Свет проклятых звёзд

— Странные обстоятельства свели нас, эльда! — доброжелательно хохотнул Азагхал, смотря снизу вверх на Маэдроса, стряхивая иней с бороды и густых бровей. — Впрочем, с вашим народом всегда так: если суждено встретиться, это произойдёт весьма необычно. На этот раз я, король славного народа, вместо того, чтобы пересидеть зиму в уютной пещере, пользуясь расположением милых дев и попивая мёд, еду к самому Морготу под стены, в лютый мороз и пургу, потому что у меня по соседству творится невесть что! И я не стал ждать до весны, потому что наслышан, будто вашему племени зима не помеха. — Нам ничто не помеха, тханэ Азагхал, это правда, — согласился лорд Химринга, учтиво склонив голову и чуть подавшись вперёд. — Оставь, эльда, — отмахнулся гномий король, — весь Белерианд тебе обязан свободой. Тебе и твоему отцу, вечная ему слава! Ваш подвиг неизмеримо ценен тем, что вы, бессмертные Дети Творца, готовы погибнуть ради общего блага! Нам-то что? Всё одно в землю ляжем и к Отцу отправимся. Чуть раньше, чуть позже, какая разница? И встретить конец надо достойно, а не допившись хмеля до звериного рыка в драке за нецеломудренную девку. Стоявшие рядом с Маэдросом воины поклонились королю в знак благодарности. Хеправион гордо улыбался, смотря то на отца, то на лорда, Финдекано оставался серьёзным и задумчивым, ожидая окончания затянувшегося приветствия на морозе среди шатров, знамён и стройки, чтобы продолжить тренировки своих воинов меж каменных завалов и зарослей кустарника. Гномы с интересом рассматривали эльфов, заостряя внимание на знаках отличия, всё с большим любопытством наблюдая за скромно стоявшим в тени своих ало-звездных подданных сыном верховного нолдорана. — Я привёз вино, — заговорщически подмигнул Азагхал, словно знал Феаноринга уже не одно столетие, — давай, приглашай уже в укрытие. Знаешь же, разговор есть. Маэдрос, помня, что король просил оставить церемонии, улыбнулся и, дав знак воинам расходиться по своим делам, указал рукой на шатёр. Туивьель, вежливо поклонившись, ушла к высокому костру, где гости из Белегоста решили устроить праздник в честь встречи двух народов и уже выкатили бочки хмельного мёда. — Ваши жёны прекрасны, — заулыбался подгорный король, — но знай, эльда, нет ничего приятнее прикосновения нежной мягкой шелковистой бородки девы! Непередаваемое ощущение! — Не стану спорить, — рассмеялся Феаноринг. — Но и проверять тоже. Зайдя в шатёр и сев около сложенного из чёрно-серых камней очага, эльф и гном взяли пенящиеся кубки. — Под землёй всё меньше безопасного жилья, как и на поверхности, — заговорил слегка нараспев Азагхал, — я родился в горах вблизи Туманной земли, но постепенно нам пришлось оставить город за городом, уходя на восток. Недра наполняются набирающим мощь огнём. — Балроги, — кивнул Маэдрос. — Их число растёт. — Я бы не был так уверен, что дело в них, — покачал головой владыка наугрим, — но спорить с тобой не буду, потому что не знаю причины наступления пламени. Давай выпьем за наше знакомство, аманэльда. Понимая, что гном говорит так специально, давая понять, насколько хорошо осведомлён о тех, к кому приехал, Феаноринг нарочно не начинал разговор, выжидая, чем будет интересоваться важный гость. — Здесь, среди войска, правишь ты, — внимательно смотря на Маэдроса, заговорил Азагхал, — здесь ты — верховный нолдоран. И сын короля даже не пытается пользоваться своим происхождением, скромно стоя в стороне. Если бы не было его отца, ты правил бы не только войском. Я прав? «Он меня