Свет проклятых звёзд

Когда высоко над дорогой, среди лишённых листвы высохших ветвей закончились ловушки и укрытия стражей-лучников, проторенный путь оборвался. Тракт ещё предстояло проложить, рабочие расчищали пространство, временно выстилая путь досками, сделанными из погибших от Солнца деревьев. С разных сторон то и дело доносились голоса рабочих, и Линдиэль с интересом вслушивалась в различие произношения. Мастера-нолдор, присланные принцем Амрасом руководить строительством, говорили одновременно певуче и резко, и, пускай валинорские собратья легко выучили язык эльфов Средиземья, а данное ему название «Синдарин» прижилось среди «Синдар», как родное, интонация и произношение оставались особенными. Дочь лорда Новэ Корабела снова поймала себя на мысли, что хочет услышать песни на Квэнья, чтобы петь их самой. Карета остановилась, супруга брата Линдиэль недовольно вздохнула: Элиан изначально не хотела ехать, но свёкор настаивал, потому что именно в её семье было трое незамужних дочерей, и, разумеется, «им самое место по правую руку лордов Оссирианда». А теперь путь ещё и затянется. Внучки Корабела повторили вздох матери и сделали недовольно-скорбные лица. Линдиэль отвернулась к окну кареты, чтобы не показывать спутницам своего недовольства их капризами. Хотелось ехать верхом вместе с братом и его сыном, но отец утверждал, что леди не пристало скакать на лошади по незнакомым лесам. Вспоминая наставления родителя, юная леди пыталась понять для себя, что и для чего делает отец. «Реки Оссирианда, — объяснял Корабел сыну, благословляя в путь, — несут воды в новые для нас земли, и любимый Вала Улмо эльфийский род не может оставаться в стороне от обширных водных путей. Ты, сын мой, построишь в Оссирианде флот, невиданный ранее, и в благодарность получишь власть в Речном краю. Ты будешь моим ставленником, вассалом короля Тингола, но твои владения далеко и от меня, и от Дориата, поэтому фактически единственным твоим Владыкой останется Вала Улмо. Ты избранник Творца, Каленовэ». «Мой брат — избранник Творца, любимец Валар, а я и его дочери — лишь будущие жёны лордов Оссирианда, — с досадой размышляла Линдиэль. — С другой стороны, мы приходим благодарителями, несём процветание и развитие, у меня будет большой выбор женихов. Выйду за самого послушного». — Почему мы остановились, любовь моя? — нарушил симфонию звуков леса голос Элиан. Ответа не последовало. Видимо, Каленовэ уехал далеко вперёд, а другим сказать было нечего. Однако вопрос леди не остался незамеченным, кто-то из мастеров-нолдор раздал поручения рабочим, заскрипел металл о сухое дерево, и карета тронулась с места. *** Руины практически заросли кустарником и разнотравьем, но всё же над бурой землёй ещё возвышались обугленные остовы погибших в огне построек. Услышав издалека приближающихся путников, с полуобвалившейся трубы, торчащей среди молодых ёлочек, взлетела стая чернокрылов, скрывшись в дуплах лишившихся коры сухих деревьев. — Умные птицы, хитрые, — покачал головой эльф, приподнимаясь в седле. — Но мы хитрее, правда, Туивьель? — Да уж, — хмыкнула дева, зачем-то натягивая капюшон. — Остановимся, почтим память погибших братьев и сестёр, — сказала сродница единственного мужчины, сопровождавшего торговый обоз. Ответив молчаливым согласием, эльфы спешились, спрыгнули с телег и подошли к небольшому холму, явно рукотворному. — Братская могила, — сквозь стиснутые зубы процедил Авар, доставая из-за пояса обитую деревом глиняную бутыль. — Кто похоронил тела? — спросила юная кружевница, встав вплотную к Туивьель. — Ведь, если поселение не отстроили заново, значит, живых не осталось. — Звёздная ведьма, — серьёзно произнесла эльфийка, — и её раб-музыкант. Мастерица понимающе кивнула. — Раб-музыкант, — задумалась Туивьель, — я