Свет проклятых звёзд

Пламя взвилось до утонувшего во тьме неба, разлетевшиеся во все стороны искры превратились в звёзды. — В пламени рождается сталь. И слабая, и сильная. Ты мог бы сделать верный выбор. Понимая, что это всего лишь сон, Маблунг попытался проснуться, но видение не отпускало. — Но почему это так важно? — задал вопрос в пустоту воин. — Мой король дал мне копьё, чтобы я служил ему! — Не лги себе, что нет разницы между смертью-подвигом и гибелью ради чужой низменной гордыни. Пламя погасло, на вершине высокой горы воссиял на фоне алого знамени сверкающий клинок с рукоятью-звездой. — Зависит всё, что в мире есть, — просыпаясь, услышал Маблунг голос Даэрона, — от поднебесной выси. Но наша честь, но наша честь от нас одних зависит. Впереди в лучах рассветного солнца заиграли серебром и золотом шпили нолдорских дворцов. *** — Стой, мой брат! Взгляни своей смерти в глаза! Навсегда мы оба останемся здесь! Актёр в белых сверкающих одеждах и венце с перьями преградил путь вышедшему на сцену эльфу в чёрном. Собравшиеся на дворцовой площади Нолдор узнали снова игравшего Моргота Аклариквета, многие обрадовались или рассмеялись, а Синдар, прибывшие из Эглареста, Бритомбара и Оссирианда, просто завороженно наблюдали за неожиданным поворотом сюжета прекрасно-благостной до этого момента Валаквэнты. — Навсегда мы оба останемся здесь! За спиной Манвэ появился смеющийся полуголый растрёпанный эльф, с хохотом поигрывающий массивной золотой цепью. Рядом встал артист в жёлтом парике и мечом в ножнах из перьев. — Тебе ли, ничтожный, мне угрожать? — захохотал Аклариквет, поднимая молот, размером с него самого. — Стукни его, Риньо! — крикнули из толпы. — Чтоб перья и пух полетели! — Уходи с моей дороги, глупец! — менестрель нолдорана замахнулся, но цепь обмоталась вокруг рукояти. — Было время, — запел артист с мечом, — рукой стояли к руке. Ныне время лицом к лицу нам стоять! Молот упал под ноги хохочущего эльфа, Моргот отпрянул: — Поверить не могу! Ты ли мой послушный брат? Где преданный твой вид? Где твой покорный взгляд? Тот брат, что верил мне, во мрак со мною шёл… — Тот брат сгорел в огне, который ты разжёг! — выкрикнул Манвэ, изображая плач. Между спорящими возник эльф с завязанными глазами в серых ниспадающих одеждах. Эльф в золотом парике обнажил меч, из ножен полетели перья. Остриё направилось в горло Моргота, Тулкас намотал цепь на кулак, посматривая в сторону появившегося Намо. — Делай выбор, делай выбор! — запел хор Валар. — Делай выбор, брат! — с мольбой произнёс Манвэ. — Делай, пока Песнь Сотворения жива! — Посмотри мне в глаза, — со страхом и сомнением произнёс Моргот, обращаясь к «слепому» Мандосу. — Покажи, что ты видел! *** Гостей собиралось всё больше, дворец нолдорана заполняли лорды и их приближённые, прибывшие по приглашению Нолофинвэ, на площади веселились остальные: члены семей и слуги высокородных эльфов, а также мастера, приехавшие со своими изделиями, менестрели, ждущие возможности выступить на главной сцене, и просто любопытные. И в парадном зале, и на улице разместилось достаточно столов с угощением, однако представление занимало публику больше, нежели вино и закуска. Наблюдая, как меняются декорации, как на сцене появляются деревья с фиолетовой и багровой листвой, Туивьель, сопровождающая сестру лорда Каленовэ, часто заморгала, печально улыбаясь. Линдиэль была совсем юной, когда взошедшее на небо солнце сожгло привыкшие к звёздному свету растения, поэтому не так остро переживала пробудившую воспоминания о прошлом сцену. Сам сын Новэ Корабела отправился гулять вдоль реки