий род, стоишь по колено в воде под обжигающими лучами Анора, подбадривая строителей, испугавшихся света, заставляет меня считать эльфов Валинора действительно особенными. И свет в ваших глазах не при чём. Легенды могут врать, их не проверить, ведь, сколько бы ни пели о безопасном севере, никто не осмелится туда пойти даже с войском. Но мои глаза мне не врут. Удачи тебе, принц, и до встречи. — И тебе удачи, защитник, — улыбнулся Келеборн, не до конца понимая, что имел в виду Амдир. — В следующий раз, — обернулся, уходя, дориатрим, — истории из жизни буду рассказывать я.