проверяет, — подумал Феаноринг, — сравнивает с Морьо и молвой, что ходит обо мне? Ославил же я себя… Какой я был глупец!» — Когда мой народ объявил войну Морготу, — отпив мёда и похвалив напиток, стал говорить лорд Химринга, стараясь не показывать голосом неуверенности, — я дал Клятву отомстить врагу. Моргот убил моего деда, с этого всё началось. — Получается, чтобы отомстить за одну жизнь, ты готов пожертвовать тысячами? Маэдрос усмехнулся и поднял кубок. — За будущую победу, — негромко произнёс сын Феанаро. — Моргот — враг для всех, не только для меня. И ни один воин на равнине Ард-Гален не явился сюда в цепях и ошейнике. Каждый пришёл сам, по зову своего сердца. — И волен уйти в любой момент? — Не уйдут, — с уверенностью сказал Маэдрос. — За победу! — поднял кубок Азагхал. — Знай, эльда, Кхазад — народ мирный, однако и от войны нос не воротим. Но мой род очень разборчив в выборе врагов, и я хочу знать, с кем имею честь встретиться… хм… под звёздами на знамёнах. Я люблю сотрудничать с теми, кто в моих глазах достоин уважения. Твоя армия делает благое дело, и я с радостью увеличу её численность. Но мне нужна помощь с соседями. — Лорд Карантир? — делая глоток поинтересовался, Феаноринг. — Нолдоран Карантир, — поднял кубок, словно для тоста, гномий король, — так он себя называет. Но на твоей карте его земля — часть владений Нолофинвэ, однако на картах Таргелиона… — Азагхал рассмеялся, махнул рукой. — Сам догадаешься, эльда. И вообще, хватит на меня смотреть, как на морготова шпиона! Будь так добр, Финвэ Третий! Услышав своё родовое имя, Маэдрос внутренне содрогнулся: слишком много раз звучало оно из уст тех, кого сын Феанаро ненавидел. Отпив из кубка намного больше, чем собирался, лорд Химринга постарался не измениться в лице. — Я разборчив в выборе врагов, Кхузуд, — заверил Феаноринг. — Жизнь вносит коррективы в наши планы, однако есть нерушимые истины и устои. Я уже сказал, что принёс Клятву, и готов снова это повторить. Что же до сложности с твоим соседом, у меня есть интересная новость: его жена ждёт меня в моей крепости. Азагхал удивился. — Я не хотел уезжать с Зелёной Равнины, — задумчиво произнёс лорд, — моё место здесь, среди воинов, рядом с Морготом, чтобы этот предатель и убийца видел меня и знал: я не оставлю его в покое! Но и Химринг не могу забросить. Мы поедем в крепость вместе, а руководить осадой я оставлю Астальдо. Главнокомандующим. Моим наместником на Ард-Гален станет Телперавион, под его началом будут твои воины. — И строители, — напомнил гномий король. — И строители. — Покажи мне свой лагерь, — снова поднял кубок Азагхал, — подробно. Я должен знать, чем могу помочь. Мне тоже есть, за кого мстить Морготу, хоть я и не знал столь далёких предков, однако это мой народ, моя семья. И пусть этот отмороженный тиран знает, что не только аманэльдар мстительный народ. Позвав своих собратьев, король потребовал наполнить опустевшие кубки и пригласить музыкантов. — Нам предстоит непростой день, — пояснил Азагхал, — надо отдохнуть и поговорить на отвлечённые темы. К примеру, владыка земли Ард-Гален, расскажи мне, любопытному королю Белегоста, из чьей шкуры вы делаете себе кожаные доспехи для зимы? — Ноэгит Нибин мы не отстреливаем, — как бы в шутку сказал Маэдрос и понял, что дал самый правильный ответ из возможных. Азагхал развеселился, выпил половину кубка мёда и хлопком в ладоши приказал музыке играть, да так, чтобы заглушить и вой метели, и звуки стройки, и другой шум, доносившийся с улицы. Сейчас всему этому не