за городом, подальше от шумного празднества, чтобы обсудить с отцом отказ нолдорана Карантира приехать к своему владыке. Это была далеко не единственная странность, волновавшая Каленовэ, однако лорд не хотел делиться переживаниями с младшей сестрой, а женой и дочерьми — тем более. — Закончится концерт, — вздохнула Туивьель, — отправляюсь на Площадь Мастеров. Может быть, мои изделия заинтересуют гостей нолдорана. — Твой плащ заинтересует явно больше, — усмехнулась Линдиэль, замечая любопытные взгляды, направленные на шкуру морготовой твари, висящую на плече эльфийки. — Закончится представление, ты сделаешь мне причёску, и будешь свободна для любых занятий. Туивьель весело подмигнула. Смотря на сцену, где Нолдор пытались изображать Авари, мастерица любовалась игрой, наслаждалась музыкой и почти не думала о том, что валинорские эльфы даже представить не могут, как на самом деле жили отрекшиеся от света. В центре помоста, между бордовым и чёрным деревьями, стояла сребровласая эльфийка в порванном грязно-белом платье с пятнами крови, а сзади неё мелькали жуткие тени. — Пробил Час Презрения, Исполнилось пророчество, Скомканы сомнения, Страх и одиночество. Жить невыносимо, Умирать не страшно, Выживает сильный, Слабый — в списках павших. В войне, где бьётся свет и тени, Не сможет правда победить. В пьянящем пламени презренья Лишь тлеет искорка большой любви. — Иди со мной! — позвал деву лучник в белоснежных одеждах. — Оставайся! — захохотал Моргот. — Со мной ты не будешь тосковать. Уходить опасно! — А оставаться глупо! — выкрикнул артист, изображавший Оромэ. — Прошлое неясно, — закрыла лицо руками эльфийка, — будущее скупо. Здесь, в Эндорэ. Снова появившийся на сцене Манвэ указал на Моргота, перевёл взгляд на мечущиеся тени: — Безразличье пыли В суматохе смерча, Обреченность жизни, Неизбежность смерти. Всё, что было свято, Потеряло ценность! Волки среди братьев, Пробил Час Презрения! На сцену вышел кудрявый черноволосый эльф в алом с восьмиконечной звездой. Рядом встали семеро воинов, не узнать образы которых было невозможно. Подняв мечи, Нолдор запели: — На излёте стрелы уходящей Эпохи Из последних песчинок в песочных часах Зарождается буря в традициях строгих, Поднимая со дна боль, презрение и страх! — Мы дадим бой! — закричал изображающий Феанаро актёр. — Мы победим врага и освободим Средиземье от тьмы! В Сумрачном Крае будут править звёзды! *** — Я никогда в жизни так не наряжался, — всё сильнее краснел Даэрон, рассматривая себя в огромном зеркале, где свободно могли любоваться собой две дюжины модниц. На менестреле сияли алмазы и бериллы, расшитая серебром мантия должна была затмить слепящим блеском скромные, как надеялся Тингол, одеяния нолдорана. — На меня посмотри, — процедил сквозь зубы Маблунг. — Что за рыбья чешуя на мне, вместо нормальных праздничных лат? Почему я должен сверкать весь с ног до головы, да ещё и опалами? И почему мой плащ выглядит, словно шлейф принцессы? Однако, менестрель, приказы короля не обсуждаются. Если вырядить нас так — в интересах королевства, значит, надо с гордостью блистать. И не строить кислые рожи. Даэрон пошёл через зал, стараясь не замечать взглядов на себе. Может быть этим эльфам, в основном в строгих, но при этом роскошных одеждах синего, белого и серебристого оттенков и нравился наряд дориатского менестреля, но проверять это у певца не было душевных сил — Даэрон знал, что не выдержит насмешек. Выйдя на широкий балкон с перилами-скульптурами, изображающими изящные деревца с напоминающими звёзды листьями, менестрель посмотрел на площадь. — Иронично, — с