бы тоже не отказалась от такого. Это же прекрасно, когда рядом всегда есть тот, кто будет петь твои любимые песни! — Запуганный менестрель красиво не споёт, — усмехнулся эльф, поднимаясь в седло. — Если будет бояться спеть некрасиво, — угрожающе прищурилась дева, — споёт. Он же не захочет расстроить свою госпожу. — Твоя правда, красавица, — рассмеялся молодой Авар и подал знак отправляться в путь. — Но я предпочитаю быть свободным, словно переменчивый ветер, который летает и в горах, и над солёной водой, и в полях, и в лесах. Он поёт для всех, когда ему вздумается, и только то, что самому нравится. Плевать он хотел на мнение о себе! Постукивая пальцами по седлу, единственный мужчина, сопровождающий торговцев, начал песню: — Ветер рассыпается в травах, Друг мой, что тебе не по нраву? Знать, пролил ты в сердце беды отраву, Если лютня молчит. Кровь с вином смешаются в венах, Дует ветер тёплый весенний. Был, как я, он глупым, слепым да верным, Вкус полыни горчит. Ветер мой, ветер, что ты услышишь В шёпоте диком вольных степей? Кто мне ответит: птицы да мыши, Лунные блики да поступь коней. Птицы сквозь закат прокричали: Друг мой, что ты слышал ночами? Предсказаний ветра напев печальный Ведом лютне твоей. Свистнули ободья в колесах, Дует ветер в сторону солнца. Кто из нас домой нынче не вернется, Не сказал суховей. Ветер мой, ветер, что ты узнаешь, Отзвуки песни слыша в пыли? Кто мне ответит, если растаешь В высях небесных, в синей дали? — В высях небесных, в синей дали, — подпела Туивьель, мечтательно улыбаясь. — Смотрите, всадники! — ахнула кружевница. — Какие они… красивые! Авари обернулись и увидели двоих сероволосых эльфов в переливающихся, словно морская гладь, плащах, на белоснежных изящных скакунах. *** — Я не устала в пути! — начала протестовать против привала Элиан. — Мы заночуем на следующей поляне! — Твой муж приказал остановиться здесь, — спокойно парировал охранник. — Видишь, госпожа, это излюбленное место отдыха путников: и брёвна вокруг кострищ закреплены, и ямы выгребные приготовлены, и даже дрова оставлены. — Смотрите, — Линдиэль выпорхнула из кареты, — на стволе надпись «Удачи в дороге». Здесь были наши друзья. Элиан поджала губы. — Где мой муж? — требовательно спросила эльфийка, и дочери скопировали выражение лица матери. — Лорд Каленовэ с сыном уехали вперёд, обещали скоро вернуться, — спокойно ответил охранник. — Слышишь голоса? Похоже, лорд кого-то встретил в дороге и возвращается не один. Линдиэль прислушалась. — Ветер, мой ветер, что ты узнаешь, Отзвуки песни слыша в пыли? Сердце забилось быстрее. Новые знакомые принесут в жизнь дочери Новэ Корабела новую музыку! — И самое забавное, — донёсся смех лорда Каленовэ, — что после восхода Анора, моё имя потеряло смысл. Меня назвали Лиловым Новэ, потому что в детстве мои глаза были цвета растущей на берегу осоки, но теперь она зелёная, а не лиловая, и слово, означающее «цвета, как трава», звучащее, как и прежде, имеет совершенно иной смысл. После восхода Анора, чтобы соответствовать своему имени, я должен стать зеленоглазым. Только вряд ли такое возможно. — Это не повод расстраиваться, — хохотнул тот, кто до этого пел. — Я и не расстраиваюсь. Засмеялись несколько разных голосов, Линдиэль подбежала к брату, племяннику и их новым знакомым. — Эти добрые эльфы-торговцы, — улыбнулся своей любимой маленькой сестрёнке Каленовэ, потом перевёл взгляд на жену и дочерей, — покажут нам удобный путь в Край Семи Рек. А ещё, мои прекрасные леди, у наших новых знакомых есть много интересных товаров. Глаза молоденьких эльфиек загорелись любопытством. — Подходите, покажу кружева, — подмигнула мастерица. — А у меня — изделия из кожи и кости, очень необычные украшения, подобных которым леди точно никогда не видели, — подмигнула