было места в шатре, где и так слишком многое напоминало о войне. *** — Мы затеяли пирушку, значит, время звать подружку — Нашу местную известную, весёлую дурнушку! — донеслась издалека едва слышимая песня. — С ней мы много плясок спляшем, а когда покинут силы, Сляжем, как один, на месте, прямо на пол, мы все вместе! Если бы бравый напев летел с юга, востока или запада, Оэруиль, гулявшая по коридорам крепости и рассматривавшая изображения на гобеленах, не услышала бы его, но выходящие на север окна твердыни никогда не закрывались ни ставнями, ни шторами, были узкими и высокими, словно вытянутые бойницы, с тонкими, легко бьющимися стёклами, которые совершенно не приглушали шум улицы. — Наравне она пьёт с нами — этому мы только рады, Ведь в течении пирушки эльфкой чувствует себя дурнушка! В кружке дно уж видно — это мы исправим быстро, Весело она хохочет — заведёт, кого захочет! Химринг мгновенно ожил. Эльфы, ещё мгновение назад напоминавшие вытканные на гобеленах образы, отрешённые, молчаливые, словно безымянная толпа в сюжете, где их роль эпизодична и не содержит диалогов, обрели речь и цвет, эмоции, индивидуальность. О том, что лорд вернётся из осадного лагеря со дня на день, говорили часто, с радостью и гордостью, готовились, словно к великому празднику, а некоторые эльфийки, слыша имя хозяина Химринга, смущались, а потом злились. Оэруиль догадывалась о причинах. Посмотрев по сторонам, встретившись взглядом с воином на кровавом гобелене, воздевшим меч, в который била молния, королева Таргелиона посмотрела на двух своих охранников, прислушалась к доносящемуся с улицы гомону — дочь лорда Каленовэ знала эту шутливую песню. Выбежав на балкон, выглядевший подъёмным мостом, который можно в любой момент сделать частью стены, Оэруиль громко запела, надеясь не успеть замёрзнуть до того, как её заметят: — На здоровье пей, родная, и опять долей до края, Чтобы снова в пляс пуститься. Раз пуститься, два пуститься… Удивительное дело — с каждой выпитою кружкой Я все чаще замечаю: не дурна собой дурнушка! Разложили на столе, поваляли по земле… Всю еду, как говорится, не поваляешь — не поешь! Ерунда для нас еда, пенный эль — вот это да — Стоящая, настоящая, пьянящая вода! Мы не смотрим на гордячек — На занудных крачек, Нам дурнушкиной щеки румянец Краше глупых, трезвых раскрасавиц! Восхищению наугрим не было предела, как и удивлению эльфов. С гордостью посмотрев на девушек Химринга, королева Таргелиона весело помахала с балкона гостям и, быстро накинув шубу из серебристого соболя, поспешила во двор, словно опять была всего лишь дочерью одного из многих сыновей лорда Кирдана, которая может позволить себе не думать вообще ни о чём, кроме нарядов. Прошлое не вернуть, но без памяти о нём жизнь абсолютно невыносима. *** — Она очаровательна! — восхитился таргелионской королевой Азагхал, заходя по высокой крутой лестнице в распахнутые тяжёлые кованые ворота. — Твоему брату очень повезло с женой! — Мне — больше, — улыбнулся Маэдрос, ведя под руку Туивьель. Телперавион согласно кивнул и ушёл вперёд проверить, всё ли хорошо подготовили к возвращению лорда и прибытию гостей. Юный эльф, казалось, был счастливее всех находившихся в Химринге и окрестностях жителей Белерианда, буквально сиял от радости. Приветствуя своих подданных, Феаноринг чувствовал, что ему всё ещё непросто смотреть сверху вниз на короля наугрим без превосходства, как на равного, а не будто на странную говорящую зверушку. Невольно вспоминался понимающий языки животных брат, и