грустью улыбнулся певец, обернувшись к Маблунгу, — я впервые за весь путь рад, что Лутиэн не рядом. Если бы она слышала тех, кто выступает на сцене, больше никогда бы не взглянула в мою сторону. Я ничтожество, Маблунг. Не понимаю, зачем вообще я здесь, зачем я в Арде? Воин не ответил. Вспоминая времена, когда Даэрон применял своё искусство против врагов, Маблунг отметил для себя, что тогда менестрель не задавался вопросом о смысле бытия. Он жил и знал, что полезен. — Астальдо! — закричал и в толпе. — Герой Астальдо! Вечная сияющая слава великому герою! Айя Астальдо! В дальнем конце зала возник принц Финдекано в сверкающих доспехах из белоснежного металла. Его сопровождали такие же блистающие серебром воины, и Маблунг явно утратил последнюю напускную уверенность в себе. — Астальдо! Вечная сияющая слава! Снова посмотрев на друга-воина, Даэрон совсем сник. — Не представляю, как буду петь для нолдорана, — вздохнул несчастный эльф, — Это твой долг, певец, — обречённо произнёс воин, словно перед безнадёжным боем, — исполни его до конца. *** Сжимая пальцами маленький мешочек на поясе, Митриэль делала вид, что просто пьёт вино около сцены, наслаждаясь выступлением артистов, однако взгляд знахарки то и дело устремлялся на сходившиеся к площади дороги. Кто по ним едет? Неужели снова не он? Неужели?.. Да, не он. Ожидание, ожидание, ожидание… Что может быть мучительнее! *** Артисты, изображающие Феанаро и сыновей, бросились на Моргота. — Мы будем драться на земле, Под солнцем и в кромешной тьме, Мы будем драться в небесах, Мы будем драться до конца, Мы будем драться, чтобы жить За тех, кто первым был убит, Враг, словно призрак без лица, Мы будем драться до конца, Мы будем драться! Легко уклонившись от мечей Феанорингов, Аклариквет-Моргот развернулся и нанёс удар молотом в грудь Феанаро. Увидев, что отец мёртв, сыновья замерли, а потом отступили за кулисы, остался только один — в красном парике и шлеме с высоким алым гребнем, с ало-звёздным знаменем в руке. Встав между лежащим Феанаро и Морготом, Нельяфинвэ направил меч на врага. — Это тот же актёр, — сказала Митриэль подошедшая ученица, — что и в Альквалондэ куклу изображал. Многообещающе, правда? Эльфийка захихикала, прикрыв рот рукой, знахарка сделала вид, что ей тоже очень весело. Но почему дороги пустуют?! А кто это подъезжает? Нет, снова не его знамёна. Нападая на врага, актёр в красном парике двигался, как танцор, с лёгкостью и изяществом парящего сокола, но у воинов в толпе это вызывало насмешку. — Такого бойца даже ребёнок победит, — рассмеялся Ранион, следивший за порядком на площади. Первый же пропущенный удар повалил Нельяфинвэ на колени, алое знамя упало под ноги Моргота, и, встав на полотно, враг положил молот на голову поверженного эльфа, заставляя склониться ещё ниже. Шлем с высоким гребнем упал на сцену, Моргот пнул его в сторону. — Сложно быть героем среди трусливых союзников? — поинтересовался Аклариквет. — Мир рухнул! — обречённо то ли пропел, то ли выкрикнул сын Феанаро. — Свет меркнет! В грязь знамя! Мной проигран этот бой! Боль гложет, месть греет, смерть манит… О, зачем я ещё живой?! Бесконечность коварства и вранья Со мной играет, шутя! Я запомнил навек твои слова! Ты оставил мне жизнь. Это ты зря… — Ты ранен, — захохотал Моргот, — раздавлен, в капкане, истекает кровью волк. — Но злоба грудь жалит, даст силы мне вернуть кровавый долг! — прохрипел, пытаясь подняться, Нельяфинвэ, но молот придавил ещё ниже. — Пусть разорваны в клочья все миры И сгинут в море огня! Ты забрал у меня две трети судьбы, И оставил мне жизнь… Эльфы