Туивьель, с досадой замечая, что её яркая внешность снова вызывает зависть других женщин, провоцируя неприязнь и нежелание покупать товар у красотки. Решив, что с мужчинами общаться проще, эльфийка достала короб, в котором хранила ножи из кости с красивой резьбой на рукояти. Взяв в руку длинный тонкий кинжал, Туивьель раскрутила его и метнула в дерево. Остриё воткнулось в ствол, и многие взгляды устремились на гордую своей работой деву. — Кость обработана особым раствором, — подмигнула Туивьель, — поэтому прочна, словно железо. — Сталь, — со знанием дела поправила Линдиэль, доставая из-за пояса короткий нож, данный в дорогу отцом «на всякий случай». — Нолдор много говорят о металлах, можно услышать столько интересного! Особенно про оружие. Как тебя зовут? — Туивьель. — Я — леди Линдиэль, дочь лорда Новэ Корабела. Сталь, как говорят Нолдор, это дитя разных металлов, чьи души слились воедино, сплавились вместе в огне горна. И только верный расчёт и искусная рука способны создать поистине уникальную сталь, которая не переломится от нагрузки и не затупится при работе. Но ещё важно чувствовать металл, слышать его тему. Вот ты, Туивьель, слышишь тему кости, когда работаешь с ней? Мастерица не успела ответить. В вышине послышался свист перепончатных крыльев, и на ветку рядом с брошенным беличьим дуплом села огромная серая летучая мышь с сияющими фиолетовыми глазами. — Сын, — вполголоса приказал Каленовэ, — защищай мать и сестёр. — Торговцы не бросают обозы, — рассмеялся молодой Авар, многозначительно взглянув на Туивьель и кружевницу, которая доставала сундук, но вдруг поставила его на место и взялась за большой серый мешок. Эльфы Корабела мгновенно разделились: одни окружили своих леди, другие вышли вперёд к старшему лорду. — Вот трусишки! — пискляво рассмеялась мышь, сверкая фиолетовым огнём жестоких неподвижных глаз. — Я услышала, что вы говорили о Нолдор, вот и решила спросить, где вы их видели. Каленовэ молча переглянулся с воинами. — Да мы только небольшой охотничий лагерь видели! — отмахнулся охранник торгового обоза. — Ты же с севера летишь. Не видала что ли? Синдар напряглись, но ничего не предприняли. Авар спрыгнул с лошади и скрестил руки на груди. — Туивьель, — подмигнул эльф, поигрывая заплетённой у виска косичкой с зеленой кручёной верёвочкой, — скажи, что эта мышь близорукая. — Полностью согласна, — эльфийка подбросила кинжал. — Поймаешь, летунья? Тварь Мелькора захихикала, приготовилась к броску. Но, вместо одного кинжала, в мышь полетели сразу три и сеть. Запутавшаяся в силках туша с торчащей из брюха резной рукоятью, дёргаясь, рухнула на землю, визжа и давясь кровью. — От двух ножиков увернулась, молодец, — похвалил охранник обоза, — но кинжальчик Туивьель нашёл цель. Теперь ты знаешь, вонючая тварь, что не все Авари продались твоему хозяину. — Надо сжечь эту мерзость, — скривился Каленовэ. — Нет уж, это мой трофей, — подбоченилась Туивьель. — Мясо есть нельзя, а шкуру я буду носить! Жаль, попала неудачно — мех испортила. Линдиэль подошла ближе. — Что… это? — Шпионка северного урода, — зло ответила удачливая охотница, выдёргивая свой кинжал из всё ещё живого тела. — Они иногда слишком доверчивы к соплеменникам рабов. Но один мой знакомый Нолдо рассказал, как поступать с этими наивными мышками. Теперь у меня есть интересное занятие на целую ночь — выделка шкуры. Только дождусь, когда эта гадость сдохнет. *** Луна засияла высоко в небе, звёзды замерцали в лёгкой дымке, поднявшейся над речушкой. Краем глаза наблюдая за расставляющими сети собратьями, Линдиэль спустилась к воде. — Туивьель, — приветливо улыбнулась леди, — как продвигается работа? — Подходи, сама всё увидишь, — усмехнулась эльфийка, поправляя капюшон, — может быть, пригодится умение шить