возникали мысли, что Тьелко будет намного проще дружить с Детьми Ауле, чем кому-либо. — Нет, ты видел её, друг-эльда? — захохотал наугрим. — Как можно говорить с такой милой девушкой о серьёзных неприятных вещах? Придётся постоянно смотреть на её лысый подбородок — других недостатков не найти. Ну не могу я заявить идеальной девушке, что её супруг — проходимец! — А мне, значит, говорить такое о моём брате можно? — всё ещё улыбаясь, осведомился лорд Химринга. Гномий король рассмеялся ещё громче. Оказавшись в своей крепости, Маэдрос мысленно всё равно оставался в лагере на Ард-Гален. И хотя сейчас со всех сторон летели прославления и поздравления с победой, сын Феанаро думал о том, что укрепления не готовы, полчища орков снова могут хлынуть из трещин в скалах, число Валараукар неизвестно, и если они возникнут посреди лагеря… Ладонь Туивьель в мягкой перчатке сжала предплечье чуть сильнее, погладила, другая рука тронула плечо. «Всё будет хорошо, не беспокойся». Взгляд тёплых карих глаз заставил улыбнуться. — Я назвала сына в твою честь, лорд Маэдрос! — подбежала вдруг эльфийка с младенцем на руках. — Его отец пал в битве, но сын вырастет и отомстит! Спасибо тебе, владыка, за веру в будущее! — Это самая лучшая похвала, Феанарион, какую только можно заслужить! — с искренним уважением произнёс Азагхал. В лице короля что-то неуловимо изменилось, и Маэдрос ощутил: с этого момента можно с уверенностью считать гнома своим другом. Туивьель посмотрела на ребёнка с печальной улыбкой и отвела глаза. Из серо-красного коридора, освещённого оранжевым пламенем факелов, выступили чёрно-бордово-серебрянные эльфы: Оэруиль и верные Морифинвэ шли навстречу хозяину крепости, словно на поле боя. Дочь лорда Каленовэ, демонстративно вышагивая так, чтобы роскошный мех шубы выглядел как можно выигрышней, смотрела на Маэдроса с одной лишь надеждой, что её скорее отпустят домой. Неважно, чем закончатся переговоры, главное, побыстрее. — Владыка Азагхал, — изображая горделивую снисходительность, всё-таки улыбнулась Оэруиль, — лорд Маэдрос, приветствую вас от имени моей прекрасной обширной земли. — На которой ничего не растёт, — шёпотом произнёс один из наугрим, сопровождавший своего короля, — поэтому они будут воевать с пещерным народом, у которых тем более неплодородная земля за право первенства в споре, у кого меньше урожая. — Это не только повод для насмешки, но и крупная проблема, — ещё тише сказал другой бородач, — и мы здесь не для веселья. — Когда столь прекрасная леди запела про дурнушку, — целуя руку Оэруиль, весело заговорил король наугрим, — я понял, насколько умна и добра владычица Таргелиона. Я очень сожалею, что встретились мы по столь неприятному поводу. — Напротив, — глаза эльфийки вдруг остекленели, — повод более чем приятный. Мой супруг и мой отец больше не нуждаются в армии верховного нолдорана. Или мне стоило сразу ехать к Его Сиятельству Нолофинвэ? Азагхал взглянул на Маэдроса, эльф и гном поняли друг друга без слов — дочь лорда Каленовэ говорила явно заученными фразами, дающими чёткое представление о позиции Таргелиона по отношению к Хитлуму и прилегающим территориям. Осталось назвать Поющую Долину «Дырой», и можно считать ещё одну войну объявленной. Или королева нарочно хочет рассорить братьев? — Завтра в полдень соберёмся на совет, — без интонации проговорил Феанориг, стараясь не делать поспешных выводов и невольно смотря на Туивьель: леди заговорила с эльфийкой, держащей на руках будущего героя, желая малышу вырасти великим