и эльфийки, грязные, растрёпанные, закованные в цепи, многие на коленях, появились на сцене, ужасаясь, смотря на убитого Феанаро и его поверженного сына. — Развеянный по ветру пепел презрения, — пение-плач разлетелось по площади, — где наше спасение? Кругом только пыль руин! Не остановить игру чёрного гения Рабов поколения, Ведь тёмная ночь за ним! Со злорадной ухмылкой придавив голову Феаноринга к полу, Моргот вытер ноги о знамя рода Феанаро. — Гордость искрится, но стóит ли биться, если остался один? — рассмеялся Аклариквет, с невольным замиранием сердца всматриваясь в толпу. — Не осудят тебя — победитель не будет судим! Жалость не знающий, всепоглощающий Хаос неумолим! Вспыхнешь яркой звездой и оставишь лишь пепел и дым! Труп или раб? Решай, славен ты или свят? Сам решай, кто такой: Ты герой или просто живой? Смерть? Или плен? Вопрос в положении колен! Выбирай жизнь и мрак, Феанарион, ты не дурак. Подцепив молотом подбородок эльфа, Моргот заставил его поднять голову, чтобы стоящий на коленях Феаноринг выглядел ещё более жалко. — Пусть разорваны в клочья все миры И сгинут в море огня! — торжествовал враг. — Я забрал у тебя две трети судьбы И оставил лишь жизнь. Знай, всё было зря! *** Краем глаза взглянув на толпу, заполнившую дворцовую площадь, Халиндвэ, взяв под руку жену и тайком наблюдая, как юный сын Гельмир, весело улыбаясь, засматривается на разодетых эльфиек, смеясь, приветствует их, говоря шуточные комплименты, отправился к мастерам, решив оценить искусство Мориквэнди, Синдар Оссирианда и эльфов с морского побережья. — Сын, — напряжённо сказал Индвэ, хлопнув Халиндвэ по плечу, — думаю, тебе и другим лордам, присланным сюда Финдарато, надо идти к нолдорану. Я не люблю копаться в дворцовых интригах, и с радостью познакомился бы с эльфами Оссирианда, чтобы отправиться с ними на охоту. Поэтому присмотрю за твоей семьёй, а ты исполняй приказ принца. — Принцессы, — ухмыльнулся молодой лорд, — Финдарато мне ничего толком не сказал, кроме того, что «Кто-то же должен поехать». Артанис была более разговорчива. И щедра. Однако, я пока не вижу здесь того, кому она хотела передать послание. — Иди, Гуилин, — мягко сказала Ауриэль. — Встретимся на закате. Здесь же. Со стороны торговых рядов послышался заливистый заразительный смех Гельмира, из-за которого можно было начать хохотать, даже не зная, о чём пошутили. Посмотрев в сторону сына, веселившегося вместе с продававшими кованые изделия мастерами, над шутками которого уже смеялись все, кто оказался рядом, лорд Халиндвэ поцеловал супругу, поклонился отцу и пошёл в сторону высоких резных золочёных ворот. *** На сцене появились Нолдор в синих плащах, на одном из воинов сиял венец. — Орки наступают! — крикнул он. — Им нет числа, силы здесь неравны! Смерть вижу я под ногами толпы! Вала копил, умножал свою злость! Новый рассвет нам лишь гибель несёт! Моргот, ничуть не испугавшись новых противников, поставил ногу на спину поверженного Феаноринга. — Мир на весах! — запел Аклариквет, внимательнее прежнего наблюдая за реакцией публики. — Всё в пепел и прах! Раб под сапогом! Новый порядок рождён! Но вдруг во вспышке света на сцене появился эльф в сияющих доспехах, роскошном венце и с красивым зеркально-гладким мечом. — Нет, не позабыты отвага и честь! — запел изображающий нолдорана Нолофинвэ актёр. — Время держать удар! Знай, не принесут нам великих побед Дни ожидания под пение фанфар! Нам на судьбу не пристало роптать, Моргот вызвал шторм, Надо бурю встречать! Здесь, за стеной, будут жёны с детьми, Мы примем бой, ради новой зари! Моргот, смотря