воротники из шкур вражеских тварей. — Ты хочешь оставить голову мыши целой? — Разумеется, — самодовольно заявила удачливая охотница, — она будет красоваться на плече. Остальная шкура станет украшением плаща на спине, из крыльев сошью перчатки. — Ты такая… храбрая… Туивьель усмехнулась. — Знаешь, Линдиэль, я не всегда была смелой. Просто… Однажды я поняла кое-что. Как бы объяснить тебе, леди… Что поют в твоей семье за работой женщины? Спой. Глядишь, и моя работа быстрее пойдёт. Дочь Корабела села на песок. — Предчувствие любви, — тихо и мечтательно зазвучала мелодия, слетающая с губ юной девы. — Ты соткано из снов, Невнятных, смутных слов, Несвязанных стихов, Где в золотой пыли Играют свет и тень. Предчувствие любви, Что где-то рядом день Нашей встречи — Утро иль вечер, Мгновение иль вечность — День нашей встречи Предчувствие любви — Какой-то смутный страх И новый тайный смысл В обыденных словах. И слезы без причин, И глупые мечты. Предчувствие любви, Что где-то рядом ты, Мой избранник, Светлый как праздник, Печаль моя и радость. Где ты? С ночи до рассвета Жду ответа, где ты? Где ты? Где ты? Жду ответа С ночи до рассвета! Верю — будет счастье, Знаю — будем вместе, Вместе. Немного помолчав и подумав, Линдиэль смутилась: — Глупая песня, да? Туивьель опустила обработанную чем-то жёлтым шкуру на песок и начала растирать резко пахнущей травой. — Песня красивая, — улыбнулась эльфийка. — Очень красивая. Как и те, для кого их поют, и кто их поёт. Нас, красавиц, с детства готовят замуж, а это предполагает покорность и послушание. Подчиняться приходится всем: своим родителям, родителям потенциальных женихов, старшим братьям, иногда даже младшим, а ещё вождям племён, их друзьям и воинам, и вообще всем, чтобы быть милой, покорной и вызывать лишь желание овладеть безвольной красивой вещью. На самом деле, Линдиэль, в этом нет ничего плохого, если ты живёшь в безопасном мире без зла и тварей на севере. Но если твой мир жесток… Однажды ты, красивая и безвольная, остаёшься одна, и больше некому подчиняться, никто за тебя ничего не решает, а твоя прелестная внешность только отталкивает от тебя других женщин, а мужчины лежат в земле, сожжены на погребальных кострах или спущены по реке в похоронных лодках. Вокруг твоего опустевшего поселения кишат орки, еды нет, бежать некуда. Тогда начинают петь совсем иные песни. Тоже о любви, но… о другой её грани. И глянет мгла из всех болот, из всех теснин, И засвистит весёлый кнут над пегой парою, Ты запоёшь свою тоску, летя во тьму один, А я одна заплачу песню старую. Разлука — вот извечный враг девичьих грёз, Разлука — вот полночный тать счастливой полночи. И лишь земля из-под колёс, И не расслышать из-за гроз Ни ваших стрел, ни наших слёз, ни слов о помощи. Какой беде из века в век обречены, Какой нужде мы платим дань, прощаясь с милыми? И от чего нам эта явь такие дарит сны, Что дивный свет над песнями унылыми? Быть может, нам не размыкать счастливых рук, Быть может, нам распрячь коней на веки вечные… Но стонет север, кличет юг, И вновь колёс прощальный стук, И вот судьба разбита вдруг О ветры встречные. Эльфийки замолчали. Перевернув шкуру, Туивьель начала засовывать в осторожно вскрытый череп мыши растёртые в порошок травы. — Ты родилась после Битвы-под-Звёздами, Линдиэль, тебе не обязательно слышать такие песни. А я… Я много глупостей совершила, — печально усмехнулась удачливая охотница, — мне казалось, что жизнь кончена. А потом… Не осталось тех, кто мог осудить меня. А остальных это не волнует. И я решила, что в женщине есть что-то, кроме внешности. Я не знала, что именно, и стала пробовать разные занятия, которые обычно лежали на плечах мужчин. Туивьель, хитро прищурившись, взглянула на собеседницу. — Хорошие ножи я научилась делать, правда?