воином, которым станет гордиться не только мать, но и весь Белерианд. Конечно, избранница лорда Химринга не скажет вслух, что мечтает о сыне, даже не намекнёт… — У нас есть целая ночь для веселья! — констатировал Азагхал. — Королева Оэруиль обязательно оценит песни моих братьев, которые она ещё не имела счастья услышать. — Непременно, владыка, — окончательно превратилась в мраморную статую дочь Каленовэ и так же побелела. — Уверена, мы сможем подружиться в эту ночь, и завтрашний совет пройдёт легко и приятно. — Конечно, прелестная госпожа! — заверил король. Названный в честь старшего сына Феанаро младенец вдруг захныкал, Туивьель посмотрела на ребёнка с грустью, Оэруиль — с плохо скрываемой неприязнью, чем крайне удивила всех, кто это заметил. Королева Таргелиона, разумеется, не стала объяснять, что с некоторых пор любой младенец напоминает ей о детях мужа, ведь всё равно никому нет дела до чувств ничего не значащей для Арды эльфийки. — До встречи на совете, королева, — сухо произнёс Маэдрос, ускорив шаг. — До встречи на празднике, красавица, — уточнил Азагхал, и супруга Морифинвэ немного ожила, хоть и продолжала выглядеть одной из зверушек, убитых ради своей же шубы. — До встречи, господа, — неуверенно произнесла Оэруиль, чувствуя на себе взгляд с гобелена: женщина, чьи волосы напоминали пламя, смотрела изучающе, не слишком дружелюбно, однако и не враждебно. Словно… не слишком любящая родственница, как, например, мать мужа. Зажмурившись и тряхнув головой, дочь лорда Каленовэ пошла в свои покои. Необходимо было решить, в чём идти на праздник — от этого может зависеть слишком многое. *** Из выходящего на север окна виднелись далёкие огни костров. «Ты не чувствуешь себя дома здесь, в Химринге?» Вопрос задан не был, Туивьель сидела за столом у южного балкона покоев, плотно закрытого на зиму, и перебирала свои зарисовки, решая, какую из них доработать и перенести на костяную рукоять. — Мы шли в Эндорэ, — вслух сказал Маэдрос, неотрывно смотря сквозь тонкое стекло, — и отец говорил, что это возвращение на Родину. Мы хотели однажды найти то самое озеро, где пробудились эльфы, некоторые думали, это мог быть Митрим, но я помню по рассказам, что на берегах Куивиэнэн всегда было тепло, а Туманное озеро холодное. Говорили, путь от родных земель был очень долог, и преодолели его только благодаря помощи Валар. Но мне нравится думать, что однажды эльфы смогут пройти той дорогой сами. Когда-нибудь моя военная крепость станет не нужна, и тогда… Может быть, даже не я, а те, кто придут после, найдут священное для нашего народа место в Арде. — Не ты? — Туивьель побледнела, хотела начать спорить и убеждать, но словно услышала несказанные слова: «Похоже, во время плена я так сильно и долго хотел умереть, что привык к этому желанию». — Может быть, — продолжал говорить вслух Маэдрос, смотря в окно, — на священных для нас берегах обосновались орки. А возможно, Куивиэнэн высох или заболотился, зарос кустарником или лесом, и теперь его невозможно отыскать. Вероятно, те, кто помнят прекрасное чистое озеро, искрящееся в свете звёзд, не найдут к нему путь, потому что местность сильно изменилась. Я не обещал отцу найти Куивиэнэн, поэтому не стану делать этого в ущерб главному. — Главному? — леди чувствовала, что не должна спорить: в глубине души с самой первой встречи с Легендой жило страшное понимание — близость с любящей женщиной, готовой выполнять роль целительной мази для облегчения боли от незаживающих ран — это тонкая нить, держащая прославленного героя