на сияющего эльфа, оттолкнул от себя Нельяфинвэ, и к распластавшемуся рядом с Феанором поверженному Нолдо подбежал воин в венце, накрыл своим синим плащом и вынес за сцену. — В Сумеречном Крае править Нолдор должен истинный король! — закричал актёр-Нолофинвэ. — Тот, кто избран Судьбой! — Это я, глупец! — с сомнением в голосе усмехнулся Моргот. — Тебе не победить! — Выходи на бой! — пафосно воскликнул нолдоран. — Для Вала смерти нет, — очень неуверенно и даже чуть заискивающе пропел Аклариквет. — К чему нам воевать? Без тьмы не виден свет, Ты это должен знать. Меч в ножны убери, давай поговорим. Ты видишь чёрный дым? В нём смерть живёт внутри! Но истинного короля это не впечатлило: — Для эльфа смерти нет, И не тебе решать, Когда здесь и кому придётся умирать! Я на твоём пути не просто так стою! Я призываю к бою! Тебе тут не пройти! — Да я уже прошёл! — фальшиво рассмеялся Моргот. — Безумец, посмотри! Твой братец — хладный труп. В сердцах лишь страх внутри! Наивен вызов твой, судьбу тебе не взять! Здесь не тебе решать, кто мёртвый, кто живой. — Мне всё равно, кто ты! — напал Нолофинвэ. — Каким ты дышишь злом. Я тоже — меч судьбы! Владею ремеслом — Уменьем убивать ни в срок и ни в черёд! — Но так же и тебя любой убьёт! — отразил удар враг. — Но кто кого — как знать! — снова выпад эльфа. — Не думай, что пришёл На вызов чести я! — молот отбросил короля назад, но тот снова начал наступать. Моргот отразил атаку. — Прости, но ты смешон! Что стоит жизнь твоя? — Но ты пришёл, — тяжело выдохнул Нолофинвэ, вновь бросаясь на врага. — Теперь Лишь смерть рассудит нас! — Ты не несёшь потерь? — поинтересовался Моргот. — Поверь, не в этот раз! — клинок со звоном столкнулся с молотом, эльф захохотал. Торжествующе. — Я вижу, ты юлишь, как будто жалкий трус! Тебя я не боюсь! А ты уже дрожишь! Моргот отступил. — Кому здесь смерть — решают небеса! — медленно пропел Аклариквет. — Я — лезвие серпа или коса. Я просто, право, веселюсь тут, как могу, Как это принято в моём Кругу, И умереть нисколько не боюсь. Эльф увернулся от обрушившегося удара, однако молот задел его, и король покачнулся. — Ну что ж, мой бой не каждому под стать, — усмехнулся Моргот. — К тому ж, гостей я приглашаю лично. Тебе, мой друг, есть время прошептать Молитву Эру. Мне то безразлично. Ты проиграл свой бой. Прости, король. Сокрушительный удар молота повалил Нолофинвэ на землю. — А ты знаток изящнейших манер! — через силу выдавил эльф. — Да только воин никудышный, право! Я знаю, смерти нет, гори, отрава! Из последних сил выбросив меч вперёд, король сразил врага. Торжествующие Нолдор начали прославлять владыку, подняв его и обнимая по очереди, а появившийся на сцене Манвэ стал оплакивать павшего Айну. — Очнись, мой брат! — запел Сулимо. — Очнись, пока не поздно! Ты видишь мир, каким он страшным станет! В нём по пустыням пламя полыхает! В нём меркнет свет, и в небе рвутся звёзды. Очнись, мой брат! Пока не поздно! Моргот поднялся. Взглянув на собравшихся вокруг него Валар, Чёрный Враг, подумав, поднял молот. — Я такой, каким меня создал Творец! — голос Аклариквета начал набирать силу. — И не вам пытаться изменить меня! Я видел твоё страшное пророчество, Намо, но ни ты, ни кто-либо другой не смеет указывать мне, как править Ардой! Если мне суждено пасть от меча истинного короля Нолдор, да будет так. Но сначала всё Средиземье станет моим, будет жить по моим порядкам! Установленным мной законам! Развернувшись, Моргот пошёл прочь со сцены, однако вдруг остановился у занавеса. — Я буду ждать тебя, единственный достойный противник. Приходи, сразимся.