на краю пропасти. Да, есть ещё его война, данное отцу Слово и, возможно, что-то кроме, но всё это не делает счастливым, не наполняет взгляд светом. Туивьель видела: только ей Маэдрос улыбается без отражающейся в глазах смертоносной стали. Нельзя спорить. Но… — Может быть, — словно не услышал Феаноринг, — Куивиэнэн напоминает Иврин? Оно красивое, многих вдохновляет на творчество. Скажи, ты хотела бы найти озеро, на берегах которого пробудились твои предки? — Я хочу сделать это вместе с тобой. — Значит, — по-прежнему не отрываясь от созерцания вида за окном, медленно произнёс Маэдрос, — придётся ждать, когда умрёт население земель врага. Мужчины, женщины, дети, им всем суждено погибнуть от голода и холода там, за Железными Горами. Если не умрут они, смерть будет грозить нам. Понимаешь, во что превратил Арду Моргот?! Понимаешь, что и почему я считаю главным? Я смотрю на север и вижу своих воинов, которые пришли и встали под мои знамёна. Да, возможно, я нужен здесь… — Ты нужен мне, понимаешь? Но я не нужна там, среди войска, — голос эльфийки дрогнул. — …в Химринге, но всё равно не останусь надолго. Проведу завтра совет, всё быстро решу и уеду. — Уедешь, — опустила глаза Туивьель, — и я останусь одна. Ты постоянно говоришь так, словно не вернёшься назад! Ты всё время думаешь про Моргота и его обречённое население, а что насчёт меня, Маэдрос Феанорион? Ты готов пожертвовать жизнью ради будущего Арды, как и все твои воины, но кому ты оставишь свою твердыню? Та женщина с ребёнком на руках говорила о надежде, а на что надеяться мне? Воцарилось молчание. С улицы донеслись весёлые крики и пение, среди голосов наугрим слышалась мелодичная эльфийская речь. — Даже мастера Белегоста признают — Крепость Холодных Ветров неприступна уже сейчас, — тише и медленнее, чем прежде, заговорил лорд Химринга, не отрываясь от окна, — а когда здесь поработают наугрим, никакой армии будет не одолеть нас. — Впервые за весь вечер Маэдрос оторвался от наблюдения за севером и прямо посмотрел на избранницу, только абсолютно без выражения, словно взгляд устремился в пустоту. — Тебе нечего бояться. Туивьель ужаснулась, и, заметив реакцию леди, Феаноринг будто очнулся. — Я не брошу тебя одну, — чуть заметно улыбнулся Маэдрос, подойдя к столу с заготовками и положив живую руку на плечо избранницы. Схватив ладонь любимого, словно пытаясь не дать ему уйти, Туивьель прижалась щекой к предплечью своего мужчины и крепко зажмурилась. — Мне нужно подумать о том, что говорить завтра, — отрешённо произнёс Маэдрос, поцеловав избранницу в макушку. — Необходимо решить все вопросы сразу, не растягивая на дни и недели. Но я не представляю, как это сделать, не посылая их всех к нолдорану. Голоса на улице стали ещё громче, создавалось впечатление, что в Химринге собрались гости исключительно ради веселья, и никому не хочется думать ни о политике, ни о войне. Ничто, даже ветер и мороз, не в силах было помешать петь и танцевать тем, кто хотел развлечения в эту долгую зимнюю ночь. *** На кострах подогревали вино, добавляя в него сушёные фрукты и ягоды, жарили мясо, кипятили воду, вокруг пели и танцевали гости и жители крепости, но постепенно внимание всех привлекла стремительно увеличивающая численность компания, состоявшая из мужчин-наугрим и девушек-эльфиек. Встав в круг, хохоча и хлопая в ладоши очень нетрезвому Нолдо с лютней, гуляющие подпевали менестрелю и по очереди раскручивали чьи-то пустые зелёные ножны на лежавшем в центре латном нагруднике со звездой. Тот, на кого указывал обитый позолоченной сталью конец, должен был поцеловать оказавшегося с противоположной стороны игрока. Разумеется, многие жульничали, подталкивая соседей или меняясь местами. То и дело требуя ещё вина, певец самозабвенно исполнял свой шедевр, всё больше путаясь в словах: — Ты с ней рядом, Ты с неё не сводишь глаз. Пусть она молчит сейчас, Но она так прекрасна! И в твоих мечтах Уже горит на губах Её нежный поцелуй… Если любишь, будь смелей, она поймёт! Посмотри — она так ждёт! И медлить опасно! Если ты готов, то не нужно слов, А нужен поцелуй! Ножны остановились, указав на эльфийку, из-под красного капюшона которой свисала толстая коса цвета меха серой норки на оторочке. Девушка, посмотрев, кого придётся целовать, рассмеялась и побежала обнимать другую деву в бобровой шубе. — А как же мы?! — разочарованно крикнул чернобородый юноша, подбоченившись. — Подожди, и тебе повезёт! — толкнул его сосед. — Если не повезёт, я напьюсь… как он! — указал наугрим на менестреля, самозабвенно распевавшего: — Ша-ла-ла-ла-ла-ла! Что же он? Похоже он смущён! Но где же поцелуй? Ша-ла-ла-ла-ла-ла! Слушай нас! Упустишь миг сейчас! Потом уж не горюй. Ножны повернулись, и крупный по меркам жителей Белегоста мужчина с заплетённой в косы каштановой бородой радостно потёр руки, готовясь к объятиям совсем ещё юной Нолдиэ в песцовой шубе. Дева захохотала и чмокнула гнома в раскрасневшийся на морозе нос. — Всё так тихо, Ветер шелестит, сквозя, Времени терять нельзя! Всё так быстротечно! У неё нет слов, и не надо слов — Ей нужен поцелуй! Рыжий уроженец Белегоста в дорого выделанной кожаной куртке на меху нежно поцеловал в щёку эльфийку в красном шерстяном капюшоне, пошарил по карманам и подарил ей брошь в форме змея с рубином в пасти. — Ша-ла-ла-ла-ла-ла! Смело в бой, Не бойся, мы с тобой! Ну, где твой поцелуй? — Воу-воу! — начал подпевать напившийся неудачливый игрок, выходя из круга к менестрелю и обнимая его, что оказалось очень кстати — эльф уже едва не падал. — Ша-ла-ла-ла-ла-ла! Ты влюблён, И будет сладок он — Ваш первый поцелуй. — Воу-воу! — Ша-ла-ла-ла-ла-ла! Вы вдвоём, Ты слышишь? Мы поём! Ей нужен поцелуй! — Воу-воу! — Ша-ла-ла-ла-ла-ла! Всё вокруг твердит тебе, мой друг, Скорее поцелуй! — Воу-во-о-оу! Тех, кто отвлёкся от вращения ножен и рассчитывал, что два пьяных в хлам певца тоже сомкнут объятия, ждало разочарование: менестрель всё-таки упал, и добрые собратья унесли его в тепло. Наугрим, оставшись без музыки, продолжил пить из ближайшего котла, даже не заметив, что там кипела вода, а не подогревалось вино. *** — Ша-ла-ла-ла-ла-ла! Что же он? Похоже он смущён? Но где же поцелуй? — напевала, смотря на заходящего в её покои лорда Химринга, Оэруиль. — Ша-ла-ла-ла-ла-ла! Слушай нас! Упустишь миг сейчас! Потом уж не горюй. Видя вопросительный взгляд старшего брата своего супруга, королева Таргелиона, изображая абсолютное спокойствие и снисхождение, сидела у стола рядом с одним их северных окон, на которые приказала повесить плотные шторы, и переставляла с место на место свечи. — Хмельным гулякам будет стыдно за поведение этой ночью, — брезгливо произнесла дочь лорда Каленовэ, незаметно ловя направленный на закрытые окна взгляд хозяина крепости. — Однако я не хмельной, — садясь достаточно далеко от жены брата и отодвигая штору с ближайшего окна, медленно произнёс Маэдрос, — и не планирую делать нечто такое, чего придётся стыдиться. По ставшему испуганным лицу королевы было ясно — она тоже не собирается. Напускная уверенность мгновенно слетела с эльфийки, держащая свечу рука задрожала, и Феанорингу показалось — Оэруиль сейчас заплачет. — Зачем эта встреча, королева? — задал прямой вопрос Маэдрос. — Сегодня в полдень мы все соберёмся на совет и обговорим волнующие нас вопросы. — У лорда были планы на ночь? — снова попыталась играть Оэруиль, однако совсем сникла, поняв, что это бесполезно, когда вместо ответа получила молчание и выжидающий взгляд страшных бесцветных глаз. «Все Нолдор чудовища!» — ужаснулась эльфийка, вымученно улыбаясь. — Я не люблю неожиданности, — снизошёл, наконец, до пояснений Маэдрос. — Когда ко мне среди ночи тайно приходит один из верных брата, говоря, что меня срочно ожидает королева, это заставляет думать о плохом. Оэруиль вдруг встала, подошла к занавешенному окну и распахнула шторы, после чего выжидающе взглянула на Феаноринга, видимо, рассчитывая, что он станет добрее и сговорчивее. Маэдрос действительно посмотрел на королеву менее враждебно. Обрадовавшись пониманию, как наладить отношения, дочь лорда Каленовэ, просияв, отодвинула загораживающую обзор ткань на всей северной стороне покоев. Удостоверившись, что сработало, Оэруиль, широко улыбаясь, села ближе к своему ночному гостю. — Я не всё могу сказать на совете, — заговорила королева, снова взявшись за свечки. — Вернее… на совете я буду говорить то, что хотел передать мой супруг. Но, лорд Маэдрос, ты же знаешь своего брата! Аргумент подействовал лучше открытых штор, и Феаноринг посмотрел на собеседницу с пониманием. — Я не могу никому открыто угрожать! — умоляющим тоном выпалила королева. — И не могу сказать честно, что не соглашаться на условия короля Таргелиона опасно! Я лишь прошу: пожалуйста, сделай так, как он просит! — Что же он просит? — Убрать воинов нолдорана с нашей границы с Оссириандом… — Голос эльфийки задрожал, когда взгляд Маэдроса снова изменился. — И убедить Азагхала, что политика Ногрода правильная, гномы должны объединиться и идти прежним курсом, либо… Либо не объединяться вовсе! — Я не имею права указывать Азагхалу, что ему делать, — прямо посмотрел на королеву Феаноринг, однако в его глазах не было ничего, что могло напугать, — я всего лишь лорд, которому выпала великая честь — благосклонность владыки наугрим. Азагхал выделит верховному нолдорану войско и строителей, и все они будут под моим началом лишь из-за исключительной удачи. — Ты не желаешь своему благодетелю добра?! — вспылила из-за кажущегося непонимания Оэруиль. — Я лишь повторяю, что эти вопросы мы вместе решим на совете. — Нет! Это не выход! Вы соберётесь вместе и не станете меня слушать! Маэдрос вздохнул. — Королева, — сказал Феаноринг после недолгого молчания, — полагаю, тебе стоило приглашать не меня, а владыку Азагхала. — Я хотела! — разозлилась дочь лорда. — Но он развлекается метанием топора в ледяную гору! Я пошла к нему! И он не стал меня слушать, потому что я действую не в его интересах, не в интересах Ноэгит Нибин, и даже не в интересах Оссирианда и Ногрода! От моей просьбы хуже всем, и мне тоже! Знаешь, что он сказал? Он сказал, что сделает всё для демонстрации твоему брату, насколько неэффективна его политика, ведущая и без того небогатые земли к полному разорению! Понимаешь?! — Поговорим на совете, — встал Маэдрос и, задёрнув шторы и сдержанно поклонившись, вышел за дверь. Лорд Химринга сделал для себя все необходимые выводы, большинство из которых обсуждать не планировал ни с таргелионской королевой, ни с Азагхалом, ни с ближайшими доверенными Нолдор. И тем более — с братом.